На каждом шагу стукач

«Чего мне бояться, тоже мне фрукт! Ведь рядом сарайчик. Один прыжок, и я на крыше, попробуй, догони чемпионку района по прыжкам в высоту!»

Если не было поблизости сарая, то любое дерево могло выручить. А когда не было ничего подобного, Пусика принимала такой устрашающий вид, что ни одна собака не рисковала проверить на своей морде силу её когтей. Не зря ведь говорят, что кошка в гневе похлеще тигра. Тем более Пусика, животное с тяжёлым прошлым… Ведь ей приходилось ночевать на чердаке нашего дома…

Со временем характер Бандита становился всё хуже и хуже. Он из попрошайки с повиливающим хвостом начал превращаться в требовательного и злого хищника. Так бывает с собаками, когда они попадают в соответствующие условия. Он даже перестал просить, а как плохой начальник, уверенный в своей безнаказанности, начал требовать от каждого школьника «свою долю прибыли». Особенно возмутил всех случай, когда он остановил одного малыша, вырвал сумку и теребил её до тех пор, пока не добрался до завтрака, тщательно завёрнутого в газету. Вот тогда-то кто-то и произнёс, что с этим нужно кончать. И, конечно, без дяди Феди здесь не могло обойтись.

Дядя Федя встретил просьбу общественности без особого интереса. Сначала он сказал, что нужно хорошенько подумать, затем, через несколько дней, что ружьё требует очень тщательной смазки. Видно, ему очень не хотелось заниматься такой самодеятельностью. Трудно даже сказать, смог бы он решиться на такой шаг, если бы, если бы…

Почему-то эту ночь я провёл очень беспокойно. Какое-то предчувствие не давало покоя, да и Пусика слишком часто пропадала. Знатоки и те, которые стояли в очереди, глядя на неё, покачивали головой и говорили:

– Скоро, очень скоро разрешится. Можно готовить гнездо… Конечно, мы с мамой, как могли, приготовились, но наше устройство почему-то не нравилось ей, и она, преодолевая наше участие, всё чаще отправлялась на чердак.

– В конце-то концов, – решили мы, – ей рожать, и она лучше нас знает, где и как это делать.

Утром раздался какой-то невероятно частый стук в дверь. Казалось, что стучат не только двумя руками, но и ногой… Так стучать мог только свой человек. Когда я отодвинул задвижку, то увидел плачущую соседку Нинель, которая произнесла…

– Иди… иди… Бандит растерзал твою Пусику…

Идти далеко не пришлось. Она была ещё жива. Совсем недалеко от нашей квартиры… Она ещё пыталась как-то ползти домой, но её задние ноги уже не действовали и волочились по земле вместе с хвостом, совсем не пушистым… Её рот был открыт, и она тяжело дышала… Я пытался подложить под неё свою куртку, ту самую, которая участвовала в её поимке, но подошедший дядя Федя сделал мне знак, чтобы я не делал этого… Когда она перестала дышать, дядя Федя снял свою шапку, а потом, со словами «а чего тянуть», отправился домой. Мне не пришлось увидеть, как он расправился с Бандитом, но слышал, что сделал он это двумя выстрелами, по-мужски, так, как и положено поступать с бандитами.

12.04.2004, Нью-Йорк

Первая любовь

Я помню чудное мгновенье…

А.С. Пушкин

Так вот, в Горном институте, в который я поступил не без приключений, было два предмета особой гордости: художественная самодеятельность и спорт. Поскольку в художественной самодеятельности были свои звёзды, а первокурсники в первые годы ещё комплексовали, привыкали и никак не могли освоиться, оставалось одно – спорт, но об этом особый разговор.

Была, правда, ещё одна, я бы сказал, не менее важная вещь. Когда тебе девятнадцать лет и ты впервые выпорхнул из отеческого гнёзда, всякий нормальный молодой человек должен влюбиться. Была даже поговорка: начерталку (начертательную геометрию) сдал, можешь влюбиться, сопромат сдал – можешь жениться. Я же, как и положено неординарному, всё сделал иначе. В первую же весну, ещё до сдачи начерталки, я влюбился. Да и как могло быть иначе? Весна, цветы… Нет, об этом я уже говорил.

Итак, по порядку. Институтский вечер, бал. Она – самая красивая девочка среди студенток мединститута. К ней и не подойдёшь. Вокруг столько поклонников. А если даже подойдёшь, пригласишь на танец, то где гарантия, что она пойдёт с тобой танцевать? А если не пойдёт, то будет такое расстройство, впору стреляться. Рассмотрим ещё один вариант. Предположим, подойдёшь, может быть, пойдёт танцевать. Что тогда? Танцую я не блестяще. Могу ненароком и на ногу наступить… Танцевать с такой девушкой, держась на расстоянии, – тоже кайф, но не тот. Ну и потом: как и о чём поговоришь, если гремит музыка? К тому же говорить умно, может не понять. Говорить о погоде – тоже сплошная скука…

И так всегда при принятии сложного решения, всегда оказываешься в проигрыше. Нужно в данном случае не философствовать. Нужно действовать! Но как? В тот момент, когда я не до конца осмыслил, что круг замкнулся, вопрос решился сам собой.

Она что-то сказала своему партнёру и сама подошла ко мне.

– Привет, ты меня не узнаёшь? – неожиданно произнесла она.

– Ну почему же! – кажется, пролепетал я от неожиданности. – Узнаю, только никак не вспомню, где, когда и по какому поводу…

– А лагерь на Азовском море помнишь? Я помогала тебя откачивать, когда ты хотел переплыть море туда и обратно. Потом первенство по художественной гимнастике. Я была капитаном команды. – Видимо, у меня был довольно глупый вид, поскольку я всё время думал, что сказка о гадком утёнке имеет реальное подтверждение. Некоторое время я не мог вспомнить её имени. Помог опять-таки случай.

– Светлана, ты идёшь домой? – спросила одна из её подружек.

– Нет, нет, не идёт. Я её на руках принесу. Если смогу поднять, – ответил я.

Последние слова были не шуткой и произнесены вполголоса. Но об этом несколько позже.

Дальнейшие наши отношения, я думаю, ничем не отличались от многократно описанных в лирической прозе того времени. Известно, что юноша ведёт себя так, как девушка ему позволяет.

Она не позволяла, я не настаивал.

Она не поз… я не нас…

Она не… я не…

Она… я…

Мы…

Это только сейчас молодые люди, не успев познакомиться, тянут друг друга в постель, соревнуясь при этом, кто раньше проявит свою инициативу. Совсем недавно услышал частушки на эту тему:

На горе стоит берёза,К земле ветка клонится,Парень девушку е…,Хочет познакомиться…

Похулиганили – и хватит. Недавно встретил друга, известного литератора. Поговорили, обменялись мнениями.

– Хочешь написать современную книгу, включи обязательно секс. И побольше фольклора, – сказал он.

– Это что, матерных слов? – не удержался я.

– Понимай как знаешь. Без секса и фольклора проза очень пресная. Литература должна быть ближе к народу. Всё должно быть как в жизни. Ты можешь написать талантливо и современно.

Я всегда прислушивался к мнению умных людей, особенно, когда оно совпадало с моим собственным. Откуда это пошло, что традиционная русская литература, которая на протяжении длительного времени избегала, правда, не всегда и не до конца, применения нецензурных выражений, вдруг начала бравировать этим? Тут, на мой взгляд, существует ряд причин: отсутствие официальной цензуры не всегда компенсируется внутренней цензурой, чувством меры и талантом автора. О таких материях, как влияние сталинских лагерей и свободной литературы Запада лучше не говорить, об этом уже много сказано. Опять я, кажется, увлёкся. Вернёмся лучше к Светлане.

Её имя было очень модным в то время. Это имя носила дочь вождя, завод, изготавливающий лампочки, большой корабль и многое другое. Ей очень шло это имя, поскольку вся она была светлая и радостная. В компании сверстников её очень любили. Все – и меня это не очень радовало. Поэтому я и предпочитал уединение. И самое лучшее место было у Днепра, на скалах. Для этого не надо было ехать далеко за город. Река была рядом, у самого парка.

У неё были прекрасный характер и хорошее чувство юмора. На мой взгляд, человек, лишённый чувства юмора, – не совсем полноценный: всё, что говорится в шутку, такой человек не понимает. Он всё сказанное напяливает на себя, как колпак на голову. И сам об этом не догадывается, потому что у него нет этого самого чувства. Даже не знаю, читают ли такие люди юмористическую литературу. Может быть, даже читают, но получают ли они от такого чтения удовольствие? Существуют даже тесты на чувство юмора. Мне их заменяли несколько старых анекдотов. Стоило мне извлечь из памяти один из них, – и этого было достаточно.

Она была бы, наверное, хорошей женой, так как мечтала иметь много детей. По крайней мере, двух. И не скрывала этого. Но я к этому в то время ещё не был готов.

На каждом шагу стукач

Человек упал с башни

Распределение не сулило ничего хорошего. Я даже не попал в первую пятёрку. Слишком много было претендентов. Все местные горели желанием попасть в Академгородок. На их фоне я как-то выглядел несколько странновато, так как сам заявил, что меня это не интересует. Председатель комиссии, а это была солидная дама, приехавшая из Москвы, спросила, в какой области я хочу работать. Имелось в виду не географическое понятие.

Распределение оно и есть распределение, куда направят, туда и поедешь. Я сказал, что в телевидении. Мне даже показалось, что на её лице промелькнуло некоторое удивление. Тогда все стремились работать «на войну», а телевидение было ещё весьма экзотичным. «Война» это конечно оборонка. Она, как и сейчас, была в моде, да и платили лучше. Некоторое внутреннее совещание вполголоса. Потом кто-то сказал:

– Да, есть у нас одна заявка. – Снова совещание, и, наконец:

– На телецентр, в Петропавловск казахстанский поедете?

– Поеду, – сказал не очень уверенно, так как не представлял, где этот Петропавловск, да и выбора не было.

– Будете директором или главным инженером телецентра. На усмотрение Областного управления связи.

Мог ли я, вчерашний студент, разобраться, что сулит мне это назначение. Своим первым ответом я слегка развеселил комиссию. Что я сказал, я не помню, но что-то типа: «Нет, директором я не пойду!» Я давно заметил, что такого рода комиссии довольно хорошо реагируют на всякое, скажем так, отступление от протокола. Но мне было не до шуток, а разбираться – не было времени. Поэтому я ляпнул первое, что пришло в голову: «Хорошо, поработаю главным, – потом тихо добавил, – пока не выгонят». Вот тут-то и началось веселье. Кое-кто забыл о своих высоких регалиях, а кому-то просто захотелось расслабиться. Я же стоял в недоумении. Отчего им так весело? Ведь я же согласился на одно из их предложений.

Только со временем я понял, что мой ответ звучал для них примерно так, как согласие начинающей статистки в театре сыграть главную роль примы. Ведь главный инженер на телецентре это фигура значительно весомее директора, здесь ведь не пирожки выпекают. И стать им может только специалист высокого уровня, проработавший, по крайней мере, несколько лет. Долго ещё после этого мои друзья, стоявшие за дверью и ожидавшие своей участи, теребили меня за рукав. Всех интересовал вопрос: «Что ты им сказал? Нам тоже хочется».

Отъезд не заставил долго ждать. В отделе кадров, выдавая мне документы, интересовались, почему я так спешу. Петропавловск никуда не денется. Подождите несколько дней. Закончится защита всех остальных. Будет банкет и всё такое. Не уговорили. Я собрал свои вещи и книги и через день выехал. Впереди был путь на запад.

Скучать не пришлось. Со мной одновременно ехал отличный парень – Зенас Станкевичус. По праву первого студента он получил направление к себе в Литву. Он, как я понял, знал, где и как он будет работать. Много рассказывал о жизни в Литве до присоединения, и как его угораздило попасть в Сибирь. Пел литовские песни. Особенно мне понравилась песня «Палангас Юре». Он так приглашал меня к себе в Палангу, что хотелось всё бросить и поехать к нему в гости. Кончилось тем, что я обещал обязательно к нему заехать при первой возможности. Он весь светился от радости – он ехал к себе домой. Я же ехал неизвестно к кому и неизвестно для чего. Но скоро неопределённость начала проясняться.

В поездах, особенно в поездах дальнего следования, общительные люди легко знакомятся. Я же человек совсем не общительный, а порой даже и вовсе замкнутый. Мне познакомиться с человеком, особенно, с женщиной, бывает порой очень трудно. Для этого либо женщина должна быть невероятно привлекательной, либо иметь соответствующий настрой, что бывает ещё реже.

Может быть, именно поэтому, я недолюбливаю мужчин, которые дёргаются при виде каждой новой юбки. Просто не очень люблю этих, как их называют, – бабников.

Однако, услышав мельком, что одна из пассажирок нашего вагона едет в Петропавловск, я тотчас воспользовался этой возможность. Её ответы не внесли особую ясность. Оказалось, что она студентка Казахского университета, едет в гости и о телевидении ничего толком не знает, кроме одного факта, – с телевизионной башни упал человек и разбился. И всё. Она даже не знала, работает ли телецентр вообще. Но она была настолько приятным и интересным собеседником, что наша случайная встреча затянулась допоздна. Любителей любовных приключений на этот раз хочу разочаровать, так как эта история не имела никакого продолжения. Мне просто было не до того.

Наконец доехали до Петропавловска. Попрощался с Зенасом и с трудом вытащил свой багаж на платформу. Осмотрелся. Через некоторое время ко мне подкатил носильщик и повёз мои вещи к такси. По дороге он поинтересовался, откуда и зачем я приехал. Услышав мой ответ, что я приехал работать на телецентр, он даже остановил свою кару и скороговоркой проговорил:

– Ошень, ошень опасная работа. Уше с башни упал один шеловек. Разбился насмерть.

Следующее предупреждение я получил от таксиста, который отвёз меня в гостиницу. Когда же я регистрировался, отвечая на вопрос о цели приезда, мне хотелось написать, что я приехал работать на телецентр, знаю о случившемся и не собираюсь падать с башни, потому что эксперимент моего предшественника закончился очень плачевно. Эту замечательную фразу в различных вариациях я повторил (про себя) ещё несколько раз в гостинице, ресторане, куда я спускался на ужин, в парикмахерской. Иногда даже с опережением после вопроса:

– А вы знаете?..

Что поделаешь? Город небольшой, и всякий новый человек вызывает определённый интерес.

После ужина, оставив вещи в гостинице, я решил прогуляться по городу. Город действительно оказался совсем небольшой. На главной улице в один ряд, кроме гостиницы, располагались: кинотеатр, гастроном, какое-то административное здание, очевидно, обком партии (как же без него) и баня. А что ещё нужно молодому специалисту? Выйди из гостиницы. Посмотри фильм на казахском языке. Купи кусок колбасы с булкой. Поклонись обкому партии (глубоко верующему человеку не возбраняется перекреститься). Попарься в баньке, так как дома это недостижимо, и иди себе счастливый и умиротворённый, домой или куда-нибудь ещё. От этих «весёлых» мыслей меня отвлекло виднеющееся вдали высокое сооружение.

Да, это была башня телецентра (та самая). Естественно, мои ноги сами по себе повели меня к тому месту, которое, на мой взгляд, являлось самым важным и примечательным во всём городе. Действительно, башня, самая настоящая, стандартной конструкции, стояла посреди немалого пустыря. Вокруг неё оказалось… Ничего. Ровным счётом – ничего. Такого при всей своей фантазии я даже представить не мог.

Как-то из-за разговоров об этом несчастном моё внимание отвлеклось от самого главного, от телецентра. Нет, конечно, башня тоже важна. Более того, я как специалист знал, что телецентр может работать и без башни, например, в режиме кабельного телевидения. Но башня без телецентра – никак, нонсенс!

Обычно телецентр и башню строят одновременно. Это понятно и экономически оправданно. Но здесь, в центре Казахской степи, очевидно, действовали другие экономические законы, отличные даже от многих дурацких, социалистических. А может, всему виной тот алкаш, который, упав с башни, сделал столь глубокую вмятину, с которой не может совладать ни один нормальный нивелир?

С такими невесёлыми мыслями я побрёл в обратном направлении. Мне уже стало всё или почти всё ясно, что эту чашу нужно выпить до конца. Проходя вдоль сквера, я почувствовал запах жареного мяса, но так как зелёная изгородь была довольно высокая, понять, отчего это происходит, не было возможности. Наконец любопытство победило лень. Я обошёл парадную сторону сквера и увидел весьма прозаичную картину. На большом вертеле жарили хорошего, жирного барашка. Здесь же, на траве, расположилась большая компания местных жителей, которые уже ели шашлыки, приготовленные, очевидно, ранее. Они о чём-то говорили, смеялись. Но так как я не знал их языка, я чувствовал себя чуть ли не марсианином. Я даже подумал, а возьмут ли они меня к себе в компанию, когда я буду здесь жить? И смогу ли я вот так, в центре города, на траве… Я, конечно, не такой эстет, чтобы осуждать чужие обычаи. И шашлык я ем с большим удовольствием. Но было здесь что-то, чего я ещё недопонимал…

Вдруг ко мне в голову пришла мысль. Даже две. А что же этим людям делать по вечерам, если у них нет даже телевидения? И вторая, – а ведь телевидение нужно им, и оно будет, очевидно, на казахском языке. Я и английского толком не знаю, не то что…

Меня принял самый большой начальник по Связи. Молодой, энергичный, казалось, что он готов расцеловать меня, как родного. Он сразу сообщил мне, что он уже здесь семь лет и успел сделать такую блестящую карьеру. Он приехал сюда после окончания Одесского института вместе с женой. Он готов был хоть завтра посадить меня в кресло директора и главного инженера телецентра, но…

Этот телецентр нужно сначала построить, и этим, естественно, буду заниматься я. А пока, это было сказано как-то вскользь, я буду работать в аппаратной казахского радиовещания. Да, он наобещал мне ещё много чего, в том числе и квартиру, которую построят после телецентра. Он говорил много и быстро, как обычно говорят одесситы, я же всё больше слушал, и, чем больше он говорил, тем больше я убеждался, что мне здесь делать нечего. Он так увлёкся, что выдал мне самую важную информацию. Оказывается, уже несколько лет они отправляют заявки, но к ним никто не едет.

После столь талантливо построенной речи он предложил мне подписать договор, получить в кассе подъёмные и поехать в отпуск куда угодно: хоть в Сочи, хоть в Одессу. И даже очень удивился, когда я отказался от столь заманчивой возможности и этих денег (их мне хватило бы для поездки только в один конец).

Я попытался как-то ему объяснить, что моё направление предусматривало работу по специальности, а коль он не может мне её предоставить, то было бы лучше, если он подпишет мне открепительный талон. На что он замахал руками и сказал, что это исключено. Вы получили назначение, и теперь вас никто на работу не возьмёт. Вам остаётся только согласиться. Привыкнете, женитесь, и жизнь для вас не покажется столь мрачной. К сожалению, кое в чём он был прав. Распределение в то время являлось довольно строгой формой принуждения. А как же иначе, – тебя учили бесплатно, вот и отрабатывай. Разговор приобретал какой-то беспредметный оттенок, и я почему-то совсем уж безнадёжно сказал: – Привыкнуть-то можно, но вот жениться здесь, пожалуй, нельзя.

После этих слов он так оживился, как будто был квалифицированным сводником одесского брачного агентства:

– Ой, что вы говорите? Трудно жениться. Такой мужчина и при деньгах. Да поезжайте вы в отпуск в Сочи или Гагры, сразу привезёте хоть трёх. Штоб я так жил. – Вкралось впечатление, что он с удовольствием сам бы воспользовался этим рецептом. Дальнейший диалог терял, как говорят дипломаты, всякий смысл. Поеду домой, в Запорожье, а там, будет видно, решил я.

Мне не пришлось долго гулять. Какие-то родственники через каких-то знакомых, или наоборот, где-то что-то узнали и попросили позвонить по такому-то телефону. Я сказал:

– Но у меня нет открепительного талона.

– А он там и не нужен. Если только ты им подойдёшь, возьмут тебя и без документов.

Таким вот образом я освободился от возможности подниматься и падать с башни. А телецентр? Да он и без меня отстроился и процветает.

Чуть не сгорел

Первое изобретение, как и первая любовь, – это всегда незабываемо. А началось всё с того, что я чуть не сгорел. В буквальном смысле. И всё из-за своего любопытства.

Следует сказать, что на металлургическом производстве никто не возражал против телевидения. Всем казалось, что стоит поставить телеэкран и кнопочки управления, а всё остальное будет делаться само собой. Вот почему со всех сторон неслось: мы хотим видеть это или, а мы, наоборот, хотим видеть то! Но всех не удовлетворишь. Это я понял очень скоро. Вот и старался накормить одной краюхой всех голодных.

На этот раз я искал место установки видеокамеры, для контроля за разливкой металла. Поэтому и бродил в мартеновском цеху, в месте обычного слива расплавленного металла. Как-то и не заметил, как подъехала загрузочная машина и преградила мне путь к отступлению. А при загрузке металлолома, как известно, открывается загрузочное окно в этой печи и из неё валит обжигающий жар. Но это было ещё полбеды. Скоро появился состав с пустыми ковшами, изложницами. И в них начали сливать расплавленный металл.

По мере слива и наполнения этих дышащих жаром монстров, температура в окружающем меня пространстве подскочила до невероятной величины. Об этом я смог удостовериться только косвенным образом, поскольку у меня начала тлеть спецовка. Я пытался облить себя из крана, подвернувшегося поблизости, но оттуда полился кипяток. С большим трудом, подпрыгивая поочерёдно на одной ноге, я дождался освобождения из этого адского плена. Как мне потом говорили специалисты, мне крупно повезло, и я отделался только обожжёнными бровями и ресницами. Впрочем, всё это, конечно, полностью забылось.

Не забылось другое. Процесс наполнения ковша происходил у меня на глазах. И по тому, как это заполнение завершалось, я мог судить, сколько мне осталось здесь мучиться. Получалось всё так, как я и предвидел когда-то в студенческую пору. Всё остальное требовало логического осмысления. Итак, телекамера смотрит на процесс разливки. При этом вырабатывается электрический сигнал, который изменяет свои параметры в зависимости от степени наполнения ковша.

Оставалось только измерить этот параметр! И мы получим инструмент для дистанционного, бесконтактного измерения. А ведь это что? Путь к автоматическому измерению объёма, веса, дозировки. Ведь вес этого металла определялся допотопным методом, на обычных, но очень больших весах. Дозировка тоже очень важна. Ведь содержимое разливочного ковша нужно разлить строго на целое число изложниц. Если разлить, например, как у Феллини, на восемь с половиной, то половину нужно выбрасывать. Нужно обязательно заполнить либо восемь, либо девять равных изложниц.

Вот так последовательные рассуждения привели меня к выводу, что задумка имеет определённую ценность. Осталось сделать всё остальное. И начал я последовательную реализацию этой идеи следующим образом. Сначала я побеседовал с производственниками. Не раскрывая сущности метода, я пытался определить их отношение к самому принципу бесконтактного измерения. Из бесед с ними я понял, что это слишком хорошо, чтобы в это можно было поверить. И к тому же никто из них ничего подобного не встречал ни в жизни, ни в литературе. Следующим этапом была техническая проверка основных идей. Здесь было всё значительно проще. Но попытка провести в жизнь мою задумку как рационализацию ничего не дала. Никто не хотел рисковать.

– Это, конечно, здорово. Но наша задача варить сталь. И если кто-то создаст и смонтирует нам всё, мы с удовольствием наденем белые халаты и будем работать в них! – Это был самый ходовой ответ довольно серьёзных людей.

В дальнейшем, я слышал от многих, что состояние изобретателя можно охарактеризовать одним словом – болезнь. Эта специфическая болезнь нигде не описана и не имеет лекарств. Впрочем, от этой болезни можно излечиться. И я нашёл метод излечения. Именно тогда и появилась у меня мысль оформить все материалы как заявку на получение авторского свидетельства. Сказано, сделано. Правда, не столь быстро, но на всю подготовку у меня ушла пара месяцев. И только после того, как я отправил заявку в Институт патентной экспертизы, я почувствовал облегчение.

Я как бы выздоровел от этой болезни. И голова стала свободной от этого наваждения. И так всегда. В будущем, когда я заболевал изобретательским зудом, освободиться от него мне удавалось только таким образом. Известен и другой метод. Когда ты нашёл в технической литературе, что твоё предполагаемое изобретение вовсе не изобретение, а повторение уже запатентованного решения. Что тут скажешь? Некоторое разочарование, но такова жизнь. Очень часто в жизни кто-то оказывается в чём-то энергичней, способней, умней, в конце концов. Но не стреляться же из-за этого!