Полная версия
Только одна ночь
Но мой ангел… мой ангел кричит. Он хочет сжечь эти картинки.
Но разве сжигать на костре – не дело дьявола? Они явно поменялись ролями. Что делать женщине, когда ее ангел начинает пользоваться инструментами дьявола?
Что делать грешнику, когда дьявол просит лишь о том, чтобы правдиво взглянуть на свои поступки и свое отношение к ним?
Потому что правда заключается в том, что я ни о чем не жалею. Я только хотела бы пожалеть. Я не могу раскаяться в своих грехах. И получить отпущение.
Вчера Дейв солгал о том, что никогда не испытывал искушения. Что еще он скрывает? Освобождает ли меня его ложь от признаний?
Я изгоняю эту мысль из своей головы.
– Займусь-ка я лучше делом, – говорю я вслух. По крайней мере, в работе нет ничего греховного.
Я иду в спальню и открываю шкаф. Меня приветствует море темных юбок и брюк и светлых блузок. Мне становится скучно. Почему я никогда не покупала себе что-нибудь более яркое, более живое? Кто сказал, что я обязана одеваться, как библиотекарша в начальной школе?
Я раздраженно листаю наряд за нарядом, пока не натыкаюсь на костюм, который Симона подарила мне на день рождения в прошлом году. Она затащила меня в свой любимый бутик, засунула в примерочную кабинку и бросила туда пару серых брюк и блейзер в тон. Цвет был спокойным, но покрой – нет. Брюки гораздо сильнее облегали фигуру, чем я привыкла. Изгиб бедер, попка… все напоказ. Жакет сужался в талии, подчеркивая фигуру. Топ вообще ни в какие рамки не лез – черный, прозрачный, откровенный. Я поняла, насколько откровенный, только когда вышла, чтобы посмотреться в зеркало. Только жакет спасал от полной непристойности. Я вспомнила, что ощущала себя в нем властной, чувственной… даже немного опасной. Со склада вышел парень лет двадцати. Я видела, что он с трудом оторвал от меня взгляд. Ему хотелось смотреть еще и еще. Ему хотелось исследовать меня не только глазами.
На мгновение я почувствовала искушение снять жакет. Сможет ли он тогда отвести взгляд? Каково это: понимать, что совершенно посторонний мужчина пялится на тебя вот так?
Теперь я знаю ответ на этот вопрос, не правда ли?
Я никогда больше не надевала этот костюм. Я сказала Симоне, что не смогу его носить, когда она протягивала кассирше свою кредитную карту.
Но сегодня я надену его.
Я нашла более подобающий черный шелковый топ. Вырез достаточно высокий, чтобы не наводить окружающих на постыдные мысли, но ткань соблазнительно ласкает кожу.
А потом я беру этот откровенный топ – тот, в котором никогда не покажусь на людях, – заворачиваю его в бумагу и кладу в портфель. Сама не знаю зачем. Просто хочу, чтобы он был рядом.
Я гляжу на женщину в зеркале: распущенные волосы спадают на плечи, властная, чувственная.
– Я хочу узнать тебя, – говорю я ей.
И она улыбается мне в ответ.
Взгляды в офисе немногим менее напряженные, чем почти позабытые взгляды Вегаса. Том Лав удивленно приподнимает бровь, когда я прохожу мимо него в коридоре, и дарит мне одобрительную улыбку.
– Сделай их всех, – мурлычет он.
Распоряжение возбуждает меня. Сегодня я готова поставить на колени весь мир.
Но когда я захожу в кабинет, меня ждет там не мир, а сообщение от секретаря Дейва с просьбой перезвонить ему. Дейв всегда звонит мне напрямую. Он никогда ничего не передает через секретаря, если только не хочет сообщить мне что-то, что может мне не понравиться.
Я набираю номер, стоя у своего рабочего стола. Я не собираюсь общаться с посредниками и звоню на сотовый.
– Кейси, у меня собрание через пять минут… – начинает Дейв, но я обрываю его:
– Тогда быстро скажи, что хотел.
Я не собиралась грубить ему, но в данный момент мне не до интонаций. Я вижу, как вдали маячит красный флаг, и готова к сражению.
Это почти возбуждает.
– Я сегодня разговаривал с той продавщицей… ну, у которой серебряные пряди в волосах, из ювелирного…
– С той, которая показывала нам рубин.
– Да. – Он помолчал в нерешительности. – Они не хотят скидывать цену.
Я ничего не говорю. Просто смотрю на свой палец. Мы вполне можем позволить себе рубин. Мы можем позволить себе заплатить за его недостатки.
– И я тут думал, – продолжает он, – я думал о тебе… и вспомнил чудесное кольцо в витрине магазина недалеко от моей работы, настоящая классика… Сегодня утром я заглянул туда прямо после открытия. Оно идеально, Кейси. Просто идеально. Поэтому я оставил залог, чтобы они придержали его, пока ты не посмотришь. Оно больше подходит нам, чем любое другое.
Мой палец впивается в ладонь, приглашая прочие пальцы присоединиться к нему и сжаться в кулак.
– Это бриллиант.
– Но бриллианты не трогают меня, Дейв, – обрываю я его. – Если мы не можем позволить себе тот рубин, есть другие…
– Поверь мне, Кейси, это кольцо с бриллиантом… оно не похоже на остальные. Я сказал, что это настоящая классика, так? Оно очень элегантное, но в то же время оригинальное. Как ты.
Как я. Я смотрю на свой костюм. Узнает ли меня в нем Дейв? Он считает меня скрытым оружием в сумочке от Hérmes. Он думает, что я букет белых роз.
Он полагает, что я бриллиант, хотя я открыто заявила ему: я – рубин.
– Послушай, мне действительно пора на собрание. Я позвоню тебе вечером, хорошо? Мы встретимся завтра после работы, и я покажу тебе кольцо. На самом деле ты не хочешь рубин на помолвку. Поверь мне, ты будешь жалеть об этом.
Я вешаю трубку без лишних слов.
Он не знает меня.
Но сегодня утром… та женщина в зеркале, чувственная царица, незнакомка, которая спит с незнакомцами, женщина, которая пугает и интригует меня… откуда Дейв может знать ее? Я сама ее не знаю.
Я провожу рукой по отвороту. Ткань не гладкая, но приятная на ощупь. Толстая и жестковатая, как на мужских костюмах, но покрой откровенно женский. Она напоминает мне курс философии в колледже. Профессор объяснял нам истинный смысл инь и ян. Инь и ян не противоположности, они дополняют друг друга: мужское и женское, активное и пассивное, видимое и невидимое, луна и солнце. Все это должно быть связано друг с другом в единое целое, чтобы быть частью подневольной и активной системы.
Я хихикаю при мысли о том, что мой костюм тоже может быть частью чего-то одновременно подневольного и активного.
Но смех покидает меня, когда я начинаю думать о себе в тех же терминах. Те ранние философы даосизма, они не считали темное начало плохим, а светлое хорошим. Это вообще не имеет никакого отношения к морали. Они просто воспринимали это как две неотъемлемые составляющие целого.
Интересно, каково это: по-настоящему ощущать целостность? Не это ли со мной происходит?
Потому что вины я не испытываю, а вот гораздо сильнее стала.
Ну и ладно тогда.
Я приглашаю свою команду к себе в кабинет, собираю полученную информацию, объясняю, в каком направлении двигаться дальше, а что можно вовсе отбросить. Они делают заметки, впитывают мои слова, воспринимают мои инструкции без агрессии. Только Аша колеблется, ее собственные расчеты мешают ей трезво взглянуть на мои. По крайней мере, так мне кажется. Она слишком внимательно изучает меня, ходит вокруг да около. От нее определенно исходит угроза. Теперь я в этом абсолютно уверена.
Но ей и самой грозит опасность. Она не знает, с кем имеет дело. Я чувственная, я властная. Меня ласкал незнакомец.
И только далеко за полдень я вспоминаю, что не такой женщиной я должна быть. Не такую картинку я рисовала, когда вчера вечером желала Дейву спокойной ночи и целовала его на прощание.
И сегодня я не разговаривала с Робертом. Мы даже электронным письмом не перебросились, и все же он со мной, во мне, руководит моими поступками, строит трамплин для новых соблазнов.
Я не разговаривала сегодня с Робертом, но это не имеет никакого значения.
Мой дьявол побеждает.
Глава 11
Я работаю допоздна, что для меня вполне обычно. Я осталась последней. Даже Том Лав ушел около часа назад. Но меня распирает энергия. Виной всему костюм… или секс. Я смеюсь над собой. Да, конечно же секс, а не костюм.
По моему столу разбросаны факты, статистика, цифры. Я пользуюсь ими, как строительным материалом для осуществления профессиональных мечтаний Роберта.
И если я преуспею, что тогда? Что, если мне удастся проложить тропинку для полного доминирования Maned Wolf на рынке? Что, если я преподнесу Роберту карту сокровищ на блюдечке с голубой каемочкой? Удивится ли он? Начнет ли боготворить меня?
Но я хочу не этого. Мне нравится то, какой Роберт видит меня сейчас. Его обожание не отделено от реальности. Наше влечение чуть ли не грубое… и в то же время наши занятия любовью не имеют ничего общего со страданием или печалью.
Мне всего лишь хочется, чтобы он поблагодарил меня, глазами, губами, языком. Мне хочется, чтобы он опустился на колени, но не для того, чтобы молиться на меня, а чтобы угодить мне.
На этой самой мысли раздается звонок телефона.
Это он. Как обычно, время он выбирает весьма… подходящее.
– Где ты? – спрашивает он.
– На работе, играю с цифрами… для тебя.
– Сомневаюсь, что тобой движут чисто альтруистические мотивы. – Связь неустойчивая, и его голос дрожит. Он настолько объемен, что мне кажется, будто я могу потрогать его.
– Нет, – признаю я, – я получаю от этого удовольствие.
– Нет ничего более зрелищного, чем представлять тебя в минуту удовольствия.
– Ну, ну, мистер Дейд, не является ли это попыткой сексуального домогательства?
Возникает пауза. Я знаю, о чем он думает. Он не ожидал от меня подобной игривости. Я ведь сказала ему, что больше никогда не позволю коснуться меня.
Но я рубин. Не бриллиант. Я больше ни в чем не уверена, и осознание… приятие этой неопределенности наполняет меня триумфом.
А триумф делает меня игривой.
– На сегодня работа закончена. – Это не вопрос.
– Правда?
– Встречаемся у входа.
Связь обрывается.
Я без колебаний складываю испещренные цифрами бумаги в стопку. Можно было бы и поаккуратнее, но немного беспорядка не повредит.
Я снимаю пиджак и открываю портфель. Внутри меня ждет бессовестный топ. Я снимаю блузку, бюстгальтер и надеваю этот кусочек прозрачной ткани.
Сердце громко стучит в груди, когда я вновь надеваю пиджак. На этот раз никакого притворства. Я знаю, что собираюсь сделать. И не знаю, в последний раз или нет. Мне все равно. Мое тело жаждет исследований, и я не собираюсь ему отказывать.
Я спускаюсь вниз, выхожу на улицу, и через несколько минут передо мной тормозит Роберт Дейд в серебристом «альфа-ромео-спайдер». Его обтекаемые формы и элегантная мощь идеально гармонируют с моим настроением. Роберт молча обходит машину и открывает передо мной дверцу. И только когда я оказываюсь на пассажирском сиденье, он говорит:
– Мне нравится твой пиджак.
Я сто лет не сидела в спортивном авто, а в таком вообще никогда. Сиденье обнимает меня, словно любовник, но в то же время поддерживает в прямом положении, готовой к приключениям, навстречу которым несется это чудо техники. Все в серебристо-черных тонах. Этому дивному зверю не требуются яркие цвета, чтобы быть в центре внимания.
Роберт Дейд занимает свое место.
– Куда едем? – спрашиваю я.
Роберт поворачивается ко мне, ключ в замке зажигания, рука на обтянутом кожей руле, мотор урчит.
– Ко мне.
Я отвечаю улыбкой, перевожу взгляд на дорогу, и мы срываемся с места.
Я никогда не спрашивала, где живет Роберт. Думала, на Голливудских холмах, в Санта-Монике, может, в одном из особняков на Беверли-Хиллз. Но он обитает в Западном Голливуде, на холме, над мирской суетой Сансет, на извилистой улочке, куда никому не придет в голову отправиться, если у него нет там знакомых. Дома впечатляют, но не потрясают воображение. Но темнота скрывает некоторые элементы дизайна, поэтому трудно судить наверняка.
Кроме того, они вряд ли смогли бы завладеть моим вниманием, даже если бы были выложенными из золота пятиэтажками. Эта честь принадлежит исключительно сидящему рядом со мной мужчине. Он всю дорогу ведет авто в спортивном стиле, время от времени нажимая на педали, чтобы полностью контролировать движение. Его мысли летят быстрее автомобиля, я это чувствую. Он хочет меня прямо здесь и сейчас, но не потакает своему желанию. Это ощущается в том, что он старается не смотреть в мою сторону, словно боится спугнуть меня взглядом. И в том, что он молчит, словно одно неверное слово может пробудить меня и напомнить мне о данном обещании.
Но я не передумываю, и, когда он кнопкой открывает автоматические ворота, я наклоняюсь к нему, кладу руку на бедро и позволяю ей скользнуть выше, давая ему знать о моих намерениях, моих желаниях, моем стремлении идти до конца.
Он выпускает воздух через стиснутые зубы, явно сдерживаясь, чтобы не взять меня прямо тут, на улице, до того, как у нас будет шанс заехать на недлинную подъездную дорожку.
Как и машина, он подавляет свою силу и аккуратно подруливает к гаражу, ожидающему нас с распахнутыми воротами.
Другой машины тут нет, только мотоцикл. Он не такой шикарный, как «спайдер». Никаких хромированных деталей или ненужных дополнений. Сиденье видело лучшие времена. На шины налипла грязь.
Мне он нравится. Мне нравится, что у этого мужчины с изысканным автомобилем такой по-мужски простой и старенький мотоцикл. Я снова смотрю на руки Роберта: красивые, грубые, сильные, но в то же время нежные.
Инь и ян. И когда он берет мое лицо в свои ладони, удерживая меня, когда наши взгляды скрещиваются, а моя рука выдает еще одну примитивную реакцию, я ощущаю нашу целостность.
– Я нечасто приглашаю сюда людей, – говорит он. – Я не устраиваю вечеринок. Но с самого Вегаса мне хотелось привести тебя к себе.
– Почему? – спрашиваю я. – Ты имел меня в номере отеля, в своем офисе, на экране компьютера… зачем я тебе здесь?
– Затем, – говорит он и делает паузу в поисках ответа. – Я был в твоих стенах, и это единственный известный мне способ сделать так, чтобы ты побывала в моих.
Я не знаю, как реагировать, поэтому просто жду поцелуя. Он начинается мягко, но быстро становится более требовательным – его язык скользит к моему языку. Он держит мою голову, а я вжимаюсь грудью в его грудь, стараясь стать еще ближе. Моя рука играет с ним. Мне не терпится. Я хочу его, всего без остатка, прямо сейчас. Его плоть вздымается, и я задаюсь вопросом, занимался ли кто-нибудь когда-нибудь любовью в «альфа-ромео».
Но Роберт отстраняется от меня. Он убирает мою руку, делает глубокий вдох, успокаиваясь, и вновь обретает контроль над телом.
Ну, хотя бы отчасти. Его тело, как и мое, рвется исследовать.
Он вылезает из машины, и я жду, когда он обойдет ее и откроет мне дверцу. По пути к дому мы снова погружаемся в молчание. Здание не представляет собой ничего особенного. Я вижу только стену и дверь, которая ведет… может, на маленький закрытый дворик? А может, и нет.
Но когда он открывает ее, меня приветствует сказочный мир. За этой стеной прячется целый город. Восхитительная картина с видом на длинные пляжи Санта-Моники. Кажется, что мы стоим на вершине холма, в тысяче миль от ярких огней раскинувшегося внизу огромного города. Но до него конечно же не так далеко. Мы всего в двух минутах езды от Сансет, где рестораны быстрого питания дополняют стратегически выгодно расположенные ночные клубы.
Я чувствую, как его пальцы гладят мою шею, посылая нервным волокнам горячие импульсы. Дом находится справа. Он встроен в склон холма, поэтому буквально невидим со стороны улицы. Его поддерживают балки, хрупкие на вид, но несгибаемые, как греческие боги.
Я позволяю ему провести себя через главный вход; внутри вместо стен окна, и я пытаюсь представить себе, как тут все выглядит при свете дня: яркое солнце на темном дереве. Но сейчас единственный свет исходит от города. Он нащупывает диммер и прибавляет света, чтобы я могла рассмотреть интерьер. Небезупречно, но уютно. На стенах абстрактные полотна.
Одна из картин приковывает мое внимание. Не могу сказать, изображает ли она любовников и вообще человеческие ли на ней тела. Но она полыхает страстью. Два существа обнимаются, а какая-то непонятная масса из закрученных цветов пытается оторвать их друг от друга. Но они сильнее хаоса; их страсть ярче, чем окружающие цвета.
Роберт подходит, прижимается ко мне. Я чувствую его силу; я чувствую, как его вожделение вжимается мне в спину.
Я гляжу на картину, пока он расстегивает мой пиджак. Мощь полотна заключена в двух обнимающихся фигурах. Только это имеет значение.
Остальное ничто.
Мой пиджак падает на пол.
Он медленно поворачивает меня к себе и окидывает взглядом. Мои соски напряжены и торчат сквозь тонкую, облегающую ткань топа. Он проводит пальцами по краю грудей.
– Ты восхитительна, – говорит он.
Я сбрасываю туфли на каблуке. Теперь мне приходится запрокидывать голову, чтобы посмотреть ему в глаза, но я не против. Моя рука тянется к пуговице моих же брюк, и я легко избавляюсь от них. Я остаюсь в одном скандальном топе.
– Посмотри на меня, – спокойно произношу я.
Он делает шаг назад, его глаза отправляются в неторопливое путешествие по моим ножкам к трусикам, ненадолго задерживаются на груди, поднимаются дальше, к шее, губам, глазам, и пускаются в обратный путь.
– Ты видишь, кто я на самом деле? Или видишь только то, что хочешь видеть?
Он заглядывает мне прямо в душу, на лице отражается понимание.
– Я вижу женщину, которая может быть невероятно авторитарной, и женщину очень уязвимую. Я вижу, что ты настолько же сильна, насколько нежна, поразительна и немного наивна.
– Что еще?
– Я вижу… я вижу, что у тебя есть смелость противостоять своим страхам. А сейчас ты немного напугана, не правда ли?
Я едва заметно киваю.
– Чего ты боишься, Кейси?
Я дрожу, хотя на губах играет улыбка.
– Ты скажи мне.
– Ладно. – Он отходит назад и еще раз ласкает мое тело взглядом. – Ты боишься той стороны самой себя, которая начала проявляться.
– Отчасти.
– Ты боишься того, как сильно ты меня хочешь. Может, ты боишься, потому что сейчас я могу сделать с тобой все, что пожелаю, а ты не сможешь возразить, поскольку знаешь: ты хочешь, чтобы произошло все, что я могу сделать.
Я сглатываю, с трудом. Но не отвожу глаз. Он подходит, пробегает рукой по внутренней стороне моего бедра и сжимает ладонь на трусиках. Между его пальцами и моим клитором только тонюсенькая тряпочка. Этот танец уже знаком мне, но я все равно задыхаюсь, когда его пальцы начинают двигаться.
– Я вижу, кто ты, Кейси, – говорит он. – И я хочу видеть только это.
Ноги становятся ватными, я хватаю его за рубашку – и от страсти, и чтобы не потерять равновесие.
– Отведи меня в свою спальню, – шепчу я, дрожа всем телом. – Я хочу заняться любовью на твоей огненной кровати.
Он убирает руку и через мгновение уже несет меня вниз по лестнице, словно принцессу. Комната, в которой мы оказываемся, огромна, размером вряд ли уступает гостиной наверху. Я вижу письменный стол с компьютером. И дорогущее кресло.
А в самом центре возвышается кровать, и он укладывает меня на нее. Я чувствую ее своей кожей, когда он стягивает с меня трусики. Но когда он снимает рубашку, джинсы и все остальное… тогда все мои чувства переключаются на него… на мощь его мускулов, вжимающихся в меня. На его губы, ласкающие мою шею. Я сбрасываю облегающий топ. Каждый дюйм моей кожи должен касаться его. Огонь полыхает не на кровати, а у меня внутри. Рука тянется к его вздыбленному естеству, и я ощущаю свою власть над ним. Теперь мне знаком каждый его изгиб. Я знаю, как сделать так, чтобы довести его до безумия, и я играю с ним, наслаждаясь каждым резким вдохом удовольствия, вырывающимся у него из груди. Но я не возражаю, когда он отстраняется и прижимается губами к моему сокровенному местечку. Его язык погружается в меня, дразнит, заставляет намокнуть еще больше. Я не могу унять дрожь, не могу молчать. Я начинаю стонать и кричать, выгибаясь дугой, вцепляясь руками в одеяло, практически готовая вырваться, почти напуганная силой захлестнувших меня чувств. Но он не позволяет мне сделать этого, крепко удерживая мои бедра, не отпускает, играя большим пальцем с клитором, отодвигая в сторону кожу, чтобы иметь возможность добраться языком до самого потаенного уголка, вынуждая меня пережить эмоции, которых я боюсь и которых жажду.
Сильнейший оргазм сотрясает мое тело. Мне кажется, что меня сейчас разорвет на кусочки. Я полностью теряю контроль над собой. Да он мне и не нужен. Незнакомые, первобытные звуки слетают с моих губ. У меня нет сил противиться, когда он нависает надо мной и долго смотрит на мое обнаженное дрожащее тело, прежде чем поцеловать меня, смешав его вкус с моим. Я чувствую, как его копье упирается в меня, но не входит внутрь. Он дразнит меня, доводя до безумия. Я извиваюсь, пытаюсь дотянуться до него, заставить его опуститься, но он крепко держит меня за руки. Он заставляет меня ждать, и это ожидание, желание, похоть, нетерпение… все это поднимает меня на недостижимые прежде высоты.
– Прошу тебя, – говорю я, выгибаясь дугой, стараясь прикоснуться грудью к его груди. – Пожалуйста.
– Ты единственная известная мне женщина, которая одинаково сексуальна, берет ли она что-то силой или молит о том, чтобы ей это дали.
Я не могу вступать в дискуссию. Не могу ответить на его странный комплимент. Я могу лишь слушать свое тело. Меня пожирает пламя.
– Прошу тебя, – умоляю я снова. – Ты нужен мне.
Теперь уже он стонет и рывком входит в меня. Я кричу, не в силах почувствовать ничего, кроме того, что он дает мне. Каждое движение приносит новые ощущения. Он отпускает мои руки, и они начинают гладить его спину, обвивают шею, вцепляются в волосы и возвращаются к его ягодицам.
И он может делать со мной все, что пожелает, потому что я хочу, чтобы его желания осуществились.
И по мере того, как он проникает все глубже и глубже, меня настигает очередной оргазм. На этот раз он кончает вместе со мной. Наши крики сливаются в первобытном дуэте.
И когда он расслабляется и всем весом опускается на меня, я думаю об инь и ян.
И в этот момент ощущаю неподдельную целостность.
Глава 12
Проходит десять, пятнадцать, может быть, двадцать минут. Или лет? Трудно сказать. Я полностью утратила чувство пространства и времени. Реальность осталась где-то в офисе. Это мгновение в постели Роберта не принадлежит пространственно-временному континууму. Он рядом со мной, веки полуприкрыты, взгляд устремлен в никуда. Только теперь наше дыхание начинает постепенно выравниваться. Он кажется мягким, даже мирным, ничего общего с мужчиной, который удерживал меня и входил в меня с неистовой, неудержимой страстью, обуревавшей и мою плоть. Нет, лежащий рядом со мной мужчина тих, нежен и, может статься, немного раним.
Я ласково глажу его грудь. Это жест близости иного рода.
На его губах появляется ленивая улыбка, глаза по-прежнему смотрят в потолок.
– Я умираю, хочу покурить, – говорит он.
Этот комментарий застает меня врасплох.
– Ты куришь?
– Курил когда-то давно. Сто лет уже о сигаретах не думал, но… сигарета после секса успокаивает, возвращает обратно на землю, а после такого не знаю, сумею ли я найти обратный путь без навигатора.
– Ненавижу сигареты. Ненавижу, когда их мерзкий запах въедается в волосы и одежду людей. Мой первый любовник был заядлым курильщиком. Никогда больше не буду встречаться с курящим мужчиной.
– Черт, ну ладно, – соглашается он, в глазах вновь появляются задорные искорки. – А как насчет сигар?
Я беру подушку и бью его по голове. Он хохочет и пытается увернуться, но я сажусь на него верхом и долблю его, пока он не просит пощады. В итоге я отбрасываю подушку и ухмыляюсь. Его волосы взъерошены, и он выглядит очень молодо, несмотря на седину… почти невинно.
Он тоже смотрит на меня, пожирает взглядом.
– Ты такая свободная сейчас. Ты прекрасна, когда свободна.
У меня сжимается сердце. Я не свободна. Пока нет. Я еще официально не порвала с Дейвом.
Но мне не хочется думать об этом сейчас. Мне хочется думать об этом мужчине с растрепанными волосами и ленивой улыбкой, на котором я восседаю.
Я наклоняюсь и целую его в губы.
– Вот видишь, если бы ты курил, то не получил бы этого.
– Это лучшая антитабачная кампания в моей жизни, – отвечает он.
– Ну, Американское онкологическое общество строит свою политику на страхе и запугивании. А я… – Я наклоняюсь и снова дарю ему поцелуй, на этот раз чуть более длинный, чуть более интимный. – Я верю в пряник, а не в кнут.
Руки Роберта ложатся на мою талию, а я продолжаю целовать его в губы, в подбородок, в шею. Наши тела еще не остыли от прошлого занятия любовью, а у него уже вновь возникает эрекция, когда мои поцелуи начинают опускаться ниже.