Россия, Польша, Германия: история и современность европейского единства в идеологии, политике и культуре

Географически пространство между Львовом и Москвой не ограничивалось никакими природными барьерами, такими как море или горы. Гидрография этой территории демонстрирует огромное значение рек, водораздел между ними обозначает границу двух систем: одна в направлении Балтийского, вторая в направлении Черного морей. Основной связующей и транспортной артерией на севере является текущая с востока на запад и впадающая в Балтийское море Западная Двина, на юге – это устремляющийся с севера в южном направлении (отсюда античное название Борисфен (Boristhenes)), берущий начало на Среднерусской возвышенности Днепр, длина которого составляет 2285 км. У Херсона Днепр впадает в Черное море. Его притоки Припять (западнее, 775 км) и Десна (восточнее, 1130 км) и их притоки Сейм (717 км) и Сновь (233 км) дополняют систему водных путей региона.

Хронология основания европейских городов восточнее Эльбы явно демонстрирует, что процесс этот прошел ряд этапов. К востоку от верховьев Вислы время основания городов приходится, как правило, лишь на XVI и XVII вв. На территории Галицко-Волынской Руси это были, прежде всего, маленькие городки – центры магнатских владений. Немало таких укрепленных городков возникло вокруг замков крупных землевладельцев во второй половине XVI в., что объяснялось, в частности, необходимостью обороны от набегов татарских орд. Однако в сравнении с Западной и Центральной Европой уровень урбанизации этих районов оставался весьма невысоким. Так, еще в середине XVII в. число городов здесь составляло лишь 3,9 на 1000 кв. км.[73].

Обустраивая занятые территории и проводя в них границы, люди и созданные ими институции определяли, как они будут строить свои отношения друг с другом, при этом сознательно создается всеобщее пространство на договорной основе. Из необозримого множества возможных действий и моделей поведения такое структурированное пространство позволяло тем или иным группам населения определить направление поиска оптимальных путей для усиления собственных позиций и обретения свободы действий. Установление границ и создание территориальных сообществ в совокупности представляло собой один из способов структурирования общества и использования преимуществ социальной стратификации.

Региональное управление рассматриваемого периода в России и Польше полностью находилось в руках аристократии. Хотя Речь Посполитая была в то время одним из самых крупных государств Европы, она – за исключением аристократического самоуправления – не была объединена общим территориальным управлением, исходящим из центра, чем она кардинально отличалась от других европейских стран. В противоположность сформированному в них слою «профессионального чиновничества» Антони Мончак обозначил польскую систему местного управления как дилетантскую[74]. Несмотря на существенные внутренние различия польская шляхта с середины XIV в. занимала в политике положение господствующего сословия[75]. В XIV в. она уже рассматривалась королями как партнер, с которым заключались союзы. Вопреки этническим и религиозным различиям польско-литовской знати[76] в XVI в. для нее было характерно возникновение общего политического сознания, представления о себе как о «политической нации (naród polityczny)»[77], обладавшей общей для всех дворян свободой, «золотой вольностью» (Станислав Ожеховский[78]). Сознание сословной общности «шляхетского братства» брало верх над частными интересами; например, на второй план отступали этнические различия между природным поляком или же воспитанными в польском духе выходцами из Западной Руси и даже самобытным иудеем. Идентификация в форме этнических различий проявилась позже в идеологии сарматизма[79]. С возникновением ксенофобии проявились признаки явного разграничения, что среди прочего нашло выражение в одежде и что со временем должно было привести к мифологизации этнической и социальной разобщенности.

Сарматизм часто выступал под лозунгом «оплота христианства». Тот факт, что христианство утвердилось на востоке и отчасти именно оттуда и получило распространение на территории Речи Посполитой, для «сарматских» идеологов вряд ли имел значение. В областях восточнее Великой и Малой Польши, а также Венгрии католическая церковь почти не имела собственной инфраструктуры, за исключением ордена доминиканцев с их провинцией лесных братьев[80] – и по этой причине считала население этих территорий «заблудшими овцами». Стремление утвердить здесь господство католического дворянства и клира воплотилось в идеологии и пропаганде в форме утверждения собственного превосходства как носителей истинного христианства.

Очевидно, что встреча западных и восточных идеологических течений, которая обнаруживалась в различных, в том числе и в политических областях, должна была постоянно приводить к столкновениям. Если говорить о военных конфликтах, то яркими примерами были битва на Чудском озере в 1242 г., ливонские войны в XVI в. и восстание на Украине в XVII в. во главе с Богданом Хмельницким. Восточная граница представляла собой, таким образом, не только конфессиональный, но и, прежде всего, социальный рубеж.

В XVI в. в странах Западной и Центральной Европы мало что было известно об областях, лежащих по пути из Польши в Москву. Так что записки 22-летнего торговца Мартина Груневега (1562 – после 1615), совершившего это путешествие в 1584–1585 гг. и описавшего эти земли, содержали поистине бесценные сведения[81].

Мартин Груневег родился в Гданьске в немецкой лютеранской купеческой семье. Здесь же он получил хорошее образование в Школе Св. девы Марии (Marienschule), где овладел и польским языком[82]. В 1579–1582 гг. он работал в Варшаве у поставщика королевского двора Георга Керстена. Когда Груневегу исполнилось 20 лет, он переехал во Львов, где в течение 6 лет был компаньоном тамошних армянских купцов[83], с которыми и совершил длительное путешествие в Москву, а также несколько раз побывал в Константинополе. Увлекательный рассказ об этих странствиях представляет наибольший интерес в его записках объемом около 2 тыс. страниц[84]. Их основой, обусловившей жанровое своеобразие сочинения Груневега, послужили путевые дневниковые записи, напоминавшие календарную приходно-расходную книгу направлявшегося в Константинополь и Москву коммерсанта. В записках один за другим зафиксированы не связанные между собой факты, как известные ранее, так и совершенно новые. В дальнейшем они были систематизированы автором и включены в единую территориально-временную систему координат. Даже если позднее Груневег и редактировал отдельные фрагменты своих записок, они не утратили явно ощутимой достоверности непосредственного повседневного участия автора в описываемых событиях и подлинности запечатленных им впечатлений и переживаний.

Любопытство считается первоначальным феноменом психологии личности, которому в то же время сопутствует страх перед чужим. Эта боязнь чужого и непознанного, согласно Жану Делуме, является одним из самых больших первобытных страхов человечества. В особенности он проявлялся при столкновении с чужими религиями, в отношении к которым уже было сформировано общее предубеждение, что и в XVI в. могло вывести людей из душевного равновесия[85]. В аналогичной ситуации оказывался и путешественник эпохи раннего Нового времени, это же относилось и к коммерсантам на международных торговых путях, поскольку в то время путешествия и торговая деятельность были тесно связаны друг с другом.

Если на западе Европы уже с XV в., вследствие разделения труда, собственно торговля и транспортировка товаров были уже отдельными видами деятельности, то для востока Европы и более отдаленных стран типичными фигурами оставались купцы-путешественники, которые чаще всего объединяли эти виды деятельности[86]. Для них переходы и места стоянок были столь же важны как информация о людях, дорогах и опасностях. Купцы знали, где проходят границы земель и государств, они обладали сведениями о живущих по пути их следования народах. Многочисленные таможенные кордоны останавливали караваны, товары должны были декларироваться, документы предъявляться. Разумеется, границы порождали махинации, контрабанду и мздоимство[87].

Смышленый выходец из Гданьска, еще на родине освоившийся в полиэтничной среде, Груневег во Львове еще более обогатил свой опыт взаимоотношений с говорившими на разных языках людьми различных национальностей и вероисповеданий[88]. Его живой интерес к окружающему миру в значительной степени позволил ему без предубеждения воспринимать новые, незнакомые ситуации, не подвергая их оценке или детальной классификации. Это дает основание полагать, что его записки отражают непосредственные впечатления от увиденного. В целом политика или история не интересовали Груневега, важными для него – и потому достойными записи – оказались человеческие и культурные контакты. Хотя путешествия Мартина Груневега приходились на период расцвета ars apodemica[89] [90], он, однако, не читал широко распространенного в Европе описания поездки в Московское царство посольства Герберштейна и поэтому не мог воспользоваться им в качестве путеводителя в то время, когда отправился в Константинополь и затем в Москву, выйдя тем самым за пределы горизонта собственных представлений de orbis terrarum[91]. К тому же, как свидетельствовал еще в середине XVI в. Сигизмунд Герберштейн: «Neque etiam cuivis mercatori, praeter Lithvuanos, Polonos, aut illorum imperio subiectos, Moscovuiam venire liberum est»[92] [93].

Москва была и столицей, и экономическим центром Московского царства. Крупная торговля и вся торговля с заграницей была сконцентрирована здесь в руках иностранных купцов с солидным капиталом. Внутри страны господствовало мелкое производство и соответствовавшие ему формы торговых связей в рамках локальных рынков. Внутренние таможни и пошлины препятствовали развитию экономических связей и товарного обмена. Большая часть внешней торговли велась через Балтийское море и с 1584 г. северным путем через Архангельск, однако в первую очередь все еще бóльшую роль играли торговля с землями Польско-Литовского государства и транзит товаров через его территорию. Экспорт из Московского царства состоял из сырья и полуфабрикатов, в импорте доминировало сукно, но ввозились также предметы роскоши и восточные товары. Издавна наиболее ценной статьей русского экспорта были меха, которые в Центральной Европе и в Османской империи были признаком принадлежности к высшему сословию и поэтому пользовались большим спросом. Значительная часть поступлений в казну московских государей составляла пушнина, собираемая в качестве натуральной подати с населения русского Севера и недавно покоренной Сибири. Литовские и польские торговцы часто закупали все поставки товаров из Сибири. В начале 1585 г. такая партия мехов прибыла из Сибири в Москву[94]. Весной того же года Груневег во время своего пребывания в Москве запасся мехами, которые он с большой выгодой продал в Эдирне во время следующей поездки в Константинополь, в ноябре 1585 г.[95].

После официального объявления войны Московскому государству в 1579 г. польско-литовские войска во главе с королем Стефаном Баторием одержали ряд значительных побед, взяли Полоцк и Великие Луки. В 1581 г. польский король осадил Псков, однако город выдержал вражескую осаду. И Речь Посполитая, и Московское царство были ослаблены многолетней войной и оказались не в силах продолжать ее. Ливонская война завершилась подписанием в Яме Запольском[96] 15 января 1582 г. перемирия на 40 лет. В 1583 г. было заключено и перемирие со Швецией. Внешняя политика царя Ивана IV Грозного на западной границе потерпела поражение, а Московское государство не только утратило завоевания в Прибалтике, но и понесло серьезные территориальные потери собственных владений.

Прекращение военных действий создало условия для восстановления традиционного торгового пути между Польско-Литовским государством и Москвой. После смерти Ивана IV (18 марта 1584 г.) его преемник Федор I сразу же отправил посольство в Речь Посполитую для подтверждения заключенного отцом мира, «чтобы как гости, так и купцы с обеих сторон могли свободно передвигаться и торговать как прежде»[97]. Возглавлявший посольство А.Я. Измайлов утверждал, что в России можно свободно вести торговлю и в Смоленске, Пскове и Новгороде уже много литовцев[98]. В общественном мнении шляхетской республики преобладало скептическое отношение к Ивану Грозному[99]; и теперь литовские дворяне не поверили заявлениям о мирных намерениях его сына. Однако, узнав о вступлении в силу выторгованного Львом Сапегой прекращения военных действий, армянские купцы решили использовать благоприятный момент и собрать караван в Москву. 2 октября 1584 г. он покинул Львов и тронулся в путь[100].

Таким образом, торговое путешествие армянских купцов из Львова и Киева в Москву произошло в период временно приостановленных военных действий, но неясных перспектив урегулирования отношений между Речью Посполитой и Московским царством. И именно поэтому в пограничных областях Речи Посполитой и Московского царства, через которые следовал купеческий караван, имели место различные конфликтные ситуации[101]. На южной окраине Российского государства совершали набеги крымские татары, угоняли население и продавали захваченных пленников на невольничьих рынках Причерноморья. В середине XVI в. путь из Москвы на юг проходил через Калугу, Воротынск, Серенск и Брянск. Этот путь был уже полностью освоен в 80-х гг. XVI в. и, несмотря на его опасность, использовался иностранными купцами.

О специфических трудностях и недоразумениях, с которыми сталкивались прибывавшие в Москву иностранцы, свидетельствуют нередкие жалобы посланников на не соответствующее их званию обхождение; на это жаловался и Лев Сапега в 1584 г. Согласно русскому источнику, он жил на других условиях, нежели это предусматривалось установленным обычаем статусом посланника, по которому сам дипломат, члены посольства и прибывшие с ним до двухсот торговцев обеспечивались бы продовольствием за счет хозяев[102]

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Option Europa. Deutsche, polnische und ungarische Europapläne des 19. und 20. Jahrhunderte / Hrsg. von Włodzimierz Borodziej, Heinz Duchhardt, Małgorzata Morwiec, Ignác Romsiscs. 3 Bde. Göttingen, 2005.

2

Europa-Historiker. Ein biographisches Handbuch. / Hrsg. von Heinz Durchhardt, Małgorzata Morawiec, Wolfgang Schmale, Winfried Schulze. 3 Bde. Göttingen, 2006–2007.

3

Spittler L.T. Entwurf der Geschichte der Europäischen Staaten. Berlin, 1793.

4

Heeren A.H. Handbuch der Geschichte des Europäischen Staatensystems und seiner Colonien. Göttingen, 1809.

5

Raumer F. von. Geschichte Europas seit dem Ende des fünfzehnten Jahrhunderts. 8 Bände. Leipzig, 1832. Ср. эссе Малгожаты Моравец во 2 томе «Историков Европы» (Europa-Historiker).

6

Ср. эссе Эрнста Шулина в 1 томе «Историков Европы» (Europa-Historiker).

7

Опубликованы тома за 1492–1559 гг. Эдуарда Фютера (1919 г.), Вальтера Плацхофа за 1559–1660 гг. (1928 г.) и Макса Иммиха за 1660–1789 гг. (1905 г.).

8

Ср. эссе Юргена Эльверта в I томе «Историков Европы».

9

Frantz C. Die Weltpolitik unter besonderer Bezugnahme auf Deutschland. 3 Bde. Chemnitz, 1882–1883.

10

Ср. эссе Ханса Хеккера во 2 томе «Историков Европы» (Europa-Historiker).

11

См., в частности, статью Ежи Центковского в кн.: Nationale Geschichtskulturen – Bilanz, Ausstrahlungen, Europabezogenheit / Hrsg. von Heinz Durchhardt. Stuttgart, 2006. S. 241–262.

12

Ср. эссе Малгожаты Моравец во 2 томе «Историков Европы» (Europa-Historiker).

13

Ср. Option Europa. Bd. 2. № 63. S. 130–131.

14

Ibid. № 70. S. 142–143; полное переиздание: Ibid. Bd. 3. № 8.

15

Ibid. Bd. 2. № 96. S. 184–185.

16

Ibid. № 88. S. 174–175.

17

Ibid. № 77. S. 151 etc.

18

См., в частности: Morawiec M. Antemurale christianitatis. Polen als Vormauer des christlichen Europa // Jahrbuch für Europäische Geschichte. 2001. № 2. S. 249–260.

19

О формировании внешнеполитических связей России (в том числе и с европейскими государствами) см.: Базилевич К.В. Внешняя политика Русского централизованного государства. Втора я половина XV в. М.,1952; Хорошкевич А.Л. Русское государство в системе международных отношений конца XV – начала XVI вв. М., 1980. О неудачных попытках союза с Англией см.: Лурье Я.С. Русско-английские отношения и международная политика второй половины XVI века // Международные связи России до XVII века. М., 1961.

20

Хорошкевич А.Л. Русское государство… С. 196 и сл.

21

Памятники дипломатических сношений древней России с державами иностранными. СПб., 1852. Т. 1. Стб. 564–565, 592–593.

22

О посылке субсидии на сумму около 45 тыс. руб. см.: Памятники… Т. 2. Стб. 213–214, 236–237.

23

См.: Флоря Б.Н. Проект анти-турецкой коалиции в русской внешней политике 70-х гг. XVI в. // Социально-экономическая и политическая история Юго-Восточной Европы до сер. XIX в. Кишинев, 1981; Флоря Б.Н. Анти-турецкая коалиция и бескоролевье 1587 г. в Речи Посполитой // Юго-Восточная Европа в средние века. Кишинев, 1972.

24

См. об этом подробнее: Вайнштейн О.Л. Россия и Тридцатилетняя война. М., 1947. Гл. 1; Флоря Б.Н. Россия и чешское восстание против Габсбургов. М., 1986. Гл. 1–2.

25

Вайнштейн О.Л. Россия… Гл. 2–3. Другая точка зрения: Поршнев Б.Ф. Тридцатилетняя война и вступление в нее Швеции и Московского государства. М., 1976. Критику взглядов Поршнева см.: Флоря Б.Н. Русско-османские отношения и дипломатическая предыстория Смоленской войны // Cоветское славяноведение. 1990. № 1.

26

Заборовский Л.В. Россия, Речь Посполитая и Швеция в середине XVII в. М., 1981. Гл. 4–5.

27

Pribram A. Österreichische Vermittlungspolitik in polonisch-russischen Kriege (1654–1660) // Archiv für österreichische Geschichte. 75. 1889.

28

Архангельский С.И. Дипломатические агенты Кромвеля в переговорах с Москвой // Исторические записки. М., 1939. Вып. 5; Gronebaum F. Frankreich in Ost– und Nordeuropa. Die französich-russisch Beziehungen von 1648–1689. Wiesbaden, 1968. S. 20–26.

29

Большой материал о попытках посредничества и мотивах, определявших усилия посредников, см. в кн.: Wójcik Z. Traktat andruszowski 1667 roku i jego geneza. Warszawa, 1959.

30

О сложении к концу XVII века черноморской программы русской внешней политики см.: Артамонов В.А. Страны Восточной Европы в войне с Османской империей // Османская империя и страны Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы в XVII веке. М., 2001. Ч. 2. С. 305–306.

31

Максимов П.Н. Идея антиосманского союза в практике русской дипломатии в начале 70-х гг. XVII в. (1672–1673) // Славянский сборник. Саратов, 1990. Вып. 4.

32

См. записи переговоров П.И. Потемкина в Вене в 1674 г.: Памятники… СПб., 1856. Т. 4. Стб. 1122–1123, 1149–1150, 1234–1235.

33

Форстен Г.В. К внешней политике великого курфюрста Фридриха Вильгельма Бранденбургского // Журнал Министерства народного просвещения. 1900. № 8.

34

Королюк В.Д. Избрание Августа II на польский престол и русская дипломатия // Ученые записки института славяноведения. М., 1951. Т. 3.

35

Подробнее об этом см.: Артамонов В.А. Страны…

36

Уезд – административно-территориальная единица Псковской земли с центром в городе.

37

Губа; волость; четверть; утреток; волостка – сельские административно-территориальные единицы, как правило, соответствовавшие приходу. Административным и культовым центром сельской территориальной единицы был погост.

38

Засада – административно-территориальная единица Псковского уезда, состоящая из губ.

39

Масленникова Н.Н. Псковская земля // Аграрная история Северо-Запада России XVI в. (Север. Псков). Ленинград, 1978. С. 87.

40

Российский государственный архив древних актов (РГАДА). Ф. 1209. № 355. Сборник Московского архива Министерства юстиции. М., 1913. Т. 5.

41

РГАДА. Ф. 1209, № 827, 830.

42

Там же. № 17227.

43

Там же. № 8497.

44

Там же. № 8501.

45

Харлашов Б.Н. Некоторые итоги изучения административно-территориального деления Псковской земли XVI–XVII вв. // Археология и история Пскова и Псковской земли. Материалы научного семинара. Псков, 2000. С. 108.

46

Неволин К.А. О пятинах и погостах новгородских в XVI в. СПб., 1853.

47

Андрияшев А.М. Шелонская пятина по писцовым книгам. Карты погостов. СПб., 1913; Он же. Материалы по исторической географии Новгородской земли. М., 1914.

48

См.: Седов В.В. Восточные славяне в VI–XIII вв. М., 1982. С. 46–66.

49

Харлашов Б.Н. Псковские губы (к вопросу о происхождении) // Краткие сообщения Института археологии АН СССР. 205. М., 1991)

50

Хвощинская Н.В. Западные районы Новгородской земли в начале 2 тысячелетия н. э. (по материалам погребальных памятников). Автореф. дисc. канд. ист. наук. Л. 1978; Плоткин К.М. Округа Пскова накануне и в период становления города // Становление европейского средневекового города. М., 1989.

51

Жальник – термин, обозначающий псковско-новгородские могильники.

52

Платонова Н.И. Погосты и волости северо-западных земель Великого Новгорода // Археологическое изучение Новгородской земли. Л., 1984.

53

Харлашов Б.Н. Этапы формирования административно-территориального деления Псковской земли // Псков в российской и европейской истории (к 1100-летию первого летописного упоминания). Т. 1. М., 2003. С. 164–173.

54

Псковские летописи / Под ред. А.Н. Насонова. Вып. 2. М.-Л., 1955. С. 36.

55

Артемьев А.Р. Города Псковской земли XIII–XV вв. Владивосток, 1998. С. 69.

56

Шахматов А.А. Повесть временных лет. Т. I. Вводная часть. Текст, Примечания. Slavistic printings and reprintings 98. Mouton, 1969. [Репринт Петроградъ, 1916]. С. 6. [Так славяне пришли на Днепр и поселились там и назвались поляне, другие же древляне, так как они жили в лесах; […] Иные же поселились на Десне, Сейме и Суле, они именовались северянами.]

57

Schedel H. Chronik vom Anfang der Welt bis 1493. Nürnberg, 1493. Blatt CCLXIII.

58

Rerum Moscoviticarum Commentarii Sigismundi Liberi Baronis in Herberstain, Neyperg & Guettenhag. Basileae: per Ioannem Oporinum [1556]. S. 67–68.

59

«Севера – великое княжество, крепость, которого Новогрудок не так давно был столицей северских князей, до тех пор пока они не были лишены княжества Василием. От Москвы туда считается сто пятьдесят миль в южном направлении, (но) правее через Калугу, Воротынск, Серенск и Брянск; в ширину княжество простирается до Борисфена. Здесь в разных местах лежат обширные пустынные равнины. А около Брянска – огромный лес. Крепостей и городов в нем очень много; среди них наиболее знамениты Стародуб, Путивль и Чернигов. Почва, где она возделывается, плодоносна. Леса изобилуют огромным количеством горностаев, белок и куниц, а также меда. Народ, постоянно сражающийся с татарами, весьма воинственен» (Герберштейн С. Записки о Московии. М., 1988. С. 140).