Переходный момент

Переходный момент

Валерий Дунаев

© Валерий Дунаев, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

1 глава

Кто это умер? Чья скорбь в этой музыке бьется?Вечер, продрогший, сиротски к обочине жмется.Серый туман на холодные камни ложится.Вправду ли это туман или праха частица?Или звенят, разбиваясь о землю, горячие слезы?Птицы распуганы, сломаны ветки березы.Что же пророчит нам свет этот зыбкий?Чьи это губы такой исказились улыбкой?Кто это умер? Кто спицы колес катафалка вращает?Где этот край, что навеки ушедших от нас поглощает?Кажется, что до последнего дома знаком этот город.Только мгновенье – и нет ничего.Лишь пустыня и холод.Кажется, что до последней морщинки знакомына улице лица.Только мгновенье – глухое безлюдьевокруг воцарится.Только с небес на вечернюю землюмороз наползает.Хижину тела покинув,душа замерзает.Стихни порывистый ветер, уйми своичерствые руки.Хоть на мгновенье прорви одиночествоэтих мгновенийФлагами смерти топорщатся вороновчерные тени.Пляшут над тем, кого нет уже большена свете…

ОН отложил в сторону эту, случайно у него оказавшуюся, книжку сборника стихов разных поэтов. ОТЛОЖИЛ. В СТОРОНУ. Странные слова. Со странным их взаимодействием. Курица тоже откладывает яйца. Только не в сторону…

…Эти стихи чем то задели его, тронули в душе детскую печаль и ощущение неизбежности, когда, как не извращайся, изменить ничего нельзя. ПРЕДОПРЕДЕЛЕННОСТЬ. КРАЙ. ЧТО УШЕДШИХ ПОГЛОЩАЕТ… Интересно, там что? И есть ли этот край? И поглощает ли? А они есть? Те, кто уходит? Или их уже нет? Нет нигде. Ни здесь ни там. Или есть везде? Тишина и покой, суета и нестабильность. Край там, край здесь. Непонятно и тоскливо…

Максима вдруг охватили такие мысли, лезущие одна на другую, цепляясь своими кривыми лапками за волосатые тельца своих товарищей-мыслей. Он пребывал во власти, посетивших его, раздумий, меланхолично уставившись в окошко вагона, находясь в, несущемся по поверхности земли, поезде. А размеренное постукивание колес и плавное покачивание вагона ненавязчиво подталкивали его к этим, вроде беспричинным, размышлениям.

…ХИЖИНА ТЕЛА… ДУША ЗАМЕРЗАЕТ.

Вот его друг Виталик. Он ведь чуть ли не воплощение взрывной радости, неистребимого жизнелюбия, неиссякаемой энергии. С пронзительно искрящимися глазами, полным лучистого света лицом. А во взгляде-нескрываемая хитрость ума. Да. Его друг. Товарищ по, законченной теперь, службе в армии. Товарищ с большой буквы. Выручал Максима из множества мелких и некоторого количества крупных неприятностей. Но, может, неприятностями все эти казусы называть довольно громко… Может эти неприятности значимы только для него, а для остальных ничего незначащая ерунда, но все же…

…ВСЕ ЖЕ…

Моральная поддержка, подставление дружеского плеча в Виталике присутствовали. А это немало значит в условиях, чуть ли не суровой, срочной службы. Суровой для того, кто к этой службе ну совсем не имеет ни стремления, ни предназначения. Ни физически, ни духовно.

То есть не подходит по всем показателям. Вот, при всем этом, нужны такие, как Виталик таким, как Максим…

…ВИТАЛИК… Этот жизнерадостный, оптимистический человек… ОН ЖЕ… ОН ЖЕ ПОТОМ ЛЕЖАЛ НА ПОЛУ… Ночью. В туалете. Максим его первый обнаружил. Некогда живые и светящиеся глаза Виталика были открытыми. Но живыми и светящимися их было трудно назвать. ОНИ ВООБЩЕ НИКАКИМИ НЕ БЫЛИ. Ничего не выражали. А только выглядели. Застывшими. Нарисованными. Ненастоящими.

Как будто закрылись ворота и перестал течь поток энергии. А на воротах – изображение радужной оболочки коричневого цвета и на ней черные точки-зрачки, символизирующие окончание. ВСЕ. КОНЕЦ ПРЕДЛОЖЕНИЯ. ПРЕДЛОЖЕНИЕ ЗАКОНЧЕНО. А мысль? Оборвана? Исчерпана? Или переметнулась в другое русло?…

…Виталик умер… Как потом установили-остановилось внезапно сердце. Как это нелепо звучало и звучит сейчас! Виталик, что механизм?! Он жизнь излучал! А тут… Сердце остановилось. Кровь застыла. Мозг потух. Легкие спустились. Тело оцепенело. Как техника какая то… Виталик не механизм. Он живой… БЫЛ… И нет больше шуток, смеха, разговоров. И руки письма не пишут. И глаза письма не читают… Это означает – смерть. Что-то неопределенное и ожидаемо-волнующее.

НЕТ БОЛЬШЕ НА СВЕТЕ… А где есть? Нигде?…Или все-таки где-то? На свете… А в темноте? Максим не знал ответы на такие вопросы. Они, конечно, задавались им самим ему же самому. С самого детства. С момента гибели родителей. Но тогда, десять лет назад, все было по-другому. Тогда он был ребенком. Да и не видел неживых родителей. Их просто перестало быть…

…А вот друга он видел неживым. И помнит ощущение горечи в горле и опустошения в голове… Непостижимо это – Виталик больше не чувствует… Не видит… Не думает…

…А вот они… ОНИ ВСЕ… Которые другие… Они..

Максим, охваченный такими размышлениями, повернул голову от окна, оглядел пространство плацкарта с его, строго законченными, контурами, посмотрел на соседа напротив, увлеченно занятого поглощением ужина… ВОТ ОН… Жует, видите ли, свою курицу… Тоже когда-то бегавшую по траве и поглощающую всяких червяков. Жует курицу… Жует с отстраненным видом. Как будто в этот момент достиг понимания сути мироздания… ЖУЕТ… Мелкие капли пота на полулысом черепе. БЛЕСТЯТ. Как будто божья роса осела на его продуманную лысую голову. Ишь вздыхает! Носом. С шипящим свистом, вылетающим из ноздрей. Вместе со свистом из ноздрей вылезали мокрые мелкие волосики. И не замечая всех этих, как бы ничего незначащих, подробностей брови, узорно сплетавшиеся между собой, выписывали между лбом и глазами чудаковатые изгибания, как ленточные черви…

…Ну давай еще в зубах поковыряйся своими жирными пальцами. Или в нос засунь себе эти пальцы… ЖУЕТ ОН… КУРИЦУ…

– А может мы с Вами, молодой человек, пропустим по рюмочке коньячка? Как Вы на это смотрите?

Этот вопрос вывел Максима из оцепенения. Максим сначала увидел открывающийся рот соседа напротив, освобожденный уже от жевательной работы, затем услышал звуки, оказавшиеся словами.

Да. Максим вдруг осознал, что к нему ОБРАЩАЮТСЯ, начал быстро возвращаться в окружающую обстановку и ему стало, почему-то стыдно за свои мысли, за, невесть откуда взявшуюся, злость объектом которой совершенно случайно стал его, ни в чем неповинный, сосед напротив…

– Что? – осторожно поинтересовался он у соседа, – Вы мне?

– Конечно Вам, молодой человек! – располагающе-радостно воскликнул полулысый сосед по плацкарту, – Вы сидите передо мною, а больше рядом никого нет. Так как?

– Что как? – Максим с трудом возвращался из своих раздумий в повседневность.

– Как насчет коньяка? Не против?

– Не против конька…, – тихо и медленно проговорил Максим, как будто стараясь вникнуть в значение этих двух слов. И дальше, не задумываясь:

– Да, да конечно… Или нет, конечно… Я сейчас… Схожу покурить… В тамбур…

Максим поднялся, взял из военного кителя сигареты, спички да побрел в сторону тамбура…

…Сосед напротив, предлагающий коньяк, почесал нос и пробурчал все так же располагающе-радостно:

– Только не забудьте вернуться. Я просто так от Вас не отстану.

Не отстанет. Просто так. Еще больше покроется капли блестящего божественного пота…

…И пошел Максим, неосознанно осматривая пассажиров

в вагоне… Все жрут… Сидят… Смотрят в окна, обрабатывая свои мыслительные процессы… Смотрят на него, идущего по коридору вагона. Изучают вскользь. Через секунду забудут про него, проходящего мимо. Покурить. Вот такие мелкие, но важные задачи выполняются ежеминутно в мозгах и теряются во времени…

* * *

А что же он, Максим Солдатов, из себя представляет? Да еще с такой, отдающей суровостью, стойкостью, бесстрашием фамилией? С такой фамилией и такой чуждый всего составляющего военную специфику. А у матери его фамилия, до замужества с его отцом, звучала совсем не звучно. Неизвестная. Прямо так и звучала. То есть он, взявши фамилию матери, назывался бы Максим Неизвестный. А так Максим Солдатов. Все получше. Ну а если совместить обе фамилии, то получается и вовсе ерунда. Получается Неизвестный Солдатов. А значит Неизвестный Солдат. Смешно, да? Впрочем, кроме него самого и, еще пока живой, бабушки (матери отца) никто о таком сочетании фамилий его личности не знает. Знал отец. У него это вызывало улыбку. И знала мама. Та вообще смеялась. Ведь у нее выходило еще забавней. Неизвестная Солдата. Полная смехотворная ахинея. Потому как слова «солдат» в женском роде не существует. Разве что солдатка. Но это уже не то…

…Но папы с мамой нет больше в живых… Погибли… В горах. Или не погибли. Просто исчезли. Канули в неизвестность… Пропали. Их не нашли. То ли с гор сошла снежно-каменная лавина, то ли они упали в подземную пещеру и унесли их подземные воды в небытие, в другие миры… Доподлинно неизвестно. Ясно одно – их больше нет… А бабушке не смешно от сочетания двух фамилий. Она жила в, своей эпохальной, с определенными аристократическими правилами, жизни. И привить всяческие манеры пыталась тогдашнему ребенку Максиму. Ему пришлось жить с ней и в себя впитывать ее воспитание. Она не то чтобы учила его и воспитывала. Она в него ВТАЛКИВАЛА образ жизни, образ поведения, образ мыслей, которые она считала наиболее верными, приемлимыми и допустимыми.

Родители его были молодыми, энергичными. Жили в науке и ради науки. Ничто их не страшило. Очень уверенные в себе. Ради достижения цели ни с чем не считались, себя не жалели. Вот и для подтверждения существования внеземной цивилизации, существовавшей в ужасающе древние времена, полезли в горы вдвоем… Ну и исчезли…

У бабушки же было все по-английски чопорно, не нарушая извечных традиций. И главное не высовываться, не влезать во всяческие опасные предприятия… Так что вырос Максим не совсем в себе уверенным, физически не выдающимся, но духовно развитым. С пониманием принятых понятий о добре и зле.

…Крошка сын к отцу пришел и спросила кроха: «Что такое хорошо? И что такое плохо?» Вот и Максим стал, как тот знаменитый крошка-сын, которому отец доходчиво объяснил про хорошо и плохо. Только Максиму втолковала про эти понятия бабушка, к которой он совсем даже и не подходил с такими витиеватыми вопросами. Зато четко для себя уяснил: Хорошо – это скромность, учтивость, соблюдение этикета, уважение к старшим. Плохо – это плеваться, ковырять в носу и зубах, ругаться матом, драться, похабно относится к противо-положному полу вообще и в частности. Максим с детства проявлял тягу к прекрасному. В его случае к художеству. Рисованию. Ну и, обладая художественным восприятием мира, любил, наблюдая за звездами, помыслить о сущности бытия. Также восхищался красотами архитектуры. Благо жил он в городе Ленинграде, где таковых красот хватало. А ко всему, что связано с насилием, имел сугубо отрицательное отношение. К войне и ко всему, что с ней связано в том числе. И после окончания средней школы (где проявлял успехи только в русском языке, литературе, рисовании, музыке) пошел учиться в художественно-ремесленное училище. С большого одобрения бабушки, если не с подталкивания. Чтобы потом реставрировать церкви. То есть СВЯТЫЕ ХРАМЫ ГОСПОДНИ. Пусть даже в 80-х годах ХХ века такая профессия несколько не в моде. Может и шло бы дальше все спокойно, тихо-мирно, как по маслу, без особых нежелательных событий. Да заподозрил Максим к 18ти годам, что им откровенно манипулирует бабушка, навязывает ему свое мнение указывает пути-дороги на будущее. А, откровенно говоря, Максим совсем уже не имел своего миропонимания. Как поступать в той или иной ситуации, как правило, надо было узнавать у бабушки. Ее словам отдавался наибольший приоритет. БАБУШКИН СЫНОК. Именно такое прилагательное к своему существительному стало прилагаться постепенно к Максиму. Началось им замечаться несоответствие взглядов бабушки со взглядами иного общества. ИНЫЕ – это студенты художественно-ремесленного училища, пресса. То есть представители другой, более обширной, чем его узконаправленная, жизни.

Максима стала внутренне напрягать его неспособность поступать по собственным взглядам и убеждениям, которые, в принципе, четко в нем еще не были сформированы. И вот пришла пора идти в Советскую Армию. Отдавать долг Родине. Максим далек от осознания того, что каждый мужчина должен уметь воевать, прицепляя на себя почетное звание «ЗАЩИТНИК ОТЕЧЕСТВА». Но, не смотря на это и на то, что бабушка, задействовав свои богемные связи, решила оградить внука от такого мракобесия, как воинская повинность, он проявил неслыханный мужской поступок. Отказался избегать воинской повинности. ПОЖЕЛАЛ СЛУЖИТЬ РОДНОЙ СТРАНЕ… И тем самым стать настоящим мужчиной. К великой печали бабушки…

…И вот середина мая 1986 года. Природа начала возрождаться после зимней спячки, а страна разрушаться. Максим Солдатов, рядовой войск связи, благополучно отслужив 2 года, возвращался домой в Ленинград. Плохо или хорошо служилось ему на севере? Всякое бывало у, состоявшего на должности полкового писаря, рядового Солдатова. И теперь он возмужавший, повзрослевший и научившийся думать самостоятельно, ожидал встречи с НОВОЙ ЖИЗНЬЮ. С огромным выбором путей-дорог и с незнанием того, что бабушка день назад скончалась…

…Так и проносились мысли в голове у Максима, когда он молча курил в тамбуре, едущего в Ленинград, поезда. МОЛЧА КУРИЛ… Даже курить стал. Проявил еще один мужской поступок… И ЧТО ГРЯДУЩЕЕ ГОТОВИТ? И ЧТО НЕСЕТ В СЕБЕ НЕВЕДОМАЯ ВЗРОСЛАЯ ЖИЗНЬ? Сколько счастливых и несчастливых минут предстоит пережить? Теперь то Максим в себе уверен. Наверное. Уж теперь заживет как надо. А КАК НАДО? Уж теперь разберется во всех изгибах жизненных тропинок. Ну а пока нужно всего лишь доехать до дома. Показать себя, настоящего мужчину бабушке… ВСЕГО ЛИШЬ ДОЕХАТЬ… Ничего особенного… Рядовое событие для рядового Солдатова… Это он и есть сейчас Неизвестный Солдат. Только почему неизвестный? Потому что о нем таком никто еще не знает в родном городе. Ничего. Узнают. Удивятся.

И станет он ИЗВЕСТНЫМ. ВНОВЬ ОТКРЫТЫМ. ВОЗРОДИВШИМСЯ. Пока еще солдатом… Какое то время…

…Максим улыбнулся и затушил сигарету…

2 глава

Он сразу обратил на нее внимание. Пока быстрое, мимолетное, но вполне себе отчетливое. На эту девчонку лет пятнадцати в, облегающих фигуру синих джинсах, модной светлой курточке с полузасученными рукавами, с растрепанной прической не очень длинных темно-русых волос; с, бросающимся в глаза, острым бегающим взглядом.

Взглядом, враждующего с этим ничтожным миром, взбунтовавшегося подростка. Она прошла, почти проскочила, мимо, но, тем не менее, цепко осмотрела самого Максима и, окружающую его, обстановку.

«Девчонка какая то… Необычная…» – промелькнуло у того в голове и улетучилось в тайники памяти. Да по-тихому как то сжалось сердце от осознания чего то неизбежного…

…Протекал неспешный разговор полулысого соседа по плацкарту (как стало известно Акима Петровича) с, уже бывшим, но все еще солдатом Максимом. Скорее даже вел беседу именно Аким Петрович, являющийся работником коммунального хозяйства и считающий себя очень образованным и умудренным житейским опытом человеком.

А Максим был вынужден кое-как выдавливать из себя ответы на, поставленные мудрым коммунальщиком, вопросы.

ВЫДАВЛИВАТЬ. ВЫМУЧИВАТЬ. Потому как к беседе не очень то тяготился, но все же пришлось ради приличия, угощавшись коньяком Акима Петровича, поддерживать, непонятно для чего нужные, вагонные словоизлияния.

– Значит отслужили, Максим… – то ли спросил то ли утвердил сосед Аким Петрович. Он уже знал имя своего собеседника. Они успели друг другу представится в процессе продолжающейся беседы.

Максим кивнул. Ну да, дескать, было такое. А сам исподтишка наблюдал, как у мудрого коммунального служащего смешно при разговоре шевелится левое ухо. А тот продолжал вести беседу размеренно и степенно. Да еще и очки нацепил по такому случаю.

Видимо, втайне, надеясь, что этот предмет придает ему большей важности, деловитости и чрезмерности ума…

– И как сейчас служится? С чувством гордости за свою страну, за свою державу?

…Ну и вопросики…

– Ну служится… Вроде.., – ответил Максим.

– Так служится? Или вроде?

– Да хорошо служится. Бывали, конечно, трудности. Но, в общем и целом нормально.

– Трудности…, – смакуя повторил Аким Петрович, придавая этому слову ОСОБУЮ эмоциональную окраску: – Трудности…, – и, упоенно, прикрыл прикрыл свои, умудренные жизнью, глаза.

– Эх, молодежь, не знаете вы еще ЧТО ТАКОЕ НАСТОЯЩИЕ ТРУДНОСТИ… ЛИШЕНИЯ… ТЯГОТЫ… Вот в НАШЕ время…

И понеслось… В их время. В их бытность. Не допивали, не доедали, не досыпали. И всякие жизненно необходимые действия с приставкой «НЕ». В ИХ ВРЕМЯ. Вечность назад. Хотя, умудренному опытом, коммунальному работнику Акиму Петровичу от силы было лет 35…

Ну а с лысиной все 36… А с очками даже 37…

Его далеко еще не почтенный возраст выдавали глаза не подернутые пеленой отпечатка, прожитых в суровых условиях, лет. Да зубы, в которых он периодически ковырял пальцем (видать частичка курицы плотно застряла), в довольно исправном состоянии, не присущим человеку, близившемуся к закату своих солнечных дней. Да и лицо не являло собой

изборозденное поле. Да и кожа на шее красно-розово лоснилась, а не скукожилась. Но вид у служителя коммунальных служб, бесспорно, создался впечатляюще-представительный и слова его обладали ОСОБЫМ значением. Как будто каждое слово было итогом суровой, полной невзгод но торжественно прекрасной, фундаментально честной и, поистине, НАСТОЯЩЕЙ жизни неутомимого борца за честь и совесть эпохи…

– В наше время МЫ не думали о удобствах, о облегчении жизненных условий. Мы отстраивали, разрушенную войной, страну. Мы писали ее с чистого листа. В наших сердцах, в наших умах царила неукротимая вера в светлое будущее. Мы свято верили в судьбоносную нашу миссию.

Как говорится: «Нам было просто не до отдыха с тобой…»

«Наше время – это, наверное,70-е, когда вовсю вошла в русло тяга к свободовыражению. Даже в комсомольских стройках… Это, конечно, так… Но страна уже была исписана… Очень и очень много чистых листов были заняты буквами… Словами…», – думал Максим, внимательно слушая все эти лозунги и сам удивлялся своим неглупым и, оказывается,

взрослым, суждениям…

…А тот все выстреливал звучные фразы. Ему бы еще на стол залезть да нацепить на свою полосатую рубашечку красную ленточку. Поверх подтяжек, разумеется. И, размахивая рукой, с чуть сжатой в кулак ладонью, продолжать плакатную речь… Просто неудобно так сделать… В поезде все же… Вагон качается, дергается… Можно запросто со стола упасть… И КОНФУЗ ТОГДА…

…Максим, признаться, невольно попал чуть ли не под гипноз от мощных речей этого «умудренного старца», продолжая рассматривать то его полосатую рубашечку, то милые подтяжки, то чуть запотевшие очки, то мелкие капельки пота на полулысой голове, напоминавшие божественную (а как иначе?) росу. И поражался своим оппонируемым умным мыслям, которыми мысленно оппонировал Акиму Петровичу, но со ступора его вывел вопрос. Сосед по плацкарту резко прервал свой злободневный монолог и перескочил на вопросы… Или допросы…

– А как вы считаете, Максим, верна ли политика Михаила Сергеевича Горбачева? Верен ли курс нашей многострадальной страны на, пока еще не ясную, но подающую надежду, перестройку?

– А? – растерялся Максим.

– Как Вы считаете?

– Не перестройку?

– Да, да. Именно на нее? Может она необходима нашему обществу?

Максим неосознанно зашел с другой стороны:

– Так Вы, Аким Петрович, кто по профессии?

– Мастер участка…, – медленно произнес «мудрец», – а какое это…, – видимо хотел сказать «имеет значение». Мозг его, похоже, отказывался воспринимать столь бесцеремонный уход от заданного направления, но Максим не дал развиться психологическому диссонансу в уме Акима Петровича и продолжил заданную тему:

– Знаете ли… Я служил в армии и как то не задумывался о политических вопросах. В армии свои задачи…

– Хм… – мастер участка задумчиво потер потный подбородок своими, еще не помытыми от жирной курицы, пальцами и озабоченно-тупиковое выражение его лица приняло опять снисходительно-мудрое выражение.

Снисходительно к НЕОПЫТНОЙ МОЛОДОСТИ:

– Ну да, конечно. Солдаты. Все верно. Если солдаты отчизны будут, заниматься политикой то кто же будет стоять на защите рубежей нашей великой Родины? Тогда логично… Солдаты… – и с облегчением откинулся спиной к стенке плацкарта: – ЭХХХ! Молодость… Молодежь…, – и опять восторженно прикрыл глаза, шумно вдохнув и шумно выдохнув. Молодость – не порок. И МЫ когда-то были молодыми…

Максим отметил, что слово «Молодежь» жизненноумный работник коммунальных услуг произносит с протяжным окончанием «Ш». Вот так:

– МОЛОДЕШШШ…

Как будто именно такое произношение имеет решающее значение.

– А не хлопнуть ли нам, товарищ солдат, еще по рюмке коньячка? Очень, я скажу Вам, занимательная у нас беседа. Насыщенная…

– Пожалуй, можно, – согласился Максим, цепляясь за спасительную соломинку. Хоть немного передохнуть от этой насыщенной беседы.

Какой-то спектакль одного актера… И взгляд его опять уловил ту же самую молодую девчонку, которая также стремительно шла по проходу. Только в обратном направлении. И как будто чего-то высматривала. И опять ЕЕ взгляд соприкоснулся с ЕГО взглядом.

Глаза ее говорили о том, что она что-то… Ищет… Цепляется за что-то… А затем девушка прошмыгнула дальше по коридору.

«Какая необычная, странная девчонка», – опять промелькнуло в голове у Максима. И опять это промелькание мысли-вспышки сопровождалось мягким спазмом сердца, как при ожидании чего-то неотвратимо-особенного.

– Ну так выпьем, – улыбнулся Максим, снова не обратив внимания на всякие спазмы сердца, всякие ощущения значимого, всякие неслучайности. Поднял стакан, посмотрел внимательно на очень умного своего компаньона и подытожил:

– За любимое Отечество! За дерзкую молодость и мудрую зрелость!

– Вот это правильно! Вот это хорошие слова! – похвалил его Аким Петрович… И они дружно выпили… Хлопнули по рюмашке…

* * *

Все продолжалось довольно тихо-мирно. Велась задушевно-познавательная беседа. Мудрый философ Аким Петрович затрагивал различные важно-злободневные темы. Отчего же его так прорвало в поезде на неиссякаемый поток рассуждений? Вероятно в условиях нелегкого труда в сфере коммунальных услуг у него совсем не хватало ни сил ни времени на философско-научные беседы. А в нем все копилось, его пытливый ум все фиксировал. Занимаемая им должность мастера участка как раз именно та должность, которая предполагает и способствует изучению людских нравов и космических законов. Так что пониманию и постижению глубины и сути всего происходящего помогла Акиму Петровичу именно работа в коммунальной службе на должности мастера участка ну и, бесспорно, его врожденная гениальность. Максим же стал чувствовать себя более непринужденно благодаря выпитому коньяку. Его стеснительность и зажатость понемногу рассасывались. К слову говоря, он совсем не являлся приверженцем алкогольной продукции.

Как-то раз, правда, напился. Еще будучи студентом художественно-ремесленного училища. Тогда он ощутил необычно-непривычное воздействие алкоголя на свой юный мозг. Вталкивал всем участвующим в попойке о значении для человека цвета.

О иллюзиях, создаваемых смешиванием красок. С помощью таких смешиваний можно даже очень изменить окружающий мир, создать любую реальность. И все будут верить в истинность такой любой реальности. Если, например, смешать все краски, которые существуют, то получится именно тот самый настоящий цвет, который и отобразит истинность всего сущего. А если всю эту мешанину заморозить, а затем подогреть, то в эфир вылезет не только наблюдаемая, но и осязаемая действительность. В виде совершенно невообразимых звуков и непридуманного запаха…

По поводу звуков и запахов Максим дружно был осмеян. Ему даже продемонстрировали и звуки и запахи. Максим настойчиво продолжал, что, дескать, если еще руками потрогать. Тем самым вызвал очередную волну смеха.

…ДА И ВООБЩЕ… Только красный цвет настоящий. А белого цвета не существует. Как и черного. От обоих в их абсолютизме можно ослепнуть…

…А там, в пустоте, опять тот же красный…

…Да и ну вас ВСЕХ К ЧЕРТЯМ СОБАЧЬИМ!!! Ничего то вы не по-нимаете!!! Да я не такой, каким ВЫ ВСЕ меня представляете!!!

То есть, пока себя еще помнил, понес тогда студент Солдатов всякого рода впечатляющую ахинею. Товарищи по дружеской попойке почему-то не заапладировали от восхищения умными речами Максима. Поначалу изумились тому удивительному факту, что у «бабушкиного сынка», стеснительного и погруженного в себя, прорезался голос.

И он ДАЖЕ может сказать свое Я. Хотя и без единого матерного слова. Высказать СВОЕ слово, краснея и сжимая свои утонченные кулаки. Вот что алкоголь с людьми делает. Видоизменяет их. Изумились поначалу выпивающие студенты. А потом их настолько это стало забавлять, что они не унимались от безудержанного хохота над незадачливым Максимом.