Полный курс уголовного права. Том II. Преступления против личности

Для поддержки надзорной же инстанции установлен абсолютный запрет поворота к худшему (ст. 405 УПК). Это не согласуется с конституционными предписаниями об осуществлении правосудия на основе равноправия сторон, ведет к неправомерному ограничению прав потерпевших от преступлений и злоупотреблениям властью.

В связи с этим Конституционный Суд постановил: «1. Признать статью 405 УПК Российской Федерации в той мере, в какой она в системе действующего уголовно-процессуального регулирования пересмотра вступивших в законную силу приговоров, определений, постановлений суда, не допуская поворот к худшему при производстве судебного решения в порядке надзора по жалобе потерпевшего (его представителя) или по представлению прокурора, не позволяет тем самым устранить допущенные в предшествующем разбирательстве существенные (фундаментальные) нарушения, повлиявшие на исход дела, не соответствующей Конституции Российской Федерации, ее статьям 15 (часть 4), 17 (часть 1), 18, 19, 21, 46 (часть 1), 52, 55 (часть 3) и 123 (часть 3), во взаимосвязи со статьей 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод и пунктом 2 статьи 4 Протокола № 7 к ней (в редакции протокола № 11).

2. Впредь до внесения соответствующих изменений и дополнений в уголовно-процессуальное законодательство пересмотр в порядке надзора по жалобе потерпевшего, его представителя и по представлению прокурора обвинительного приговора, а также определения и постановления суда в связи с необходимостью применения уголовного закона о более тяжком преступлении, ввиду мягкости наказания или по иным основаниям, влекущим за собой ухудшение положения осужденного, а также оправдательного приговора либо определения или постановления суда о прекращении уголовного дела, допускается лишь в течение года по вступлении их в законную силу.

3. Настоящее Постановление окончательно, не подлежит обжалованию, вступает в силу немедленно после провозглашения, действует непосредственно и не требует подтверждения другими органами и должностными лицами».

В процитированном постановлении Конституционного Суда, правильном по существу решении вопроса, обращают на себя внимание два положения. Первое – какую судебную ошибку надлежит оценить как фундаментальную (существенную), неисправление которой искажало бы самую суть правосудия? Применительно к проблемам квалификации преступлений существенной ошибкой следует считать, прежде всего, названные ранее ошибки, т. е. когда не установлен состав преступления в действиях лица, который в действительности имел место, и когда состав преступления вменен лицу, не совершавшему преступления.

К ошибкам в виде неверного избрания для квалификации уголовно-правовой нормы относятся такие, которые при переквалификации существенно изменяют содержание квалификации в сторону отягчения. Например, если в содеянном наличествует состав неосторожного лишения жизни, а лицу вышестоящей инстанцией вменяется умышленное убийство. Это недопустимо даже без изменения наказания, назначенного судом первой инстанции. Как представляется, ошибки в составообразующих признаках – объекте, ущербе, форме вины, способах совершения преступления, которые выполняют роль конструктивных (конститутивных) или квалифицирующих признаков состава, также должны причисляться к существенным, фундаментальным ошибкам.

Второе положение постановления касается п. 2. В нем признание ст. 405 УПК РФ неконституционной вылилось по существу в нормативное предписание о применении этой нормы в редакции постановления Конституционного Суда. Должны ли надзорные инстанции, пока действует ст. 405 УПК, ссылаться на п. 2 постановления Конституционного Суда? Процессуалисты этого не проясняют, хотя само решение об изменении правила о запрете поворота к худшему как ограничивающего потерпевшему право доступа к правосудию одобряют[45].

К группе квалификационных ошибок относятся «избыточные» квалификации или «квалификации с запасом». Они нередко допускаются правоприменителями заведомо не столько из-за традиционного обвинительного уклона, сколько из-за противоречивости уголовно-процессуального законодательства. Как отмечалось, по гуманистическим соображениям оно запрещает так называемый «поворот к худшему». Вышестоящие суды не могут сами, без возвращения дела в суды первой инстанции, переквалифицировать преступление по более строгой норме УК. Переквалификация на более мягкую норму УК допускается. Поэтому судьи и нанизывают при квалификации дополнительные статьи УК по пословице «кашу маслом не испортишь». Лишние статьи вышестоящие суды исключат, и приговор будет справедливым. Обратную же ситуацию с возвратом дела на новое судебное рассмотрение УПК не разрешает. Аналогичная логика квалификации у органов предварительного следствия.

В результате вместо гуманизма в отношении обвиняемого и подсудимого получается обратный эффект. Квалификация преступления заведомо оказывается ошибочно завышенной со всеми вытекающими из этого последствиями. При этом совсем не исключается, что вышестоящие инстанции могут оставить ошибочно ужесточенную квалификацию по обвинительным заключениям и приговорам без изменений. И тогда «поворот к худшему» действительно состоится.

Следующая группа квалификационных ошибок заключается в неправильной юридической оценке содеянного ввиду неверного избрания нормы УК. По распространенности они ранжируются таким образом – ошибки в квалификации: 1) оценочных признаков преступления; 2) единых сложных и совокупных преступлений; 3) общественно опасных последствий; 4) малозначительных деяний и преступлений, граничащих с проступками.

Наиболее частые квалификационные ошибки по главам УК приходятся на главу 22 «Преступления в сфере экономической деятельности». Далее идут так называемые «мертвые нормы», т. е. нормы, которые не используются для квалификации реально распространенных преступлений, – взяточничество, преступления против конституционных свобод человека и гражданина, преступления против интересов службы в коммерческих и иных организациях, преступления против семьи и несовершеннолетних, экологические преступления.

За 2004 г. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ по жалобам и представлениям изучила 1798 дел, из которых по 942 делам отказано в удовлетворении надзорных жалоб, по 856 делам возбуждены надзорные производства. По 47,6 % истребованных дел судами были допущены ошибки в применении уголовного и уголовно-процессуального закона, которые не были своевременно выявлены при кассационном и надзорном рассмотрении судами областного звена. Среди оснований возбуждения надзорных производств: 24,7 % – по жалобам на неправильное применение закона, 25 – на нарушение процессуального закона, 12 – на суровость наказания, 11,6 % – на необъективное осуждение.

Приговоры отменены в отношении 64 лиц и в отношении 114 лиц изменены. В отношении 52 осужденных изменена квалификация без смягчения (9 человек) и со смягчением наказания (43 человека). Судебные квалификационные ошибки были ранжированы так: 1) квалификационные ошибки по делам о незаконной перевозке наркотических средств; 2) неправильное понимание смысла закона при квалификации убийства, хулиганства и незаконного лишения свободы; 3) неправильное разграничение кражи и грабежа; 4) неверная оценка признака кражи «незаконное проникновение в хранилище»; 5) ошибки при квалификации убийства лица, заведомо для виновного находящегося в беспомощном состоянии, и по признаку «с целью сокрыть другое преступление или облегчить его совершение»; 6) ошибки при квалификации неоконченного преступления[46].

§ 3. Причины квалификационных ошибок

Две основные причины квалификационных ошибок – законодательная и правоприменительная. Первая заключается в: а) пробельности, б) избыточности, в) неточности, г) устарелости уголовного закона.

По значимости и объему влияния на квалификацию преступлений на первое место надлежит поставить отсутствие в УК составов неосторожного причинения вреда средней тяжести здоровью человека. Такой вред заключается в утрате трудоспособности до одной трети, длительном расстройстве здоровья, например вследствие утраты слуха на одно ухо, до трех ребер, конечности и т. д. Здоровье человека принадлежит к числу естественных, данных ему от рождения ценностей. Поэтому, согласно разделу II Конституции РФ, права на здоровье неотъемлемы ни при каких обстоятельствах и безусловно охраняются государством. Реформа УК, осуществленная Федеральным законом от 8 декабря 2003 г., антиконституционно декриминализировала данную категорию преступлений. Разработчики проекта так спешили провести проект через Госдуму за месяц до окончания ее четырехлетнего срока функционирования, что, вопреки элементарным правилам законотворчества, забыли предусмотреть декриминализированные преступления в виде административных правонарушений. Появился законодательный парадокс, при котором неосторожное причинение легкого вреда здоровью является административным правонарушением, а неосторожное причинение вреда здоровью средней тяжести таковым не является. Допустима лишь гражданская ответственность в виде компенсации за причинение физического вреда. Два года пореформенной практики показывают, что сотни тысяч жертв неосторожных автотранспортных, трудовых и других правонарушений теперь в полной мере не охраняются государством[47].

Сохраняется пробельность УК, связанная с правилом квалификации всех неосторожных преступлений. В ч. 2 ст. 24 УК впервые в российском уголовном законе было записано, что неосторожные преступления наказываются лишь в специально оговоренных случаях. Это правило квалификации преступлений широко известно зарубежному уголовному законодательству и было удачно сформулировано в Уголовном уложении 1903 г. Однако с введением данного правила в Общую часть УК оно оказалось по недосмотру разработчиков недостаточно выдержанным в Особенной части Кодекса. В результате последовали квалификационные ошибки, когда слово «неосторожное» в диспозиции норм о неосторожных составах преступлений отсутствовало. В результате явно неосторожные преступления должны были квалифицироваться как умышленные. Например, в ст. 348 «Утрата военного имущества» в первой редакции не предусматривалось указание на неосторожность. Получалось, что очевидно неосторожное преступление должно было квалифицироваться как умышленное. Поэтому Федеральным законом от 25 июня 1998 г. в эту статью были внесены изменения: «Нарушение правил сбережения вверенных для служебного пользования оружия, боеприпасов или предметов военной техники, если это повлекло по неосторожности их утрату».

По нашему предложению редакция ч. 2 ст. 24 была изменена: «Деяние, совершенное только по неосторожности, признается преступлением лишь в случае, когда это специально предусмотрено соответствующей статьей Особенной части настоящего Кодекса». В уголовно-правовой литературе можно встретить критику новой редакции данной статьи как неясной. Между тем текст новации достаточно ясен: если в диспозиции норм названа вина в форме неосторожности, то квалифицировать по ней умышленное преступление нельзя. Если форма вины в статье не указана, значит, возможна квалификация содеянного и как умышленного, и как неосторожного. Обоснованно другое, а именно: пяти норм, в которые были включены указания на неосторожность, недостаточно. Число таких норм должно быть значительно расширено, особенно в главе об экологических преступлениях. На практике, пока изменений в Особенной части УК не последовало, потребуется прибегнуть к сравнительному толкованию статей о смежных составах преступлений, различающихся главным образом по субъективной стороне.

К следующей группе пробелов УК, порождающих квалификационные ошибки, относится неуказание законодателем кримино- и составо-образующих элементов преступлений с их отличительными признаками. Это приводит к размыванию границ между преступлениями и проступками, между смежными составами преступлений, «умертвляет» уголовно-правовые нормы, которые из-за их пробельности не применяются к реально распространенной преступности.

Основными составообразующими элементами являются: общественно опасные последствия, вина, более всего умышленная, мотив и цель, а также способы совершения преступления – насильственные, групповые, с использованием служебных полномочий, обманные, несовершеннолетний возраст и ответственное положение субъекта преступления. По нормам, где они четко представлены, квалификационные ошибки допускаются уже по вине правоприменителя. К примеру, ст. 148 УК формулирует состав незаконного воспрепятствования деятельности религиозных организаций или совершению религиозных обрядов. Ни одного составообразующего признака в ней не сконструировано, что уравнивает это преступление с административными проступками. Пробельность порождает квалификационные ошибки, в частности смешение преступления с административными проступками, приводит к произвольной квалификации деяния как содержащего или не содержащего состав преступления.

Аналогичное положение сложилось с квалификацией нарушения неприкосновенности жилища. Часть 1 ст. 139 – «незаконное проникновение в жилище против воли проживающего в нем лица» – не будет применяться, так как не содержит никакого составообразующего элемента и его признака. Такие признаки в виде насилия или угрозы его применения указаны в ч. 2, использование своего служебного положения – в ч. 3 ст. 139. Они позволяют исключить квалификационные ошибки в составе нарушения неприкосновенности жилища.

Избыточность криминализации деяний представляет собой включение в УК таких составов преступлений, которые граничат с проступками и более эффективно могли бы преследоваться в гражданском, административном, дисциплинарном порядке. Это относится к ряду преступлений небольшой тяжести, а также к ряду преступлений средней тяжести в сфере предпринимательской деятельности. В таких случаях нарушается правило кодификации: если деяние по асоциальности стоит на грани преступлений и проступков, то для ответственности за него предпочтение должно отдаваться не уголовному, а иным отраслям права.

Таких избыточных норм в УК больше всего в главе 22 о преступлениях в сфере экономической деятельности. В этом кроется весомая причина ошибочной квалификации предпринимательских преступлений. Гражданско-правовая квалификация во многих случаях здесь представляется более предпочтительной.

Подобная картина наблюдается и при квалификации преступлений, граничащих с административными проступками. Отдельные из деяний, предусмотренных в УК, почти дословно совпадают с проступками по КоАП (см., например, гл. 19 УК «Преступления против конституционных прав и свобод человека и гражданина» и гл. 5 КоАП «Административные правонарушения, посягающие на права граждан»).

Для минимизации квалификационных ошибок, связанных с избыточностью криминализации деяний, возможно несколько путей. Один – декриминализация преступлений небольшой тяжести и передача их как проступков в гражданский, административный, трудовой, таможенный и другие кодексы с одновременным усилением санкций за них.

Другой – по ряду норм вернуться к конструкциям с административной и гражданско-правовой преюдицией.

Третий путь – наиболее радикальный, соответствующий дореволюционному и современному зарубежному законодательству (предлагался нами еще в 60-х годах XX в.)[48]. Это введение категории «уголовный проступок», который заменил бы преступления первой категории, т. е. небольшой тяжести. Теперь, когда восстановлена система мировых судов, такое предложение особенно актуально. Уместно отметить, что в первом официальном проекте УК РФ, представленном парламенту Президентом 20 февраля 1992 г., выделялась категория уголовно наказуемых деяний – «уголовный проступок». Рассматривая дела об уголовных проступках, мировой судья с большей оперативностью без процессуальных сложностей может решить вопрос о квалификации проступков как уголовных, административных, гражданских и пр. От разделения уголовно наказуемых деяний на две группы – преступления и уголовные проступки – выиграет и статистическая характеристика преступности. Четко будет фиксироваться уровень преступлений средней тяжести, тяжких и особо тяжких, с одной стороны, и уголовных проступков – с другой. Внутри преступлений будет дана градация по трем категориям.

Глобализм преступности обусловливает интернационализацию уголовного права, усиление роли международного уголовного права, унификацию национальных уголовных законодательств. В зарубежных УК общепринято подразделять уголовно наказуемые деяния на преступления, правонарушения и проступки. Выделение норм об уголовных проступках позитивно и в плане реализации принципа гуманизма. В УК РФ одна треть норм предусматривает преступления небольшой тяжести. Осужденные за уголовные проступки не будут иметь судимости, субъекты уголовных проступков – считаться преступниками, они смогут отбывать наказание без лишения свободы, иметь иные льготы. Повторное со вершение в течение года (или двух) нового уголовного проступка имело бы преюдиционное значение для квалификации их уже как преступления. Такой вариант привел бы одновременно и к сокращению квалификационных ошибок, и к гуманизации уголовной ответственности. Можно лишь сожалеть, что он не был реализован из-за сопротивления группы разработчиков проекта УК РФ 1994 г.

Неточность уголовного законодательства как причина квалификационных ошибок связана с нарушением в законотворчестве правил законодательной техники[49]. Это, прежде всего, языковые и системные правила. Традиционное направление права – «закон и язык» – воплотилось в герменевтику, т. е. в науку о познании закономерностей понимания языка[50]. По теме «язык закона» филологи пишут монографии и защищают докторские диссертации. О значении языка именно для уголовного права свидетельствует известная поговорка «казнить нельзя помиловать». От запятой зависит сама жизнь подсудимого. Диалектика буквы и духа закона также относима к герменевтике. Сегодня на стыке филологии и юриспруденции разрабатывается новое научное направление «Юрислингвистика».

Ведущим языковым правилом, от соблюдения которого зависит уровень квалификационных ошибок, является требование однозначности: «одно понятие – один термин», «единая терминология для всего». Соблюдается оно законодателем не всегда, причем нередко и по объективным причинам. Например, термин «оскорбление» предусмотрен в ст. 130 (оскорбление, т. е. унижение чести и достоинства другого лица в неприличной форме), ст. 297 – «неуважение к суду», которое выразилось в оскорблении участников судебного разбирательства, судьи, присяжного заседателя или иного лица, участвующего в отправлении правосудия, и в ст. 319 – «оскорбление представителя власти». Термин употреблен один – «оскорбление», но понятия не совпадают.

Распространенное ныне ругательство «козел» применительно к частному лицу неприличной формой не является и потому не квалифицируется по ст. 130 УК. Другое дело, когда так называют участников судопроизводства. Здесь иной объект, иная общественная опасность, поэтому состав неуважения к суду налицо. Также следует квалифицировать унижение деловой репутации представителя власти. Оно наносит ущерб нормальному осуществлению властных полномочий, нарушая порядок управления. В последних двух случаях для квалификации оскорбления нецензурных выражений не требуется. Обзывания «козлом», «ослом» и именами других животных достаточно для квалификации по ст. 297 и 319 УК РФ. Наверное, в этих нормах правильнее было бы записать не «оскорбление», а «нанесение ущерба деловой репутации».

К нарушению законодателем правила однозначности терминологии, влекущему квалификационные ошибки субъективного характера, следует отнести, к примеру, понятие группы, которое дает ст. 35, и его трактовку в ст. 2821 УК. В Общей части Кодекса четко различаются группа по предварительному сговору и преступное сообщество. В ч. 1 ст. 2811 говорится: «Создание экстремистского сообщества, т. е. организованной группы». Смешиваются разные виды преступных групп.

Одним из обязательных признаков состава преступного сообщества является его нацеленность на совершение тяжких и особо тяжких преступлений (п. 4 ст. 35 УК). Из восьми перечисленных в ст. 2821 УК (до внесения в нее изменений Федеральным законом от 24 июля 2007 г.) преступлений «экстремистской направленности» к тяжким относилось лишь одно – квалифицированный состав хулиганства (ч. 2 ст. 213). Остальные – преступления небольшой и средней тяжести. Правило квалификации при коллизии норм Общей и Особенной частей оставляет примат за Общей частью. В данном случае его применить было невозможно, ибо тогда ст. 2811 оказалась бы «мертвой». Толкователи вынуждены «исправлять» законодателя и утверждать, что «в нормах ст. 2811 УК речь идет о создании организованной группы»[51]. Кстати, нарушение законодательной техники в данной статье начинается с ее цифрового обозначения. В УК она описана как 2811, в публикациях – как 281.1.

Неоднозначным оказалось и понятие хищения. В примечании 1 к ст. 158 УК сказано, что «под хищением в статьях настоящего Кодекса понимаются совершенные с корыстной целью противоправные безвозмездное изъятие и (или) обращение чужого имущества в пользу виновного или других лиц, причинившие ущерб собственнику или иному владельцу данного имущества». Между тем состав разбоя оканчивается с момента нападения в целях хищения, т. е. само хищение лежит за рамками состава разбоя (ст. 162). Вымогательство оканчивается с момента требования передачи чужого имущества, независимо от его реализации. В ст. 221 УК четко различаются хищение и вымогательство ядерных материалов или радиоактивных веществ. Также различаются хищение и вымогательство оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств в ст. 226. Одновременно иначе конструируется состав разбойного хищения оружия: разбой в ст. 226 – способ хищения.

Как видно, многозначность терминов «хищение», «вымогательство», «разбой» не согласуется с признанием их формами хищений, как сказано в названном примечании к ст. 158 и отстаивается в ряде публикаций о хищении. При квалификации хищений правоприменитель обоснованно исходит из текста диспозиции конкретной нормы УК, а не из понятия хищения в примечании. Как представляется, текст примечания к ст. 158 отступил от правила кодификации, согласно которому понятиям и терминам, дискуссионным в теории и на практике, не место в УК. Полагаем, что данное примечание скорее может способствовать квалификационным ошибкам, нежели их сокращению.

Многозначность (полисемичность) наблюдается и в терминологическом обозначении «насилия» и «вреда здоровью». Употребляются оба термина, хотя очевидно, что насилие всегда причиняет вред здоровью. Термин «насилие», в свою очередь, сформулирован по-разному. В одних статьях уточнено, что насилие или вред здоровью опасны для жизни и здоровья потерпевшего, в других употреблен термин «насилие» или «вред здоровью» без конкретизации степени физического вреда. Например, в ч. 2 ст. 123 УК предусмотрено производство аборта, если оно повлекло по неосторожности причинение тяжкого вреда здоровью. Тяжкий вред здоровью описан в ст. 111, и потому квалификационная ошибка в данном случае исключена. Статья 120 УК регулирует ответственность за принуждение к изъятию органов или тканей человека для трансплантации, совершенное с насилием или угрозой его применения. Какое насилие имеется в виду?

По правилу однозначности терминов и понятий было бы целесообразнее употреблять единую формулировку о сопряженности деяния с причинением соответствующего вреда здоровью. В действующем УК, поскольку это требование не соблюдено, толковать надлежит, исходя из категорийности преступления, совершенного с насилием. Правило квалификации: способ совершения преступления не может быть по категории равным, а тем более выше, чем соответствующее насильственно совершаемое преступление.

Многозначность, порождающая квалификационные ошибки, имеет место при употреблении Кодексом терминов-понятий, которые разнообразны по грамматическому значению согласно словарям русского языка – и этимологическому, и толковому. В таких случаях целесообразно избегать их употребления в законе либо употреблять в общепринятом смысле. В этом отношении крайне неудачно сформулированы в той же ст. 2821 «Организация экстремистского сообщества» мотивы экстремистских преступлений. Впервые в истории отечественного уголовного права названы мотивы идеологической и политической ненависти или вражды, мотивы ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы. Репрессии сталинского режима убедительно подтверждают, что с идеологической, политической, социальной враждебностью, которая не объективировалась в конкретных преступлениях, нельзя бороться уголовно-правовыми средствами. С антигосударственной идеологией надо сражаться идеологическими же средствами, с политической ненавистью – политическими мерами, но не уголовной репрессией.

Современное российское общество расслоено по классам и социальным группам, подчас антагонистически противостоящим друг другу экономически, идеологически и политически. Антикоммунизм идеологически противостоит коммунистической идеологии, либерально-консервативные взгляды олигархов на роль государства в экономике не совпадают с представлениями так называемых «державников», которые ратуют за сильное государство во внутренней и внешней политике, и т. д. и т. п. Какую идеологию и политику имели в виду реформаторы УК РФ, вводя ст. 2821? Какую социальную группу? Преступники – тоже социальная группа, вражда и ненависть к которой присуща всякому нормальному обществу и государству, не говоря уже о правовом государстве. Ссылка на восемь статей УК, в которых якобы имеется такая мотивация, только плодит квалификационные ошибки.