Атеисты в мундирах. Советские спецслужбы и религиозная сфера Украины

Тюремная одиссея

В роковом для него 1937 г. Сергей Тарасович некоторое время проработал заместителем начальника 2-го отдела Управления государственной безопасности НКВД УССР, а затем 29 июля 1937 г. квалифицированный разведчик и контрразведчик неожиданно был переведен на пост… начальника Управления пожарной охраны НКВД. По сути, это был кадровый отстойник перед незаслуженными преследованиями. 28 августа 1937 г. С. Карина арестовал НКВД УССР по подозрению в участии в «антисоветской украинской организации», его тут же исключили из ВКП(б), этапировали в Москву, где ему было суждено пройти все круги следственного ада. Всего же чекиста держали в Лефортово и Бутырках 26 месяцев – по обвинению в участии в так называемом заговоре В. Балицкого (репрессированного наркома внутренних дел Украины) и создании «антисоветской националистической организации» (действительно, горькая ирония судьбы!).

Бывшему начальнику Управления НКВД УССР следователь с порога заявил: «Нас не интересует, виноват ты или нет, но сейчас такая политическая обстановка, что раз ты арестован, значит, ты враг. Давай показания на себя и других. Иди и подумай, приступай к работе, иначе убьем…» На что контрразведчик ответил: «Лгать в этих стенах на себя и других я не буду и хочу умереть честным человеком». Уже после войны С. Карин вспоминал: «У меня хватило силы остаться честным до конца и не оклевать ни себя, ни других».

Дело в том, что на Карина-Даниленко дал ложные показания «польский шпион», заместитель начальника Разведывательного управления Народного комиссариата обороны СССР, старший майор госбезопасности Михаил Александровский. Под «мерами воздействия» Александровский, бывший начальник Особого отдела Украинского военного округа (УВО), оклеветал сослуживца из Украины, заявив, что Карин-де проник в органы НКВД по заданию националистического подполья для «предательской работы». Однако дело было не только в давлении на сломленного физически и морально высокопоставленного чекиста. Как пояснил арестованный ответственный сотрудник НКВД УССР, капитан госбезопасности Абрам Сапир (осужденный за нарушения законности уже в 1955 г. и умерший в местах лишения свободы), Карин имел «органическую неприязнь к Александровскому», критиковал его «помпадурство» на высоких постах в Украине (в частности, начальника Секретно-политического отдела ГПУ УССР). Оказавшись начальником Карина по особому отделу УВО и ГПУ, а затем и по контрразведке УГБ НКВД УССР, М. Александровский третировал имевшего свое профессиональное мнение коллегу, создавал ему «невыносимые условия работы».

Карина обвиняли в передаче по линии разведки «под видом дезинформации» «участникам контрреволюционной троцкистской шпионской организации» сведений о Красной армии, провале двух закордонных агентов НКВД. На очных ставках в Лефортово Карин себя виновным также не признавал, несмотря на «изобличения» таких же измордованных «визави». Оказавшись соседом по камере, М. Александровский «увещевал» Карина: «Дайте показания, не мучьте себя, все равно покалечат… Расстреляют все равно. Лучше дайте показания, пусть расстреляют нормально…», иначе – «вас уничтожат с жесточайшими муками». «Сотрудничество со следствием» Александровскому не помогло – 15 ноября 1937 г. его расстреляли (реабилитирован 24 декабря 1957 г.)[67].

Дело Карина-Даниленко дважды направляли в Военный трибунал войск НКВД Киевского округа, но каждый раз отклоняли за недоказанностью преступления. Действительно, период репрессий и сейчас недостаточно осмыслен. Даже вполне антисоветски настроенный известный французский историк Николя Верт вынужден признать: «массовые репрессии – настоящая охота на “врагов народа”, …осуществлялись параллельно с утверждением социалистической законности».

К счастью для едва живого от пыток Сергея Тарасовича, маховик репрессий резко затормаживается. 22 августа 1938 г. первым заместителем главы НКВД СССР Николая Ежова назначили Лаврентия Берию. 15 ноября запрещается рассмотрение дел внесудебными органами – «тройками». 17 ноября вышло постановление Совета народных комиссаров и ЦК ВКП(б) «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия». В нем признавались «крупнейшие недостатки и извращения», возникшие в силу «упрощенной процедуры следствия и суда». «Работники НКВД настолько отвыкли от кропотливой, систематической агентурно-осведомительной работы, – отмечалось в этом документе, – и так вошли во вкус упрощенного порядка следствия, что до самого последнего времени возбуждают вопросы о предоставлении им так называемых “лимитов” на массовые аресты…»

27 ноября от поста наркома внутренних дел СССР освободили Н. Ежова. Если в 1937–1938 гг. в СССР приговорили к смерти 681 692 человека (в том числе в Украине – около 212 000), то в 1939–1940 гг. – 4201 «врага народа». Начался пересмотр дел, лишь за 1939 г. освободили свыше 327 тыс. граждан. В частности, во исполнение решения политбюро ЦК ВКП(б) от 11 ноября 1939 г. освободили 12 860 осужденных – священнослужителей и иных «церковников», из-под стражи освободили еще 11 223 человека из этой же категории потенциальных жертв беззакония.

Сам Сергей Тарасович в мае 1939 г. обратился с письмом к Генеральному прокурору СССР, описав 11-месячные злоключения в тюрьмах Москвы и Киева, где его обещали «бить до состояния куска мяса». Освободили Карина 22 октября 1939 г., дело прекратили за отсутствием состава преступления. Многомесячные издевательства в СИЗО и туберкулез привели к тому, что пришлось выйти на пенсию. Проведенной в октябре 1939 г. «тщательной проверкой» было установлено, что показания на Карина – целиком вымышленные, он оговорен рядом подследственных, включая М. Александровского, и не виновен в провалах закордонной агентуры. 29 октября дело прекратили за недоказанностью состава преступления (в партии его восстановили в 1944 г. с сохранением стажа с 1928 г.).

Вновь в строю

С началом войны пенсионер Карин-Даниленко написал рапорт с просьбой использовать его оперативный опыт, выразив готовность выполнить «любое задание против немецко-фашистских захватчиков». С октября 1941 г. он использовался НКВД – НКГБ «по выполнению оперативных заданий по организации партизанских отрядов и диверсионных групп, направленных в тыл противника». Стал одним из создателей и преподавателей специальной школы № 7 на Луганщине и в Саратове. Карин оказался способным организатором тайной борьбы за линией фронта: среди наград офицера – ордена Отечественной войны первой степени, «Знак Почета» (сентябрь 1943 г.), медали «Партизану Отечественной войны» 1-й степени, «За оборону Сталинграда». Однако думается, не менее почетным отличием стало для заслуженного оперативного работника восстановление его, приказом Наркомата госбезопасности СССР от 25 ноября 1944 г. № 1939, в кадрах спецслужбы.

В 1944–1945 гг. временно исполнял должность заместителя начальника 4-го Управления НКГБ УССР, занимавшегося зафронтовой разведывательно-диверсионной работой (за конкретные результаты в оперативной работе в январе 1945 г. награжден орденом Красной Звезды). Главной же функцией Карина в 1944–1945 гг. стало руководство Оперативной группой НКГБ в западных областях Украины, где развернулась ожесточенная борьба с формированиями Украинской повстанческой армии и вооруженного подполья ОУН (С. Бандеры)[68].

Опергруппа выполняла функции координации антиповстанческой борьбы на период становления системы территориальных органов НКВД – НКГБ в этом регионе, а также специализированного подразделения в центральном аппарате ведомства госбезопасности (будущего Управления 2-Н МГБ УССР).

В характеристике от 7 мая 1945 г. нарком госбезопасности УССР генерал-лейтенант С. Савченко подчеркнул особую личную роль полковника С. Карина-Даниленко в руководстве Опергруппой, развертывании оперативной разработки украинских и польских националистов из армии Краевой. При этом он успевал выступать с лекциями перед сотрудниками НКГБ УССР, пропагандируя оперативный опыт работы по линии ОУН и УПА, а также в религиозной среде.

«Архитектор» ликвидации Брестской унии

Конъюнктурный поворот И. Сталина в сторону улучшения отношения к православию (о нем подробнее пойдет речь ниже) объективно вызывал дальнейшее охлаждение отношения к католичеству, никогда не скрывавшего своего враждебного отношения к восточнославянским «схизматикам». Именно полковник Карин выступил непосредственным организатором «самоликвидации» Украинской греко-католической церкви. Как отмечал его начальник, шеф 2-го (контрразведывательного) Управления НКГБ УССР П. Медведев, «в 1945–1946 гг. органами НКГБ – МГБ УССР была проведена серьезная работа по ликвидации греко-католической церкви, …являющейся резидентурой Ватикана». При этом С. Карин-Даниленко «разрабатывал планы агентурно-оперативных мероприятий по ликвидации униатской церкви», лично работал с агентурой вплоть до «проведения собора, организационно оформившего разрыв с Ватиканом…»

В результате в марте 1945 г. полковник госбезопасности Георгий Карпов, председатель Совета по делам Русской православной церкви (РПЦ) при Совете народных комиссаров СССР, составил проект инструкции о линии Советского государства по отношению к УГКЦ. Предусматривалось создать среди клира УГКЦ Инициативную группу по организации перехода в православие, разрыву с Ватиканом и созданию в Галичине православных епархий. В ход пошли возможности спецслужб.

Отметим, что ярым приверженцем жестких мер по отношению к иерархам греко-католиков выступал будущий «архитектор оттепели» Никита Хрущев, руководитель республиканской парторганизации. 8 марта 1945 г. именно он дал указания к применению репрессий против епископата УГКЦ, которых надлежало арестовать и осудить за «пособничество немцам». «По указанию тов. Хрущева, – докладывал С. Савченко своему шефу В. Меркулову, – началом проведения этих мероприятий должны явиться репрессии в отношении видных руководителей униатской церкви». 12 марта В. Меркулов радиограммой С. Савченко распорядился арестовать епископат УГКЦ как «немецких агентов и активных пособников оккупантов» (задержав их так, чтобы не испугать клириков-униатов), следствие вести в Киеве. Предписывалось арестовать антисоветски настроенных семинаристов и преподавателей, остальных учащихся призвать в армию под контроль СМЕРШ[69].

11 апреля Иосифа Слепого и еще четырех епископов-униатов задержали, подвергли обыскам – операцию в кафедральном соборе святого Юра во Львове проводили свыше 60 оперработников и 120 бойцов Внутренних войск НКВД под руководством начальника 4-го отдела 2-го Управления НКГБ подполковника Волошина (он же – личный «куратор» руководителя «инициативной группы» по «самороспуску» УГКЦ протопресвитера Гавриила Костельника). Отметим, что убитый в 1948 г. боевиком ОУН Г. Костельник агентом НКГБ – МГБ не был, а Волошин неоднократно доносил об антисоветских высказываниях отца Гавриила, стремившегося, по мнению оперработника, путем компромиссов и маневров уберечь от репрессий клир УГКЦ. После реализации дела «Ходячие» НКГБ завел новые разработки униатского духовенства – «Ватиканцы», «Возрожденцы», «Монаховцы».

13 апреля 1945 г. как некое обоснование репрессивных акций С. Савченко подписал «Докладную записку об антисоветской деятельности греко-католической униатской церкви в западных областях Украины», где содержался своеобразный реестр «исторических провинностей» верхушки униатов. Сама греко-католическая конфессия, писал нарком госбезопасности, возникла как «церковно-политическое формирование иезуитской клики, с помощью которого верхушка духовенства и правительственных кругов Польши пыталась поработить Украину, а Ватикан – распространить свое влияние на Восток». Униаты – это инструмент организации пронемецкого украинского сепаратизма, антироссийского движения в Украине и Белоруссии. В документе, со ссылкой на внедеренного в декабре 1940 г. в Краевой провод ОУН (Б) агента 1-го Управления НКГБ УССР «У-13», говорилось о существовании связи между Проводом ОУН (Б) и резиденцией А. Шептицкого через священника Ковальского. Епископ Н. Будка через агента НКГБ СССР хотел установить контакты с представительством ОУН в Риме, а верхушка УГКЦ поставляла собранные через клир «шпионские данные» в Ватикан[70].

Аресты рядового униатского духовенства начались весной-летом 1945 г., к осени арестовали 107 клириков УГКЦ (из 1270, служивших в трех епархиях Галичины). Всего же различным репрессиям подвергли свыше 300 служителей УГКЦ – прежде всего за нежелание примкнуть к процессу «самороспуска» униатской конфессии (в каноническом отношении унию отменил Полоцкий церковный собор 1839 г.). Хватало и агентурной работы – по делу «Ходячие» работало до 30 агентов и информаторов, то есть свыше половины всех конфидентов НКГБ по линии УГКЦ («Жук», «Литератор», «Художник», «Вишняков», «Григорьев», «Пробой», «Юрский» – будущий православный архиерей). 997 священников (и по искреннему стремлению, и в силу конформизма или запуганности) примкнули к движению за воссоединение с РПЦ.

Судя по документам, именно С.Т. Карин-Даниленко выступал основным «концептуалистом» и непосредственным организатором масштабных оперативных мероприятий по роспуску («самоликвидации») Украинской греко-католической церкви (УГКЦ) в 1945–1946 гг. Емкую характеристику его личного вклада в «операцию» по ликвидации УГКЦ дал непосредственный руководитель, начальник 2-го Управления МГБ УССР полковник Павел Медведев. «В 1945–1946 гг. органами НКГБ – МГБ УССР, – писал осуществлявший общее руководство “операцией” по УГКЦ Медведев, – была проведена серьезная работа по ликвидации греко-католической церкви в западных областях УССР, …являющаяся резидентурой Ватикана. Тов. Карин, как имеющий большой практический опыт в этой работе, проявил себя как знающий эту линию чекистской работы, замечательный организатор, быстро ориентирующийся в обстановке». Совместно с другими руководящими работниками НКГБ – МГБ УССР Карин принимал непосредственное участие во всех основных действиях «от разработки планов агентурно-оперативных мероприятий по ликвидации униатской церкви до личной работы с агентурой по униатам за весь период этой операции, вплоть до проведения собора бывшей греко-католической униатской церкви, организационно оформившего разрыв с Ватиканом и воссоединение с Русской православной церковью в СССР».

Он же санкционировал задержание епископата УГКЦ во главе с митрополитом Иосифом Слепым, на который еще в 1939 г. завели (и в феврале 1945 г. ренимировали) оперативное дело «Ходячие», – всего по делу проходило до 50 епископов и клириков УГКЦ. Много лет спустя, уже на пенсии, отставной полковник издал две книги по истории Греко-католической церкви.

Следует отметить, что, по сравнению с иными своими коллегами, отдававшими предпочтение жесткому стилю оперативной работы и высокомерному отношению к «западенцам», Сергей Тарасович старался практиковать гуманное отношение к людям. В конце 1950-х гг. он вспоминал о результатах «нестандартного» стиля общения с жителями цивилизационно специфического западно-украинского региона: «Столкнувшись с реальной обстановкой, прежде всего с нищетой и голодом, распространенными венерическими болезнями и туберкулезом, сплошной неграмотностью и неуверенностью почти восьмимиллионного населения западных областей Украины, я понял, что обязан сделать все возможное, чтобы помочь этому обездоленному народу. Я лично посетил сотни сельских дворов и городских квартир и имел с жителями продолжительные разговоры… По мере возможности всегда старался оказать этим людям помощь в решении разнообразных проблем, волновавших их. Сотрудников опергрупп я постоянно убеждал, что успех достижим только через доброжелательность, правдивость и открытость… Вскоре о нас стали распространяться доброжелательные слухи и даже легенды. Люди потянулись к нам, искали с нами встречи, часто обращались с различными просьбами. Именно это и привело нас к заветной цели»[71].

Чекист-миротворец

Особой страницей в служебной биографии контрразведчика стало личное участие в «агентурной комбинации» по налаживанию переговоров о прекращении противоборства с лидерами ОУН и УПА (в историю спецслужб Украины эти мероприятия вошли под названием «Перелом» и «Щось»). Вовсе не случайно опытный контрразведчик выступил и «контактером» в попытках переговоров между ОУН и советской стороной. Выступить посредником в миротворческих контактах с подпольем С. Карину предложил в октябре 1944 г. глава НКГБ УССР генерал-лейтенант С. Савченко (он ценил контрразведчика как своего, по сути дела, ведущего советника по делам движения ОУН и УПА).

Кровавые последствия конфликта на западе Украины были очевидны для обеих сторон. Уже в ноябре 1944 г. представитель подполья, художница Ярослава Музыка через замначальника Львовского облздрава Юлиана Кордюка (сотрудничал с советской спецслужбой, а его брат являлся авторитетным участником националистического движения) передала «Советам» предложения Романа Шухевича о мирных переговорах. Глава парторганизации УССР Никита Хрущев санкционировал операцию «Перелом». В ней Даниленко «сыграл роль» представителя правительства УССР на переговорах. «Представитель правительства УССР» 13 февраля 1945 г. встретился на квартире Ярославы Музыки с эмиссаром командующего УПА Богданой Свитлык. От имени «Центра ОУН» последняя вручила письмо с условиями переговоров. Подпольщики предлагали направить к ним с парламентерской миссией представителя официальных структур либо авторитетного деятеля науки или культуры. Сигналом готовности к встрече должен был послужить начерченный мелом круг на фонарном столбе у дома № 5 по улице Коперника во Львове.

1 марта 1945 г. на 130-м километре шоссе Львов – Тернополь машину Даниленко и Головко (капитана Хорошуна из Львовского УНКГБ, будущего генерал-майора) остановили условным сигналом фонаря. В 12 км от дороги, на хуторе Конюхи Козовского района Тернопольщины, советских представителей ждали начальник Военного штаба УПА Дмитрий Маевский и политреферент Яков Бусел, прибывшие под охраной вооруженного «отдела особого назначения». Пять часов длились напряженные консультации. Представители ОУН, в частности, настаивали на реализации закрепленного в Конституции СССР права Украины как союзной республики на выход из Советской федерации. Однако последнее слово было за руководством СССР – оно-то и не проявило доброй воли, и хотя попытки переговоров возобновлялись, по крайней мере до апреля 1948 г., кровопролитие не прекращалось еще долгих 10 лет…[72]

Вернувшись из напряженной оперативной командировки по мятежной Западной Украине, полковник Карин получил назначение на должность заместителя начальника 2-го (контрразведывательного) Управления НКГБ – МГБ Украины – начальника 3-го отдела этого Управления. Как отмечалось в служебной характеристике от декабря 1946 г., к его обязанностям относились весьма тонкие, требующие немалого оперативного опыта и интеллекта служебные задачи: контрразведывательная работа по разоблачению агентуры спецслужб Германии и ее союзников, иностранных разведок, разработка интеллигенции и студенческой молодежи. При этом полковник «лично вел вербовку ценной агентуры».

Склонность к сложным оперативным комбинациям сыграла с самим полковником злую шутку, пустив под откос успешную карьеру руководителя-контрразведчика. 18 мая 1946 г. в лесу в заброшенном бункере подполья возле села Волощизна Подгаецкого района Тернопольской области оперативно-войсковая группа МГБ УССР обнаружила часть архива «Смока» – бывшего референта СБ и руководителя Краевого провода ОУН на Волыни Богдана Козака (убитого 8 февраля 1949 г. при попытке задержания в с. Петушки Ровенской обл.). Среди бумаг обнаружили письмо от имени «Провода ОУН на восточных украинских землях», адресованное «живому классику» украинской советской литературы Максиму Рыльскому.

В послании резко критиковались великодержавная внешняя политика СССР, «коммунизация» Восточной Европы, действия советской власти на Украине, приведшие к голодомору, эксплуатации рабочих, насильственной русификации. Крепко досталось и «оплаченным трубадурам-поэтам» из Союза писателей УССР и лично Максиму Тадеевичу: «Вы настоящий образец украинской продажности. Кто, как не вы, получили орден Трудового Знамени, звание лауреата, академика, народного поэта. В день празднования вашего пятидесятилетия получили орден Ленина. Стали членом КП(б)У, имеете прекрасную квартиру в доме писателей, получили 25 тыс. на ее ремонт. Ездите в Гагры, когда захотите…Жизнь каждого украинца мы бережем, а поэтому предостерегаем и даем возможность избавиться от собственных грехов. Возможно, потом будет поздно. Это письмо не показывайте никому. Поступите честно – сожгите его вместе с вашей предательской работой».

Как выяснилось позже, письмо было сфабриковано в Наркомате госбезопасности УССР как одно из звеньев сложного оперативного мероприятия. В начале 1945 г. С. Карин-Даниленко выдвинул идею создания легендированного «Провода ОУН на Восточноукраинских землях» в составе Белоцерковского, Конотопского, Днепропетровского, Криворожского, Николаевского «окружных проводов». Одной из главных задач лжепровода рассматривалось завязывание контактов с подпольем на Западной Украине, продвижение в его руководство собственной агентуры для дальнейшего разложения антисоветского движения сопротивления изнутри.

«Провод» должен был возглавить негласный помощник органов госбезопасности с 1924 г. Михаил Захаржевский («Таран», 1889–1945), бывший член Центральной рады. Под псевдонимом «Свой» разрабатывал украинскую интеллигенцию, был оставлен на оккупированной территории с заданиями от НКВД и стал активным функционером («проводником») подполья под псевдонимами «Донец» и «Таран». 19 января 1944 г. «Таран» восстановил связь с С. Кариным-Даниленко и был сразу же вовлечен в новое оперативное мероприятие. В Киеве и населенных пунктах Киевщины начали создавать провокационные «подпольные организации ОУН», куда вовлекли десятки не подозреваших подвоха национально сознательных граждан.

«Заместителя проводника “Тарана” изображала секретный сотрудник с 1927 г. “Евгения”» (Екатерина Миньковская, пользовавшаяся доверием и авторитетом среди национально сознательной украинской интеллигенции, чьи «крамольные» мысли «Евгения» долгие годы излагала в агентурных сообщениях в ГПУ – НКВД – НКГБ). Последняя за участие в успешной разработке НКГБ «Карпаты» на Киевский провод ОУН (арестовали 75 его участников) в 1944 г. удостоилась ордена Красной Звезды. На случай успешного развития игры с ОУН готовился и агент ЧК – ГПУ – НКВД с 1920 г. Т., призванный имитировать «проводника ОУН в Киеве».

Весной 1945 г. на Западную Украину отправились посланцы «Провода Восточных земель» – «Евгения» и «Ирина», сотрудничавшая с НКГБ с октября 1944 г. руководитель женской сети Луцкого провода ОУН и связная СБ Антонтина (Нина) Калуженко. В группу вошла и изображавшая «связную» между «Тараном» и подпольем на Западной Украине 22-летняя Людмила Фоя, член ОУН с 1943 г., завербованная НКГБ под псевдонимом «Апрельская».

Катастрофический провал

Людмила Фоя (посмертное фото)

Как свидетельствует изученное нами впервые личное дело «Апрельской»[73], Людмила Фоя родилась 3 сентября 1923 г. в с. Топоры Ружинского района Житомирской области. Ее отец, Адам Яковлевич, в Первую мировую войну закончил офицерские курсы, воевал, получил контузию и демобилизовался в 1916 г. Во время Украинской революции 1917–1920 гг. служил сотником в армии Украинской Народной Республики, в 1937–1938 гг. арестовывался. Своими национал-патриотическими взглядами оказал существенное влияние на дочерей Людмилу и Галину (связную подполья ОУН в Киеве, арестованную гестапо летом 1942 г.).

Приход немцев Людмила встретила выпускницей школы и вступила в возобновивший работу Киевский медицинский институт (в вузы столицы во время оккупации начали массово прибывать молодые люди из Западной Украины, среди которых было немало членов ОУН или ее «симпатиков»). Уже в августе 1941 г. познакомилась с членом ОУН «Яремой», давшей ей националистическую литературу (как отмечали на допросах знавшие Л. Фою по подполью, она «много работала над изучением украинского национализма»). Вскоре происходит перелом в мировоззрении, Людмила сжигает комсомольский билет.

Л. Фою познакомили с руководителем подполья ОУН(Б) на «Срединных украинских землях» Дмитрием Мироном («Орликом», смертельно раненным сотрудниками гестапо при попытке задержания возле Оперного театра в Киеве 24 июля 1942 г.)[74]. Сошлась она во взглядах и с опытной подпольщицей Надеждой Романив – «Верой», будущей супругой руководителя Краевого провода подполья ОУН в Галиции Сидора («Шелеста»). Супруги погибли в бою с оперативно-войсковой группой 14 января 1949 г. на Станиславщине, а написанные «Верой» воспоминания о киевском подполье «В Златоглавом» оказались приобщенными к делу по розыску упомянутого Б. Козака[75].

Националистка-неофит становится содержателем конспиративной квартиры по ул. Обсерваторной, куда к «Орлику» прибывали посланцы подполья Западной Украины. Среди «постояльцев» оказался и уроженец Станиславщины Богдан Козак, сыгравший впоследствии фатальную роль в судьбе оперативной игры НКГБ и самой Фои. Выезжала она с заданиями и на Волынь. Воспитывал подпольщицу националист Валентин Бойко (приехавший из Ровно студент сельхозинститута), призывавший «мстить немцам за сестру», сгинувшую в гестапо. В феврале 1943 г. Людмила вступила в ОУН.