На каждом шагу стукач

Много хлопот интересных и не очень пришлось мне испытать из-за этой заявки. Началось с того, что спецы от патентоведения никак не могли определить, куда направить мою заявку, то ли в отдел металлургии, или в отдел радиоэлектроники. Поэтому и отфутболивали её друг другу. Наконец она осела в отделе радиоэлектроники. Потом началось рассмотрение, которое длилось несколько лет. Люди, которые впервые сталкиваются с этой почтенной организацией, хорошо знают, сколько крови уходит на переписку. Конечно, получать сороковое или пятидесятое авторское свидетельство значительно проще. Тогда авторитет уже работает на тебя.

Дело в том, что эксперт, занимающийся вашей заявкой, тоже имеет план. Так вот, согласно этого плана, он должен отработать, скажем, десять заявок в месяц. При этом одинаково зачитывается положительное решение и отказ. Для того, чтобы выдать положительное решение, требуется много поработать, а для выдачи отказа наоборот, ничего не надо делать. Нужно написать первую попавшуюся под руку глупость. Пусть автор сам помучается. А опровергать глупость, как известно, намного трудней, чем что-то умное. А поскольку выполнить этот план добросовестно очень трудно, становится понятно, почему наше отечественное изобретение часто устаревает раньше, чем оно появляется на свет. С этим изобретением всё было и так, и иначе.

Через несколько лет я получил авторское свидетельство на «Телевизионный способ измерения объёма расплавленного металла в сосуде», но работал я уже, к сожалению, не в металлургии. Да и город Москва, в котором я жил, был несколько далековат от этого профиля.

Звонит как-то телефон, и моложавый голос представляется: – Моя фамилия Ратов. Я журналист из журнала «Изобретатель и рационализатор». Нас заинтересовало ваше металлургическое изобретение. Не найдёте ли вы время для встречи?

Нашёл. Встретились. Оказался он очень интересным собеседником, но никогда не был на металлургическом заводе. Как-то незаметно рассказал ему о заводских буднях, как чуть не сгорел, выбирая место для видеокамеры и прочее, и прочее. Мне всегда нравилась работа журналистов, да и сами журналисты, которых я знаю, всегда вызывали у меня добрые чувства. Но этот, сверх ожидания, хорошо разобрался в материале и описал историю возникновения идеи в статье «Телекамера взвешивает». Да и статья была в чём-то необычная и вызвала немало откликов. Но на этом дело не кончилось.

Прошла пара месяцев. Летом, когда стояла невероятная жара, звонят из телецентра и приглашают принять участие во Всесоюзном конкурсе изобретателей. Оказывается, такой конкурс проводился в 1972 году впервые. А участников представили различные журналы. Понятно, что я был представителем журнала «Изобретатель и рационализатор». Долго я не мог придумать стратегию выступления. Ведь эту передачу готовят для показа по Центральному телевидению. Она должна быть нескучной и популярной. Рассматривать чертежи по телевидению никто не будет. Ничего не придумав, пошёл я на передачу, как на плохо подготовленный экзамен. Ладно, думаю, дело не хитрое, кривая вывезет.

Но вдруг, по дороге, приходит приличная мысль. Выскакиваю из метро «Проспект Мира». Забегаю в магазины и покупаю две вещи, чёрную пластмассовую чашу и пол-литра молока. Кладу в портфель и лечу дальше. Конечно, немного опоздал. Съёмки уже начались, и мне не удалось увидеть выступление первых участников. Но вот очередь дошла до меня. Я коротко рассказал суть проблемы. Затем поставил чашу на стол и, поскольку я не успел отработать сценарий с оператором, как бы пригласил телезрителей посмотреть на изображение, имитирующее разливку металла. Затем я достаю пакет молока, отрезаю угол и пытаюсь медленно лить молоко в чашу. Но молоко почему-то не льётся.

Скисло по дороге или было уже негодное. Эксперимент, естественно, не получается. Пытаюсь как-то выдавить его. Выползает чушь, в виде сгустков, выплёвываемых время от времени. Видя это, режиссёр передачи быстро послал кого-то в буфет и через некоторое время моя «экспериментальная модель» сработала отлично. Поскольку вся передача записывалась на видеоплёнку и не передавалась в прямой эфир, запись её не прерывалась.

В конце конкурса не обошлось без курьёза. Председатель конкурсной комиссии, профессор Терентьев, прочитал буквально следующее:

– Первое место и звание Лауреата Всесоюзного конкурса изобретателей присуждается Гуглину И.Н. за изобретение: «Телевизионный способ измерения объёма расплавленного молока в сосуде. – Затем, сделав небольшую паузу, произнёс: – Нет, конечно, не молока, а металла в молоке». Затем, звукорежиссёр передачи со словами «ну это уже слишком» попросил его вновь прочитать текст, но правильно. И только после этого успокоился.

Окончательно отредактированная передача была показана в субботу вечером, и её видели многие телезрители. Но мне её полностью увидеть не пришлось, так как в этот вечер я был на даче и большую часть передачи занимался ремонтом барахлившего КВНа.

Вот так я стал обладателем уникального звания. Уникального потому, что такие конкурсы на телевидении никогда больше не проводили. Не знаю даже почему. Очевидно, они кому-то из научных корифеев очень не понравились.

Прошло много лет, уже в наши дни совершено случайно попался мне в руки журнал. В нём, в разделе «Новости науки и техники», были приведены следующие слова: «Не перестают удивлять своей изобретательностью японцы. Недавно они ввели в строй металлургический завод, в котором измерение веса металла перед разливкой в изложницы осуществляется с помощью видеокамеры». Комментарии излишни.

Экзамен у капитанов

Преподавательскую работу я не искал. Скорее, она меня нашла. Всё получилось как-то неожиданно и не входило в мои планы. Следует признаться, у меня в то время вообще не было никаких планов. Я был молод, здоров, жил у родителей, имел много друзей. И работа была, в общем, неплохая. Правда, иногда у меня возникала нехорошая мысль. А появилась она из-за моего сокашника Нолика, который тоже работал со мной на том же металлургическом заводе. Так вот, этот мой сокашник обычно ездил со мной на работу в одном и том же трамвае. Только работал он не в цехе, а в заводоуправлении конструктором. И одевался, соответственно, в костюм и белую рубашку с галстуком. На моей же работе форма «белых воротничков» была явно не к месту.

Какое-то чувство соперничества или любовь к технике подтолкнула меня на приобретение мотоцикла. А мотоцикл я купил хороший. Чешская «Ява» развивала бешеную скорость, что позволило мне экономить пару часов в день и, главное, опережать чистенького Нолика.

В моей жизни было несколько человек, с которыми, в силу определённого стечения обстоятельств, я встречался в разных местах в разное время. Почему-то именно этот Нолик всегда опережал меня. Не по результатам, а по времени. Он раньше меня начал работать на этом заводе. Затем он обогнал меня и переехал в Москву. И, наконец, намного раньше меня он иммигрировал в США. Мы ещё с ним встретимся пару раз. Но вернёмся к теме.

Установка телевизионной техники на заводе требовала проведения определённого инструктажа для пользователей. Сначала это были короткие беседы, но со временем, поскольку интерес к этому был значительный, эти беседы превратились в расширенные лекции. Эти лекции включали не только инструкции по эксплуатации, но и значительную часть проблемного характера, а также ответы на волновавшие всех вопросы. К тому же всё это входило в сферу моих обязанностей, и я не был ограничен временем обеденного перерыва. Очевидно, любая техника в какой-то момент рождает определённый к ней интерес. Так произошло и с телевидением. И скоро меня начали приглашать для чтения этой лекции на других предприятиях. Всё это проводилось в рамках Всесоюзного общества «Знание». Вот тут-то и пригодился мой мотоцикл, позволявший мне отпроситься на пару часов, прочитать лекцию и снова заняться повседневными обязанностями.

Очевидно, это явилось причиной того, что однажды раздался звонок:

– Товарищ Гуглин, моя фамилия Саенко. Я директор Запорожского радиотехнического техникума. Нас заинтересовала ваша лекция о телевидении. Если не возражаете, встретимся. Есть тема для беседы. Я жду вас завтра, в 6.00. – И всё.

Но беседа была не о моей лекции. Мне предложили работу преподавателя. Сразу на полную ставку. Поскольку я не был готов принять это, я сказал, что хочу всё взвесить и продумать.

– А что тут думать, – был ответ, – через день начинается учебный год. Думать некогда. Нужно решать, да или нет!

Пошли на компромисс, начал эту работу по совместительству. И в этом случае помог мотоцикл, принявший на свой могучий мотор дополнительную нагрузку. На следующий семестр я перешёл на преподавательскую работу полностью. Первое время было тяжело, так как навалилось несколько дисциплин, а опыта никакого. Помимо телевидения, пришлось взять курсы радиолокации, радионавигации, теоретической радиотехники и ещё чего-то. Но по мере работы, постепенно, появился свой собственный стиль работы и определённая уверенность.

Однако я начал рассказывать о другом. Вызывает однажды к себе директор и просит прочитать небольшой курс для капитанов речного флота. Совсем небольшой курс, часов восемь, но он должен включать в себя радиолокацию, радионавигацию, радиотехнику и антенное хозяйство. К тому же в конце курса нужно принять экзамен и выставить всем соответствующие оценки. И это на фоне того, что только радиолокацию в техникуме проходят за восемьдесят часов. Ну как не удивиться столь высоким темпам.

Сначала я думал, что капитаны, это люди не только прекрасно одетые в белые костюмы, носящие золотые кортики и эполеты, но высококультурные и образованные. Ведь образованность бывает разная. Образованный гуманитарий с трудом находит общий язык с образованным технарём. Мне почему-то казалось, что капитаны, имеющие дело с техникой, как-то должны быть знакомы, например, с электротехникой.

Но оказалось, что это не так. Среди них были имеющие большой опыт и знания, но в другой сфере. Убедиться в этом было несложно. Достаточно было задать несколько элементарных вопросов, а уравнениями Максвелла здесь даже не пахло… Пришлось построить эти занятия как цикл популярных лекций, затрагивающих только основные технические вопросы.

Но самое интересное было в последний день. Моим слушателям я сразу сказал, что в конце занятий мы проведём экзамены. Поэтому им нужно быть особенно внимательными, чтобы всё успеть. И действительно, к концу занятий мне удалось изложить намеченный материал, достать экзаменационную ведомость и объявить приблизительно следующее: – Уважаемые курсанты! Вы люди взрослые и даже старше меня. Попытайтесь сами охарактеризовать свои знания. Вы лучше других знаете себя. И на основании вашей самооценки мы попробуем выставить вам самые объективные отметки. Начнём с отличников. Кто из вас претендует на пятёрку, прошу поднять руку?

Поднялось три руки. Я записал фамилии этих трёх человек. Затем я спросил, кто претендует на четвёрку. Поднялось около десяти. Их я тоже записал. После этого выявить претендентов на тройку не представляло никакого труда. Это были все остальные. Но так оставить всё это было почему-то недостаточно. Пришлось спросить, все ли довольны этими оценками, поскольку я их собираюсь вносить в экзаменационную ведомость. Видя некоторую нерешительность у определённой части моих слушателей, мне пришлось спросить, не желает ли кто-либо скорректировать эту оценку. Поднялось несколько рук. Вот тогда-то я и вызвал одного из них, который считал, что может претендовать на пятёрку.

Задав ему несколько вопросов, мне было не трудно доказать, что его самооценка была единственно правильной. Поступить иначе было нельзя. В таком эксперименте не должно быть неудовлетворённых. Поэтому следующие курсанты добровольно отказались от притязаний на более высокий балл. Столь необычная форма экзамена мной никогда больше не практиковалась. Но, если бы была моя воля, я бы ввёл такую практику повсеместно. Может быть, я не прав? В учебных заведениях США студенты выставляют оценки преподавателям. Значит, им доверяют. А учат там не хуже, чем у нас. Об этом я как-нибудь расскажу отдельно.

Несовременный человек

Когда вы себя по-настоящему свободным человеком почувствовали? Помните? Когда вас послали… на фиг, а вы идёте, куда хочется!

В моей преподавательской работе часто бывали непредвиденные ситуации. Так, например, однажды меня вместе с двумя студентками послали в колхоз на проверку готовности к посевной. Нашли, что называется, специалистов по сельскому хозяйству. Видно, лучших во всей области не могли найти. Конечно, я много раз ездил в колхоз то на картошку, то на кукурузу, но не для проверки… Что делать? Поехали. Встретил нас на станции молодой агроном. Довольно представительный. При нём пара лошадей, запряжённых в большие сани.

– Василий Петрович, – представился он, но как-то замешкался, когда увидел моих студенток. – Можете называть меня просто Василием.

Да, чуть не забыл сказать, что дело было в зимние каникулы и снег был отменный. Усадил он нас сзади, а сам, как положено, уселся на облучок. Взмахнул кнутом, и лошади понеслись.

Смотрю, наш возница почему-то слишком часто оборачивается назад. Видно, давно городских девушек не видел. Их, пожалуй, тоже нужно представить, так как с ними нам предстоит провести некоторое время. Так вот, одна из моих студенток – выпускница последнего курса. Звали её Надежда, и была она довольно привлекательной особой. К тому же разведёнка. Таких всегда легко отличить от других, которые ещё не имеют соответствующего опыта… То ли манера у них какая-то особенная, то ли улыбаются каждому встречному. Мне лично она не очень нравилась. Больше нравились девушки гордые, недоступные. Немного, конечно, да, но не больше. Может быть, также потому, что она плохо училась, и мне приходилось использовать её в качестве, как бы это сказать,… индикатора усвояемости прочитанного материала.

В таких случаях я обращался к ней со словами:

– Интересно бы узнать, а поняла ли всё это «наша Надежда»?

В этом, правда, был какой-то элемент двусмысленности, но он был связан только с её именем. Потом это выражение почему-то вошло в привычку. Вторая, Полина, училась на предпоследнем курсе, а днём подрабатывала библиотекарем. Она была тоже довольно симпатичной, но её внешний вид портили неудачно подобранные очки. Зато она дополняла нашу Надежду тем, что училась хорошо и была ужасно начитанной. Она хорошо знала классическую литературу, но почему-то всегда была чуточку застенчивой и молчаливой.

– Полина, скажите, пожалуйста, какое произведение Виктора Гюго начинается с бытописания глухой деревушки? – спрашиваю я.

– Ну, это очень просто, очень просто, просто… «Труженики моря», – отвечает она, задумываясь на мгновение.

Надо бы что-то придумать и для игры с Надеждой, всё-таки…

Но не успел я додумать эту мысль до конца, как наш возница подъехал к одной избе, постучал в дверь и со словами: «Принимай, баба Фрося, гостей» – провёл нас в обычную, ничем не примечательную мазанку, каких в Украине немало. Мы зашли, поздоровались, начали произносить всякие, какие полагается для данного случая, слова. Короче говоря, располагаться. Только непонятно было, куда делся наш провожатый, и я почему-то не заметил, как он ушёл. Но скоро всё прояснилось, и в дверях нашей избы появился наш проводник. И не с пустыми руками. А с двумя бутылками водки.

Баба Фрося, а этой женщине было не больше сорока лет, уже вовсю была занята приготовлением разнообразной закуски. Вот, подумал я, начинается… Не секрет, что всякого, кто приезжал в глубинку для проверки, встречали, как в своё время гоголевского Хлестакова. Видно, так уж повелось, что обычай такого специфического гостеприимства – это святое. А святые обычаи нарушать нельзя ни в коем случае. Но на этот раз моя теория меня несколько подвела, ибо всё было совершенно иначе…

Так вот, сидим мы вчетвером за столом, с нами, как полагается, наши студенточки – Надежда со своей подругой – друг против друга и почему-то нисколько не стесняются в такой необычной ситуации. Я даже несколько удивился, когда увидел, что эти хрупкие создания совсем не отказываются от такого плебейского напитка, наливаемого в простые, гранёные стаканы, только смеются по поводу и без. А наша Надежда, та вообще сразу сказала, что нужно быть ближе к народу. Зато агроном был в ударе. Сначала он рассказал нам коротко о видах на урожай. Выпили за урожай. Затем о развитии коневодства в колхозе. Выпили за коневодство. Оказывается, у них конь – самый знаменитый производитель во всём районе, и всех лошадиных невест привозят к нему «для любви».

Потом он снова плеснул в наши стаканы жидкость и как бы невзначай придвинулся к нашей Надежде. «Видно, так ему сподручней было наполнять этот стакан», – подумал я.

Затем он вспомнил анекдот о таблетках, которые усиливают потенциальные возможности производителей. «Только у них один недостаток, – заметил агроном Василий, – они слишком горькие». Сначала он, а затем и наши собутыльницы начали громко смеяться. Они смеются, а он всё дальше идёт в наступление… Следом за этим произошёл не совсем плавный переход на человеческие взаимоотношения. Оказывается, а я об этом слышал впервые, такие таблетки используют и люди, и почему-то женщины платят за них хорошие деньги. Но моим девушкам он готов дать этот «любовный напиток» даром. Почему он назвал таблетки напитком, я так и не понял. При этом он всё время подливал в стаканы не совсем любовный, но очень крепкий напиток обеим девушкам, и всё время старался быть поближе только к одной. Видя, что такое ухаживание не очень нравится моей студентке, поскольку она пыталась всё время как-то отодвинуться от навязчивого рассказчика, я даже попытался чуть-чуть нарушить законы гостеприимства словами:

– Вы, Василий Петрович, будьте несколько осторожней, поскольку наша Надежда не просто студентка, а генеральская дочь.

– Каких войск? – тотчас встрепенулся агроном.

– Не войск, – ответил я, – а КГБ. Комитета Государственной Безопасности.

Не знаю почему, но наш гостеприимный хозяин мгновенно протрезвел.

– А я что, я ведь только о лошадях. Об этом ведь можно… Но вдруг в сенях послышался шум. Потом какая-то толстая колхозница ввалилась в нашу комнату. Мгновенно оценив ситуацию, разразилась руганью:

– Ах ты, пьянь ненасытная! Мало тебе колхозных девок? Небось, про конские таблетки лясы точил, – и, схватив нашего собеседника в охапку, потащила к выходу.

– Ну, что ты, Маша! – донеслось уже издалека. – Маша, это же не то, что всегда. Это ведь ме-ро-при-я-тие. Понимать надо. А ты всё испортила…

Признаюсь, мне даже жалко стало человека, который ничего плохого не совершил. Да и я хорош. К чему приплёл генерала? Я ведь знал, что у неё отец полковник, но не КГБ, а так себе, в отставке, а это совсем другой уровень. Наверное, виной всему хмель, меня сморивший. К тому же с дороги и холода – вот и развезло… И со студентками нужно было иначе, – думал я, засыпая…

…И почему все студентки такие падкие на преподавателей? Естественный отбор? А может быть, это у них такой способ самоутверждения? Или соревнование, кто лучше или более продвинутый? И неужели им обеим одной постели не хватило? Сначала одна юркнула ко мне под одеяло. Спустя некоторое время, – другая. И началось… И продолжалось… И не просто так, а с выдумкой… Где только они этому научились? У нас ведь такого курса нет… Неужели они достали конские таблетки? А что в темноте поймёшь, и кто из них инициатор? Даже не знаешь, кому какую оценку выставить на экзамене…

Проснулся поздно. Голова гудела, и мысли путались. Что это было? Во сне или наяву? Нужно как-то спросить моих подопечных, но не прямо, а как-то иносказательно, и посмотреть на их реакцию. Кстати, а куда они делись? А может, это всё фантазии. Обычные секс-фантазии, описанные в литературе. Да, но от таких фантазий часто рождаются ненормальные дети. Хорошие, рождаются только от настоящей любви. А так?.. Конечно, я не ханжа, но всё равно как-то не уютно. Вспомнился эпизод о библейском патриархе… Итак, не придя ни к какому выводу, я встал, привёл себя в порядок, а тут и хозяйка подоспела с завтраком. А огуречный рассол был особенно кстати.

На дворе было солнечно и искристо от снега. А вот и мои красавицы. Пытаются играть в снежки и смеются, как всегда, без причины.

– Ну, как спалось в деревенских условиях? – спрашиваю первое, что пришло в голову.

В ответ что-то неопределённое и смех.

– А сны какие-нибудь снились?

Опять смех.

– Ладно, – говорю, – пора за работу. Значит, так. Вы отправляйтесь в клуб. Ознакомьтесь с библиотекой и подготовьте плакат с приглашением всех на лекцию по телевидению. После лекции беседа.

Захожу в избу, а там уже ждут меня несколько колхозников. Мужчины и женщины. Женщин почему-то больше. Откуда только узнали они о моей миссии? Начинаю приглашать по одному и слышу такое, что проверку можно и не проводить. Жалуются в основном не на советскую власть, а на своё начальство. Кругом воровство, приписки-недописки и прочее. Особую ненависть высказывают по отношению к одной выдвиженке, бригадиру полеводческой бригады. Ей и технику лучшую, и землю на низине, и удобрения все, которые достали для колхоза. Только устанавливай рекорды, а на остальных наплевать.

Но на общем собрании, куда меня пригласили, присутствие начальства полностью изменило тон выступлений. Одни лозунги. Слушать их, умрёшь со скуки. И мне это было хорошо знакомо. А когда начала выступать передовичка, начали болеть уши…

Лекция прошла нормально. Люди, которые ещё практически не видели телевизора, проявляли какой-то особый интерес. Наверное, потому, что всё время сравнивали с кинопередвижкой. Им даже не верилось, что можно будет смотреть то, что захочешь. Один колхозник даже спросил:

– А куда же денется кино, когда привезут ваше телевидение? И нужен ли для него кинщик (киномеханик)?

Возвращались из командировки не по прямой. Отвезли нас в райком партии. Там я должен был оставить отчёт, написанный по результатам проверки. Написал коротко, но правдиво. Долговязый инструктор райкома прочитал, почесал макушку и изрёк:

– Не-е-т, такой материал не пройдёт. Вы ставите под сомнение систему выдвижения передовиков. А это уже проверено временем. Со времён Стаханова и Мамлакат.

Он почему-то не сказал, что это линия партии или что-то подобное, поэтому мне показалось, что его ещё можно переубедить, что я и пытался сделать. Но всё напрасно. Только зря время потратил.

– Почему так долго? – встретили меня мои сопровождающие (сейчас бы их назвали бизнес-эскортом). Пришлось рассказать.

– Несовременный вы человек, – говорит мне наша Надежда, – послали бы меня, и отчёт враз был бы подписан.

– А это, каким образом? – спрашиваю. – К тому же – враз…

– Да очень просто. Правда, сначала нужно было у агронома пару конских таблеток выпросить…

– А вторая зачем? – начиная кое-что понимать, спрашиваю я.

– Да так, на всякий случай. Глядишь, пригодится когда-нибудь…

На каждом шагу сексот[2]

Товарищи, у нас перестройка.

Стучите по телефону.

Надпись на дверях КГБ

Сразу заявляю, что не собираюсь раскрывать какие-то секреты. Во-первых, потому, что я их не знаю. Во-вторых, это повествование касается давно минувших событий, и не имеет никакой ценности. Впрочем, лучше начать всё по порядку. Работал я преподавателем в техникуме. В самые молодые годы. Сначала были сложности, так сказать, производственного характера. Заключались они в противоречии между стремлением дать хорошие знания, что связано с определённой требовательностью, и чисто личностными отношениями со студентами, что тоже было достаточно важным для холостого молодого преподавателя.

Но вот, как-то останавливает меня начальник отдела кадров и просит зайти к нему в кабинет. Оказалось, что со мной хочет поговорить один человек. А студенты пусть подождут, с ними ничего не случится. Что делать? Пришлось познакомиться с этим человеком. Невысокого роста. Лысоват. Опрятно одет. Тонкие черты ничем не примечательного лица. Он совсем не скрывал, что работает в КГБ, и для убедительности даже показал мне свою красную книжечку. Бросалось в глаза, что эту беседу он стремится провести как бы непринуждённо, по-дружески. Для этого он не садился за стол, а, стоя передо мной, предложил закурить Мальборо.

Затем он, как бы между прочим, сказал, что любит курить только сигареты Филипп Моррис, а его интерес к моей скромной персоне заключался в желании наладить взаимную любовь. То есть они меня уже давно любят. Со времён пионерского лагеря на Азовском море и спецкафедр в институтах. Так сказать, любовь без взаимности.

– Расскажите, пожалуйста, о ваших встречах с иностранцами, – довольно неожиданно произнёс он.

– С иностранцами? – повторил я. – Ради бога, здесь и скрывать нечего. – После этого я начал рассказ об индусах-практикантах на металлургическом заводе. О том, что переводчица оставляла их со мной и перестала приходить на завод, а всё своё время уделяла художественной самодеятельности. О том, что самого туповатого из них мы рекомендовали на должность начальника. Не доверять же ему технику. Ещё много чего я хотел рассказать, но мой собеседник остановил меня.