Заседатель

Дорофеев (важно). Бургомистра городового магистрата, второй член по уездному судье… второй гильдии купец. Иван Захаров, сын Дорофеев.

Судейкин (берет его руку). Очень рад и благодарю вас за визит. Извините, мне первому бы следовало идти к вам, но вышло так, что я, во-первых, не знаю, где вы живете, а во-вторых, было не на чем. Я было пошел пешком, в полной надежде, что найду извощиков и не нашел их.

Дорофеев (садится). Здесь, сударь, я вам доложу, этих извощиков-то не завелось. Вот у вас там, в губернии-то, они есть, я видел, – с ярлычками еще на спине, а у нас что? Город небольшой, у кого есть лошадка – ездит, а у кого нет – и так ходит. Оно и моционно. А вы без лошадки живете?

Судейкин. Не имею.

Дорофеев. Вы бы на почтовый послали. Почтмейстер дал бы.

Судейкин. Я еще его не видел, да и как-то неловко…

Дорофеев. Ну, секретарь бы дал. У него две их.

Судейкин. С ним я тоже познакомился, как и с вами. Да я как-то неловок на то, чтобы просить.

Дорофеев. У меня вон славные лошадки. Четыре лошади. Пожалуй, продам.

Судейкин. Нет, теперь не нужно пока.

Дорофеев. Ничего, я вам велю привести с тарантасом, а деньги после отдадите. Я вон ныне исправнику подарил: он, знаете, свою-то в карты проиграл. В третьем году я покойному заседателю подарил…

Судейкин. О, нет, очень благодарен. Я вам не потому говорю, что мне нужна лошадь, но в первый раз мне хотелось скорее объездить нашу аристократию на извощике, так как своей лошади нет, а извощики всегда более знают, чем кучера. Ведь город здесь небольшой; куда недалеко, можно и пешком пройтись. Я вовсе не охотник до лошадей.

Дорофеев. Так, так. А все с лошадкой веселее.

Судейкин. У вас лавки есть здесь?

Дорофеев. Как же, в гостином две лавки. Ноне погребок хочу открыть.

Судейкин. Чем же вы торгуете?

Дорофеев (важно). Всем-с. Галантерейные и бакалейные есть, чай, сахар, кофе, шелк, серебро. Только, я вам доложу, горе с этим товаром. Ну, известное дело, город небольшой. Продам рублей на триста в год, нужно прикащикам заплатить, судье, да городничему, да то, да другое. Училище там какое-то завелось, воскресное, что ли. Никто не ходит, потому учить стало некому, а требуют: книг подай, того, другого. Оно хоша бы в прок было. В запрошлый раз и спросил одного мальчугана: "а что, ты ходишь в школу-то, воскресную-то?" "Был, говорит, раз давно; теперь не учат, недавно был, прогнали". Смотритель бумаги просит, денег. Вот они мудрые-то каковы! А тут приедет еще ассесор из казенной палаты свидетельствовать торговлю, тут тридцать да 50 рублей давай. Оно, конечно, худого нет в продаже, что ж, – что продаешь не по таксе – им какое дело? – Это просто грабеж (гнусит), выжига такая, стариченко, прости господи, бога не боится! Придет, бывало прежде, в лавку, возьмет материи хороший кусок, первый что есть лучший, последний, почитай, с которой можно рублей сто получить… Я, говорит, возьму это, деньги пришлю. Велит кучеру унесть, увезет, да и не отдаст деньги. Ну и проси с него! Набухвостит. Торговлю свидетельствует. Оно и вдвое взыщут. Заплатишь. Шемякин суд и выходит.

Судейкин. И табак есть?

Дорофеев. Как же, но это малая толика.

Судейкин. Напрасно. На этот товар всегда больше охотников, чем на шелковые материи. Ныне все решительно курят табак. Какой же вы продаете?

Дорофеев. Мусатова.

Судейкин (вынося четверку, показывает Дорофееву). А вот табак хороший. Я всегда этот курю.

Дорофеев (берет четверку и любуется на картинку). Хорош, видно, что хорош!

Судейкин. Вы надпись-то прочитайте.

Дорофеев (читает). При…со…мо…о…вле…нн…ие…спо…бу…му…бу…

Судейкин (про себя). Бургомистр! Ай, да бургомистр!.

Дорофеев (читает). Собу…без…бе…я… к… Нет, не разберу. Я читаю все больше церковную печать да писанное… Да я и без очков не вижу.

Судейкин. Вот, попробуйте. (Набивает трубку и закуривает. Дает ему. Дорофеев морщится.)

Дорофеев. Нет, я не курю. Грешно!

Судейкин. Что вы? Тут вовсе нет греха.

Дорофеев (гнусит). Как нет. Великий грех, в писании сказано….

Судейкин. Запах-то какой!

Дорофеев (морщится). Чувствую… Вы женатый-с?

Судейкин. Да-с; а что?

Дорофеев. Так-с. Я сам женат. Вы давно женились?

Судейкин. Девятый год.

Дорофеев. И деточек приобрели?

Судейкин. Как же. Дочь Ольга, девятнадцати лет, да сын Николай, восьми лет.

Дорофеев. Дак вы женаты, сударь, на второй?

Судейкин. Что же тут удивительного?

Дорофеев. Ничего-с. Так, к слову… Я сам на второй женат.

Судейкин. Вы часто посещаете магистрат?

Дорофеев. Если дела много – езжу в неделю раз, а нет – так и в месяц раз. Я все больше дома занимаюсь делами.

Судейкин. Неужели вы их читаете? При ваших многосложных занятиях это обременительно.

Дорофеев. Где читать! Да и займусь ли я читать эдакие громады. Я ведь бургомистр! Есть на то секретарь, мы ему, окромя жалованья коренного, деньги с общества платим. Я подписываю больше все журналы.

Судейкин. Наверно и статьи читаете?

Дорофеев. Нет… куда читать. Читать одну статью мне на неделю хватит. Пишут неразбористо. Нет, чтобы по-церковному писали. Вот у меня прикащики дак научились – крупно пишут. Ну, а принесут-то не одну статью, а много (указывает руками). Эдакую кипу навалят, ну, я и подписываю.

Судейкин (смеясь). А если вы подпишитесь в такой статье, где на вас что-нибудь написано?

Дорофеев. Нет, дудки! Этого я не допущу. Нет, я, сударь, хитер. Вижу, подписал судья, члены и секретарь, место оставлено после судьи, да написана буква Б, стало мне подписать; я и подпишу, а не подписали все члены, я ни за что не подпишу.

Судейкин. Все-таки и с этою предосторожностью легко вам подписать то, что противно законам. Вам все-таки нужно заставлять кого-нибудь прочитывать вслух.

Дорофеев. Право! Это ведь гоже. А теперь все сходило ладно потому, значит, что я ведь им всем плачу. И вам буду платить. Вы, я вижу, человек добрый, а я смыслю-то мало, ну, и не вводите меня в обман. Они ведь, члены-то наши, всяко валяют. Хоть бы в общем собрании: начнут, начнут, а и кончат ничем. Все больше я их превосхожу: прикрикну, знаете, ну, и замолчат. Пусть будет по-моему. Было дело у нас, заедательное такое. Все ломали голову. Прежний дворник купца убил. Попался купец-то на дороге. Он его и хлесть топором по шее, тот и душу богу отдал… А я вам доложу, дворник-то шуры-муры имел с женой купца, а та ему фигли-мигли строила. Ты, говорит, убей мужа да и женись на мне. Ну, богатая, да и он дом большой в деревне приобрел. Прошло эдак недели две, не нашли виновных. Да как-то Потапов, мещанин, и разболтался: "я, говорит, вот его видел, как он ночью бежал, в день убивства, прямо к жене купца. А потом, говорит, вечером, я подслушал, что он говорил, что де я мужа убил, теперь я на тебе женюсь". Вот и стало дело. Потянули дворника, жену – не сознаются; один раз жена как-то созналась; их засадили, голубчиков. А она, сударь мой, писать не умела, неграмотная была, показанья не подписала, а в остроге выучилась. Шельма-баба! Стали отбирать допросы, она и говорит: да я писать умею, зачем вы неправильно отбирали… я никогда ничего не говорила. Вот поди и бейся с бабой. Нарядили временное – суд виноват. Как с ней быть? Спрашиваю я дворника – я, говорит, убил. – Бог попутал; а в суде говорит: нет. Ну, суд и решил: кто донес – оставить в подозрении, а кто убил – того освободить. Они, вишь ты, сударь ты мой, им деньги давали… Собрали диспут. Стали читать решение. "Нет, говорю, врете… Их в Сибирь надо… Мне что, что наши купеческие люди". Сбил своих рокимонов – не согласились, да и только. Такая у нас вышла баталия, любо! Чуть не разодрались. Я протест и накатал им. Михайлов судейский накатал. Умница башка, только обижают в суде. Он у меня сына учит… Ну, им нос вышел из палаты, а я и теперь говорю: что, голубчики, с носом остались аль без носа?.. (смеясь). Даром, что мужик, а тоже маракую в эвтих-то делах. Уж ни в жизнь не дам потачки. Право!

Судейкин (жмет руку Дорофееву). Очень рад слышать от вас такие слова. Рад потому, что слышу слово честное только от вас первых. Я даже и не думал видеть здесь никого честного… Я вижу, вы человек правдивый, деловой, практичный по своей части.

Дорофеев. Хотя и не так-таки деловой, а кой-что разумею. Вот уголовные дела для меня "блины", а гражданские "кислее перемских сигов".

Судейкин (треплет его по плечу). Не бойтесь, Иван Захарович! Гражданскими делами буду заведывать я. И можете на меня надеяться, как на себя. Я делаю так, как велит закон.

Дорофеев… Похвально. Такие речи слушать любо! А вот у нас так ой!..

Судейкин. Что вы?

Дорофеев (вздыхая). Так, ей-богу, так. Мы люди темные, но бога помним… Ну, да дело немое… Я ведь бургомистр. (Встает). Ух, засиделся. Прощенья просим! К себе милости просим в гости!

Судейкин. Куда вы? Посидите, мы с вами пообедаем.

Дорофеев. Нет, пора.

Судейкин. Будьте так добры! Степан Иваныч будет. Вам ведь некуда торопиться.

ЯВЛЕНИЕ 9-е

Те же и Марфа Павловна, Ольга и Коля (входя кланяются)

Судейкин (указывая на Марфу Павловну). Это моя жена. Это дочь, это сын. (Им:) Бургомистр городового магистрата, Иван Захарыч Дорофеев. (Дорофеев кланяется.)

Марфа Павловна. Очень рада вас видеть. Извините, я еще не сделала визит вашей супруге, потому что сегодня Павел Тимофеевич ходил с визитами.

Дорофеев. Прошу покорно пожаловать завтра; завсегда просто. У меня жена добрая, есть и дочь Марья, шестнадцати годов, другая Марья за судьей. А что же мальчика-то вы обучаете?

Марфа Павловна. По-домашнему. Ольга учит по-французски и по-немецки. Хочем сперва приготовить дома, а потом в гимназию.

Дорофеев. Так, вот бы вы наняли Михайлова, парень славный, племянник почтмейстера, да в суде обижают.

ЯВЛЕНИЕ 10-е

Те же и Навалихин (с белыми волосами, остриженными по-солдатски, в партикулярном сюртуке), Тетерин (в форменном сюртуке), Зимин (в партикулярном платье).

Тетерин (Дорофееву). А, Иван Захарыч! Здравствуй, брат.

Навалихин (Судейкину). Уездный судья, Кирилл Егорыч Навалихин.

Судейкин. Очень рад.

Навалихин. Извините, вы меня не застали дома, я играл вот (показывая на Тетерина) с ним в карты и как пришел с ним же домой, сейчас к вам, а тут попался Степан Иваныч (кланяется Марфе Павловне и Ольге).

Тетерин. Почтмейстер, Сила Филипыч Тетерин!

Зимин (дамам). Заседатель Зимин.

Судейкин. Очень приятно.

Навалихин. Я слышал, Павел Тимофеич, что у вас нет лошади?

Судейкин. Да, к несчастью.

Навалихин. Да это не стоит хлопотать. Вы вот что, сходите к поверенному Краснову, он вам пришлет, даже на-вовсе даст.

Марфа Павловна. Это бы еще ничего, а то я не могла найти стряпку хорошую.

Навалихин. Этого вы вовсе не найдете здесь. Вот Павел Тимофеевич как обскажет ему все, так у вас будет и стряпка, и кучер, и лошадь; все, что хотите.

Тетерин. Право. Им нечего в зубы-то смотреть.

Судейкин. Пожалуй, я попрошу стряпку, условлюсь с ней о плате, а лошадь не надо.

Навалихин. Вот еще, плата! У меня шесть лет кучер, дворник, стряпка и горничная живут без платы. Они обязаны и так…

Судейкин. Ну, этого я не хочу.

Тетерин. Да ведь он стряпку и кучера в счет не поставит. Вот у меня тоже кучер и лошадь с вольной почты, а вольная почта платит исправно.

Навалихин. Еще бы! Они обязаны нам.

Судейкин (Марфе Павловне и Ольге). Закуски и водки!

(Марфа Павловна, Ольга и Коля уходят. Марфа Павловна приносит скатерть, стелет на стол; Ольга приносит пирог, тарелки, и Коля три бутылки вина. Между тем, говорят.)

Тетерин. Ну, как, любезнейший Иван Захарович, поживаешь?

Дорофеев. Ничего. Живем помаленьку.

Навалихин. У меня Анна ужасно много грибов насбирала.

Зимин. Ныне много их, всяких.

Навалихин. Она говорит, что хоть лопатой греби. Да! Павел Тимофеевич, _ губернатор скоро будет сюда?

Судейкин. Он еще не приехал.

Тетерин. Ну, я вам говорил. Эх вы, головы! Так он вам с неба и падет.

Навалихин. Ну, слава богу, а то стряпчий нам покоя не дает. "Право, господа, губернатор едет, такой строгий, ужас!" У вас был Чурохов?

Судейкин. Был.

Навалихин. Я вам рекомендую, как дельного человека.

Тетерин. Как плута.

Судейкин. Я в нем не заметил дельного. Это плут.

Зимин и Тетерин. Браво!

Тетерин. Такой плут, за нос судью водит. Так ли, г. Бургомистр?

Дорофеев. Верно!

Навалихин. Напрасно, господа…

Судейкин. Таких людей, как Чурохов, я давно бы выгнал в отставку.

Тетерин. Именно так.

Зимин (Дорофееву). Каков!

Дорофеев. Так и колет напрямик.

Зимин. Любимец судьи. Для меня он ничего.

Судейкин. Пожалуйте, господа, вино еще оттуда.

Навалихин. Поди, купленное?

Судейкин. Да.

Навалихин. Ну, здесь ведро водки будете получать, пива, меду даром. {Во время существования откупов все чиновники получали от откупщиков определенное жалованье деньгами и натурой.}

Судейкин. Я думаю, лучше брать за деньги.

Тетерин (смеясь). Что вы! Да это где видано. (Садится за стол.)

Судейкин. Господа, извините, что угощение очень просто. Чем бог послал.

Дорофеев. Ладно, Павел Тимофеевич, ведь недавно приехал. (Пьет вино и идет с тарелкой в угол.)

Навалихин. И, полноте. Мы шли только вас поздравить.

Тетерин. Ну, про нашего губернского почтмейстера не слышно? (Пьет.)

Судейкин. Ничего не слыхал.

Тетерин. Такая скотина, сердится на меня на что-то. Уберу, пишет. Денег надо послать.

Навалихин. Ну и пошлешь. А что сыграем разве?

Тетерин. Я не прочь, вот Степан Иванович.

Зимин. Пожалуй.

Навалихин. По копейке хоть, Павел Тимофеевич не откажется.

Судейкин. Извините, я вовсе не игрок.

Навалихин, Тетерин и Зимин (наливают по рюмке). С приездом! (Пьют.)

Дорофеев (смеясь). Экие черти, подавиться бы вам: мне и не налили, а я еще в форме…

Конец 2-го действия.

Действие 3-е

Комната 2-го действия

ЯВЛЕНИЕ 1-е

Марфа Павловна, Ольга и Коля (обедают. Судейкин в форменном сюртуке ходит по комнате).

Марфа Павловна. Что же ты ничего не ешь?

Судейкин (с сердцем). Да не досаждай ты мне!

Ольга. Папаша, хоть молока.

Судейкин. Ну, молока стоит! Чорт знает, что такое!.. Что это такое за суд! Сегодня ровно месяц, как я занимаюсь в суде… Ну, уж суд, на что он и походит. С виду-то еще ладно, а внутри – так лучше бы и не заходил – кабак! Хаос, шум, крик, стукотня, драка! Ну, на что это похоже! Столоначальники пьяницы, писцы невежи, со скверными рожами, ходят в лохмотьях… Ах ты, господи! А пол-то, нечистота какая… гадость! Я было сказал сторожу мыть пол хоть раз в месяц: "денег, говорит, расходчик не дает". Я говорю судье. А он: ничего говорит, ладно и так. Я говорю: надо бы стены побелить, клеенок положить на стол, купить песочницы, а он: "давайте нам своих денег". Я взял у расходчика книгу, смотрю: ну, волосы дыбом! Два раза в месяц полы моют в суде, рубль за это платят жене сторожа, стены белили к пасхе! Каждый месяц две сажени дров на две печки суда покупаются, и то теперь летом, когда вовсе печки не топят. Два пуда свечей каждый месяц покупают, а вовсе даже теперь вечером не занимаются, а с огнем и подавно. Да 2-х пудов и зимой не выйдет! Пять стоп бумаги, а писцы часто сидят без бумаги; расходчик дает каждому по листу и по два листа. Дюжина карандашей, а карандашей вовсе нет… И все это куплено пять дней и росписки есть… и ничего нет… Я говорю судье: расходчик вор и плут. А он: "это не ваше дело, со своим уставом в чужой монастырь не ходите. Вы, говорит, не ревизор!" Эдакий славный монастырь. Ха, ха, ха! Каково? (Все встают из-за стола. Судейкин пьет стакан молока и закусывает. Ольга уносит со стола и возвращается. Коля играет деревянным конем, возит его по комнате за веревочку.)

Марфа Павловна. А нам что за дело!

Судейкин. Конечно, тебе тут дела нет, а мне есть. Мне больно это видеть.

Марфа Павловна. Я бы на все это плюнула!

Судейкин (машет рукой). Уж лучше бы молчала!

Марфа Павловна. Ты вот хочешь себя сделать выставкой, не знаю чего – честности или лицемерия. Смотрите-де, какой я гусь! (Судейкин с сердцем ходит по комнате).

Ольга. Какое у вас, мамаша, сердце. Ведь это очень гадко даже слушать, а каково все это увидать, да узнать плутни, перечувствовать.

Марфа Павловна. Послушай, Ольга, я не знаю, с чего ты вступаешься за своего отца? Тебе тут какое дело? Уж не более ли ты моего знаешь? Я, кажется, делами палатскими ворочала, сюда его перевела, на теплое местечко… а он вот какие штуки отливает! Уж ты бы молчала, коли ничего не знаешь… Ты не смей его сбивать с толку.

Судейкин. Послушай. Марфа Павловна, ты меня выводишь из терпения!

Марфа Павловна. Уж не драться ли хочешь со мной? Спасибо!

Ольга. Маменька, позвольте мне защищать папу, насколько я умею. Вы мне не запретите, потому что я, кажется, ему дочь так же, как и вам… Папа мне ближе всех, и каждое его горе отзывается на мне.

Марфа Павловна (с сердцем). Молчи!

Ольга (твердо). Никогда! Я не понимаю, наконец, как это у вас достает духу говорить вроде того: смотри, как обманывают, учись, плутуй…

Марфа Павловна. Еще поговори!

Ольга. И буду говорить! Вас после не спросят, потому что вы не служите, да и все-таки женщина, а потянут вашего мужа! Как прекрасно, мамаша, как вашего мужа будут водить солдаты, а мы будем плакать… (Плачет.)

Судейкин (растроганным голосом). Марфа Павловна, неужели ты не понимаешь?

Марфа Павловна. Ты сообрази то: хорошо ли резаться с судьей? Ведь он твой начальник.

Судейкин (махнув рукой). С тобой не стоит говорить, коли ты уж такая; коли уж ты не понимаешь! Ты пойми, что такое плут? Разве обмануть по службе хорошо? Украсть казенные деньги не воровство? Да и притом, если знают все… Ведь это явное, матушка, мошенничество… подлость… Ну, неужели ты хочешь этого?

Марфа Павловна. Я говорю, что надо быть поскромнее с судьей.

Судейкин. Да я сказал ему слегка. Послушай дальше. Сидим мы в присутствии. Вдруг приходит в присутствие Чурохов и зовет меня рукой. Вот какая скотина! Он меня за панибрата стал считать. Я смотрю ему в глаза. Судья улыбнулся и говорит: вас надсмотрщик зовет. Я встал; Чурохов увел меня в свою комнату и дает 25 рублей. Пожалуйста, говорит, молчите, а сам улыбается, сам улыбается. Я вхожу в присутствие с Чуроховым, говорю судье, а он меня же и осмеял: нечего, говорит, капризничать, возьмите. Ну, я погорячился. Сегодня вдруг получаю из губернского выговор…

Ольга и Марфа Павловна. Выговор?

Судейкин. Что я ленив, хожу на службу редко!

Марфа Павловна (с сердцем). Как! Кто это смел?

Судейкин. Да так, получил выговор, смели, верно.

Марфа Павловна. Что же ты мне раньше не говорил о доносе?

Судейкин. До сих пор я ничего не знал.

Марфа Павловна (с сердцем). Да я сейчас все дяденьке напишу! Их всех уберут! Донос на моего мужа! Вот, прекрасно!

Судейкин. Не беспокойся. Твой дяденька уволен в отставку губернатором. Вот читай, пишет мой друг Петров, а вот и "Губернские Ведомости". Утешься! (Отдает ей письмо и Ведомости). Теперь некому хлопотать. (Ходит молча по комнате, Ольга плачет, Коля, бросив посредине комнаты коня, стоит около Ольги, обняв ее одною рукой. Марфа Павловна читает.)

Марфа Павловна (садясь на стул). Скверно дело-то наше! Теперь я без рук! Ах, мой дяденька! Чтобы этому губернатору… Этакой ведь чорт, прости меня господи!.. Честных любит! Осмелился сказать моему дядюшке: подавайте в отставку, и тот и подал. Нет, видно, не одним нам горе мыкать!

Судейкин (помолчав). В отставке я должен буду пропитываться прошениями. Я должен буду хитрить для того, чтобы мне больше дали, – обман… все то же! Служить я не могу… Господи, что делать?

Ольга. Папаша, как ни горько наше положение, но, мне кажется, что из него еще можно выйти. Ваш друг пишет, что губернатор ненавидит тех, кто не честен. Напишете ему, что вас притесняют за честность, что вам нельзя служить. Пусть нарядит следствие, увидят, кто прав, кто виноват – суд или вы. И тогда пусть вас переводят отсюда хоть в губернское правление.

Марфа Павловна. Написать на них губернатору! Сейчас же я их опишу!.. Погодите, соколики! Вы забылись здесь!

Ольга. А как отправим?

Марфа Павловна. Как отправим? Почтмейстер плут, скрадет, передаст…

Судейкин. Я уж об этом думал. Почтмейстер мне давнишний знакомый, но я на него не надеюсь. Я надеюсь на его племянника, он у меня в столе сидит. Этот господин один лучше всех в суде. Водку не пьет, дело знает хорошо и терпеть не может Чурохова и судью. Поэтому он мне понравился больше всех. Ему я отдам донесение губернатору, и он отправит.

Ольга. Да он скрадет, не отправит?

Судейкин. Он семинарист и честен; здешних служащих он ненавидит, даже смеется над своим дядей. Да я думаю на время поручить ему учить сына грамматике, да кое-каким предметам. Он человек бедный; получает жалованье 3 рубля серебром, дядя ему ничего не дает, а он же ему платит 5 рублей. Он регентом здешних певчих, да учит у Дорофеева сына, Вот чем и живет. Мне жаль парня и хочется помочь.

Ольга. Да может ли он учить Колю?

Судейкин. Посмотрим.

Марфа Павловна. Ты, кажется, рехнулся в уме-то. Самого выгоняют, а он заботится о какой-то дряни. Ну видано ли дело – своего подчиненного служащего брать в учителя своему сыну… Да смыслит ли он чему-нибудь учить-то?

Судейкин. Это ты увидишь, как он будет учить. Он учился в философии, знает лучше всех грамматику, да и умнее, по крайней мере, всех в суде. Что же мы не обучим Колю, – хорошо, что ли? Тебе учителей надо из училища? Да они запросят 15 рублей…

Марфа Павловна. Да, уж учителя здешние, видела я их. А все же учитель бы пригляднее.

Судейкин. Как знаешь. Ему я назначу плату 5 рублей. Ольга будет учить французскому и немецкому языкам, и он, пожалуй, будет учить латинскому…

Марфа Павловна. Ты о доносе-то сперва подумай!

ЯВЛЕНИЕ 2-е

Те же и Михайлов (Ольга, Коля и Марфа Павловна уходят)

Судейкин. Здравствуй, Михайлов.

Михайлов (неловко кланяется).

Судейкин. Ну, как твой дядюшка?

Михайлов. Теперь ничего. Стал выходить в контору.

Судейкин. Ну, а ты ладно отправил почту?

Михайлов (улыбаясь). Мне уж не привыкать отправлять за дядюшку. Вчера делал набор: принимал письма, росписки, деньги, а сегодня почту отправил.

Судейкин. А росписки в приеме денег?

Михайлов. Сегодня дядя подписал…

Судейкин. Что же, губернская контора не знает, что ты, таким образом, исправляешь должность почтмейстера?

Михайлов. Город наш далеко и знать ей нельзя. А здесь это ничего. Почтовую контору здесь как-то мало сравнивают с другими присутственными местами. В суде у нас все члены ходят в форме, а дядя мой принимает письма и отправляет почту часто в халате.

Судейкин. Ха, ха, ха!

Михайлов. Контора в квартире дяди; а для корреспондентов все равно, в чем бы ни был почтмейстер, кто бы не отправил письмо, лишь бы было отправлено да получено исправно.

Судейкин. Посиди немного, я сейчас. (Уходит в кабинет.)

ЯВЛЕНИЕ 3-е

Михайлов (один)

Михайлов. Не знаю, садиться или нет. Ведь эти господа сначала льстят, садят на стулья, случается, еще подсядут к тебе с папироской или сигарой, а потом над тобой же и издеваются. Нет, лучше постою. Я ведь канцелярский служитель! Это, верно, дочь Судейкина? А хороша, недаром говорят, что хороша. Недаром Чурохов интересуется ею, а Зимин часто ходит к ним. Я думаю, есть деньги, ведь служил в палате. Как хороша! Какой приятный голос! Вот эта жена Судейкина, какая-то чопорная. С виду не нравится. Я удивляюсь, отчего это я робок, когда бываю в присутствии таких прекрасных девушек, женщин, а еще служаки попрекают меня женщинами… Однако я не понимаю, для чего это Судейкин меня пригласил сюда. Вероятно, что-нибудь переписать. Вот она участь-то наша! В суде надают тебе такую кучу дела, пиши, переписывай с необтесанной, гадкой работы, набело; десять раз переписываешь одно и то же, а тут еще: "Михайлов, зайдите ко мне!" Хоть вежливо, по крайней мере, а то, у нас все ты, даты. Такая участь наша, канцелярская. Как ты поступил в эдакой городишко канцеляристом, стал канцелярскою машиной, так ты им и умрешь, потому что ты беден, пишешь хорошо, переписываешь чисто.

ЯВЛЕНИЕ 4-е

Михайлов, Марфа Павловна и Судейкин (из кабинета)