Варварино счастье. Том III. Из завтра – во вчера…

Аллан душой почувствовал, что отцу угрожает опасность для жизни. Он расставил отряд на защиту горы с восточной стороны, откуда тоже могли появиться крестоносцы, если они спрятались и выжидали удобный момент для нападения. А сам с несколькими своими бойцами отправился в то место, где Хадаса в последний раз видел Ицхак. Аллан кричал и звал отца. В ответ была тишина. Они продолжали спускаться ниже, в ту сторону, куда убегали двое крестоносцев. В конце концов, в глубокой расщелине они увидели нескольких человек. Они лежали неподвижно. Аллан понял, что они не спускались туда, они – упали. Вокруг торчали острые камни, и обрывистый крутой спуск вниз, а дальше простирался обрыв и внизу одном из трех лежащих мужчин Аллан узнал своего отца. Спасение было делом нескольких минут. Аллан с одним из бойцов быстро спустился в расщелину и тут же кинулся к отцу.

Хадас был жив. Грудь его была залита кровью. Кровь буквально сочилась из его раны. Он был без сознания, только тяжело дышал и стонал. Из рук он не выпускал свое ружье. Аллан крикнул наверх своим бойцам и Хадаса быстро подняли наверх и передали в руки лекарю, который был в отряде. Спасибо Всевышнему, что в отряде лекарь не пострадал и сейчас оказывал помощь всем раненым.

Отец был жив, но крови потерял так много, что мог умереть не от раны, а именно от потери крови. Аллан с бойцами теперь должен обойти всю территорию битвы, чтобы ни один раненый не остался без помощи, и каждый погибший должен быть похоронен с почестями. Погибших оказалось двое.

Аллан практически впервые увидел смерть совершенно молодых и крепких ребят. Как теперь сообщить их родным о таком горе. Ведь у каждого есть семья и маленькие детки.

Бои переместились с пирса вглубь территории поселения. Там сейчас задействованы другие отряды обороны, а отряду Хадаса нужно было очистить пирс от тел погибших крестоносцев. Отца и других раненых Аллан попросил доставить в их семьи. Благо, все люди были из близкого к пирсу района. Уже уходя с горы Аллан услышал стон и какие-то жалобные крики. Он понял, что стоны доносятся из того ущелья, куда упали двое крестоносцев и отец, когда их преследовал. Аллан заглянул в ущелье и увидел ползущего вверх молодого парня. Этому крестоносцу было не более восемнадцати лет. Он был обессилен, окровавлен. Парень плакал и протягивал руки к Аллану. Он только всхлипывал, слезы бежали по его лицу и он произносил одно только слово: мамма, мамма. И плакал…

У Аллана было двоякое чувство. Надо уничтожить еще одного врага. Пусть он даже молодой и не опасен сейчас. Но впереди у него целая жизнь, если его спасти. И скольких людей в будущем он может убить… А если он его спасет и получит нож в спину от того, кого сам спас… Как руководитель отряда он должен был сейчас принять правильное решение. Сам он ничего придумать не мог. И решил посоветоваться с бойцами.

Те, кто был молод, как Аллан или как сам раненый крестоносец, все как один выступили за то, чтобы уничтожить врага и не морочить себе голову. Но двое совсем пожилых иудеев убедительно просили всех остальных сохранить жизнь парню.

Пожилые бойцы, которые помнили от своих отцов и дедов, что не все завоеватели были жестокими. И они тоже сохраняли жизнь пленным. Лечили их и отпускали к семьям. Для Аллана это было открытие. И даже один из этих двух иудеев, был свидетелем такого спасения. Его отец был отпущен и ему не причинили вреда. В конце концов, все согласились спасти раненого парня. Его быстро достали из пропасти, проверили, что второй крестоносец мертв. Его достали тоже, так как надо было похоронить и предать тело земле. Раненого крестоносца Аллан попросил донести до его дома и передать матери.

И далее весь отряд убирал трупы. Копать могилы было некому и времени не было, поэтому всех мертвых сложили в один общий ров, который имел естественное происхождение. Там когда-то бушевала стихия, вода с гор вымыла почву и образовалась довольно большая яма. Вот туда снесли всех убитых, сложили их рядочками и заложили камнями. Получилась братская могила для тех несчастных, которые только мечтали стать героями, но не достигли цели.

Работа по захоронению трупов была окончена только к ночи. Тысяча или больше трупов нашли свое последнее пристанище в каменной могиле на берегу моря в поселении Акко. Теперь надо было решить, что делать с флотом завоевателей.

Поскольку руководители армии обороны Акры находились теперь довольно далеко от пирса, Аллан снова решил посоветоваться с членами отряда бойцов. Пожилые бойцы, которые сами не участвовали в сражениях, но в них участвовали их отцы, рассказали, что в последнем крестовом походе иудеи сожгли флот крестоносцев. И все решили, что нужно поджечь ближайшие к берегу парусники и они будут гореть сильным пламенем, поскольку они стоят тесно друг к другу и погасить их не будет возможности. Не так уж много на парусниках осталось крестоносцев, оставленных для охраны судов. Поэтому погасить большой пожар они не смогут.

Решение о сожжении суденышек было исполнено в течение этой ночи. Пожар горел всю ночь. Пламя было настолько сильным, горели люди и суда. Дикие крики оставшихся на судах крестоносцев заглушал треск горевших мачт и парусов. Некоторые воины отплывали от пожара как можно дальше, но вряд ли кто мог спастись в таком огненном аду.

Утром отряд разошелся по домам. Но не навсегда. Аллан должен получить указание от руководства армии обороны Акры, какие будут поставлены перед ними цели. И Аллан вместе с другими бойцами заспешили домой. Солнце уже взошло.

Уходя из порта, Алан оглянулся. Ему стало как-то не по себе. Как будто совершенно ничего не произошло за последние два дня. Флот сгорел и останки его покоились на дне моря. На поверхности моря ничто не напоминало о том, какой могучий бросок совершили крестоносцы, достигли берега Акры, и теперь многие из них лежали в каменной братской могиле, а флот покоится глубоко под водой. Ни люди, ни флот – не восстановимы. Только камни были не совсем обычного для них серого цвета, они были красными от крови. Красный берег… И скорбь матерей, которые никогда не увидят своих сыновей… Будь они крестоносцами или воинами другой армии, матерям одинаково горько терять детей…

И все эти нашествия происходили из-за какого – то желания править судьбами целых континентов, а не только отдельных городов. Крестоносцам хотелось находиться на вершине пирамиды… А разве нельзя было всем людям посещать католическую святыню – храм Господень в Иерусалиме? И там молиться своему Богу.

Но это не был конец крестового похода. Осада города длилась не менее восьми месяцев.

Глава 6. Всевышний дает события, а мы обязаны их принять…

Яффа в волнении ходила по комнатам. Она уже успела добежать до Леи, передала ей слова сына. Надо знать душу еврейских женщин. Душа полна волнений, чувств, восторгов. Слезы могут легко брызнуть из глаз от избытка чувств радости и счастья. Но когда наступают серьезные моменты, особенно опасность для жизни любимых и близких людей, то еврейская женщина концентрируется так, что может горы свернуть, чтобы спасти любимого.

Услышав, что Аллан с отцом ушли на защиту Акры, Лея засобиралась тоже бежать в порт. Она думала, что сможет там оказаться полезной для Аллана. Однако Яффа поговорила с девушкой довольно строго, и та согласилась ожидать Аллана у себя дома. Ведь он четко и ясно сказал, что как только окончится война, он придет к родителям Леи просить руки своей любимой, и они тут же поженятся. Лея пообещала матери Аллана держать себя в руках. На том они и расстались. Ночь прошла в беспокойстве. Яффа ни разу даже не прилегла на кровать. Какой же тут сон, если ее самые любимые и дорогие люди находятся в самом пекле сражения.

Яффа слышала и стрельбу, и отдельные крики. Поднимаясь на крышу, она не видела даже голубого моря. Видны были только парусные суда, и их было так много, что беспокойство за своих мужчин и вообще за жителей всего города охватывало ее душу.

Мать пыталась войти в мысли сына, но там не было конкретного известия для нее. Шумы, крики, волнение Аллана. Ее успокаивало хотя бы то, что он жив. И муж ее жив. Иначе у Аллана в голове возникали бы мысли, которые матери стали бы доступны.

Так прошел весь следующий день. После обеда Яффа поднялась на крышу дома в глубоком волнении. Никогда еще ее сердце не билось так тревожно. Она не могла унять его, пыталась уговорить… Выползла на крышу, от волнения ноги ее не держали. Надо учесть, что возраст женщины был уже за пятьдесят.

Она увидела нескольких мужчин, которые несли на палантине ее мужа, всего забинтованного какими – то окровавленными тряпками. Хадас не подавал признаков жизни.

Яффа теперь уже вниз спускалась на негнущихся ногах. Ее волнение передавалось так, что голова четко работала, а ноги – отказывались ей подчиняться. Она вышла из дома и встретила мужчин. Прежде всего, она кинулась к мужу, пыталась услышать его дыхание. Он был как будто жив, но глаза закрыты и, похоже, без сознания. Принесшие его люди подтвердили, что их командир жив, что его перевязали и что лекарь должен будет прийти к ним попозже вечером. А на словах передали рекомендации лекаря, как нужно лечить Хадаса.

Единственная хорошая новость, которую ей передал лекарь, что Хадас скоро поправится, его рана не опасна для жизни.

А вторая хорошая новость – что Аллан жив и принял командование отрядом после ранения отца.

Яффа погрузилась в заботы о муже. Она не отходила от него ни на минуту. Муж ее долго еще не приходил в сознание. Только ближе к сумеркам он пришел в себя. Открыл глаза. Сначала, очевидно, он не мог понять, что случилось, почему он лежит в таком беспомощном состоянии. Когда он попытался приподняться, ужасная боль заставила его снова опуститься на кровать. Яффа сидела рядом с ним и гладила его руку. Она тихонько попросила мужа не двигаться активно, потому что он получил ранение в грудь. И уверила его, что лекарь сказал, что Хадас быстро поправится, что рана не опасна для жизни. Хадас в первую минуту возвращения памяти тут же начал спрашивать, что с Алланом. И снова Яффа успокоила мужа известием о том, что атака крестоносцев отбита, и что сын принял на себя командование отрядом.

Жена поняла, что самую важную информацию Хадас от нее получил, теперь ему надо выздоравливать самому. Яффа приготовила для мужа отвар из лечебных трав. К ночи появился лекарь. Но не один. С ним шли те же мужчины, которые принесли Хадаса. Они снова несли кого-то на палантине. Яффа чуть не потеряла сознание от мысли, что второй раненый (или уже мертвый??) может быть ее сыном. Бедная женщина схватилась за дверь, ноги ее просто уже не держали.

К ней тут же бросился лекарь Моше, который шел впереди. Яффа с испугом спросила:

– Что с Алланом? Он жив?

– Яффа, не волнуйся. Он жив. Это совсем другой человек.

– Как? У нас в городе есть госпиталь. Для чего его к нам в дом? Я не знаю, как ему помочь. И вообще, кто это?

Лекарь помялся. Яффа заволновалась. Хуже всего в жизни тогда, когда не знаешь полностью реальной картины.

И она твердо сказала:

– Моше! Мы с тобой так давно знаем друг друга, что не пытайся меня обманывать. Скажи честно, кто это и почему – к нам в дом?

– Ты только не волнуйся, Яффа! Это приказ твоего сына. Что этого раненого мы должны принести к вам в дом. А кто он? Это человек, который, ранил твоего мужа. Это крестоносец.

– Что?? И его к нам в дом?

– Аллан вернется домой, и сам тебе все расскажет. Мне сложно объяснить. Я тебе только расскажу, как лечить этого парня.

И Моше начал подробно инструктировать Яффу, как помочь парню.

Яффа, бедная, с ума сходила от полученной информации. Ей принесли в дом человека, из-за которого она чуть не потеряла своего любимого мужа. Врагов надо уничтожать, а она должна выхаживать его…

Тем не менее, Яффа сделала питье раненому парню. Он лежал такой несчастный. Крестоносец был ранен в руку. Кроме того, нога оказалась поломанной. И лекарь успел ее заложить в лубок, поэтому парень не мог встать. Хотя и был в полном понимании реальности. Только не понимал язык. Когда Яффа поднесла ему небольшой ковш с питьем ко рту, он здоровой рукой поймал ее руку, прижал ее к своим губам поцеловал и сказал: Мамма, мамма…

Яффа поняла, что хотел сказать ей парень. Он назвал ее мамой. Слишком похожи были слова чужого языка на ее родной иврит. На иврите слово мама звучит как има. Има – имуш… Ласково… Мамочка… Она тоже свою маму так называла – имуш!

Она сидела рядом с кроватью раненого парня, смотрела на него и думала:

– Сижу рядом, помогаю… А могла бы сегодня уже готовиться к похоронам мужа. И она заплакала. Парень очень правильно понял ее мысль. Он как будто считал с ее мозга то, что она подумала. И он пытался приподняться, чтобы поцеловать ее руку, и этим самым сказать, как он виноват перед ней и ее мужем. Яффа встала, не позволив ему снова целовать ее руки. Сама ситуация ей была совершенно отвратительна.

Однако сын приказал отнести парня сюда, значит, так и должно быть. Женщина вздохнула и пошла готовить парню бульон из кусочка бараньей лопатки. Хорошо бы туда добавить бараньего жира, так он быстрее выздоровеет.

Развела огонь в очаге, приготовила бульон для обоих раненых мужчин. А ведь надо и для Алланчика ужин приготовить. Вот сразу сколько работы прибавилось! Зато ее мужчины живы. И она снова почувствовала себя оптимисткой.

Всю ночь Яффа не спала. Она сидела у кровати мужа. Она сумела его вечером даже напоить бульоном. Он еще тяжело дышал, но было видно, что хуже ему не становится. Это вселяло надежду. Муж начинал засыпать, тогда Яффа шла в другую комнату, где лежал больной крестоносец. Как только он слышал ее приближающиеся шаги, тут же пытался встать и все что-то говорил на своем языке. Теперь она рассмотрела его получше. Он был совсем молодым, почти еще мальчишка. Зачем же таких берут на войну?

И у Яффы злость постепенно таяла и превращалась в сочувствие этому больному мальчику, у которого повреждена правая нога и левая рука ранена. Это его ранил Хадас. Так поняла Яффа. Она попросила Всевышнего показать ей картину боя, и тотчас увидела все в деталях. Конечно, Хадас защищался и правильно делал.

На него напали несколько человек. Некоторых он обезвредил выстрелами. А двое побежали от него. Он пытался догнать их и прикончить тоже, но тут неожиданно открылось ущелье, которого не видел и сам Хадас и не видели убегающие его противники. Хадас на ходу выстрелил. Попал одному из убегавших в руку. Оба парня упали в обрыв, а за ними туда же упал и Хадас. А этот парень махал шашкой направо-налево, и задел Хадаса. Хорошо, что рана не смертельной оказалась.

И когда в очередной раз раненый парень пытался поцеловать ей руку, очевидно, просил прощения у нее на своем языке, он был многословен и там часто упоминалось слово мамма, Яффа просто погладила его по голове и сказала:

– Спи, спи! – И как маленькому закрыла ему глазки. Погладила по лбу, потом спустилась к глазам и пальцами прикрыла ему веки.

Он, видно, все понял, что его простили. Он-то просил прощения у Яффы не за то, что ранил ее мужа, а за тот факт, что он пришел убивать этих людей, а они же его не убили, и даже спасли, перевязали и принесли сюда. А еще он услышал, что в соседней комнате стонет мужчина и понял, что тут не он один пострадавший.

Так у Яффы прошла беспокойная ночь. Но ни на секунду она не забывала о сыне.

Она постоянно посылала ему сигналы, и только один раз получила ответ, что он жив.

Почему-то только в этот момент она могла позволить себе поплакать от души.

Она думала, что никто не видит ее слез, но молодой крестоносец видел слезы женщины, он понимал, что она плачет из-за своих мужчин, а не из-за него. А он – один из тех, кто принес смерть в этот город. И парень сам заплакал. Но Яффа стояла спиной к парню и не видела его слез.

Только Бог видит наши слезы, дает нам возможность осмыслить ошибки и дает возможность исправить что-то и стать душой чище. И делать больше добрых поступков. Для этого мальчика ночь была ночью взросления и незримой беседы с Богом. Он утром встал с первыми лучами солнца совсем другим человеком. Он уже не видел врагов в этих людях, которые жили себе и жили на своих каменистых и неурожайных землях и никогда не приходили к ним в Италию с целью уничтожения людей и завоевания территорий. А крестоносцы много-много раз уже затевали войну с этими людьми, которые им не сделали ничего плохого. Совершенно ничего!

Ночью Яффа поднялась на крышу дома и замерла в ужасе. Вся бухта была охвачена ярким пламенем. Ей казалось, горит всё, и море, и земля на берегу. Всё слилось в единое море огня. Она была в панике. Собрав все силы воедино, Яффа послала сыну вопрос: Ты жив?

Ответ пришел положительный. Но сам сын был еще в порту или где-то, но довольно далеко от родного дома. И Яффа спустилась в дом.

Утро было ясным и солнечным. Как и всегда на этой родной для нее земле Палестины, где они дружно жили все вместе: иудеи и христиане, и арабы… Каждый молился своему Богу. И каждый из них думал так, что Бог каждого из них для него – единственный и самый главный в мире. И другой также думал. А не может быть на небе нескольких единственных и самых главных Богов. Скорее всего, он один на всех, Бог един. Но вслух никто не осмеливался произносить такие слова. Вот и молились, кто какому Богу. А Бог он есть любовь, вечность и бесконечность. ОН-ОДИН!

Яффа вышла на улицу, чтобы сказать Богу «Доброе утро, Всевышний! Спасибо, что ты сохранил мне мужа, и что мой сынок жив. Пусть и этот раненый парень будет здоровым. Ты ведь, Всевышний, не случайно его направил в наш дом?! Спасибо, Господи, тебе, спасибо за все, за то, что дал нам жизнь и возможность радоваться этой жизни!…

Так встречала первые лучи солнца еврейская женщина Яффа, направляя слова благодарности Богу. И была она прекрасна и красива в своей молитве. И даже имя ее – Яффа в переводе на русский язык означало Прекрасная.

Яффа стояла, закрыв глаза, протянув руки к солнцу… В этот момент ее кто-то осторожно обнял за плечи. Яффа вздрогнула, и еще даже не открывая глаз, поняла, что вернулся домой сын…

Она обняла сына, прижалась к нему так крепко, словно боялась, что этот момент не встречи, а расставания. А расставаться с ним она не хотела никогда в жизни.

Они так обнявшись и вошли в дом. Первый вопрос был об отце. После подробного ответа, Аллан спросил о раненом крестоносце. Получил тоже удовлетворительный ответ и только после этого сказал:

– Имуш, я голодный как …шакал! Давай все, что в доме есть.

– Как же, родной, я все приготовила. Я ждала тебя. Слава Богу, ты жив и здоров! Ешь и ложись спать. Я же понимаю, что война не окончена.

– Да, има, нам нелегко будет, но мы победим. Потому что не мы нападаем, на нас нападают. И это дает нам право для решительных действий.

Пока мать подавала на стол еду, Аллан вошел в комнату отца, чтобы удостовериться, что с отцом все хорошо. Да. Тут смертью не пахло. Отец хоть и прерывисто и тяжеловато дышал, но румянец на щеках говорил сам за себя. Умирающие не бывают румяными… Отец спал…

Аллан вошел в комнату, куда мать определила раненого крестоносца. Парень уже проснулся. Он испуганно посмотрел на Аллана. Он же помнил, что именно этот человек спускался в ущелье и помогал выбраться иудею. А потом приказал вытащить из пропасти и самого Вито и даже приказал отправить его к себе домой на лечение. Кажется, что вошедший не имел плохих намерений, он даже улыбнулся слегка Вито. Потом постучал себя в грудь ладонью и сказал:

– Я – Аллан. – И показал пальцем на Вито.

– А ты?

Крестоносец моментально понял, о чем спрашивал его Аллан и ответил, показывая на себя здоровой рукой:

– Вито! Вито!

Аллан подошел к раненому парню и подал ему руку. Тот в ответ подал свою здоровую руку. Так они впервые пообщались. Нет случайных встреч! Всё где-то в хронике Акаши расписано по пунктам. Если бы знал Аллан, как много раз будет Вито жертвовать своей жизнью ради его спасения, он бы улыбнулся, вспомнив, как сомневался, спасать ему раненого крестоносца или нет.

Глава 7. Война продолжается…

У Аллана не оставалось уже и минутки, чтобы навестить свою любимую Лею. Он тут же утром поспешил в порт. Однако отца успел повидать. Хадас пришел в себя. Он был еще слаб и едва нашел в себе силы улыбнуться сыну. Разговаривать Хадас еще не мог, грудь болела. Аллан понимал, что отцу интересно узнать исход битвы. И он рассказал, как потерял из виду отца во время боя, как нашел его в ущелье без сознания, всего окровавленного. Что он принял на себя командование отрядом после ранения отца. Потом рассказал отцу, как они похоронили крестоносцев, и что отряд принял решение поджечь флот крестоносцев. Что к утру отряд очистил от трупов пирс и сгорели все до единого парусника крестоносцев.

– Сынок, спасибо тебе! Ты заменил меня, не растерялся. Проявил себя как настоящий мужчина. Я тебе хочу отдать план пещер, которые находятся вдоль побережья от пирса вплоть до крепости крестоносцев.

Хадас говорил тихо, он боялся напрягаться. Сил не было. Он шепотом продолжал:

– В той комнате, где у нас тайник с оружием, лежат планы всех пещер на побережье. Завернуты в черный плащ. Слева. Иди возьми их. Они тебе пригодятся.

– Папа, я тебе хочу сказать что-то важное. Надеюсь, ты меня поймешь.

Хадас слабо пошевелил рукой, показывая знаком, что слушает сына.

– Пап, когда я спускался в ущелье, где ты лежал без сознания, там было еще двое крестоносцев.

– Да, я догонял их, и они свалились прямиком в ущелье. И я не удержался. Бежал, не глядя. Вот и свалился. И там я прикончил одного и ранил другого, а потом и сам потерял сознание. А второй, которого я ранил в руку, махал саблей и хорошо, что не смертельную рану мне нанес.

– Так вот, мы вытащили из ущелья того, который остался жив. Папа, ты бы видел, как он плакал и просил его спасти. Он повторял слово «мама» несколько раз. Я пожалел его и забрал к нам домой. Он ранен, у него поломана нога. Сейчас он в соседней комнате.

Хадас вытаращил глаза, он бы хотел что-то на эмоциях выпалить, но боялся, что снова откроется рана на груди. Поэтому только смотрел на сына и удивление читалось в его взгляде.

– Папа, я не мог его бросить, а тем более – убить. Когда идет сражение, другое дело. А так, когда он лежит передо мной раненый, совсем молодой мальчишка, плачет, и весь в крови. Это не по-человечески.

Хадас прошептал:

– Сынок, если ты так решил, значит так надо было. Жизнь человеческую так легко оборвать, а восстановить невозможно. Пусть живет парень!

– Спасибо, папа! Ты всегда меня понимаешь!

Аллан наклонился и поцеловал отца в щеку и сказал:

– Ты, пап, выздоравливай, а я должен идти. Сейчас только планы пещер заберу и побегу на пирс.

Аллан тут же покинул родительский дом, война не окончена. Дни осады города Акра не могли окончиться в одночасье. Обе стороны военных действий не собирались уступать. У каждой стороны была своя правда. Католики в лице крестоносцев вступали в войну с жителями палестинских земель на протяжение уже пятисот лет, мотивируя, что владеть святыней православия имеют право только они, а никак не иудеи и мусульмане. Другая сторона в лице христиан, мусульман и иудеев утверждала, что живут здесь эти люди уже тысячи лет и имеют прямое отношение к Иисусу и никак не меньшее, чем католики. Никто не желал уступать. Поэтому и снаряжались крестовые походы один за другим.

Поход католиков на святую землю в 1190 году был третьим по счету. Сколько таких походов будет в будущем Аллан не знал, но понимал, что иудеи никогда не подчинятся крестоносцам и не сменят свою веру на чужую.

Сколько было уничтожено захватчиков в первый день отрядом Хадаса, не меньше нескольких тысяч, а сколько еще смогло пройти вглубь территории Акры, стремясь занять крепость. Война шла всеми доступными способами. В том числе и хитростью. В пределах видимости крестоносцев появлялся отряд иудеев, и начинал спешно отступать, его пытались преследовать. Вдруг иудеи как сквозь землю проваливались. В действительности, они и уходили в землю, в пещеру. Крестоносцы в пылу погони не могли остановиться, ведь они слышали совсем рядом голоса иудеев. Как только крестоносцы спускались в пещеру, их тут же уничтожали, а вход в пещеру тщательно маскировали камнями.

Вскоре крестоносцы уже боялись вступать в такую рискованную погоню. И защитники могли иметь возможность выслеживать отряды крестоносцев на подступах к городу и уничтожать их также успешно.

Прошло два месяца осады города Акра. Хадас уже встал с постели, он стал чувствовать себя значительно лучше. Как только Хадас поднялся на ноги, тут же отправился в комнату, где находился Вито. Когда Хадас вошел в комнату, Вито дремал. Видимо, он почувствовал на себе чей-то взгляд, открыл глаза… Наверное, в первый момент парень испугался, так как он вспомнил этого человека. Это был тот человек, который вместе с ними двумя упал в ущелье. Там еще у них продолжалась борьба. Вито был ранен в руку, но и он нанес копьем иудею рану в грудь. Мужчина тут же потерял сознание, да и сам Вито на какое-то время потерял сознание от боли и потери крови.