Зимняя жара. Реальное фэнтези – Том III – Ложная правда

Тем временем Бокинфал под неусыпным присмотром обоих приятелей с наслаждением справил нужду за другим кустом, кое-как вытерся снегом и встал, завязывая тесьму на штанах. Замерзшие пальцы не слушались, но он радостно улыбался, впервые за долгое время чувствуя себя почти свободным, если бы не грубые верёвки на руках. Думал ли он о побеге? Разумеется. Смог бы? Развяжи они ему запястья, вероятно, он сумел бы справиться с обоими их же оружием, а потом – уж как получится. Но ничего подобного ему сейчас делать почему-то не хотелось. Ну, то есть, известно почему. У них в плену осталась бы его Пенни. Её он покинуть не мог. Если им угрожает опасность, то пусть угрожает обоим. Так проще и есть хоть какая-то надежда. Тем более что пока дикари вели себя вполне смирно и можно даже сказать вежливо. Буквально на руках носили, усмехнулся он своим мыслям, глядя, как ему снова связывают ноги. На сей раз по-другому, не плотно щиколотка к щиколотке, а с зазором шириной в два пальца, что было гораздо удобнее и почти не натирало.

Когда оба пленника заняли причитавшиеся им места в носилках, Гури с ножа угостил их жареными на костре кусками мяса, дал запить топлёным снегом с добавлением сушёной травы-бодрины, придававшей сил и выносливости, и велел своим людям идти дальше. Они возвращались по собственным следам, однажды пройденной через сугробы тропой, только теперь им мешал лишний груз. Зато шедший впереди Хок торил снег проще, с охоткой, предвкушая, вероятно, долгожданный отдых среди родных костров.

Гури тоже думал о доме. О красавице Кеите, которая ждала его сейчас, укачивая в мягкой люльке сынишку, о предстоящем разговоре с Гелом насчёт дальнейшей судьбы пленников и не найденных беглецах, о скором заходе солнца, предвещавшем вторую ночёвку, если они не поспешат, и о матери. Он не видел её уже долго, непозволительно долго. Она жила в туне карлика Тэрла, его, если можно так сказать, друга, с которым они давным-давно вместе обучались боевому ремеслу. Было это здесь, в Лесу, но как будто бы в совсем другой жизни. Мать, Тэрл, Лес, Учитель… Он кого-то забыл. Или не хотел вспоминать. Почему он вообще об этом подумал? Обычно с ним редко такое происходит. Но уж если происходит, то…

– Ложись! – крикнул он, и сам сделал короткий прыжок вправо, проваливаясь в снег боком.

Падая, он видел, что его внезапный приказ никого не застал врасплох. На тропе остались лежать лишь брошенные носилки с пленниками.

Что это было? Мнимая опасность? Озарение? Старость?..

В Лесу стояла тишина. Даже испуганные пленники молчали, настороженно прислушиваясь.

Убедившись, что никого из стаи с земли не видно, Гури поднял глаза на деревья. Выждал, не упадёт ли с какой-нибудь ветки потревоженный кем-то снег. Даже некоторые илюли умели неплохо передвигаться по деревьям. Не говоря уж о воинах не примкнувших к Тикали кланов. Но нет, казалось, даже белки затаили дыхание, боясь пошевельнуться.

– Я тебя вижу, – громко сказал он на кен’шо. – Выходи! Я не назову тебя по имени, и ты понимаешь, почему.

– Ты меня не видишь, – ответил голос совсем рядом.

Гури крутанулся на другой бок и только сейчас заметил притаившегося за толстым стволом сосны человека. Вернее, человек позволил себя заметить. Даже зимой он оставался таким же: широкополая соломенная шляпа, две длинные косы, чёрный металлический панцирь на груди и такая же рукавица на левой руке, краснопёрые стрелы в колчане за спиной, короткие, в палец толщиной, лук из оленьего рога и орешника, за поясом – топорик. Опирается на длинный шест. Вот кого он почти забыл и вспомнил только сейчас.

– Скажи своим людям, чтобы шли дальше одни. Надо поговорить.

Спорить не приходилось.

– Всё в порядке. Идите вперёд. Я нагоню. Хок за старшего.

Снег ожил, воины поднялись, оглядываясь и не видя, с кем он там разговаривает, подобрали носилки и захрустели прочь, явно раздосадованные и обиженные. На него. Не догадываясь даже, что он только что спас им всем жизни.

– Что тебе снова нужно? – Он остался сидеть на снегу, спиной к дереву. – Ты нашёл убийц Учителя?

– Отца убили не Тикали. И не Олди.

– Это я понял, потому что все по-прежнему живы.

– Но ты в прошлый раз зародил во мне правильное сомнение, Гури. – Рука тяжело легла ему на плечо. Снег не выдал его приближения. – Это были те, кого вы называете илюли.

– Как ты узнал?

– Просто. Оделся одним из них. Пришёл к ним. Искал. Нашёл место, где они меняются товаром. – Собеседник сел рядом. – Там были вещи из нашего дома… – Он прислушался, наверное, к собственным мыслям. – Продавец не знал общего языка. Тот, который он знал, я ему на прощанье отрезал. Вот. – Он извлёк из-за пазухи пару знакомых палочек с витиеватым резным узором у более широких концов. Учитель имел обыкновение этими палочками есть. – Они там думали, что ими можно бить по струнам или бубнам и извлекать звуки.

– Я тоже так подумал, когда впервые их увидел. Учитель, помнится, смеялся.

– Отец любил смеяться над твоими шутками. Дурацкими, на мой вкус.

– Продавец только продавал украденное. Кто ему их передал, ты выяснил?

– Я просидел у него два дня. Ждал, когда спохватятся и придут выяснять, где он пропадает. У него была жена и дочь.

– Ты и их…

– Нет. – В голосе послышалось сожаление. – Связал и кормил, чтобы не померли. Они тоже не знали общего. Но я не убиваю детей. На второй день пришли люди. Трое. Один меня в конце концов понял. Сказал, что простой охранник. А его хозяин уже захлебнулся своей кровью и лежал неподалёку. Этому хозяину и принесли их на продажу илюли, которые вернулись из леса. Охранник их даже описал, но для меня они все на одно лицо, как и вы.

– Это я уже когда-то слышал. И что дальше?

– А дальше я вернулся туда, где илюли торговали. Вместе с охранником. Потому что не поверил ему. Простые охранники на общем не говорят. Так я решил и оказался прав.

– Похоже, ты искал что-то особенное.

– В прошлый раз мы не договорили. У моего отца была карта. Ты знаешь, что такое «карта»?

– Нет, – признался Гури, хотя слово это когда-то слышал.

– Это когда всё, что ты видишь вокруг себя и не видишь, нарисовано на одном куске чего-нибудь, скажем, кожи, и ты можешь по этому рисунку узнать дорогу.

– Полезная вещь.

– Такая карта была у моего отца. Он привёз её из своего далёкого дома. Оттуда, где живёт мой род, мои люди. Понимаешь? Я давно решил вернуться туда. Здесь у меня нет ничего, даже отца. И эту карту украли вместе с остальным. Я поклялся её найти.

– Тот охранник тебе помог?

Гури прекрасно знал манеру своего собеседника никогда сразу не говорить о главном. Он напоминал ему охотника, который, вместо того, чтобы вынуть добычу из силка, ложится подальше и начинает медленно подтягивать силок к себе. Тикали всегда говорили коротко и по делу. Даже песни у них состояли из нескольких слов, которые выпевались на разный лад в зависимости от настроения. Никаких долгих рассказов.

– Он был не охранником. Тоже торговал. Но только не всякой всячиной, а рукописями. Тебе объяснить, что это такое?

– Запись происходящего.

– Правильно. Их скручивают в трубки. Точно так же, как была скручена карта. Легко спутать. Этот торговец знал больше, чем говорил. Но мне он сказал всё. Как к нему пришёл воин, вернувшийся из леса, и предложил купить всякой всячины. Как он отправил его к своему приятелю, которого я и встретил первым на торгах. А себе взял только ту карту. Он её вспомнил. Я почти не настаивал. Ломал ему медленно пальцы и смотрел, как он плачет. Мужчины не должны плакать. Он сказал, что карты у него теперь нет, потому что её забрали. Когда мы закончили, я проверил, но так у него ничего и не нашел. Вероятно, не соврал, когда говорил, что её у него забрали.

– И кто же?

– Я не убил его, пока не дослушал его рассказ до конца. Оказалось, что из-за этой карты его уже один раз пытали. Я не понял всего, что он мямлил, но понял главное – она цела. И теперь принадлежит кому-то богатому, кто владеет многими такими торговцами, как мой теперь мёртвый знакомый. Ты знаешь, что значит «богатый», Гури?

– У которого много того, что нужно другим.

– И вот таких богатых я стал искать. И знаешь, их у илюли не так уж много. Их можно распознать по размеру дома. Или по количеству таких домов. Понимаешь, к чему я клоню?

– Пока нет.

– А пора бы! – Он говорил тихо, но всё более угрожающе. – Я много потратил времени на поиски. Обзавёлся их одеждой, вынужден был ходить, как они, даже волосы прятал под мехом. Несколько раз на меня обращали внимание их вояки, и я с ними говорил на языке леса.

– Оружием?

– Оружием. Совсем недавно я нашёл дом самого богатого человека и ждал случая, чтобы туда проникнуть. Понял теперь?

– Нет.

– Потому что ты этот дом сжёг! – От ярости через стиснутые зубы полетели слюни. – Сжёг! Вместе с картой! Я добрался до него, когда там уже всё закончилось. Илюли побоялись броситься за вами в погоню. А я бросился!

Гури поморщился, но сохранил вид полной невозмутимости.

– Я не знал, что там какая-то карта…

– Да, ты не знал!

– И ты не знаешь.

– Что?! – Лицо собеседника впервые выразило чувство, отличное от злобы и досады. – Что ты сказал?

– Ты тоже не знаешь. Её могло не быть в доме.

– Но…

– Самый богатый не значит «тот самый». С чего ты взял, что хозяин того дома, тех домов, захватил твою карту?

– Он владеет торгом.

– Один? Ты в этом уверен? Ты был у илюли, ты видел, сколько там народу. Никогда не поверю, что богатых из них всего один. Я на этом торге не был, но слышал про него. Уверен, там тоже много хозяев.

– Значит…

– Ты правильно сделал, что нагнал нас, Дэс’кари Сину. Может быть, я смогу тебе помочь.

– Как? Сожжёшь лес? У тебя это хорошо получается.

– Мы захватили пленников. Илюли хотели их убить, принести в жертву. Мои люди обращаются с ними хорошо. Можно задать твой вопрос им. Раз они были в доме самого богатого илюли, может, они кое-что знают про него? Или даже слишком много, за что от них и хотели избавиться. В память об Учителе я готов помочь тебе.

– Отец тебя видит. – Дэс’кари Сину склонил шляпу, скрыв лицо. – Веди меня к ним.

Гури устремился вдогонку за остальными. Снежная тропа была уже настолько хорошо утоптана, что ноги почти не проваливались. Его спутник не отставал. Гури заметил, что у того на ногах не обычные плетёные снегоступы, а более вытянутые, с загнутыми кверху мысками, выточенные из сплошных кусков дерева. Он узнал снегоступы Учителя. Дэс’кари Сину не столько бежал на них, сколько скользил, отталкиваясь шестом. Хотя он легко мог бы обогнать Гури, тот не стал пропускать его вперёд: обращение спиной свидетельствовало в Лесу о полном доверии к тому, кто идёт сзади.

– Ты слышал, что у илюли началась война? – спросил Дэс’кари Сину.

– С чего ты взял?

– По ту сторону домов стоит большое войско. Не знаю, откуда они. Никогда таких не видел. Как пришли, попытались сразу напасть, но их отбили. Теперь собирают силы для нового броска. Войско большое, сильное. Я с трудом положил троих, когда шёл искать, где живёт богатый.

– Ты сражался с ними? – удивился Гури. – Снова за илюли? Может, тебе пора найти у них жену и остаться навсегда?

– Если твои родичи хотят покончить с илюли, – продолжал Дэс’кари Сину, пропустив насмешливое замечание, – сейчас самое время.

– Мы подумаем над твоими словами.

– Но потом вам придётся иметь дело с теми, пришлыми. Они сильнее.

– Я понял.

Они перемахнули через несколько поваленных деревьев, поднялись на пологий холм, сплошь покрытый заснеженными кустами, и спустились в овраг, который закатное солнце превратило в одну длинную тень. Отсюда до нынешнего стойбища Тикали оставалось не так уж далеко, и вторая ночёвка едва ли понадобится. Хок её наверняка не перенесёт.

Гури почти забыл о своём спутнике, предавшись приятным размышлениям о предстоящей встрече с женой и сыном, когда тишину зимнего Леса прорезал крик. Душераздирающий и жалобный. Ему вторил протяжный вой, который любой илюли, не задумываясь, принял бы за волчий. Но это были не волки. Волки не воют, когда нападают на жертву.

Оглянувшись на Дэс’кари Сину, он увидел, что тот уже взбегает на противоположный склон и делает знаки, чтобы Гури двигался дальше один. Бросает меня, мелькнула шальная мысль, однако он тут же вспомнил, что Учитель заповедовал им никогда не нападать на врага вместе. Особенно, если у врага были превосходящие силы. Дэс’кари Сину не мог уйти просто так. Жестокая схватка была его родной стихией. Особенно та, в которой один из двоих должен был погибнуть. Или двое из троих. Или девять из десяти…

Взметая снежную пыль, Гури рванулся вперед с удвоенной силой, на ходу вкладывая стрелу в тугую дугу лука и по привычке сжимая ещё две зубами. Зачем он позволил своей стае идти дальше без него? Проходя этим оврагом в первый раз они ведь все обратили внимание на силки, которые оставили охотники из клана Вулчаки. Трош тогда ещё удивился, что здесь делают эти трусливые девки. Вулчаки издавна снискали дурную славу среди обитателей Леса там, что предпочли уйти как можно дальше от ближайших домов илюли и таким образом попытаться спасти свой клан от полного вымирания. Вместо того, чтобы, наоборот, вступить в союз с кем угодно и тем самым дать возможность молодому поколению изменить свою незавидную судьбу. Так глупо могли поступить только женщины. Собственно, Вулчаки и были женщинами. Волчицами, как они сами себя прозвали. Появившимися на свет совсем недавно, в пору юности Гури. По сути, то был не настоящий клан, а сборище женского отребья из многих кланов. Их родоначальница, первая жена Немирда по имени Аака, говорят, была ещё жива. Он-то, Немирд, и стал невольной причиной появления в Лесу этого странного народца, когда обозлился на Ааку за то, что та отказывалась рожать ему сына. В дочерях никто из Тикали не видел ничего плохого при условии, что первым или хотя бы вторым рождался сын. Аака родила Немирду двух дочерей. И заявила, что с неё хватит. Немирд был вождём и не мог стерпеть подобного унижения. Гури помнил тот день, когда Лес огласился боем барабанов, возвещавших Великий Сбор. На глазах у поражённых сородичей, среди которых был и Гури, Немирд исполнил танец Одинокого Охотника и воззвал к духам деревьев, призывая принять от него в дар непокорную Ааку. Обычно ссора между мужем и женой, бессильной родить сына или родить вообще, заканчивалась праздником выбора второй жены, более молодой и сговорчивой, однако Немирд не только отказался оставить Ааку при себе, но отлучил её от Тикали. А она в отместку не только ушла, но и забрала с собой обеих дочерей, одну из которых повела за руку, а вторая в это время спала у неё в сумке за спиной. Гури очень отчетливо запечатлел в памяти эту жалкую троицу и часто вспоминал её впоследствии, когда до него доходили очередные слухи об удивительных свершениях Ааки. Каким-то образом о её уходе прознали другие кланы. А когда прознали, некоторые женщины, сделанные вторыми или третьими жёнами, не простясь с мужьями, стали по её примеру покидать стойбища и присоединяться к ней. Теперь, спустя более эку-нош2 зим с того злополучного дня, клан, назвавший себя по имени самого хитрого и жестокого зверя Леса, превратился грозную силу, опасную не только своей ненавистью к остальным, но и особыми повадками. Ими, как считали многие, двигал по большей части страх. Судить об этом можно было хотя бы по тому, что они сразу постарались отгородиться от бывших соплеменников несколькими днями пути, непроходимыми болотами, оврагами и неприветливыми скалами, прорезавшими в одном месте Лес неприступной грядой каменных игл. Проведя там немало зим в полном одиночестве и окрепнув, они постепенно начали устраивать вылазки, целью которых, как оказалось, были покинутые ими в своё время мужчины. Не все, но те, что могли дать им детей. Они нападали исподтишка, хуже илюли, и убивали всех, кто не был им нужен: женщин, детей, стариков. Нескольких молодых воинов щадили и либо забирали с собой, либо использовали их по прямому назначению, не сходя с места, среди трупов и разгрома. После чего тоже приканчивали, унося их семя в себе. Тикали и некоторые другие кланы неоднократно посылали на их поиски целые стаи, но стаи то пропадали, то возвращались ни с чем. Скалы, овраги и болота надёжно хранили волчиц. Сам Гури никогда прежде с ними не сталкивался, однако был наслышан об их отчаянности и беспощадности, лишённой благородства тех, кто действует не из страха, а по необходимости.

За изгибом оврага тень от склона укорачивалась, и поле битвы стало хорошо видно. Как и опасался Гури, Вулчаки напали на его стаю сверху, с выгодной высоты, позволившей им сделать по нескольку точных выстрелов из луков и таким образом ещё больше сократить ряды противников в свою пользу. Он увидел лежавшие на снегу тела сотоварищей с торчащими из груди и боков стрелами, брошенные носилки с не то мёртвыми, не то пока живыми пленниками, и юркнул за кусты на левом склоне. Правый оставался на совести Дэс’кари Сину. Гури бежал по снегу пригнувшись, натянув тетиву лука к животу и готовый отпустить её в тот миг, как обнаружит первую волчицу. По крикам, доносящимся из оврага, он заключил, что выжившие остатки его стаи рассредоточились по склонам и вступили в рукопашный бой. Но раз Вулчаки не побоялись показать клыки и когти, значит, у них изначально уже был подавляющий перевес. В два, в три раза? В любом случае, часть их наверняка затаилась где-то здесь и следит за исходом поединков, чтобы добить нежеланных победителей.

Чутьё его не подвело.

Первую волчицу он заметил со спины и в эту спину, не раздумывая, выстрелил. Выплюнул новую стрелу в руку, уложил на лук, увидел выглянувшую из-за куста голову с характерной высокой огненно-рыжей причёской, и послал ей быструю смерть, тоже не целясь. Ему показалось, что он слышит хруст черепа, пробитого возле виска. И не удивился, поскольку в такие моменты все его ощущения обострялись, и он словно переставал существовать в этом явном мире. Даже для себя, для своего тела. Казалось, за него действует кто-то другой, кто-то вовне, кто видит происходящее со стороны, кто думает, не думая, и действует, не прилагая усилий.

Ещё одну волчицу он сбил с ветки склонившегося над оврагом дерева. Она успела крикнуть и её падение привлекло внимание подруг. Кусты вокруг Гури ожили. Он метнулся в сторону, и почти одновременно выпущенные стрелы просвистели у него за затылком. В ответ он выпустил две подряд, наугад, но удачно, потому что два куста больше не шелохнулись, а по остальным, бросив ставших ненужным лук, он пронесся в двойном вихре топора и кинжала, так что какое-то сопротивление оказали лишь три последние противницы. Одна даже показалась ему хорошенькой, но он изуродовал её лицо гримасой боли, когда рассёк горло и отрубил вскинутую с мечом тонкую кисть.

В итоге в первой засаде Гури насчитал восемь волчиц. Когда с ними было покончено, он подхватил лук и последовал примеру Дэс’кари Сину, взобравшись на вершину склона. Отсюда он увидел, что сам Дэс’кари Сину опередил его: широкополая шляпа уже перестала порхать по кустам, кружила в смертельном танце на дне оврага и оттягивала на себя всё новых волчиц. Которые ещё не поняли, что нужно не нападать и даже не сопротивляться, а бросать всё и спасаться бегством.

Гури помог им в этом. Со второй засадой он расправился ещё быстрее, чем с первой. Удивился тому, что убивать женщин ему доставляет некоторое удовольствие. Вероятно, в силу новизны ощущений. Мелькнула мысль, что, вспарывая живот одной, он тем самым уничтожает разом несколько, ещё не рожденных, врагов. Мужчины обычно умирали молча, стиснув зубы. Эти же ругались и яростно визжали. Если успевали.

Одну, как ему показалось, самую старую, он умышленно упустил, и она, отбежав на четвереньках на безопасное расстояние, остановилась и завыла так, что её услышал весь овраг. Так что последние Вулчаки уже просто бежали вверх по склону, иногда прямо навстречу его топору, не думая больше об охоте, в панике, не разбирая дороги. Все, кто попытался миновать его на расстоянии вытянутых рук, остались лежать там, где он их встретил. Лишь одна осмелилась проститься с ним стрелой, но споткнулась, пронзённая в спину из лука Хока, который вдвоём с Цэрном оказался у беглянок в хвосте. Оба были окровавлены и, скорее всего, ранены, однако держались на ногах и смотрели на Гури с удивлённым уважением. Он ведь редко позволял себе танцевать с врагами в полную силу, как сейчас. Ему никогда не нравилось привлекать к себе излишнее внимание.

– Надеюсь, мы тебе не помешали, – только и смог сказать Хок, а Цэрн размазал по лицу кровь и улыбнулся.

Внизу оврага он встретили Троша и Зили. Трош сидел над телом убитого брата. Их шеи Ружа торчало две стрелы.

– Они не дали ему защититься, – выдавил Трош, обламывая наконечники и вытягивая стрелы. – Подстрелили, как зайца…

– Нет, он не бежал, – напомнил Зили. – А ты отомстил за него.

Гури осмотрелся. Дэс’кари Сину стоял на почтительном расстоянии, за кустом, и ждал. Махнув ему рукой, Гури побежал к брошенным носилкам. Одни лежали неподвижно, вторые дёргались, но из них торчала стрела. Он первым делом открыл последние.

Связанный Бокинфал был бледен и морщился от боли. Стрела попала ему в ногу, похоже, неопасно, в мякоть икры. Крови было немного. Неприятно, но жизнь вне опасности. Тот и сам это понимал, потому что сразу же спросил, как там с Пенни.

Когда они с Дэс’кари Сину заглянули во вторые носилки, сперва им показалось, что она мертва. Девушка лежала на боку, прикрыв веки, и не подавала признаков жизни. Только когда окровавленные пальцы Дэс’кари Сину отняли край шкуры и прижались к шее, ища пульс, ресницы ожили, она распахнула глаза и вопросительно уставилась на Гури.

– Это ведь не были вабоны? – спросила она. Потом её взгляд упал на затенённое краем шляпы лицо Дэс’кари Сину. – Это не ди… не шеважа.

– Нет, он не из наших, но он друг. – Гури оглянулся на Бокинфала и утвердительно кивнул. – Ты можешь идти сама?

– Могу, – неуверенно согласилась Пенни, вспоминая свою не слишком приятную попытку на последнем привале. – Только мне бы одеться…

– Теперь одежды много, – заверил её Гури, указывая на дно и склоны оврага.

Пенни присмотрелась и увидела не одну дюжину лежащих в самых причудливых позах тел с рыжими головами. У некоторых головы лежали рядом с телами. Судя по странным высоким причёсками и небольшому росту, они все были женщинами.

– Кто это? – поразилась она.

– Волчицы. Долгая история.

– Так вы тоже воюете друг с другом?!

– Иначе было бы слишком просто, – ответил Гури и посмотрел на странного мужчину в причудливой шляпе. – Можешь пока расспросить её. Она понимает общий. А я подберу ей одежду.

Мужчина разглядывал Пенни. В нём странным было всё, но особенно глаза, спокойные и холодные, а главное – узкие, как две щёлки. Ей даже сперва показалось, что он жмурится.

– Я ищу карту, – сказал он с незнакомым выговором. Пенни мало приходилось говорить на кенсае, она только недавно начала его учить, однако ни Руна, ни Везник, ни Гури не произносили слова так отрывисто и с таким цоканьем на конце каждого слова. – Ты была в том доме. Ты видела карту?

– Какую карту?

– Свиток. На нём рисунок. Можно найти реку, лес, горы. Карта моего отца.

– Нет, не видела.

– А тот? – Шляпа повернулась в сторону Бокинфала, который сидел на носилках и со стонами пытался извлечь из ноги стрелу. Руки у него были по-прежнему связаны.

– Кажется, нам второй раз повезло, – крикнула она ему. Бокинфал пожал плечами и изобразил улыбку.

– Если ногу не потеряю, то можно считать, что да.

– Он спрашивает, не видели ли мы в доме Кадмона какую-то карту, на которой изображён Торлон.

Узкоглазый напряженно прислушивался к звукам чужой речи.

– Скажи ему, что нет. – Бокинфал сумел наконец переломить древко и потянул за оперенье. – Ааааа! Тэвил! Как же больно! – И закончил почти буднично: – Обычно карты бывают в другом месте.

Пенни перевела. Теперь узкоглазый внимательно следил за действиями Бокинфала и ждал пояснений. Только желваки на широких скулах выдавали его напряжение.

– Уточни, пожалуйста, свою мысль, – поторопила Пенни. – Мне кажется, он нервничает.

– Сочувствую, но в нём нет ни одной дырки от стрелы. Мммм…, больно!

– Если ты ещё не понял, они на пару с Гури нас спасли.

– Да уж вижу. Доблестно перебили кучу рыжих девиц. Если бы меня не связали, как тушку, втроём мы бы справились быстрее.

– Что ты хотел сказать про «другое место»?

– Ладно, передай ему, что если он хочет глянуть на старые карты, то ему придётся пробраться непосредственно в замок и спросить главного писаря, то бишь Скелли. Добавь, что гвардейцев там побольше, чем этих девиц. Пара писарей тоже неплохо владеет оружием. Сам Скелли честно за свои карты и рукописи сражаться не будет, но спиной к нему всё равно лучше не поворачиваться – при нём всегда отравленный нож. И пожелай от меня успеха.