Полная версия
И в зеркале моём, и в зазеркалье… Стихи и проза
И в зеркале моём, и в зазеркалье…
Стихи и проза
Татьяна Исааковна Славская
© Татьяна Исааковна Славская, 2016
ISBN 978-5-4483-1905-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Сыну
Леониду
и всем, кто был и есть
в моей
жизни
Иносказание (Вместо предисловия)
Никогда не писала предисловий. Искать одни слова, чтобы прокомментировать следующие за ними? Пред-и-словие… Одни слова предпосылать другим? Но…
Но Слово было и в начале. И, значит, предисловие – всегда «между»: между Словом изначальным и словами последующими. И подобное соотнесение слов со Словом, духовное, душевное, нравственное – подсознательное или осознанное – есть в каждом слове, изречённом или написанном.
«В начале было Слово…» Но как во всём есть своя изначальность, так в любой изначальности есть возможность своего, неординарного, индивидуального подхода, поиска, развития, продолжения. И кто знает, быть может, найдя слово, нужное, единственное в этой точке времени и пространства, мы помогаем рождению того высокого, что освещает и освящает жизнь? Дай-то, Бог…
Но мы не только наблюдаем мироздание и описываем его – мы живём в нём, мы – его часть. И наши слова – не только отражение жизни, они и сама жизнь. Жизнь, которая при общей необъятности и бесконечности бытия, у каждого отдельного человека, как ни грустно, имеет свой предел. И потому – Memento mori, помни о смерти, призыв, идущий к нам от древних мудрецов. В нём нет желания усугубить в нас ощущение трагизма от конечности нашего личного существования. Это – если отвечать мудростью на мудрость – лишь призыв дорожить каждым мгновением нашего быта-бытия, не тратя скоротечного времени на суетно-пустое…
Итог нашей жизни подведут другие. Или Время. И потому человеческое «Я» – лишь канун итога. Оно, до конца непостижимое, всегда уникальное и необъятное, меняющееся до последнего ощутимого нами вздоха, – целый мир со своим сокровенным движением…
Но и то, что существовало до рождения человека, уже успело войти в его «Я» и странными, порой причудливыми путями полнит его на протяжении всей жизни… Это и генетическое наше наследие, и поведанные нам откровения и воспоминания других людей – живущих ныне или живших ранее в этом мире… Бытует мнение, что в каждом из нас есть память о прошлом. Возможно, есть и память о будущем. Всё – может быть. Даже если всё – уже было.
Я перебирала в памяти свои стихи, очерки, рассказы – опубликованные и хранящиеся в рукописях… О ком бы я ни писала – я писала о себе. Моё сострадание было на уровне страдания. Сложные и экстремальные ситуации в судьбах других людей становились моей жизнью.
Так что любое «Я» в этой книге – моё «Я». Любое «Я» в этой книге – не только моё «Я». Каждое повествование о другом всегда превращалось в иносказание о себе.
Иносказание. Это слово, это сочетание букв мне подходит. Своим мягким и плавным течением, – гласных звуков в слове больше, чем согласных. Своей физически ощутимой протяжённостью, неспешностью: и-но-ска-за-ни-е…
Слово радует меня и своей приобщенностью к некоему иному измерению, иному способу постижения окружающего мира, некоей приподнятостью над привычным и обыденным. Остаётся лишь приподнять букву «С»… ИноСказание.
Другая память
Мир вокруг – бесконечный, живой, беспокойный, зовущий и звонкий…
А уйду – пусть я стану травой
под босыми ногами ребенка…
«Бывают дни, что круги ада, —…»
Бывают дни, что круги ада, —в них дух разлада и распада,и очевидно лишь одно:как много, Господи, нам надо,как мало, в сущности, дано.Тогда, отчаяньем ведома,бегу из сутолоки дней,и лес, что в двух шагах от дома,дает приют душе моей.И в миг, когда на сердце каменьжитейских распрей и обид,дано мне ствол обнять рукамии одиночество избыть.И, прислонясь щекой к берёзе,я не пытаюсь отличить,её ль, мои ли это слёзыстекают землю окропить…И лишь пройдя сквозь все печали,в конце пути, а не в начале,пройдя сквозь годы и преграды,понять мне было суждено:как мало, в сущности, нам надо,как много, Господи, дано.«В начале было Слово. Но его…»
В начале было Слово. Но егомы забывали в жизни нашей бренной,и слов иных азарт и волшебствонам в душу проникали постепенно.Рассвет. Надежда. Небо. Синева.Очаг. Огонь. Блик. Отблеск. Отраженье.Какие есть прекрасные слова!Движенье. Первозданность. Постиженье.Ах, слово, слово, – свет и колдовство…Прикосновенье. Нежность. Бесконечность.Естественность. Природа. Мастерство.Пленительность. Нечаянность. Беспечность.Но есть совсем особые слова.Дыханье. Дух. Смиренье. Состраданье.Слова, что прорастают, как трава,из чрева лет, из глуби мирозданья.И нам дано их слышать, им внимать,неспешно в их теченье погружаться,и обретая – вечно удивляться,и постигая их – воссоздаватьих тайный смысл, их суть, первооснову…Я верю, что в начале было Слово,что из Него возникли те слова,как в океане жизни острова.Дыханье. Дух. Смиренье. Состраданье.И наша встреча с ними, как венчанье.Сонет
Не говори: уходит всё бесследно,а тихо на ладони подержикакой-то миг – не первый, не последний,один из тех, что подарила жизнь.Пусть будет он и сумрачен, и страшен, —ты сумрачности этой улыбнись:огромна, бесконечна – только жизнь,миг – только миг. Нелёгкий – преходящ он.Но если вдруг захочется судьбемиг счастья бросить на ладонь тебе, —будь с этим счастьем сдержан, строг и чуток,оно не терпит неуместных шуток.И если сердцем к прошлому приник —взвесь на ладони жизни каждый миг.«Неужто в нас – ни веры, ни любви…»
Неужто в нас – ни веры, ни любвине отыскать – зови иль не зови?Неужто – ни Аллаха, ни Христа,ни храма, ни молитвы, ни креста,ни истины, ни крестного пути?Неужто – и трава хоть не расти?Ни прошлого, которое в чести,ни берега, к которому грести?Ни совести, дабы произнестив последний миг последнее «прости»?…Но есть надежда это обрести.Третий взгляд
На первый взгляд – всё невпопад.Но взгляд второй вдруг обнаружиттот скрытый смысл, который служитпоступкам, мыслям и вещам.А третий взгляд – и ясно нам,что ничего ещё не ясно,что разбираться ежечасно,и знать, и пробовать, и сметь,то понимая – не уметь,а то уметь – не понимая,но каждым мигом отбираясвященной Истины зерно.Одно.«История? Политика? Любовь?»
История? Политика? Любовь?Всё это – «Я» в различных измереньях,в движеньи сил, в разладе, в измененьи,и жизнь, и тлен, и прошлое, и новь.«Я – в этом мире. Мир – во мне…»
Я – в этом мире. Мир – во мне.Но что же – в центре, что – вовне?И где граница? Нет границымеж тем, что видится, что мнится…И в каждой точке мирозданьяживое тонкое сознанье,единство и разъединённость,безмерность и определённость,и в каждом миге бытияесть прочность и незащищённость,своя живая протяжённость,есмь и Вселенная – и Я.«И радости, и боли, и тепла —…»
И радости, и боли, и тепла —мне, неуёмной, всё казалось мало…Какой ещё тропою не брела?Каким ветрам лица не подставляла?В каком лесу не собирала хворост?Чей не признала храм или костёл?И кто чужой – печальный или хворый —в моей душе приюта не нашёл?И в том пути, живом и непреложном,любя, надеясь, веруя, скорбя,я постигала, что одно и то же —найти себя и выстрадать себя.«И снилось в ту ночь…»
И снилось в ту ночьчто-то странное мне:я к Истине шлав этом призрачном сне,и свет её брезжилв туманной далиу самого-самогокрая земли.Сон смутен и зыбок,и трепетно-тонок,путь к Истине – тёмен,хоть свет её виден…Вдруг слышу —у ног моих плачет ребёнокот мне неизвестнойи горькой обиды.И пусть различитьв этой тьме его трудно,он смотрит мне в душу —покорно и мудро.К нему я склоняюсь,тяну к нему руки —всё глуше, всё дальшепечальные звуки.Что делать?Кто даст мне на это ответ?Где путь,что начертан судьбой?С одной стороны —манит Истины свет,и плачет ребёнок —с другой.Он смотрит мне в душупокорно и мудро…И тут я проснулась —за окнами утро,и светлое небозовёт улыбнуться…Но мечется сердцев тоске и тревоге —нет, лучше бы мненикогда не проснуться,чем бросить ребёнкана тёмной дороге.«Говорят, – только правда ли? —…»
Говорят, – только правда ли? —смерть красна на миру,ну а я – и у радостичто чужак на пиру.То мне жизнь – не загадка,то не знаю, что делаю,то утёнок я гадкий,то ворона я белая,то одним непонятна,то другим невпопад…Не иду на попятный —что ж, расклад как расклад.Принимаю покорно,да и в этом ли дело —слыть вороною чёрнойили лебедем белым?Не изменится доля,не разрушится воля,не прибавятся болести,не убавится разума.Ну, а просто по совести —мало этого разве?«Не тщетна жизнь моя…»
Не тщетна жизнь моямеж Богом и людьмии выдержит душапочти безмерный гнёт,коль кто-то, хоть один,хоть на короткий миг,к одной моей строкеединожды прильнёт.«Из пены житейской – иль пены морской? —…»
Григорию Славину
Из пены житейской – иль пены морской? —вставала, рождалась… Вступалав тот храм, в тот костёр, в тот земной непокой,который Тобой называла.Дорогами ада, дорогами раябрела я, дороги не разбирая.Ах, сказка, твои б сапоги-скороходы, —я шла босиком через долгие годы.Дорогами ада? Дорогами рая?Как долго брела я по самому краю —по краю обрывов и пропастейя шла, о себе не давая вестей.Так долго я шла, не давая вестей,так долго тебя обретала,что стал ты за время дороги моейседым. Но тебя я узнала.«Два полных ведра…»
Два полных ведрана моём коромысле,и в них отражаетсявсё поднебесье.Два полных ведрана моём коромысле —откуда испить мне,не сбив равновесья?Два полных ведрана моём коромысле —всё так равновесно,размеренно, поровну…Но как мне, скажи,доискаться до смыслаизвечных метанийиз стороны в сторону?Два полных ведрана моём коромысле —а в их равновесьи —покой и движенье.Два полных ведрана моём коромысле —и сладок мнекаждый глоток утоленья.«То единенье, то разрыв…»
То единенье, то разрыв…Но за семью замкамизаконы те и правила игры,что правят нами.«Зовёт нас надежда?»
Зовёт нас надежда?Иль гонит нужда?Мы призваны?Или гонимы?Два полюса жизни —любовь и вражда,и мечемся мымежду ними.Два полюса жизни —любовь и вражда,и мечемся мымежду ними:зовёт нас надеждаи гонит нужда,и призваны мы,и гонимы.«Ах, этот брошенный во тьму…»
Ах, этот брошенный во тьмувражды тяжёлый камень…Уходит мальчик на войну,развязанную нами.И день, и год, и десять летмать всё глядит ему вослед.Мать всё глядит ему вослед —и день, и год, и десять лет.…Опять мы у вражды в пленуи сквозь тысячелетьяот нас – всё так же, на войну, —уходят наши дети.«Зла не копи…»
Зла не копи,мстить не давай обета,и ты поймёшь,доверившись судьбе,что высшее достоинствона свете —прощать другому больше,чем себе.«Всё – суета, так возвещал мудрец…»
Всё – суета, так возвещал мудрец…А этот мир, исполненный надежды?А руки мастера, творящие одеждуневесте, коей завтра под венец?Всё – суета? И этот гордый знак,в глазах поэта трепетно горящий,и дар его – живой, животворящий —всё суетно? Напрасно? Просто так?А странники, которых не вернутпод тёплый кров истлевшие одежды?Мужи учёные, все те, кого невеждыкамнями забросать не преминут?А этот наступающий рассвет,позолотивший небо хмуро-серое?…Прости, мудрец, но я упрямо веруюв высокий смысл тех суета сует.В тот смысл, который не с чем соизмерить,и в то, что всех нас, суетных, услышат,и в миг, и в вечность… А всего превыше —в живую душу, что умеет верить.«Эта светлая родинка…»
Памяти Григория Славина
Эта светлая родинкана виске, средь морщинок…Я с тобой, как на Родинепосле долгой чужбины.И очаг, нами созданный,светлым храмам сродни,дышим жизнью, как воздухом, —чистым, общим, одним.И глаза дорогиегреют мягким теплом…Без тебя – ностальгиядаже в доме родном.Столько прожито, пройденов пять стремительных лет…Я с тобой – как на Родине,хоть тебя уже нет.«Как много в жизни нам отведено!»
Как много в жизни нам отведено!Увидеть свет. Босым земли коснуться.Познать любовь. И пригубить вино.Испить тоски и к радости вернуться.Зерно судьбы очистить от плевел.Дитя дать миру. Ощутить предел.И на пороге жадно оглянуться —ах, сколько же ещё я не успел…«От домашних чертогов…»
От домашних чертогов,где уют и родня,чувство вечной дорогиподнимало меня.Не мешала погода —что мне слякоть и зной?В этой жажде уходавсё приемлемо. Но…За всю жизнь, как ни странно,не решила – ей-ей! —домосед я иль странникпо природе своей.И что было – то было,а что будет – то будет,если горя избытокдуши не остудит.И не знаю покуда,и не в помощь примеры —то ли вера от чуда,то ли чудо от веры…«Остаток лет, замешанный на боли…»
Остаток лет, замешанный на боли,и меньше сил… Но замыслов – всё боле:понять, найти, увидеть, осознать,посметь, успеть, испробовать, изведать,и миру сокровенное поведать,и что оно услышано – узнать…«Все эти ссоры, споры, свары…»
Все эти ссоры, споры, свары,раздоров дымные пожары —вражды бессмысленный поток…Как защититься от удара,тебя сбивающего с ног?Держусь надеждой: «Дай нам Бог,дай Бог – и мне, и всем живущим —не погубить живую душу,чтоб нас, усталых и недужных,хватало на добро и дружбу…»«Беззвучье. Безъязыкая тоска…»
Беззвучье. Безъязыкая тоска.Молчание на грани онеменья.И тонкой струйкой тёплого пескасквозь пальцы утекает вдохновенье.Тускнеют краски. Меркнет синева.И тьма грядёт. И рушатся основы.Теряют смысл и звуки, и слова…Но – теплится несказанное слово.Ещё тоска не выпита до дна,ещё душа устало-осторожна,ещё вокруг всё та же тишина…Но музыка – уже возможна.«Как часто я в жизни чего-то боялась…»
Как часто я в жизни чего-то боялась…Боялась – какою окажется старость?Боялась жары и боялась простуды,боялась разбить дорогую посуду,боялась, что дело не сделаю к сроку,по-женски боялась судьбы одинокой,боялась насмешек и грубого слова,надежды напрасной и умысла злого,боялась, что люди за что-то осудят,боялась – будильник меня не разбудит.Тревожила душу мне всякая малость —я даже бояться порою боялась.Гадала – что завтра со мною случится?Спеша, суетясь, что-то в жизни решала…А жизнь проводила иные границыи в бездны иные меня погружала,да грузом забот неизбывных давила.Но – было что было…И э т о – о с т а л о с ь.Чего же тогда я так долго боялась?Но только на грани душевного крахамы жить начинаем без этого страха.«Зачем я? Куда и откуда?»
Зачем я? Куда и откуда?Что зло есть, а что – благодать?Нет, жизни великое чудои разумом всем не объять…«Себя поведав мимоходом…»
Себя поведав мимоходомберёзе, ветру и ручью,то знахарствую, то лечувселенски вечные невзгоды.Жизнь не деля на быль и небыль,всего со всем приемля связь,тянусь к простой горбушке хлебаи ем её, не торопясь.А в непонятных сновиденьяхсовсем обычные делавдруг поразят соединеньемДобра и Зла, Добра и Зла.И снова – путь, движенье, действо,то праведничаю, то грешу,но – постороннему судействудуши своей не обнажу.Без чьих-то просьб и вещих знаковсебя другим я раздаю,но, приобщась к душе инакой,её приемлю как свою.И до сих пор ещё не знаю —там, на безмолвной глубине,душа моя или… чужаяживёт во мне…«Беспечный, вечный жар в крови…»
Беспечный, вечный жар в кровиу мирозданья на виду…Ещё чуть-чуть – и две любвименя на свет произведут.…Ещё чуть-чуть – и я шагнуиз материнских рук надёжныхв свою двадцатую весну,где так светло и бестревожно.…Ещё чуть-чуть – и всё сумею,и храм воздвигну для двоих,и всё осилю, всё посмею,и дотянусь до губ твоих.…Ещё чуть-чуть – и взрослый сынувидит у меня морщины,и сын, родившийся у сына,добавит парочку морщин.…Ещё чуть-чуть – и я замечугруз лет, что давит мне на плечи.А впрочем, разве в этом суть?…Ещё чуть-чуть – и миг настанет,когда меня уже не станет.А мне б ещё чуть-чуть… чуть-чуть…«Мы ходим по жизни порой, как по лезвию…»
Мы ходим по жизни порой, как по лезвию,то никнем, то вызов бросаем судьбе…Но есть в этой жизни Добро и Поэзия,что в трудный момент да помогут тебе…«Мы, разбредясь по собственным квартирам…»
Мы, разбредясь по собственным квартирам,по душам собственным – чужие, не зови! —не ощущаем, сколько в этом мирел ю б в и.Восторженной. Отчаянной. Больной.Погрязшей в суете и мелких распрях.В душе угрюмой мечущейся страстно.Абсурдной. Вдохновенной. Озорной.Увядшей как осенняя листва.Поруганной. Отверженной. Гонимой.В неведеньи проследовавшей мимотого, кто ждал её как божества.Надменной. Безнадёжной. Виноватой.Огромной – не унять и не объять.Всесильной и беспомощной. Распятойи вновь восставшей из небытия.Нелепой и смешной. Косноязычной.Меняющейся, странной, многоликой…И всё-таки – в любом своём обличье! —в е л и к о й.«Так увидеть любимых захочется…»
Так увидеть любимых захочется…Но судьба возражает – «Нет!»,нас готовя к тому одиночеству,где уже ни любви, ни сует.«В пространстве лет…»
В пространстве летрассыпаны мгновенья…Что скрыто в них?Прозренье? Озаренье?В мелодиюсплетённые созвучьяиль россыпь разных нот —на всякий случай?К познаньюнепроторенные тропыили спрессован в нихготовый опыт?Священный текстиль чистый лист бумаги —пиши, твори,исполненный отваги?В них росчерк светаили сгусток тьмы?Что ищем мы?Чего боимся мы?«Верю, верую – что бы ни сталось со мною…»
Верю, верую – что бы ни сталось со мною,не умру я – уйду в измеренье иное.В измерении том – без сумятицы чувств,без надежд, без одежд, – знаю, я приживусь,и обетов земных, верьте, там не нарушу,на иные весы положив свою душу.И со мною уйдут – и не надо иного,и меня осенят, как земная награда,только отзвук прощального слова,только отсвет печального взгляда…«Я полную чашу воды иль вина…»
Я полную чашу воды иль винапридвину неспешно к застолью,не требуя выпить немедля, до дна, —пусть жажда диктует, и только.Несу своё Я – пусть полно до краёв! —легко, ненавязчиво, исподволь…Да будет последнее слово моене проповедью, а исповедью.«Пробился сквозь задвинутые шторы…»
Памяти Григория Славина
Пробился сквозь задвинутые шторывесенний луч, такой лукавый малый…Живу я в марте, в месяце, в которомТебя не стало.Вчера соседка раскидала карты,сулила мне дорогу и валета…И хоть грядёт уже второе лето,мне не уйти, мне не уйти из марта.Живу – не в жизни. И ещё не скорос души спадет вселенская усталость, —живу я в марте, в месяце, в которомТебя не стало.И в миг, когда от жизненного стартадо самой крайней точки добреду, —я не умру, я лишь уйду из марта,к Тебе уйду.«В один прекрасный день я родилась…»
В один прекрасный день я родилась.Была зима. И снег, наверно, падал,и кто-то юный по седому саду,наверное, бродил, не торопясь.И много ль дней – не стоит предрекать —с минуты той успеет в Лету канутьдо той поры невидимой, покав один прекрасный день меня не станет.Не знаю я – он пасмурный иль ясный,в нём свет костра иль вечного огня…Я потому зову его прекрасным,что этот день – не только для меня.«Измученная долгою дорогой…»
Измученная долгою дорогой,прошедшая все круги бытия,седая, постаревшая до срока, —приди ко мне, поэзия моя.Тебе нехитрый ужин сотворюи приглашу к столу, а не к застолью,и, поделясь с тобою хлебом-солью,не нагружу тебя своею болью,а выслушаю исповедь твою.Не попрошу ни славы у тебя,ни почестей, ни благ и ни признанья,лишь одного – коснись своим дыханьем,коснись, не награждая, а любя…«В неожиданно-странном наитии…»
В неожиданно-странном наитиипоняла я в свой скорбный час:разрушает не ход событий,мыслей ход разрушает нас.«Взять неожиданно билет —…»
Взять неожиданно билет —прочь все помехи! —и ранним утром в Петербургодной приехать.По строгим улицам пройти,всмотреться в лица,и с городскою толчеёйбезмолвно слиться.И, затерявшись меж людей,попутных, встречных,вдруг ощутить себя – на миг! —живой и вечной,коснуться медленной рукойоград чугунных…И мир вокруг – как под смычкомтугие струны,и меж струящихся колоннплывёт неспешноколоколов вечерний звон —смиренный и мятежный.«Ах, зеркало, мой пробный оселок…»
Ах, зеркало, мой пробный оселоклукавых взглядов, озорства, кокетства,с самим собойизвечный диалог,с самим собойбезмолвное соседство.Ах, зеркало, прозрачная страна,стихия отраженья, погруженья,где сквозь тончайшийфлер воображеньяживого сердцатайнопись видна.Ах, зеркало, мой ревностный двойник,свидетель всех случайных превращений,самосожжений,самообольщений —ты мне откроешьистинный мой лик?Твоих границ пленительный овалмне так же дорог, как любой осколок.Ах, зеркало,души моей привал,твой век стеклянныйхрупок и недолог.Но знаю – там, во глубине стекла,есть память, что жива и неустанна…Прошу —не закрывайте зеркала,когда я бытьмеж вами перестану.«На третьей по счёту от солнца планете…»
На третьей по счёту от солнца планете,на нашей Земле, как понятно любому,рождаются самые чудные дети…Да разве могло быть у нас по-другому?Смешные и милые наши создания —таких не отыщешь во всём мироздании.Родные кровиночки мамины, папины —родные до боли, до каждой царапины…Они полежат в разноцветных колясках,потом, не минуя ни слёз, ни ушибов,они дорастут – до стола и до сказки,до первых свиданий и первых ошибок.Пробившись сквозь стройнаших взрослых «накачек»,надежд, указаний, упрёков, запретов,они подрастут… И у них – не иначе! —появятся самые чудные дети,родные до боли, до каждой царапины, —родные кровиночки мамины, папины.…Вот так и ведётся от веку на свете:на третьей по счёту от солнца планетерождаютсясамые чудные дети.«Мой Бог, позволь, чтоб именно во мне…»
Мой Бог, позволь, чтоб именно во мне,в моей душе, метавшейся во тьме,пусть на исходе лет, однажды, вдруг, —Твой голос проступил и был озвучен…Прошу – Тебя и верую – во случай,и век тружусь, не покладая рук.«Не на подмостках сцены, нет…»
Не на подмостках сцены, нет,(в театры цены те ещё!) —бесплатное, на мостовойдавали зрелище.И нас, не зрителей – толпу, —чтоб мы вперёд не лезли,на расстоянии держалзаслон железный.Но пред забором одноготам страж оставилкак исключение из тех —железных! – правил.Смешной, нарядный, он сидитна детском стуле,а за его спиной народгудит, как улей.Рубашки белый воротник,штанишки в клетку —сидит на стульчике своём,поджав коленки.Сидит у мира на виду,весь – в таинстве момента,один из всех уже готовначать аплодисменты.Между искусством и толпойсидит, безгрешный,ещё не зная, что всегдаон будет – между…Меж двух огней, меж берегов,меж правдою и ложью,между проторенной тропойи бездорожьем.Между землёй и небом,меж зрелищем и хлебом.«От привычного круга забот вдалеке…»
От привычного круга забот вдалекея стояла тогда на горячем песке…И пригрезились мнев раскалённой тишита скрипачкатринадцати лет с небольшимда старикв заскорузлой одежде своей, —как два полюса жизни,две крайности в ней.Лёгкий мостик дощатыйна жёлтом песке,звуки скрипки,прижавшейся к детской щеке,зеленеющий лесна другом берегудо сих пор яникак позабыть не могу.В этом миге,очерченном ярко и чётко,улыбался старик,а грустила – девчонка,и от круга привычных заботвдалекея стояла пред нимина зыбком песке.И в том странном,судьбою подаренном дне,я поверила скрипке,поведавшей мне,что не финиш и старт,и не полюсы это —наша юностьи наши преклонные лета, —это всё и всегдана одном берегу…Я теперь и самав том поклясться могу.