Полный курс уголовного права. Том II. Преступления против личности

В составе «воспрепятствование осуществлению права на свободу совести и вероисповеданий» ст. 148 УК нет мотива идеологической или политической ненависти. В составе «воспрепятствование проведению собрания, митинга, демонстрации, шествия, или участия в них» (ст. 149) также отсутствует идеологический или политический мотив. Здесь имеется мотив пренебрежения должностным лицом конституционным предписанием о праве граждан на свободу собраний, митингов и пр. Мотив в данном составе не является его обязательным элементом и потому вообще не должен устанавливаться при квалификации.

Мотив хулиганства (ст. 213 УК) – неуважение к обществу. Никакой идеологии и политики в нем нет. С хулиганским мотивом сходен вандализм, когда оскверняются здания или иные сооружения, портится имущество на общественном транспорте или в иных общественных местах. Искать идеологические или политические мотивы в хулиганстве и вандализме, признавая их тем самым экстремистскими преступлениями, – очевидная законодательная ошибка, которая может породить соответствующие квалификационные ошибки.

Уничтожение или повреждение памятников истории и культуры (ст. 243) – тот же вандализм с соответствующей мотивацией. Идеологический и политический мотив в этом составе не является обязательным элементом и потому не участвует в квалификации.

Аналогично положение с квалификацией надругательства над телами умерших и местами их захоронений (ст. 244). Мотив в качестве обязательного элемента состава законом не предусмотрен. Предлагать правоприменителю, чтобы он, смотря на ст. 2821 УК, этот мотив устанавливал, незаконно.

Наконец, ст. 282 «Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства» мотивацией считает расовую, половую, национальную, религиозную, социальную вражду и ненависть. Эти мотивы дублируют аналогичные мотивы по ст. 2821 Правильно квалифицировать следует только по ст. 282 УК без ссылки на ст. 2821 УК.

Словом, во всех преступлениях, которые подразумеваются в ст. 2821 УК, – свои мотивы как обязательные либо факультативные элементы составов. Требовать устанавливать для их квалификации еще иные мотивы, перечисленные в ст. 2821, значит нарушать закон. Совокупность этих преступлений и деяния, предусмотренного ст. 2821, тоже отсутствует, если следовать предписаниям ст. 17 «Совокупность преступлений».

Статья 280 «Публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности» заменила собой четко сформулированный в первоначальной редакции состав УК РФ 1996 г. «публичные призывы к насильственному изменению конституционного строя Российской Федерации». В прежней редакции статья корреспондировала ст. 278 «Насильственный захват власти или насильственное удержание власти» и ст. 279 «Вооруженный мятеж» в целях свержения или насильственного изменения конституционного строя Российской Федерации.

Была ли необходимость в нормах об экстремизме в Уголовном кодексе, учитывая, что их введение нарушило правила законодательной техники о системности и ясности? Острые дебаты по законопроекту об экстремизме наблюдались в Государственной Думе, где почти половина депутатов при первом чтении высказалась против изменений в УК, и потому, что в нем достаточно норм для преследования тех, кто готовит насильственный захват власти или публично призывает к этому, и потому, что в кризисных условиях такие уголовно-правовые нормы могут быть использованы против оппозиции.

Мотивы идеологической ненависти либо вражды раскрываются как «неприятие идей, которых придерживаются потерпевшие. Эти идеи могут касаться различных сторон и норм социальной жизни общества, например, государственного устройства, положения в обществе социальных групп, необходимости существования и деятельности социальных учреждений» (В. Тюнин). В действительности, это не мотивы идеологической ненависти, а мотивы недостатков российского общества и государства. Такая критика в изобилии содержится в посланиях Президента РФ Федеральному Собранию, в ежегодно проводимых им пресс-конференциях с ответами на вопросы россиян. Об идеологических баталиях на заседаниях Госдумы говорят стенограммы ее заседаний, в частности при обсуждении вопроса о ратификации Конвенции ООН против коррупции. Уместно напомнить, что в 1985 г. в УК РСФСР была включена статья 1391, устанавливающая ответственность за преследование за критику. Она почти не применялась (с 1990 по 1995 г. – всего шесть уголовных дел) и вскоре была отменена[52].

По нашему глубокому убеждению, всякая идеологизация и политизация уголовного закона, а тем более конъюнктурного свойства, недопустима. Это нарушает непреложный международно-правовой и конституционный принцип законности о ненаказуемости убеждений. Это способствует уходу от ответственности крупных экономических преступников под предлогом преследования их по политическим мотивам. Политические и идеологические мотивы не носят уголовно-правового характера. Неужели репрессии 30–50-х годов XX в. в СССР за контрреволюционную, а позже за антисоветскую агитацию и пропаганду (ст. 58.10 УК РСФСР 1926 г. и ст. 70 УК РСФСР 1960 г.) ничему нас не научили?

Между тем квалификационные проблемы прибавились после принятия 27 июля 2006 г. Федерального закона «О внесении изменений в статьи 1 и 15 Федерального закона “О противодействии экстремистской деятельности”». К экстремистским материалам отнесены предназначенные для обнародования документы либо информация на соответствующих носителях, призывающие к осуществлению экстремистской деятельности, либо обосновывающие или оправдывающие необходимость такой деятельности, в том числе труды руководителей национал-социалистической рабочей партии Германии, фашистской партии Италии, публикации, обосновывающие или оправдывающие национальное (или) расовое превосходство либо оправдывающие практику соверше ния военных или иных преступлений, направленных на полное или частичное уничтожение этнической, социальной, расовой, национальной или религиозной группы.

Призывы к осуществлению экстремистской деятельности предусмотрены в ст. 280 УК. Обоснование и оправдание экстремистской деятельности неизвестны уголовному и административному кодексам. Это касается и предназначенных к обнародованию трудов руководителей НСП Германии и публикаций фашистской партии Италии. Публикации, обосновывающие или оправдывающие национальное и (или) расовое превосходство, суть приготовление к возбуждению ненависти либо вражды по названным нормам ст. 282 УК. Однако приготовление к тяжким преступлениям, к которым относится деяние, предусмотренное ст. 282, непреступно. Квалификация оправдания практики военных преступлений и геноцида, если они не являются подстрекательством к преступлениям против мира и безопасности человечества (ст. 353–358 УК), из-за отсутствия соответствующих норм в УК и КоАП невозможна.

Вся надежда на мудрость российского правоприменителя. Не будет он, как показывает практика, квалифицировать хулиганские выходки молодых нацболов, драку членов молодежных объединений разных идеологических и политических убеждений как участие в экстремистском сообществе (по ч. 2 ст. 2821 УК). Квалификация преступлений должна следовать закону, какое бы давление на правоприменителя ни оказывали политологи и СМИ.

Мотив как элемент состава участвует в квалификации преступлений исключительно в случаях указания на него в диспозициях норм УК как на обязательный. Факультативный, не обозначенный в диспозициях уголовно-правовых норм мотив может учитываться лишь при индивидуализации наказания в качестве отягчающего либо смягчающего обстоятельства. И это правило квалификации не должно нарушаться из-за ошибок законодателя в формулировании «экстремистских» норм.

Идеологизация и политизация уголовного законодательства противоречат принципу законности. Их субъективное толкование неизбежно множит квалификационные ошибки. Поэтому УК нельзя дополнять нормами с многозначно идеологизированными или политизированными признаками составов преступлений.

Значимым для квалификации преступлений является законодательно-техническое правило о системности УК, в частности, рубрикации его норм. Сильно запоздав, УК РФ перешел на современную систему цифрового обозначения статей. Вместо знаков, ставящихся наверху справа к номеру статьи, теперь после точки за основным номером новые статьи объединяются 1, 2, 3 и т. д. Например, 141.1., 199.2. и т. д. Однако выдерживается единство сформулированных номеров статей УК не всегда. Принятые в июле 2006 г. новые статьи по-прежнему обозначены значками сверху: ст. 2051 «Содействие террористической деятельности», ст. 2052 «Публичные призывы к осуществлению террористической деятельности или публичное оправдание терроризма».

Квалифицированные и особо квалифицированные составы кражи сформулированы в сочетании цифрового и буквенного обозначений. В частях ст. 158 перечислены еще и альтернативные виды краж. Вопрос квалификации: возможна ли совокупность простых и квалифицированных составов, если они описаны в разных частях ст. 158 или в одной части, но альтернативно? Поэтому вносятся предложения разгруппировать ч. 2 ст. 205 на три части.

Нечастый вид рубрикации уголовно-правовых норм, когда используются только буквы. Так сконструирована ч. 2 ст. 105 о квалифицированных составах убийства: употреблены буквы от «а» до «м».

Позиция законодателя при конструировании данной статьи понятна. Квалифицированных видов убийства много, разбивать их по частям, как это сделано в большинстве статей УК, громоздко и непривычно.

Во избежание квалификационных ошибок правоприменителю приходится решать вопрос о разграничении совокупности квалифицированных составов убийства с альтернативными их видами, обозначенными одной буквой.

Возникает квалификационный вопрос: сколько составов преступлений в ч. 2 ст. 105 УК? Если считать по буквам, то двенадцать. Но это неточно, так как ряд буквенных обозначений охватывает не один, а два или более составов. Так, п. «к» предусматривает убийство: 1) с целью скрыть другое преступление; 2) с целью облегчить его совершение; 3) сопряженное с изнасилованием; 4) сопряженное с насильственными действиями сексуального характера. Если бы вместо букв стояли части, а части всегда предполагают самостоятельный состав с собственными санкциями, не было бы трудностей с квалификацией всех видов убийства по совокупности. Но тогда квалификация по совокупности покажется излишне громоздкой.

Выход из положения некоторые исследователи видят в разгруппировании ч. 2 ст. 105 на три части. В каждой из них предлагается предусмотреть несколько буквенно обозначенных квалифицированных составов убийства. В таком случае квалификация по составам по частям будет рассматриваться как совокупность[53]. Применительно к квалифицированным составам убийства проблем с назначением наказания не окажется, ибо в данной норме они максимальные. Для норм с аналогичной конструкцией, например ст. 111 – умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, ст. 112 – умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью и других, вопрос о квалификации предусмотренных в буквенных пунктах частей статей решить не так просто.

Буквенная рубрикация нормы не должна затемнить главный вопрос квалификации: предусмотренные в них составы самостоятельны или это альтернативные квалифицирующие элементы составов, не имеющих статуса самостоятельных составов? Однако альтернативность предполагает равнохарактерные по содержанию элементы составов, чего нет в названных нормах. Если бы при рубрикации норм УК выдерживалось единство, то каждый состав преступления формулировался в самостоятельной части с соответствующей санкцией. Но опять возникает проблема громоздкости. Решение представляется в том, чтобы рассматривать каждый состав преступления, обозначен ли он в части или пункте, в том числе буквами, содержательно, а не по цифровой либо буквенной обрисовке. И тогда по общему правилу квалификации совокупности преступлений (ст. 17) признавать наличие совокупности составов преступлений. Наказание назначать по общей санкции за каждый состав преступления отдельно, а затем поглощать или складывать его согласно ст. 69 УК. Предлагаемое толкование уголовно-правовых норм необычно, но оно совпадает с предписаниями УК об основании уголовной ответственности (ст. 8), о совокупности преступлений (ст. 17) и позволяет избегать квалификационных ошибок вследствие несоответствия норм Кодекса правилам законодательной техники о единообразии рубрикации.

При всей значимости пробелов в УК для квалификационных ошибок не следует их преувеличивать. В действующем Кодексе, как правило, достаточно норм, по которым, не прибегая к аналогии, допустима правильная квалификация деяний. Аргумент об отсутствии закона стал довольно распространенным в устах правоприменителей для оправдания неквалификации преступлений.

Например, мошенничество в фармацевтике обрело масштабы национального бедствия. «Фальштаблетки», заполонившие российские аптеки, подрывают здоровье населения, обеспечивая миллиардные прибыли их изготовителям. В среднем подделывается каждая десятая таб летка. 7 из 10 дорогостоящих зарубежных лекарств – фальсификат. Генералы МВД в СМИ уверяли, что бороться с этим злом мешает пробельность УК. Между тем закон о мошенничестве, поставлении в опасность жизни и причинении вреда здоровью, незаконном предпринимательстве и незаконной фармацевтической деятельности никто не отменял.

Другим после погрешностей законодательства источником квалификационных ошибок служат недостатки деятельности правоохранительных и судебных органов. Именно они повинны в ошибке № 1 – неквалификации преступлений вследствие необоснованных отказов в возбуждении уголовных дел или их прекращении. Делают они это ввиду процентомании – не портить статистику, хотя уже несколько лет от органов досудебного производства не требуются хорошие показатели статистического состояния борьбы с преступностью. Главная же причина элементарна – нежелание обременять себя работой. О том же, что при этом грубо нарушается законность ее служителями и производится прямое укрывательство преступлений со стороны представителей власти, профессионально обязанных как раз наоборот – раскрывать преступления, думают далеко не все. Несмотря на издание уже упоминавшегося совместного приказа Генерального прокурора и министра внутренних дел «О мерах по укреплению законности при вынесении постановлений об отказе в возбуждении уголовных дел», количество необоснованных постановлений об отказе в возбуждении уголовных дел не сократилось. Число сокрытых от регистрации преступлений путем необоснованного отказа в возбуждении уголовного дела также не уменьшилось. В 2005 г. на этот способ пришлось 138 тыс. сокрытых от регистрации преступлений. За сокрытие преступлений от регистрации и учета к уголовной ответственности привлечены 1270 сотрудников милиции, что, конечно, только верхушка айсберга.

УК РФ не содержит статьи об ответственности за укрывательство преступлений от учета, главным образом путем необоснованного отказа от возбуждения уголовного дела «ввиду отсутствия состава преступления». При этом наличие или отсутствие состава преступления никак не исследуется, какой элемент и признак состава отсутствует в постановлении, не указывается.

Установление наличия состава преступления или его отсутствия иногда оказывается «заказным». Сформировалась даже своего рода коррупционная такса: за возбуждение уголовного дела (зависит от тяжести преступления и от «тяжеловесности» субъекта преступления и заказчика) минимум 500 долларов, за прекращение – от 1000 долларов. Возбуждение уголовного дела о несуществующем преступлении может выполнять роль экономического шантажа со стороны бизнесменов.

Другая по распространенности после основной в виде неквалификации группа квалификационных ошибок правоприменителей состоит в неверно избранной норме УК для идентификации содеянного с составом преступления. Происходит это вследствие неточности той или иной нормы УК, непрофессионализма практиков, излишней амбициозности толкователей от науки. Иллюстрацией могут служить квалификационные ошибки по делам об умышленном убийстве. В ч. 2 ст. 105 немало законодательных огрехов, о которые спотыкается практика. Но иногда правоприменители отчего-то не воспринимают вполне разумные, последовательно излагаемые рекомендации Верховного Суда РФ. По количеству квалификационных ошибок и одновременно множеству постановлений Верховного Суда РФ по обобщениям дел об убийстве и определениям по конкретным делам ч. 2 ст. 105 занимает первое место. Иногда постоянство в повторении судами одних и тех же квалификационных ошибок вызывает недоумение. К примеру, в обзоре надзорной практики Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ за 2004 г. отмечено, что «судьи допускают ошибки при квалификации действий виновного по п. “в” ч. 2 ст. 105 УК РФ (убийство лица, заведомо для виновного находящегося в беспомощном состоянии)». Квалифицируя действия осужденного как убийство лица, заведомо для него находящегося в беспомощном состоянии, суды первой инстанции ссылаются на то, что потерпевший в момент совершения против него преступления находился в сонном состоянии, отягощенном сильной степенью алкогольного опьянения.

По смыслу закона, сказано в обзоре, к лицам, находящимся в беспомощном состоянии, могут быть отнесены тяжелобольные, престарелые, малолетние дети и лица, страдающие психическими расстройствами, лишающими их способности правильно воспринимать происходящее[54].

Разъяснениям Верховного Суда РФ о том, что состояние сна и алкогольного опьянения не является беспомощным состоянием при убийстве, несть числа. Однако суды, да и некоторые правотолкователи продолжают допускать эту квалификационную ошибку с завидным упорством. На вопрос студентов, является ли сон беспомощным состоянием, я отвечаю: «Какая смерть считается самой легкой? Во сне. Нелогично считать легкую смерть квалифицированным убийством».

За десять лет действия УК РФ издано великое множество научно-практических комментариев, которыми широко пользуются практические работники, а также учебников и монографий. Предлагаемая в них квалификация одних и тех же составов преступлений подчас весьма вариативна, в том числе и квалификация главного криминообразующего элемента – общественно опасных последствий. Большое количество квалификационных ошибок по составам предпринимательских преступлений связано как раз с разнобоем правотолкователей главы 22 «Преступления в сфере экономической деятельности». Большой проблемой в квалификации данных преступлений оказываются серьезные разночтения теоретиков и практиков в понимании крупного ущерба. В результате «определение преступного и непреступного зависит фактически от позиции правоприменителя, от того, какой комментарий к закону он использует»[55].

К этой же группе относятся квалификационные ошибки, допускаемые правоприменителями, которые связаны с неправильным разграничением преступлений и проступков, а также с неверным определением малозначительности деяний. То преступления признаются проступками, то, наоборот, проступки – преступлениями. Особую сложность в размежевательной квалификации представляют отграничения преступлений от административных проступков и гражданских деликтов.

Квалификационные ошибки дознания, следствия, судов не в последнюю очередь происходят из-за давления на них непосредственного руководства в лице прокуроров, председателей судов, вышестоящих судебных инстанций, представителей власти вплоть до высшей. Статья 294 УК «Воспрепятствование осуществлению правосудия и производству предварительного расследования» фактически не применяется. Автору диссертации о преступлениях, квалифицируемых по данной норме, за период с 1997 по 2003 г. удалось найти всего 9 уголовных дел[56]. Латентность преступления очевидна, как и то, что практика «ненахождения» составов преступлений вследствие давления на правосудие противоречит не только национальному, но и международному уголовному праву. Основные принципы независимости судов сформулированы седьмым Конгрессом ООН по предупреждению преступности и обращению с правонарушителями (Милан, 26 августа – 6 сентября 1985 г.). Они пред писывают, что судебные органы должны решать переданные им дела «беспристрастно, на основе фактов и в соответствии с законом, без каких-либо ограничений, неправомерного влияния, попущения, давления или вмешательства с чьей бы то ни было стороны и по каким-либо причинам» (ст. 2). В Конвенциях ООН против терроризма и коррупции 2002–2006 гг., ратифицированных Госдумой, неизменно подчеркивается требование к государству обеспечить независимость судей.

Исследование вмешательства вышестоящих должностных лиц, должностных лиц других административных учреждений, криминальных элементов, их родственников и т. п. показало, что 95 % сотрудников правоохранительных органов в результате такого вмешательства были вынуждены принимать процессуальные решения, в той или иной мере препятствующие осуществлению правосудия или предварительного расследования[57]. Это же подтвердили судьи г. Челябинска и области, предложившие в целях разумного ограничения давления председателей судов сделать их должность выборной и ротируемой на три года[58].

Что касается такого основания квалификации (неквалификации) преступлений, как «политическая воля», появившегося во времена президентства Б. Ельцина, то даже в кавычках его нельзя вводить в научный оборот, если мы верим в то, что «Российская Федерация – Россия есть демократическое федеративное правовое государство с республиканской формой правления» (ч. 1 ст. 1 Конституции РФ). Между тем читаем: «Не в статье УК дело, а в наличии или отсутствии политической воли у руководства страны. За таможню взялись, а другие коррупционные сферы? Спокойно, всему свое время. Как только будет дана команда, так в поле зрения и Генеральной прокуратуры, и МВД, и ФСБ окажутся какие-то другие сферы»[59]. Надеюсь, что профессор А. Н. Наумов писал эти строки с иронией, а не всерьез. Однако даже в такой тональности оценка «политической воли» находится за рамками законности. Это уже не диктатура закона, а совсем другая диктатура.

Итак: а) квалификационные ошибки представляют собой неверную с точки зрения законности и обоснованности правовую оценку общественно опасных деяний; б) их допускает законодатель, официальные пра воприменители и неофициальные правотолкователи; в) основные причины квалификационных ошибок – недочеты законодательства и непрофессионализм правоприменителей; г) недочеты законодательства более всего выражаются в пробельности и избыточности криминализации деяний, в нарушениях правил кодификации и законодательной техники; д) наиболее распространены ошибки в виде «неквалификации», т. е. непризнания составов преступлений в деяниях, где они наличествуют, а также неправильной уголовно-правовой оценки общественно опасных деяний.

§ 4. Процесс квалификации преступлений

Квалификация преступлений проходит ряд этапов в направлении все более точного установления соответствия содеянного признакам состава преступлении по соответствующей уголовно-правовой норме. От первого этапа – возбуждения уголовного дела по факту общественно опасного события – до вступления приговора в силу квалификация производится правоприменителями от поливариативной и обобщенной до точной, исключающей иные варианты оценки деяния по УК.

Количество таких этапов исследователями определяется по-разному. В главах учебников и учебных пособий о квалификации нами назывались два этапа – выбор нормы и сопоставление состава содеянного с составом преступления, предусмотренного в той или иной статье Кодекса. Авторы, которые ориентируются на уголовно-процессуальные стадии уголовного производства, насчитывают таковых в пределах пяти-шести.

Так, В. Н. Кудрявцев называет пять этапов квалификации преступлений со стадиями: 1) возбуждение уголовного дела; 2) предъявление обвинения; составление и утверждение обвинительного заключения; 4) предание обвиняемого суду; 5) судебное разбирательство; пересмотр дела в надзорном порядке. Квалификацией преступления он считает ту часть процесса применения нормы права, которая заключается в выборе уголовно-правовой нормы, предусматривающей данное общественно опасное деяние, и в закреплении этого выбора в юридическом акте[60]. Получаются две разновидности квалификации преступлений – процессуальная и материальная. Как правильно полагает А. И. Рарог, подменять понятия «этап квалификации» понятием «стадии уголовного процесса» вряд ли обоснованно[61]. Вместе с тем полностью размежевывать их (как диалектическую форму и содержание квалификации преступлений) не следует.

В гносеологическом ключе освещает вопрос о процессе квалификации Л. Д. Гаухман: «…это целенаправленный процесс отражения в сознании субъекта квалификации преступлений фактических признаков содеянного признакам конкретного состава преступления, предусмотренного уголовным законом, и наличия или отсутствия сходства между указанными фактическими признаками и признаками состава преступления»[62]. Он считает, что важно различать процесс такой квалификации, понимаемый в уголовно-правовом и уголовно-процессуальном смыслах. А. В. Корнеевой высказывается мнение об этапах квалификации как об этапах выбора нормы[63].