Таких не убивают

– Он давно мертв? – спросила Лидочка.

Капитан даже не стал отвечать.

– Кто же мог его убить?

– Вот я и думал, что вы мне поможете, – мрачно ответил капитан.

– Как же я вам помогу? Меня здесь не было.

– Вы были недалеко.

Лидочка промолчала. Капитанам милиции положено подозревать всех знакомых убитого и в конце концов найти корыстного наследника. Или обнаружить связь с преступной бандой на овощной базе.

– Пойдемте на кухню, – попросил капитан.

На длинном, прислоненном к стене столе еще стояли неубранные следы вчерашнего обеда. Открытая банка с огурцами, половина буханки, стопка грязных тарелок. Ага, Сергей собрался было начать уборку, но тут это и случилось.

– Садитесь, – сказал капитан, осторожно отодвигая портативную пишущую машинку Сергея. В ней был заложен лист, вроде бы вчера его не было, – значит Сергей успел попечатать. Бледные буквы толпились тесно, и Лидочке не было видно, о чем Сергей писал.

Капитан взял лист из аккуратной стопки чистой бумаги рядом с машинкой. Достал из кармана рубашки шариковую ручку.

На кухне была открыта только форточка. Было душно. Жужжали мухи, пахло прокисшей пищей. Рюмки, стоявшие в ряд по краю стола, издавали неприятный сладковатый запах вчерашнего пьянства. Наверное, милиционер думает, что мы здесь устраивали оргии.

– Не было никакой пьянки! – с некоторым раздражением возразила Лидочка на невысказанный вопрос. Капитан поднял бровь. Бровь была темно-рыжей, что было странно при черных волосах, словно капитан красил голову. У него было мучнистого цвета блестящее лицо с неровной кожей. Глаза были маленькие, зеленые. Неприятное лицо. Тяжелое и неумное.

– Простите, – сказала Лидочка.

Итуся заглянула в окно снаружи, стараясь понять, что происходит на кухне, даже приложила руку лопаточкой ко лбу. Но видно было плохо.

– Я открою окно? – спросила Лидочка.

Ей было гадко от духоты и запахов.

– Открывайте, – согласился милиционер.

На зиму и в дни отъездов хозяева ставили на окна решетки – добротные решетки, на болтах. Но летом решетки мешали открывать окна и сейчас стояли в прихожей, прислоненные к стене.

– Давайте поговорим, – сказал капитан.

– Прямо здесь?

– А чего мы будет откладывать, – сказал капитан.

Теперь, сидя за столом, он не казался столь официальным и строгим.

– Чего откладывать, – повторил он. – Чем скорее мы разберемся, тем лучше. Скажите мне свои данные. Имя, фамилия и так далее.

– Но у меня нет паспорта.

– С паспортом зайдете ко мне в отделение, официально, – сказал капитан. – Сейчас изложите самое главное.

– Но вы не представились! – сообщила Лидочка. И добавила смущенно: – Мне неудобно обращаться к вам «господин капитан».

– Можете говорить «гражданин капитан», – сказал тот и тут же смилостивился. – Голицын, – представился он. – Анатолий Васильевич. Как нарком культуры, довоенный, слышали?

– Тогда записывайте, Анатолий Васильевич, – сказала Лидочка. – Берестова Лидия Кирилловна, год рождения по паспорту – тысяча девятьсот шестидесятый.

– Никогда не дашь, – заметил тезка наркома и этим перевел Лидочку из разряда подозреваемых в нормальные свидетели.

В дверь кухни сунулся милиционер, который встречал их у калитки.

– Свидетелей отпускать или пускай ждут?

– Тех двоих с собакой? – спросил капитан. – Подождут.

– Мы были все вместе, – сказала Лидочка. – Всю ночь и все утро.

– Не спешите, – перебил ее Анатолий Васильевич. – Давайте по порядку. Где проживаете, как сюда попали. По порядку. Мне же для дела нужно.

Лидочка изложила по порядку причины, приведшие ее на место преступления, сказала, кто здесь был, кроме нее, рассказала в двух словах о событиях вчерашнего дня. И лишь когда кончила говорить, а капитан все медленно писать, он отложил лист и спросил:

– Подпишитесь или отложим до отделения, когда паспорт принесете?

– Как хотите, – сказала Лидочка.

Она вдруг почувствовала, что устала – хоть просидела на кухне всего сорок минут.

– Теперь будете Глущенок допрашивать? – спросила она.

За стенкой слышались голоса, толкотня, шум. Голицына позвали оттуда. Он ушел, оставив Лидочку одну.

Она заглянула в комнату за капитаном и увидела, что Сергея уже положили на носилки и собираются уносить. Анатолий Васильевич что-то вынюхивал вокруг тела. Потом стал шептать на ухо второму милиционеру. Санитары понесли носилки прочь из гостиной, доктор в белом халате, совсем молоденький, шел сзади. Рука Сергея вдруг сорвалась с носилок и бессильно свалилась. Пальцы задевали доски пола. Лидочке захотелось рвануться, поправить руку, но она не посмела, что-то остановило ее. То ли страх перед Сергеем, перед смертью, то ли страх перед Анатолием Васильевичем Голицыным, милиционером, который имел право задавать вопросы и обвинять людей. А почему бы мне и не вернуться ночью, не пройти в дом – окна, наверное, были открыты, почему мне не убить Сергея? Бред какой-то! Таких, как Сергей, не убивают. Представь себе любого человека на земле, который накопил в себе столько ненависти к Сергею, чтобы убить его? Застрелить? А где покупают пистолеты, чтобы убивать знакомых популяризаторов ботаники, написавших современный роман? В телевизоре это выглядит так просто – подошел к эстонским мафиози, купил пистолет и еще пулемет. А на самом деле?

Анатолий Васильевич, проводив носилки на террасу, быстро вернулся, широкими плечами чуть не застрял в двери и, увидев Лидочку, произнес непонятную фразу:

– А сейчас будем смотреть.

За ним вошли Глущенки. Так и остановились – капитан и Глущенки у двери, ведущей на террасу, а Лидочка – в дверях на кухню.

– Давайте теперь вместе будем смотреть, – сказал капитан. – Что могло пропасть из этого дома.

– Пропасть?

– Вот именно. Что могли украсть.

* * *

– Вы хотите сказать, – произнес Глущенко с явным облегчением, – что могло иметь место ограбление?

Лидочка подумала, что все они, включая Женю, говорят с капитаном на чиновничьем жаргоне, словно тот ему более понятен.

– Могло иметь место, – мрачно согласился капитан. – Вы видели, как он был одет?

– Нет, – ответили они вразнобой.

– Но он был одет, – сказала Итуся уверенно.

– Так же, как в момент вашего ухода?

Никто ему не ответил.

– Убитый был босой, такие вещи надо замечать. Босой, в джинсах и в сорочке.

Тезка наркома был разочарован невнимательностью интеллигентов.

Конечно же, на Сергее не было никакой обуви. Но, наверное, от жары, от того, что положено ходить босиком, Лидочка не обратила на это внимание.

– Ночь была теплая, он вернулся со станции и разулся, – сказал Анатолий Васильевич. И тут же обернулся к Лидочке: – А вы вчера на кухне были?

– Да, я готовила.

– Постарайтесь вспомнить – в машинке у него бумага была вставлена?

– Я уверена, что не было ничего, – ответила Лидочка.

– Я тоже обратила внимание, что машинка была пустой, – подтвердила Итуся.

– А теперь лист вставлен, – сообщил капитан. – Значит, он пришел, разулся, сел за свою машинку, решил поработать. Заработался до двух, а тут влез убийца. Может, он что-то сказал, стал ругаться, а в наши дни с грабителями лучше не ругаться, понимаете?

– А почему вы думаете, что это случилось в два часа ночи?

– Это не я думаю, а соседи. И медицина должна подтвердить.

– А что говорят соседи? – спросил Глущенко.

– Потом, потом, – отмахнулся капитан. – Мне сейчас важнее другое: кто из вас тут бывал, видел вещи. Я хочу понять, что здесь было. Деньги, валюта? Драгоценности? Что он здесь хранил? Что нужно было убийце? Понимаете? Ведь так просто не убивают.

Лидочка кивнула, соглашаясь.

– Ну как? – обернулся капитан к Лидочке.

– Я тут практически не бывала.

– А вчера? Что вчера заметили? Было видео?

Лидочка поглядела на Женю.

– Я смотрел у него видео, – сказал Женя.

– Американский фильм, – сказала Итуся. – «Вспомнить все»! Позавчера смотрели.

– Вот видите, – обрадовался прогрессу следствия капитан. – Другие вещи?

– Я думаю, особых ценностей здесь не было.

– А компьютер?

– Компьютера я не видел.

– Я бы заметила, – сказала Итуся.

– Думайте! Ильинские могли оставить ценные вещи на сохранение.

– Кто-кто?

– Ильинские, хозяева дачи.

– Сомнительно, – сказал Глущенко. – Представляете, люди уезжают на год и оставляют на даче в распоряжении жильца какие-то ценности.

– Всякое бывает.

– Я вам советую, – сказала Итуся, – поговорить или с поэтом Вересковым, он снимает домик напротив, или с соседкой – с той стороны. Ольгой, библиотекаршей. Они тут чаще бывали, они знают, какие вещи могли исчезнуть.

– Так и сделаем. Новый вопрос, – сказал капитан, загибая указательный палец. – Что вы можете сообщить о его ближайших родственниках?

– Вчера здесь как раз была его бывшая жена, – сказала Лидочка. – Нина Абрамовна Спольникова.

– Они в разводе? Зачем она приезжала?

И тут Лидочка поняла, что капитан спешит, он сам уже не рад, что ввязался в этот разговор, который трудно назвать допросом, но и трудно придумать для него другое название.

– Какие-то хозяйственные дела по разделу имущества, – сказала Итуся.

– Давно в разводе?

– Семь лет, – сказала Лидочка.

– А новая жена есть?

Итуся молчала, глядела на Лидочку, оставляя ей инициативу. Но вроде бы капитан этой паузы не заметил.

– Сергей Романович не женился.

– Дети есть?

– Насколько я знаю, нет, – сказала Лидочка.

– Родители?

– По-моему, умерли. Я вам дам телефон Нины, его бывшей жены, она все объяснит.

– Отлично. Давайте телефон. И оставьте мне ваши адреса и телефоны, вы мне понадобитесь… Вернее всего.

И тогда Лидочка поняла, что капитан знает нечто об убийстве Сергея, что резко снижает его интерес к прочим свидетелям. И вернее всего, он и не намеревается вызвать бывшую жену. Подумав так, Лидочка спросила:

– Почему вы думаете, что это был грабитель?

– Он через окно влез, земля на подоконнике и на полу, я думаю, что он искал деньги. Может, наркоман, может, бандит.

– Но у Сергея ничего не было!

– Относительно, – возразил Анатолий Васильевич. – Видак – вполне достаточный повод для убийства. У нас за полсотни долларов убивают. А на даче был не только видак, это я вам гарантирую.

Последние слова были полны укора, словно капитан показывал Лидочке и Глущенкам, что они знают о ценностях, но запутывают следствие, скрывая от него очевидные вещи.

Потом капитан сделал шаг в сторону и сказал Глущенке, которого он выделял:

– Вы поглядите, гражданин, в комнату, может, вспомните о вещах, которые пропали?

– Мне тоже можно взглянуть? – спросила Лидочка.

– Не надо, натопчете. А там следы остались.

Лидочка подумала, что, вернее всего, натоптали сами милиционеры.

Глущенко заглянул в комнату. Он стоял, чуть покачиваясь и внутренне решая задачку «найдите десять различий между двумя картинками». Лидочке не было видно за ними, но тут Женя сделал шаг назад в сторону, и Лидочка увидала, что дверцы шкафа раскрыты, белье выброшено на пол, а на полу валяется один из ящиков.

– Тут искали, – сказал Женя не столько милиционеру, как Лидочке и Итусе.

– Вот именно, – подтвердил Анатолий Васильевич. – Значит, подозревали, что искать.

– Простите, но я хотел бы возразить, – сказал Женя. – Если бы знали, что и где искать, то им не было бы нужды выворачивать ящики и копаться в белье. Взяли бы что нужно и ушли.

– Ладно уж, – не согласился милиционер, – по-разному бывает. Он мог знать, чего надо брать, но не знал, где спрятано. Не исключено, что приходил знакомый.

– Почему?

– Соседи шума не слышали.

– Нет! – твердо ответил Женя. – Знакомый вошел бы через дверь. Или в крайнем случае через дверь на веранду. Она была открыта?

– А черт ее знает! – в сердцах ответил капитан. – Соседка бегала туда-сюда, натоптала, впрочем, это и не играет сейчас роли.

Капитан пошел на кухню, где заставил свидетелей записать свои адреса и телефоны, обещал вызвать. Потом выпроводил всех из дома, сам вышел последним, закрыл дверь на ключ. Подождал, пока Итуся поймает Пуфика, и проводил всех до калитки. Захлопнув калитку за собой, просунул крепкую волосатую руку сквозь штакетник, чтобы задвинуть засов.

– Все, – сказал он, словно закончил тяжелую работу, – теперь можно и пообедать.

– Задержались мы, Анатолий Васильевич, – поддержал его потный милиционер. – Я чуть с голоду не помер.

Лидочка подумала, что милиционеры могли бы и не обсуждать сейчас обеденные проблемы, а потом отогнала эту мысль – они же каждый день находят трупы, что ж теперь, голодать из этических соображений?

Милиционеры быстро пошли по улице к отделению, а Глущенки с Лидочкой остались у калитки. Ведь они так ничего и не узнали от Анатолия Васильевича. Было странное чувство – словно перед тобой поднялся занавес, за которым стояли в разных позах люди на фоне декораций, и тут же опустился, зажегся свет, и дамы в униформе торопят скорей идти в гардероб, а то гардеробщицам пора по домам.

* * *

Солнце пекло нещадно, воздух был влажным, тяжелым, еще и суток не прошло с той минуты, как Лидочка входила в эту калитку и Сергей встретил ее на террасе.

– Хоть бы дождик пошел, – попросила пощады у природы Итуся.

Пуфик стоял у ее ноги, покорный и терпеливый. Женя так и держал в руке несчастную корзину.

– Я сегодня видела отвратительный сон, – сказала Итуся, – но не придала ему значения.

Итуся явно намеревалась рассказать этот сон, но обычно терпимый Женя оборвал ее:

– Давай дома будем рассказывать. Сейчас я хочу увидеть Верескова.

Женя был прав. Нельзя уходить, не узнав по крайней мере того, что знают соседи.

Они побрели к дому, где снимал флигелек Вересков, стали звать его от калитки, но вышел не он, а Ольга, соседка Сергея, и сказала:

– А Валентин Дмитриевич срочно в Москву уехал.

– Оля, – обрадовалась Итуся, которая знала соседку ближе остальных. – Мы вообще-то к вам хотели. Мы вовсе ничего не знаем.

Крупная, массивная Оля, само добродушие, подошла к забору. Разговор продолжался через штакетник.

– Это я во всем виновата, – сказала Оля. Она начала говорить сразу после вопроса Итуси, видно, она специально стояла тут в ожидании расспросов. Грустно потерять статус главного свидетеля, когда свидетельскому полку пришло пополнение.

Ольга, по ее словам, проснулась часа в два от какого-то звука. Звук пришелся на сон – так что она даже не поняла, что же ее разбудило. Теперь, после того, как она побывала в соседнем доме, Ольга поняла, что ее разбудил звук выстрела. Было тихо. Только очень тревожно. Она встала, подошла к окну, посмотрела в сторону окон Сергея. Именно в ту сторону, а не в другую, – что-то, значит, чувствовала. Она стояла довольно долго, и ей показалось, что там горит настольная лампа. Сергей Романович часто допоздна работал – кухня-то с ее стороны, ей видно было, как он сидит у окна и печатает на машинке. В жаркие дни все открыто настежь, правда, участки разделены сараями, но сараи стоят не вплотную.

Потом Ольга легла и спала часов до девяти утра. Встала, были какие-то домашние дела, ей сегодня выходить после обеда. Ольга собиралась на почту и еще вчера договорилась с Сергеем, что заглянет к нему в первой половине дня и возьмет несколько писем, которые он написал, – специально идти за километр к почтовому ящику ему не с руки.

Она пошла к Сергею в одиннадцатом часу.

Дверь на террасу была открыта, но когда Ольга вошла, никто не отозвался. Может, заработался вчера и заснул поздно, решила она, а так как отношения в поселке были простыми, деревенскими и Сергей эти отношения принимал, Ольга негромко позвала его, чтобы не будить, если спит. Тут она и увидела его на полу. Сначала она решила, что сосед напился и свалился под стол – она такого натерпелась с прошлым мужем. Потом испугалась, что у Сергея случился припадок. И хоть было светло и она увидела кровь, сознание не соглашалось с насильственной смертью – иначе как объяснишь, что она даже присела на корточки и стала трясти его за плечо, чтобы очнулся.

А потом уже окончательно поняла, что сосед мертв.

– А из чего он был застрелен? – спросил Глущенко.

– Не знаю, – сказала Ольга. – Может, из ружья, может, из пистолета. Не все ли равно?

– Оружия вы там не видели?

– Нет, оружия не было. Да я и не искала.

– А потом милиционеры не находили оружия?

– Женечка, ну что ты пристал к Оле со своими вопросами? Вы продолжайте, Оля, – попросила Итуся.

– А больше нечего продолжать. Я испугалась, – сказала Ольга. – Выбежала, а тут Валентин Дмитриевич идет. Я сначала не хотела его в это дело впутывать, он такой впечатлительный. Но он по моему виду угадал, буквально кинулся ко мне, спрашивает, что у вас произошло? Я и говорю, что не у меня, а с Сергеем Романовичем случилось несчастье. Я его попросила подежурить, чтобы никто не вошел в дом. Почему-то мне показалось важно, чтобы до милиции никто в дом не вошел. А сама побежала в милицию – тут пять минут…

– И приехал капитан Анатолий Васильевич, – подсказал Женя, который хотел установить всю картину полностью.

– Сначала Толика не было, – сказала Ольга. – Меня на патрульной машине подвезли, там сержант был, он ко мне в библиотеку ходит. Вересков у террасы стоял. Весь бледный, как полотенце. Он мне потом сказал, что ему казалось, Сергей выходит, весь в крови… вы представляете?

– Представляем, – сказал Глущенко.

– А потом Толик прибежал, – сказала Ольга.

– Какой Толик?

– Уполномоченный, Анатолий Васильевич: мы с ним в одном классе учились, он такой романтик раньше был, а отец заставил его в милицейское училище пойти. А то, говорит, всех грабят, но без образования не защитишь. У него отец – типичный ветеран.

Лидочке показалось, что Ольга шутит. Но Ольга не улыбалась.

– Вы с ним осторожней, – сказала она. – Он на вид все еще безопасный, а в самом деле у него развилась хватка. Он как бульдог, вопьется – не оторвешь. Он знаете на ком женился? На Люське Мамедовой, ее на конкурс красоты выбирали, из кино режиссер приезжал на «мерседесе», честное слово, он, Толик, он только в науке нолик.

Лидочке послышалась старая школьная шутка.

– Толик все ждет своего звездного часа. В десятом классе он книжку прочел – «Звездные часы человечества». Немецкого писателя…

– Стефана Цвейга, – подсказал Глущенко.

– Стефан Цвейг про великих людей написал, а Толик теперь ждет своего часа. Ему надо, чтобы его заметили.

– Из-за Люси Мамедовой? – спросила проницательная Итуся.

– А вот Люся Мамедова уже ни при чем, – вдруг рассмеялась Ольга. – Я вам ее покажу, если хотите.

– Ну что, все? – Итуся устала от переживаний, ей хотелось уйти, но Женя медлил, и Лидочка понимала его: еще было не сказано нечто важное, что все объяснит и расставит по местам.

– Все неправильно, – сказал Женя.

– Я тоже так думаю, – быстро согласилась Ольга. – Все неправильно, не должны были Сергея Романовича убивать. Да и что брать-то у него?

– Видик, – сказала Лидочка. – Ваш Толик спрашивал, что пропало. Он думает, что там еще были деньги.

– Вряд ли.

– Убийца не мог приехать на машине? – спросил Женя.

– Мы бы услышали. В два часа кто-нибудь да услышал бы – с той стороны Школьная перегорожена, она как тупик. Если бы кто заехал, мы бы обязательно услышали. Нет, убийца пешком шел. За видиком?

– Происходит нарушение шкалы ценностей, – заявил Глущенко. – Человека можно убить из-за пятидесяти рублей, причем из гранатомета, потому что именно гранатомет попался тебе в лапы. Масштаб добычи и масштаб нападения никак не соотносятся.

– Правда, – согласилась Ольга, хотя не было уверенности, что она вслушивалась в эту сентенцию.

Лидочка глядела на зеленую крышу дома, поднимавшуюся над кронами яблонь, и представляла себе прошлую ночь, шаги в саду – наверное, Сергей услышал шаги, может, ему стало страшно. Он спросил: «Кто там?» – ему не ответили. А тому, кто следил за Сергеем из сада, был хорошо виден силуэт хозяина, неуверенно подошедшего к окну… Нет, Сергей услышал, как грабитель ходит по маленькой комнате, разыскивает этот самый видик, который стоял на телевизоре, а телевизор был большой и старый, брать его не имело смысла… Может, вор и не хотел стрелять?.. Почему он не забрался вечером, когда все ушли на станцию?

Они вернулись на дачу к Глущенкам, там Лидочка взяла свою сумку, Женя проводил ее до платформы. Они молчали, ожидая электричку. Солнце все еще жарило, и они прятались в тени высоких кустов, прижимавшихся к платформе с тыла. В кустах кишели мухи, наверное, нашли там добычу – мало ли что кидают с платформы. Но в тени было не так жарко.

– Ты позвонишь Нине? – спросил Глущенко.

Лидочка не стала отвечать. Она устала, словно весь день дрова рубила, хотя до вечера было еще далеко. Она и ехала в Москву, потому что надо было что-то делать – кому-то звонить, что-то организовывать. Толик исчез, неизвестно было, звонил ли он родственникам, – вернее всего, милиционер не звонил никому, потому что Сергей для него был чужим человеком, пришлым.

* * *

Пока Лидочка с Женей маялись на платформе в ожидании электрички, Толик Голицын прошел к себе в комнату, которую делил с бывшим одноклассником и недругом Васей по прозвищу Мордоворот. В комнате было душно. Василий сидел здесь до обеда и, пользуясь отсутствием Толика, курил, а форточку, конечно же, не открывал.

Первым делом Толик открыл окно, затем положил на стол свою папку, с которой всегда выезжал по вызовам и считал ее счастливой, потому что ее подарила Люда на первую годовщину свадьбы.

Сев за стол, Толик вытащил из папки двойной лист бумаги, найденный в доме погибшего, и разложил его на столе, расправив и разгладив ладонями. Этот лист Толик приложил к следу, который обнаружил на полу маленькой спальни. Предполагаемый убийца сначала наступил на грядку, испачкал подошву, и след отпечатался на бумаге. На всякий случай Толик обвел его карандашом.

Именно находка этого следа, о котором Толик не стал говорить Лиде и Глущенкам, вызывала в его душе бурю надежд. Толик жил в ожидании славного громкого дела, которое он раскроет столь блестяще, что на него обратят внимание в Управлении по борьбе с организованной преступностью. Он получит повышение, Люда сразу и навсегда перестанет жаловаться на вечное безденежье и бездарность мужа, не умеющего брать взяток.

Обведенный на бумаге след был невероятно велик. Под него подходил ботинок сорок восьмого, а может, и сорок девятого размера. Обладатель такой ноги должен превышать два метра в высоту, и намного превышать. А как известно, в поселке нет ни одного гиганта, вряд ли такой есть в самих Мытищах. Здравый смысл подсказывал Толику, что двухметровые люди никогда не идут в грабители и охотники за видиками. Значит, за делом об убийстве писателя Спольникова может скрываться тайна и драматические события, которые прославят Голицына Анатолия Васильевича. Поэтому уверения Толика, что за убийством Сергея стоит простое ограбление, были маскировкой, камуфляжем, туманом, который он сознательно напускал перед свидетелями, чтобы никто не догадался о действительных мыслях и надеждах оперуполномоченного из Челушинской.

Теперь следовало ждать, когда же из небытия возникнет гигант в ботинках сорок девятого размера. И тщательно вести следствие, никому не показывая, каким оно может стать сенсационным!

А пока пускай все думают, что случайный грабитель с пистолетом в кармане залез за легкой добычей и пристрелил дачника. Пускай думают…

Толик, который любил предавать бумаге свои надежды, правда, в зашифрованном виде, написал перед отпечатком следа: «Дело о гигантской ступне». Так было лучше.

Теперь следовало выяснить, кто знает такого баскетболиста и кто видел гиганта в районе Челушинской прошлой ночью…

Пока Толик подводил итоги первых часов расследования, Лидочка с Женей томились на раскаленной платформе. К счастью, электричка пришла почти пустая – кто едет в Москву в четыре часа пополудни в понедельник?

Усевшись у окна, Лидочка видела, как Женя прошел несколько шагов следом за тронувшимся поездом и вскоре отстал.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Приехав домой и приняв душ, Лидочка долго сидела перед телефоном, прежде чем решилась взять трубку. Одно дело, если умер знакомый и тебе звонят другие знакомые, а ты звонишь третьим – это все ужасно, это несправедливо, но об этом можно говорить, ты лишь посредник. Теперь Лидочке, пожалуй, впервые в жизни пришлось выступать в роли гонца несчастья.

Ей предстояло сообщить о смерти Сергея двум женщинам.

Поэтому Лидочка выбрала первым звонком тот, который ей самой грозил меньшей душевной болью.

Она позвонила Нине.

Нина была в школе. У нее шел урок.

Конечно, можно было вызвать ее с урока – благо к телефону подошел кто-то молодой и вежливый. Но Лидочке показалось нетактичным сообщать Нине: «Я не могла дождаться звонка с урока, так спешила поставить тебя в известность!»