«Слово – чистое веселье…»: Сборник статей в честь А. Б. Пеньковского

Слово враль во многих отношениях близко слову врун, главное отличие заключается в том, что слово враль не применяется по отношению к детям (в частности, поэтому от него не образуются уменьшительные). Типичное отношение к вралям – снисходительное пренебрежение, не переходящее в негодование. Назвать собеседника лжецом – значит бросить ему тяжелое обвинение и, возможно, нанести серьезное оскорбление. Назвать собеседника вралем можно в рамках дружеского разговора. Все помнят, что Марина Цветаева в стихах, обращенных к Мандельштаму, называла его «гордец и враль», а Пушкин называл Н. Всеволожского «счастливец добрый, умный враль». Да и в ряде примеров, приведенных в цитированной выше статье А. Б. Пеньковского и иллюстрирующих использование слова враль по отношению к тому, кто «врет пером», и глагола врать по отношению к сочинению стихов, явным образом отсутствует резко отрицательная оценка, которая предполагалась бы толкованием «бездарный писатель-клеветник». Когда Батюшков называет Державина «божественный стихотворец и чудесный враль» [Пеньковский 2005: 125] или пишет, что «сам Гомер врал шестистопными стихами от искреннего сердца» [Пеньковский 2005: 149], отрицательная оценка вообще сходит на нет; очевидно, что слово лжец было бы в таких контекстах невозможно.

Список литературы

Апресян 2000 — Апресян В. Ю. Неправда, ложь, вранье // Новый объяснительный словарь русского языка. Вып. 2. М., 2000.

Вежбицкая 1999 — Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языков. М.: Языки русской культуры, 1999.

Зализняк Анна А., Шмелев А. Д. 2004 — Зализняк Анна А., Шмелев А. Д. Эстетическое измерение в русской языковой картине мира // Логический анализ языка. Языки эстетики: концептуальные поля прекрасного и безобразного. М., 2004.

Пеньковский 2005 —Пенковский А. Б. Загадки пушкинского текста и словаря: Опыт филологической герменевтики. М.: Языки славянской культуры, 2005.

Шмелева 1983 — Шмелева Е. Я. Названия производителя действия в современном русском языке: словообразовательно-семантический анализ: Дис… канд. филол. наук. М., 1983.

А. С. Либерман

Тузик, его ложная англоязычная родня, а также нечто о потасовках и чертях

(К истории глагола тузить)

То немногое, что известно о происхождении слова тузить, суммировано в одном абзаце у Фасмера. Он называет и литературу вопроса, воспроизводить которую здесь нет надобности (я проверил все ссылки и убедился в их надежности). Вероятно, первым, кто предложил этимологию русского глагола тузить, был Даль (напомню, что его словарь выходил в 1863–1866 годах); тузить дано в конце статьи туз. К Далю присоединился Преображенский. Он говорит, что тузить – «без сомнения» деноминатив от туз, и поясняет: «Значение бить, термин в карточной игре». Исследователи употребляют фразу без сомнения лишь в тех случаях, когда сомнение имеется. Надо полагать, что и Преображенский, не имея веских доказательств своей гипотезы, инстинктивно прибегнул к риторическому усилению. Тузят друг друга кулаками, поэтому едва ли источником глагола, описывающего свирепую драку, послужил образ, заимствованный из карточной игры: бить тузом – это совсем не то же самое, что тузить. Фасмер называет слова из разных языков, включая санскрит, предлагавшиеся в качестве параллелей к славянским глаголам, но от подробного комментария воздерживается, так как, хотя и без уверенности, готов согласиться с Далем. Славянские же параллели – в украинском, белорусском и польском – сомнения не вызывают; несколько менее ясна картина в болгарском. Ниже я коснусь вопроса о неславянских соответствиях глагола тузить, но они связаны с интересующим нас вопросом косвенно. Я полагаю, что тузить заимствовано из нижненемецкого, и, следовательно, находки компаративистов в той мере, в которой они имеют в данном случае ценность, проливают свет на германский, а не на славянский материал.

На глагол тузить я натолкнулся в связи с этимологией англ. bulldozer «бульдозер». От bulldozer «задним числом» образовали глагол bulldoze «сгребать бульдозером», но гораздо раньше был писавшийся иногда через 5 глагол bulldose «шантажировать с применением насилия». Его употребляли, говоря о запугивании избирателей негров после Гражданской войны на юге США. Принято думать, что этот глагол в Америке и возник, но, как всегда в подобных случаях, более вероятно, что колонисты привезли его из Англии, где он употреблялся в каком-нибудь одном говоре и широкой известности не имел. Словари дают в качестве его первоначального значения «стегать плетью из воловьей кожи». И глагол bulldoze, и существительное bulldozer были впервые засвидетельствованы в 1876 году. Происхождение глагола и причина варьирования конечных s ~ z неизвестны (таково единодушное мнение), хотя едва ли задача неразрешима. Домыслы американских журналистов (они были высказаны вскоре после того, как bulldoze получило распространение, и приведены в «Оксфордском словаре»), будто bulldoze – это «доза», которая свалит и быка, – пример так называемой народной этимологии, тем более что dose «доза» никогда не произносилось со звонким концом.

В английском языке XVI века был глагол dose «ударить по лицу». Он сохранился в иных значениях, например «погружать в воду», смешавшись с dowse «искать воду при помощи волшебной палочки». В среднеанглийском известен его синоним duschen. Есть еще англ. douse «глухой удар». Скит выводит dowse ~ douse и duschen из скандинавского, и действительно они напоминают норв. диал. dus а «ударить со всей силы» и шведск. диал. dus «шум». В скандинавских языках слова с этим корнем регулярно означают пьяный разгул: ср. норв. диал. с/у s а «кутить». В немецком обнаруживаются схожие глаголы: средневерхненем. tusen и совр. диал. dusen «пьянствовать», а причастие angeduselt «под мухой» вошло в литературный разговорный язык (значение совр. нем. Dusel «удача» вторично). Если скандинавское слово не проникло в английскую литературную норму из северных диалектов, где оно бытовало со времен походов викингов, то хронология (XVI в.) наводит на мысль, что оно нижненемецкого происхождения. Связь между dowse и duschen не очевидна: они могли быть заимствованы в разное время из разных источников.

Скандинавские слова либо родственны нем. dusen, либо заимствованы из немецкого. И таково же происхождение глагола тузить: его этимон — tusen, нижненемецкий вариант верхненемецкого dusen. Здесь мы должны будем вернуться к карточной игре. В английском языке есть слово deuce «дьявол»; его омоним — deuce «два» в игре в кости и в картах. Deuce «два» восходит к старофранц. deus, a deuce «дьявол» – к нижненемецкому, в котором wat de dims! «что за черт!» точно соответствует англ. what the deuce! Английские словари утверждают, что deuce «два» и deuce «дьявол» взаимосвязаны. Предполагается, что игроки в кости восклицали в досаде wat de dims, когда им выпадало два. Едва ли это объяснение убедительно. Может быть, такой каламбур при виде неудачной кости и существовал, но dims «дьвол» – самостоятельное слово.

Дьявол имеет великое множество названий. Давно высказано предположение, что dysa, dusa и пр. связаны с голландск. dwaas «глупый». Сюда же относится англ. dizzy «испытывающий головокружение; глупый» (второе значение сохранилось только в диалектах; древнеангл. dysig означало «глупый; невежественный»). Видимо, dus- в подобных словах везде восходит к *dwus; в древнегерманских языках /w/ регулярно выпадало перед /и/. Считается, что корень этих слов означал «дышать» (как в русск. дышать, дух, душа). Гораздо более вероятно, что речь шла не о дыхании, а о воздействии на людей потусторонних сил. В соответствии с давними верованиями, мир был населен существами, которые насылали болезни и отнимали разум. Они мыслились в виде множеств, и в германских языках слова для них часто употреблялись во множественном числе среднего рода. Антропоморфизация этих существ – самая поздняя стадия в их развитии. Богам, эльфам и прочим сверхъестественным силам приписывались все беды – от болей в пояснице до безумия. При этом отсутствовала четкая грань между физическими и душевными недугами. Например, замедленный рост считался болезнью духа, а не тела. Если моя этимология германского слова dwerg- «карлик» верна, то его протоформа — *dwesk и оно родственно голландскому прилагательному dwaas и его соответствиям в древнеанглийском и древненемецком. «Дверги» (карлики) оглупляли, помутняли сознание; отсюда dizzy. Сходное зло ожидалось от богов и эльфов: англ. giddy «испытывающий головокружение» (синоним dizzy) того же корня, что god «бог», а древнеангл. ylfin означало «помешанный». (Поэтому я не разделяю всеобщего мнения относительно этимологии слова бог: от богов ждали не даров, а напастей; русск. бука, англ. bug «пугало» и пр. ближе к первоначальной идее бога, чем «осыпающий милостями»; связь с богатством у славянских и иранских слов вторична, как у нем. Dusel «удача». Встреча с богами сулила не благо, а одержимость, как свидетельствует история слова энтузиазм из греческого.) Нем. duus, если оно восходит к *dwuus, – это собственно не черт, а некто, отнимающий способность управлять собой: отсюда усыпление (ср. англ. doze «дремать», которое заимствовано из скандинавского или нижненемецкого), опьянение, глупость и безумие.

Трудно сказать, каково исходное значение корня *dwes- и его вариантов, иногда соответствующих законам аблаута (*dwas-), иногда неожиданных (*dwus-). Быть может, этим значением было «ударять». Испытавший удар от высшей силы терял разум, бесновался, вел себя как пьяный или засыпал. Высшая сила называлась dwas-, dwes-k- и т. п. От значения «удар» произошло «бить» и «драться», которое сохранилось в немецком глаголе diisen ~ tusen. Он и был заимствован рядом славянских языков, в том числе русским (тузить) и английским. Санскритские и прочие далекие слова, приводившиеся в связи с историей славянских глаголов, не имеют отношения к делу, поскольку в них отсутствует /w/ после /t/ и поскольку нужны соответствия, начинающиеся с /d/. Происхождение литовских глаголов (они названы у Фасмера) менее ясно. Тоже из немецкого? Англ. deuce – ближайшая родня герм. *dwes-k-, Изначально карлики, о которых многое известно из скандинавских мифов, не были маленькими; такими они сделались в позднем фольклоре. В мифах их функция состояла в том, чтобы изготавливать богам волшебные мечи, корабли и разные другие предметы, без которых те не могли бы управлять миром и сражаться с великанами (силами хаоса). Но еще раньше они вместе с богами и эльфами (их иерархия уже невосстановима) витали вокруг смертных и насылали болезни.

Русск. туз, возможно, заимствовано из польского (Фасмер). В польском оно из средневерхненемецкого tus ~ dus, а туда оно попало из французского. Более подробно, чем у Фасмера, история слова туз изложена у Черных, который разъясняет, почему туз связан с двойкой. Как полагают (говорит Черных), первоначально (также и в России) туз был двухочковой картой в отличие от «аса». «Впоследствии одноочковый туз (ас) перестал отличаться по названию от двухочкового и двухочковый туз был ликвидирован. Немецкое название карты попало в русский язык при западнославянском (чеш[ском], польск[ом] посредстве)». Статьи тузить в словаре Черных нет. Видимо, этимология Даля не удовлетворяла его. В любом случае, связь между туз и тузить не прослеживается, хотя оба их этимона представлены в немецком, но tusen – германское слово, a tus – романское.

В качестве аналогии к истории глагола тузить можно привести историю русского существительного дроля и его славянских соответствий. Говорящие по– русски знают дроля преимущественно из частушек. В ЭССЯ 5 (124–125) этой группе слов посвящена довольно подробная статья и предложена маловпечатляющая этимология. Только в русском дроля имеет положительный, хотя и несколько иронический смысл «ухажер; милый» (ирония связана с жанром частушки, да и женский род не прибавляет дроле серьезности). Как показывает материал ЭССЯ, в других славянских языках родственные слова могут, среди прочего, означать «потаскуха» и «сброд». Норв. Drolen «дьявол», нем. Trullе и англ. trull «шлюха» – вот среда, которой принадлежат данные славянские слова. В германском ареале они связаны со словом тролль {troll). Тролли не мыслились как чудовища огромного роста. Они и в современном шведском фольклоре неотличимы от людей (тем и опасны). Говоря о троллях, мы прежде всего вспоминаем Скандинавию, но слово тролль, скорее, немецкого происхождения. Беспорядочное чередование начальных /d/ и /t/ в этой группе то же, что в dusen ~ tusen. Troll, видимо, звукоподражательное слово. Судя по некоторым устным рассказам, записанным в наше время, троллей связывали с громом. Таким образом, и дроля, и тузить заставляют нас обратиться к немецкой дьяволиаде.

Мне не попадались работы, где бы объяснялось происхождение имени Тузик. Состояние нашей библиографии таково, что специалист по германской этимологии не может в деталях знать специальной литературы по славянским языкам. Фасмер Тузика не упоминает. Представляется, что Тузик – это драчун, «тузила». У Даля есть туз «игральная карта об одном очке», туз «удар кулаком» (которые он, если справедливо сказанное выше, объединяет ошибочно) и тузик или тюзик, название игры: «кляп, по коему бьют налету палкой». Не разделив туз «карта» и туз «удар», Даль замечает об игре: «Может быть другого корня». Невероятно, чтобы туз «удар кулаком» и тузик «кляп, по которому бьют палкой» были произведены от разных корней. Какое-то родство должно быть и между обоими тузиками. У российских собак всегда были иноземные имена, порой замаскированные домашними суффиксами. Моська, кажется, – уменьшительное от мопс (из немецкого), а о всяких Рексах и Альмах и говорить не приходится. Даже дворняга Жучка, и та от французской Жужу.

Английский глагол touse "рвать; ерошить" (часто в описании действий собаки), у которого есть надежные соответствия в других германских языках, имеет старое /t/ и случайно похож на douse "бить". Towser – распространенная кличка больших собак, которых обучали травить медведей и быков. В речи touse и douse, довольно близкие по значению, могли смешиваться еще и потому, что bulldoze это «стегать быка». Стегать быка и разъярять его на потеху публике – разные вещи, но сферы применения глаголов сходны. Соответственно, Towser не родня Тузику, но с языковой точки зрения нечто общее между ними есть.

Многие годы А. Б. Пеньковский исследует русскую лексику XVIII и XIX веков, и его скрупулезный анализ осветил сотни слов с их незаметными переливами значений. Исследование нередко заводит его в дебри французского, немецкого и английского языков. А до этого он пристально всматривался в лексику русских диалектов. Мой скромный этюд, не снабженный примечаниями и ссылками, не продвинет его изысканий языка пушкинской поры, но может доставить ему минутную радость, ибо проникнут его духом и родился из той любви к слову, без которой немыслима филологическая наука.

Список литературы

Даль – Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1955. Оксфордский словарь – The Oxford English Dictionary. 2nd ed. Oxford, 1992. Преображенский — Преображенский А. Г. Этимологический словарь русского языка. М., 1959.

Скит — Skeat W. W. An Etymological Dictionary of the English Language. 4th ed. Oxford, 1910. Фасмер — Фасмер M. Этимологический словарь русского языка. М., 1964–1973. Черных — Черных П. Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка. М., 1993.

ЭССЯ 5 – Этимологический словарь славянских языков: праславянский лексический фонд. Вып. 5. М., 1978.

В. Айрапетян

Толкуя слово.[43]

Из дополнений (2002—08)

г411: Себе на уме. Из аналитического думать себе науме с двойным усилением, например в сказке И думает себе на уме:– после Но сын и думает на уме: – и Он и думает на уме:– (Р. сказка, 21), у Мельникова-Печерского Повалятся архиерею в ноги да в голос и завопят:–А сами себе на уме: «Не обманешь, дескать, нас–» (В лесах, 2.12), где уже опущено думать, получается (сам) себе на уме кто «скрытный, хитрый», например в пословице Немогузнайка себе на уме (ПРН, с. 661) – не говорит чтó думает. Ср. Пеньковский в Этим. 2000—02, с. 177—87 = Очерки семант., с. 293–307.

д332: Герменевтический подход. Герменевтика (ἑρμηνευτική от «толковать», субстантивированное прилагательное к τέχνη) это умение—знание как надо—способность сказать (в ответ) как надо—толковать. А толковать как надо, или правильно, значит отвечать на вопросы о значении значимого, прежде всего слов, но и другого «говорящего», на его языке и в его духе. Герменевтика отличается своим гуманитарным подходом, ответственностью за предмет толкования и перед ним как собеседником, а по предмету различаются виды толковательного умения-искусства-науки. Для филологической герменевтики значимое слово это сам говорящий, ср. у Флоренского и Мейера;[44] для Бахтина слово всегда человек.

б1413: Матушкин сынок. Дурак—матушкин сынок/запазушник, бабин (сын), есть пословица «Что ни дурень, то и бабин», сюда же «Бабьи басни, а дурак то и любит», «Где дуракова семья, тут ему своя земля» (ПРН, с. 383, 437 и 326; Кн. поел., с. 50 и 55), про дурня-бабина анекдот AT 1696 Набитый дурак в Сб. Кирши Дан., л. 89сл., ср. НРС, 403сл.; у Лермонтова: «Да, дурачина, кто ты таков? – А почем я знаю… говорят, что мачкин сын…» (Вадим, 24). «Всяк бабин сын» (ПРН, с. 844) по природе, но остается матушкиным/маменькиным сынком себялюбивый баловень, младший или единственный сын или безотцовщина. «Меньшой сын на корню сидит» – наследует отцовский дом и остается с матерью, «Отца своего я не знал… я… понимаете, только сын своей матери.» – Лесков, «—на этот счет была вся в меня» – так о матери эгоцентричный подросток Достоевского, тоже материн сын (ПРН, с. 171 и 578; Смех и горе, 55; Подросток, 3.1.3; СРНГ 18, с. 24), еще см. Кабакова в Жив. ст., 1994, № 4, с. 34–36, Дитя природы и в Слав. др. 3, с. 203—08. Герой волшебной сказки и антигерой набитый дурак, а в анекдоте НРС, 396 дурак даже убивает мать, ср. 395. Сюда и трагический герой Эдип, в фольклорном толковании (но не как у Проппа, Эдип фольк.) «эдипов комплекс» свойствен матушкину сынку. ▼1: Три прозвища мужчины ―2: Перекрестное сходство―3: Просвирнин сын. ― 4: «Младший сын Громовержца».

б2511: Большое «я». Правило «Если никто другой, то я сам» и правило «Если никто в отдельности, то все свои как один», или «Если не мирянин, то мировой человек», сходятся в правиле инакости «Если (и только если) никто, то иной» когда «я» это все как один, или мировой человек. Большое «я» мирового человека и есть первичное «я», ср. свое-родовое по Трубачеву – Этногенез, 2сл. Юноша Я-мир Хлебникова; Уитмен. У Пришвина в дневнике под 1.4.1914:

Неопытному человеку может показаться, будто я действительно о себе это пишу, – о себе как есть – нет! нет! это «я» мое – часть великого мирового Я, оно может свободно превратиться в того или другого человека, облекаться тою или иною плотью.

Это Я – вершинная линия, проведенная над бесчисленными «я» всяких ямок, долин, горýшек, пригорков. Это Я уже было, когда я маленький родился на безлесной равнине черноземной полосы…

Топоров об индоевропейской парадигме я—меня как синтагме "вот же здесь *теп-", от этого корня мнить, мысль, мудрый, муде, муж, индийский первочеловек Many и германский Манн[45] (но ср. Либерман, Маннус), сюда же большевицкая начальственная формула есть мнение. Когда мирянин говорил «я», это сперва было представительство, а нынешнее умаленное «я» уже не желает кого-либо представлять (например у Наймана[46]). Цадик Аарон из Карлина: «я» подобает одному Богу (в буберовском собрании) – мифологическое отчуждение большого «я» по правилу «Если никто из своих, то чужой» в ответ на его присвоение мирянином, заговорившим от себя. Еще см. Григорян о «большой самости» в ПВТЧ, с. І0Зсл.

б3132: Три инакости: единичная самость каждого «я», единая другость всех своих как одного и единственная чужесть чужого. Троякое правило инакости «Если (и только если) никто, то иной», состоящее из правила самости «Если никто другой, то (я) сам», правила другости «Если никто из нас порознь, то все вместе» и правила чужести «Если никто из своих, то чужой», ср. поговорки ни в мать ни в отца, а в проезжего молодца и ни в мать ни в отца – сам в себя молодца (ПРН, с. 748; ППЗ, с. 138). Три дурака: я сам,[47] все свои вместе[48] и чужой.[49] Триада: самость думает, другость говорит, а чужесть делает, например Иван Карамазов, Митя и убийца Смердяков, но и бог-творец. Три монизма: солипсизм, «монантропизм» (Вяч. Иванов) И монотеизм.

б3433: Дерево и река. Растение и поток, рост вверх и течение вниз, ср. утёк «убежал», бросился наутёк. Корни и истоки, эти два образа начал совмещены в роднике из-под дерева. Сводимость толкуемого слова вглубь к смысловым корням языка, она же возводимость против течения к фольклорным истокам речи. Гора и долина, горé и долу, боги Перун и Велес (о них см. хотя бы Трубачев, Этногенез, с. 428—30 = ТЭ 2, с. 437—40), Какое дикое ущелье! Тютчева; у него же человек как лист и как льдина – На древе человечества высоком и Смотри, как на речном просторе. Рост и падение, возрастание и убывание, возвышение и упадок. Поговорка было, да (на низ) сплыло – стояло-росло, да сошло на нет как по реке, ср. сплавить, лесосплав, сюда же Быль – трава, нéбыль – вода, Что было, то сплыло, Было, было, да на низ поворотило, но и было, да быльем поросло, (Наше) былое быльем поросло (ПРН, с. 299, 186 и 196; к быль, быльё: быть – ЭССЯ 3, с. 149сл. и 155), у Мельникова-Печерского Всё это было, да давно и сплыло, а что не сплыло, то быльем поросло. (В лесах, 1.10), а еще Это было давно и неправда. Возвратное родовое и поступательное личное, устойчивое круглое число и разовое точное, фольклор и литература, толкование и перевод, верность и предательство, постоянство и изменчивость, застой и прогресс-упадок.

ВІ231: Мигание. Толстой, Дьявол:

– Приходи в шалаш, – вдруг, сам ие зная как, сказал он. Точно кто-то другой из него сказал эти слова.

Она закусила платок, кивнула глазами и побежала гуда, куда шла—

(16) – прикусила платок вместо языка, молча мигнула в знак согласия, то есть подала не головой, а одними глазами мгновенный (мигать: миг, мгновение) заговорщицкий знак, и заспешила. Такое мигание/моргание возможно происходит из непроизвольного моргания, свойственного и животным, при встрече со взглядом другого (о взгляде Бутовская и соавторы, Обнаж. языка, с. 56–59). Под пристальным, немигающим взглядом сильного слабый моргает, отводит глаз(а), отворачивается. Производно от жеста мигания более нарочитое подмигивание одним глазом, о нем Моррис в Говор, телом, с. 50, и Сл. жестов, с. 91сл., сюда же приветственно-согласный кивок и всё более почтительные поклон, коленопреклонение, простирание ниц; подставление в знак покорности.[50] Индуистские боги не моргают в отличие от человека и животных, см. хотя бы Ригведа, 10.121.3, и Махабхарата, 3. 54.21–24, немигающие бессмертные призраки есть в Rosa alchemica (4) Ейтса, а у Ницше, Так говорил Заратустра, моргают «самые презренные существа» – «последние люди» (1, Предисловие Заратустры, 5). Всевидящий бог, ср. «всевидящее око», и моргающий, жмурящийся «смертный», ср. диалектное жмурик «покойник» (СРНГ 9, с. 206) или игру в жмурки. К этой игре Топоров, Интерпрет. детских игр, с. 77–80; к гоголевскому Вию с его «Подымите мне веки» Иванов, ИТСИК 2, с. 68—104. Недостаточно О моргании Сл. жестов, С. 56–58. "См. в643. Т1: Невидящий.