Брак под короной

Если с прической и улыбкой меня еще можно в чем-то убедить, то насчет языка и акцента сомнений не было. Мой французский далек от совершенства, тут я себя не обманывала, а то, что я – русская, французы определяли с первого слова. Наверное, именно в нем «неуловимый» акцент был особенно заметен.

Но все равно абсолютно все клялись, что мадам разговаривает как настоящая парижанка, и акцент пропадает со второго слова. Ох, уж эта французская галантность! Ее масштабы невозможно себе представить, пока не столкнешься с ней, так сказать, лицом к лицу.

В Париже я сделала еще одно сногсшибательное открытие: французам на самом деле наплевать, что на даме надето. Хотя культ женщины там находится на должной высоте. Неписаное правило каждого уважающего себя француза – говорить даме комплименты. Даже своей законной мегере он ежедневно делает не менее восьми комплиментов, причем так же естественно и непринужденно, как мои соотечественники пользуются ненормативной лексикой. А уж сделать комплимент той, за которой еще только ухаживаешь… Тут, как говорится, пределу совершенству нет.

Сначала я попадалась на эту удочку практически мгновенно и от растерянности делала массу ненужных покупок и вообще поступков. Принес официант в кафе заказ и непринужденно интересуется: а что мадам делает сегодня вечером?

И хотя мадам, мобилизовав остатки здравого смысла, понимает, что происходит чисто профессиональное охмурение клиентки, она все равно смущается и заливается румянцем, на секунду поверив в собственную абсолютную неотразимость. В Москве-то от таких знаков внимания давным-давно отвыкла, а если честно, то вообще не помнит – были ли они.

В том же кафе достаточно улыбнуться соседу – и можно больше ничего не делать. Он сам начнет разговор, сам будет его поддерживать, сам назначит свидание. Отказ воспринимается как нечто само собой разумеющееся: как мадам хочет. Все, буквально все делается, «как хочет мадам».

Все это мне в нескольких фразах объяснил хозяин небольшого ресторанчика, где проходил очередной ужин нашей группы. Оторвавшись, по своему обыкновению, от коллег, я пришла туда чуть раньше и решила выпить на террасе рюмку мартини. Страшно мне это нравилось – чашка кофе или рюмка мартини в приглянувшемся кафе.

Пока я предавалась этому невинному пороку, ко мне подсел мужчина из-за соседнего столика, который уловил – еще бы не уловить! – акцент в моем французском и заинтересовался его, акцента, происхождением. А может быть, просто заинтересовался мною – у людей бывают самые разные вкусы.

В любом случае, после десяти минут беседы о моей национальности и не менее пятнадцати комплиментов моей прическе, фигуре, улыбке, рукам и даже безупречному (!) французскому месье предложил мне заплатить за мой мартини.

В панике я бросилась за помощью к хозяину, свято помня отечественную заповедь: «Кто даму ужинает, тот ее и танцует.» Предложила дать деньги ему, хозяину, чтобы он вернул их этому месье. Но хозяин моей паники не разделил:

– А почему бы месье и не заплатить за ваш мартини?

– Но я же не собираюсь потом… И вообще у нас в России не принято…

– У вас не принято, у нас в порядке вещей. Если месье хочет потратить деньги на даму – это его личное дело. Но и дама вольна после этого поступать так, как ей хочется. Чего хочет женщина, того хочет бог…

И действительно мой мимолетный знакомый совершенно спокойно перенес отказ провести с ним этот вечер. Когда впоследствии я узнала, что французы, опять-таки вопреки расхожему мнению, скуповаты, чтобы не сказать больше, я поняла, что действительно произвела впечатление на кавалера в ресторане. Ошибку я учла и даже сделала из нее кое-какие выводы на будущее.

Зато эта же поездка камня на камне не оставила от нашего расхожего представление о том, что парижанка – это идеальная фигурка на высоченных каблучках, накрашенная, надушенная и элегантно одетая. Этот собирательно-идеализированный образ на самом деле не имеет ничего общего с действительностью. То, чему подражают наши девицы и дамы, это – женщины легкого поведения, которые именно так и выглядят, профессионально привлекая к себе внимание.

А в общем и целом, у нac одеваются более броско и вычурно, чем в Париже. Парижанки же…

Если она на работе, то чуть-чуть подкрашена, безукоризненно причесана и, безусловно, одета во что-то. Но во что – определить довольно трудно. Главное ощущение – абсолютной свежести и чистоты. Облупившийся маникюр, черные, пятки немытые волосы – всего этого просто как бы не существует.

Ну и, наконец, я обнаружила, что с моим французским языком можно быть гидом в Москве – и только. Да и разговорный язык несколько отличался от литературного, к тому же говорят все очень быстро. Сначала мне было стыдно за постоянное недопонимание собеседника, потом – неловко, а потом…

А потом я просто смирилась с собственной неполноценностью, определив ее для себя так: «Ну вот, пустили Дуньку в Европу!». И стала вести себя соответственно: перестала притворяться француженкой. После этого стало полегче. Мораль: лучше всего быть естественной.

Но даже с таким знанием языка я могла позволить себе роскошь оторваться от нашей группы с переводчиком и всласть бродить по улицам, о которых читала, которые видела в кино и которые не чаяла узреть собственными глазами. За два дня я «нарезала» столько километров, сколько в родной Москве наверняка бы осваивала целый год.

А когда уставала, присаживалась за столиком в первом попавшемся кафе. Если бы не мысль о том, что мне предстоит выполнить роль курьера при достаточно таинственных обстоятельствах, я была бы совершенно счастлива. Хотя бы потому, что мой французский язык становился все лучше и лучше по мере общения с его носителями.

Но главной причиной для некоторой нервозности была, конечно же, предстоящая встреча. Она несколько омрачала чувство праздника, который, если верить Хемингуэю, в Париже всегда с тобой. Великому писателю было легче: его никто не заставлял выполнять сомнительные конспиративные поручения ближайшей подруги. Но Париж есть Париж: его обаяние мгновенно изгоняет всякие мрачные мысли и оставляет только приподнятое настроение.

К тому же художественная литература и прочие изящные искусства прочно вбили в российские головы – преимущественно, конечно, в прелестные женские головки – стереотип «настоящего француза». Внешне – помесь Алена Делона с Жаном Маре, благородный мушкетер с головы до ног, потрясающий любовник и ценитель женской красоты. Весь этот винегрет густо приправляется бесконечными походами в шикарные рестораны, прогулками по Булонскому лесу и Лазурному берегу и бриллиантовой диадемой на ночном столике – «маленький сувенир, дорогая».

И все это, как ни прискорбно, просто бред сивой кобылы в ясную майскую ночь. В массе своей французы ничуть не красивее соседа дяди Васи, только моются два раза в день, не плюют на тротуары и говорят на красивом незнакомом языке. Ну и на женщин смотрят скорее с приязнью, чем с раздевающим даму высокомерием. Все остальное – тех же щей, да пожиже влей. Пардон, не щей, а лукового супа.

Но ведь известно, что женщины – существа любопытные, доверчивые и в большинстве своем склонны к авантюрам, особенно если какое-то время находятся без присмотра и контроля. Туристическая поездка в замечательный город Париж именно эту бесконтрольность и предоставляла. Посему очередная авантюра не заставила себя ждать, тем более, что сроки поджимали: шесть дней – это почти ничто. И одновременно – бездна времени.

Итак, знание языка позволило мне существовать в Париже относительно независимо от группы. Посему теплым солнечным днем я брела по старинным узким улочкам недалеко от Люксембургского сада в поисках «исторических мест»: с детских лет обожаю роман Александра Дюма «Три мушкетера», помню его практически наизусть и решила своими глазами увидеть основные места действия.

Улицу Феру – ту самую, на которой жил благородный Атос, мне удалось найти довольно быстро. Да и дом тоже: в длину улица простиралась от силы на пятьдесят метров при пятиметровой ширине. Пока я пялилась на подходящий архитектурный объект – старинный узкий трехэтажный дом, около меня затормозила машина и приятный мужской голос осведомился, не может ли он быть чем-нибудь полезен мадам.

– Благодарю вас, – несколько опешила я, – особых проблем нет. Так, ищу кое-какие исторические памятники.

– Тогда надо начинать с острова Сите, самой старой части города. Могу я предложить свои услуги? Мадам ведь иностранка?

Вопросительная интонация меня доконала. Не услышать тяжелый русский акцент в моей речи мог только другой иностранец. И то вряд ли. Я взглянула на собеседника: двухметровый мужик внушительной комплекции и с довольно обаятельной улыбкой. Но ни мужественного шарма Жана Маре, ни неотразимости Алена Делона я не приметила. Да и фигура подкачала: из всех мушкетеров он больше всего походил на великолепного Портоса – наименее любимого мною персонажа романа.

В Москве исход событий был бы предрешен мгновенно: вежливый отказ и поспешное отступление. Но вольный воздух Парижа сыграл со мной очередную шутку: я согласилась. Отказаться от общения с настоящим, живым французом, да при этом прокатиться на машине по городу – кто ж от такой халявы отказывается? Тем более, что на родине меня даже в метро кататься давненько не приглашали. Почему-то.

Этьен – так звали моего нового знакомого – оказался просто находкой. Он умудрялся ловко вести машину через пробки и водовороты парижских улиц, рассказывать мне об этих самых улицах и одновременно делать комплименты. Похвалы удостоилось все: прическа мадам, туалет мадам, глаза, нос, улыбка, цвет лица, шея, подбородок, руки, туфли, кольцо, браслет, духи. Я же говорила – национальный спорт.

После часовой экскурсии Этьен предложил посидеть в каком-нибудь кафе, выпить по рюмочке мартини. Ему и в голову не пришло, что он за рулем – там на такие вещи смотрят много проще, а аварий по вине пьяных водителей почему-то меньше. Отказываться от рюмочки мартини у меня было еще меньше оснований, чем от прогулки в автомобиле. А удовольствия от этих «посиделок» я получила ничуть не меньше.

Каким-то образом эти самые французы исхитряются устраивать из ухаживания за женщиной целое шоу – и для нее самой, и для окружающих. Начинаешь чувствовать себя одновременно королевой и примадонной, жесты становятся плавными, улыбка – кокетливой и вообще появляется принципиально новое и совершенно восхитительное ощущение – желанной и красивой женщины.

И это – норма. Я потом присмотрелась, они за всеми женщинами так ухаживают, независимо от возраста и внешности. Клянусь, устоять невозможно. Только мысль о том, что я все-таки замужняя женщина, несколько отрезвила меня и заставила отклонить предложение «отдохнуть в тихом отеле».

Вот к этому я была морально решительно не готова. Возможно, это было глупо, но лечь с человеком в постель после трехчасового знакомства… нет! Не настолько уж я сексуально озабоченная, чтобы не могла несколько дней прожить без конкретного мужского внимания.

К тому же в голове гвоздем сидела мысль о предстоящей деловой встрече. Поэтому с Этьеном мы расстались как бы друзьями: он узнал, в каком отеле я проживаю, а я получила в обмен его визитную карточку. Вице-президент какой-то ассоциации. Понятия не имею, что это такое было, ибо больше нам встретиться лично было не суждено.

Тем временем, заветный день настал и я, к немалому изумлению нашего гида, чинно отправилась на экскурсию вместе со всей группой. Сама же с наслаждением лелеяла мысль о том, что после этого чертового свидания смогу, наконец, избавиться от Аськиного парика, который мне порядком надоел.

Стану сама собой – какое блаженство! Хотя и говорят, что каждая женщина в душе – актриса, но для меня ежеминутное нахождение «в образе» оказалось довольно трудной задачей. Не уверена, впрочем, что даже самая знаменитая актриса согласилась бы каждый божий день ходить в гриме. Или даже только в парике.

Так или иначе, в музее парфюмерии я была вовремя и с французской газетой под мышкой. Держать ее в руках оказалось не слишком удобно, поскольку музей, на самом деле, представлял из себя маленький коридорчик с экспонатами за стеклом и два огромных зала, битком набитых всевозможной косметикой.

Причем любую коробочку, любой флакон можно было купить, предварительно потрогав, понюхав или даже лизнув. Видит бог, я достаточно спокойно отношусь к духам, пудре и прочим парфюмерным изыскам. Но этот музей-магазин явно создавали профессионалы: неожиданно для себя самой я оказалась вовлеченной в процесс дегустирования. Буквально через несколько минут обе руки у меня уже благоухали всеми ароматами: продавщица капала по капле каждых духов на ладонь, на запястье – куда попадет.

Естественно, что в процессе этих манипуляций я не только забыла о своей «шпионской» миссии связной, но и благополучно выронила газету. Какой-то мужчина оказался настолько внимательным, что поднял ее и протянул мне. При этом он произнес длинную фразу по-английски, из которой я почти ничего не поняла.

– Простите, но я не говорю по-английски, – объяснила я этому милому человеку. – Спасибо, что подняли мою газету.

Незнакомец явно удивился, но тоже перешел на французский:

– Разве вы не англичанка? Мне казалось, что…

– Нет, вам только показалось. Извините, я наверное не совсем понятно изъясняюсь.

– Нет, что вы, вы великолепно говорите по-французски. Как вам наш музей?

– Ваш? Вы его владелец?

– Нет, я просто здесь работаю. В том числе, хоть и редко – с посетителями…

Какая-то баба, явно не из нашей группы, навалилась на прилавок рядом со мной и водила носом по витрине. Терпеть не могу таких клуш, а эта меня вообще почему-то безумно раздражала. Видит же, что люди разговаривают, неужели нельзя найти другое место? И где-то я ее определенно уже видела, во всяком случае, у меня было стойкое ощущение «дежа вю».

Мой собеседник, по-видимому, тоже почувствовал к бабе неприязнь.

– Если вы позволите, мадам, я мог бы показать вам совершенно уникальные экземпляры. Последние достижения нашей парфюмерии.

– Не знаю, удобно ли это, – замялась я, вспомнив к тому же, зачем вообще сюда явилась. – И у меня мало времени…

– Разумеется, удобно. И займет это буквально несколько минут. Кстати, позвольте представиться: Анри Берри.

Ах вот так? Что ж, значит, процесс пошел.

– Ну если вы настаиваете… Но всего несколько минут.

– Естественно, мадам. Никаких проблем.

Анри решительно взял меня под руку и повел куда-то вглубь музея. Похоже, той бабе, которая вызвала у меня такое раздражение, это не понравилось. Она сделала странное движение, как если бы собиралась последовать за нами, но во время опомнилась. Классическая ситуация: кого-то уводят в подсобку, чтобы одарить там вожделенным дефицитом. Будь это в родной Москве, я бы не удивилась, но здесь… Впрочем, женщины во всем мире одинаковы. А может, она тоже русская.

Анри провел меня в небольшой, но элегантный кабинет и… запер дверь на ключ. Мне это не очень понравилось, но, может быть, по сценарию так и полагалось. Да и чего, собственно говоря, бояться? Не убивать же он меня собирается.

– Кто вы? – спросил он вдруг, даже не предложив мне присесть.

Так и знала, что этот дурацкий маскарад ни к чему хорошему не приведет.

– Ася, – после небольшой заминки ответила я. – И должна вам сказать, что эта весна в Париже еще прекраснее, чем обычно.

Дурацкая фраза, но что делать, если именно ее выбрали в качестве пароля! Похоже, Аська все-таки перечитала детективов, причем не самого высокого пошиба.

– Париж прекрасен во все времена года, – с готовностью отозвался мой собеседник, – Простите, но мне казалось, что Ася знает английский.

– Зато Ася не знает французского, – огрызнулась я.

Помешались они на английском языке, честное слово! Мало того, что в Москве плюнуть некуда, чтобы не угодить в вывеску или рекламу на английском, так еще в Париже ко мне будут приставать с этим дурацким языком. Не знаю и знать не хочу!

А мужик очень и очень недурен собой, похож на того актера, который в моем культовом фильме «Три мушкетера» играл злодея-Рошфора, да и во многих других фильмах выступал в том же амплуа. Высокого роста, худощавый, смуглый, с начинающей седеть пышной черной шевелюрой и орлиным профилем. Везет же мне на персонажи из любимых произведений! То – Портос, то – Рошфор…

– Впрочем, это не важно. Что же касается дела…

Я молча вынула из сумочки конверт и протянула его Анри. Еще немного и мои мучения, наконец, закончатся.

А если ему приспичило побеседовать с Асей по-английски, пусть приезжает в Москву. Я не намерена портить себе остаток поездки чужими дурацкими играми. Железного занавеса на них нет!

Анри ловко распечатал конверт и быстро пробежал глазами какие-то бумаги. Похоже, прочитанное его устроило. Он удовлетворенно кивнул и убрал конверт в сейф. А оттуда достал… шариковую ручку. Миленькую, но совершенно обычную: сама видела такие в Париже несколько раз.

– Вот это вы передадите Асе. А это – небольшие сувениры для вас. Компенсация за беспокойство.

В качестве сувениров мне достались небольшой флакончик духов в шелковом мешочке и необычайно красивая пудреница. На ее крышке был выведен затейливый орнамент, и все это дело венчала королевская лилия. Не пудреница – мечта!

– Это наше, фирменное, – сказал Анри, явно довольный моим восхищением. – Я надеюсь, она будет напоминать вам о вашем путешествии в Париж.

Я достала из сумочки матрешку и вручила ему. Убогий, конечно, подарок, но что еще я могла изобрести? А это, как ни крути, русская экзотика, почти символ России. Не водку же ему дарить, в самом деле! Может, он непьющий…

– А как вас зовут на самом деле, мадам? – спросил Анри.

Я замялась. Но очень быстро разозлилась на всех тех, кто имел хотя бы косвенное отношение к этой поездке. Миссию я свою выполнила? Выполнила. Ну и славненько, теперь буду жить так, как хочу. Надоели эти загадки, сил никаких нет.

– Меня зовут Елена и я подруга Аси.

– Я бы принял вас за ее родную сестру. Сходство потрясающее.

– Долго старались… – пробормотала я.

– Кстати, что вы делаете завтра, мадам? – вдруг круто сменил направление беседы Анри. – Если у вас есть немного времени, я мог бы показать вам Париж.

Здравствуйте! А я-то собиралась избавиться от парика и очков. Оказывается, в них-то я и неотразима: не помню, чтобы в Москве, где я ходила в своем натуральном виде, кто-то пытался назначить мне свидание. Во всяком случае, последние пять лет.

– Завтра? Да ничего особенного, кажется. У нас экскурсия на Эйфелеву башню, но я боюсь высоты и…

Я осеклась на полуслове. Получалось – вроде бы изыскиваю повод для встречи. А между тем, как я с запозданием сообразила, сие предложение могло быть чистой формальностью, обычным проявлением вежливости. Французы – они такие.

– Прекрасно! – с энтузиазмом откликнулся Анри. – Значит, я заеду за вами в гостиницу. Только… приходите, если можно, без парика. В натуральном виде вы мне наверняка понравитесь еще больше.

– Вы уверены? – скептически осведомилась я. – Неужели так заметно, что это парик?

– Заметно для тех, кто умеет замечать такие вещи, – ответил Анри. – Что ж, будем перестраиваться на ходу, и, честно говоря, я этому рад.. Прежний сценарий меня не слишком вдохновлял.

Так… Московские загадки плавно перетекли в парижские тайны. Зачем нужно было столько мороки, чтобы привезти в Москву обыкновенную шариковую ручку? И документы прекрасно можно было послать по почте или через Интернет. Нет, ситуация мне определенно переставала нравиться. Во что же меня втравила драгоценная подруга?

– Тогда до завтра, мадам, – с изысканной вежливостью сказал Анри и, приложившись к моей руке, галантно проводил к выходу.

Я вышла из музея в некотором смятении и, чтобы успокоиться и привести мысли в порядок, присела за столик в ближайшем кафе, тем более, что наша группа все еще осматривала музей, точнее, делала там покупки.

Фишка состояла в том, что любые духи там продавались чуть ли не в три раза дешевле, чем в магазинах, поскольку были не в фирменных флаконах и коробочках, а просто в металлических золотистых пузырьках, наподобие аптечных. Кто же из наших дам упустит такую возможность? Кроме меня, в группе сумасшедших явно не было.

В порядке исключения вместо кофе я заказала мартини и принялась размышлять о том, что случилось, пытаясь как можно более четко выстроить цепь событий и хотя бы чуть-чуть разобраться в ситуации.

Поручение я вроде бы выполнила. Ручка пусть себе лежит у меня в сумочке, ничего интересного в ней нет. Флакончик духов прелестен, на запах – наплевать, какой бы он ни был, все равно при случае кому-нибудь подарю. Я – жуткий консерватор в плане ароматов и, как выбрала много лет тому назад «Клима», так и сохраняю ему верность, хотя в последнее время это становится все более накладным. Впрочем, любые другие приличные духи обошлись бы не дешевле.

А вот пудреница… Она с первого взгляда мне ужасно понравилась, и чем больше я ее рассматривала, тем сильнее восхищалась. Вещица была безупречной, даже то, что у лилии на орнаменте один из зубчиков был с небольшим изломом, ее не портило. Словом, сувениры мне понравились. И я переключилась на мысли о предстоящем свидании.

Особых сомнений у меня не было: Анри вызвал у меня большую симпатию, а от прогулки по Парижу в его обществе у меня ничего не отвалится. К тому же не исключено, что это последнее романтическое свидание в моей жизни. Муж? Муж далеко, и вряд ли у меня возникнет желание информировать его об этой части моей поездки. Да и неизвестно еще, что это будет за свидание. Может, прямиком отправят в Бастилию за то, что выдаю себя за другую. Или произойдет еще что-нибудь экзотическое.

За соседним столиком кто-то громко брякнул ложечкой о чашку, и это заставило меня оторваться от размышлений. Я подняла глаза и увидела… ту самую бабу, которая так не понравилась мне в музее. Она жадными глазами разглядывала пудреницу, которую я так и не удосужилась убрать обратно в сумку.

Поганка какая! Терлась около меня в музее, чуть не увязалась за мной к Анри, а теперь еще пялится на мой подарок. Завидует, небось, что самой такого не досталось. Я сунула пудреницу в сумку и с вызовом уставилась на бабу: что, съела? Глупее, конечно, вести себя было невозможно, но, по-видимому, воздух Парижа сыграл со мной злую шутку, начисто лишив осторожности и чувства меры. Знать бы, где упадешь…

Чтобы отвязаться от бабы, я взяла в руки ту газету, которую купила утром специально для свидания с Анри и стала ее просматривать. И тут меня ожидал несколько странный сюрприз: в конце одной из полос я увидела фотографию… Этьена. Вид у него был, прямо скажем, не самый блестящий. Я впилась глазами в сопроводительный текст и совсем ошалела.

Там было сказано, что солидный бизнесмен, вице-президент какой-то компании, стал жертвой нападения неизвестных хулиганов, когда накануне вечером возвращался домой. Его избили и ограбили, то есть забрали абсолютно все, что при нем было, да еще карманы вывернули. Я сверилась с лежавшей у меня в сумке визитной карточкой: все правильно Этьен Мартен, вице-президент… Бывают же совпадения на свете!

Тем временем баба за соседним столиком вроде бы потеряла ко мне интерес, отвернулась и стала приводить в порядок свою прическу – надо сказать, довольно невзрачную.

И тут меня пронзила страшная мысль: я собираюсь идти на свидание без парика, а как выглядят мои собственные волосы? И что делать, если я – ну, разумеется! – не сообразила взять с собой фен? Придется либо идти в парикмахерскую и выкладывать неизвестно сколько денег, либо… не ходить на свидание вообще. То есть выбора как такового, сами понимаете, не было.

Зато было свободное время до ужина и деньги, которые я фактически еще даже не начинала тратить. То есть никаких крупных покупок не делала, а кофе и мартини не в счет. Потом мне пришла в голову довольно здравая мысль: чем дальше от центра будет находиться парикмахерская, тем дешевле обойдется мне это удовольствие.

Я расплатилась, собрала свои нехитрые пожитки и пошла сначала в музей: предупредить нашего гида, что я отправляюсь в «самостоятельное плавание», поскольку следующий номер программы – визит в музей Родена – меня не слишком соблазнял. Понимаю, что такое пренебрежение великим искусством меня не красит, но…

После этого, сверившись предварительно с картой, я направилась в сторону своего, уже почти родного отеля, который, как показывала карта, был довольно далеко от респектабельных и, следовательно, дорогих кварталов. Попутно выяснила, сколько стоит укладка в шикарном салоне: около ста евро. Ну, такие деньги я, конечно, не собиралась платить, поэтому отправилась в путь, имея в виду найти что-нибудь поскромнее и, главное, подешевле.

Искомое обрелось где-то на половине пути: небольшой, всего на два кресла, салончик на тихой боковой улочке. Я осведомилась о цене: оказалось, вполне терпимо, причем на сумму, мысленно определенную мною на это удовольствие, можно было сделать еще и маникюр. Конечно, в Москве мне бы в голову не пришло выложить больше тысячи рублей на украшение своей персоны, но пятидесяти евро за то, чтобы стать красавицей, почему-то не было жалко.