Атеисты в мундирах. Советские спецслужбы и религиозная сфера Украины

Раскольнические действия епископа Феофила вызвали резкую отповедь со стороны Священноначалия. Экзарх Украины митрополит Михаил (Ермаков) созвал собор архиереев для суда над Феофилом (Булдовским), который, однако, отказался явиться на его заседания. Суд, в котором приняли участие 13 епископов, проходил заочно в декабре 1924 г. Булдовский и другие деятели «Лубенского раскола» 25 декабря 1924 г. были извержены из сана и отлучены от церкви. Тем не менее Феофил (Булдовский) и его единомышленники не вняли призыву архиерейского суда и продолжали свою антицерковную деятельность.

Феофил самочинно объявил себя «митрополитом». В конце 1925 г. Полтавским архиепископом Григорием (Лисовским) и викарием Полтавской епархии Прилукским епископом Василием (Зеленцовым) было подготовлено Определение о «главарях лубенского раскола», подписанное 13 украинскими православными архиереями. В Определении лидеры «булдовщины» объявлялись лишенными сана и отлученными от церкви. Определение было утверждено заместителем Патриаршего Местоблюстителя митрополитом Сергием (Страгородским).

Впоследствии власти советской Украины, убедившись в слабой эффективности «лубенского» и прочих расколов в борьбе с канонической Православной церковью, перешли к политике борьбы с этими раскольничьими сообществами. В результате антицерковных репрессий число приходов, состоящих под началом Феофила (Булдовского), в 1930-х гг. резко сократилось. Если в 1925 г. имелось 49 приходов БОПУПАЦ (45 тыс. прихожан), то в 1937 г. в Луганске закрыли последний храм «лубенцев».

6. Украинская православная церковь (1930–1936 гг.) митрополита Иоанна (Павловского), объединившая остатки УАПЦ после ее самороспуска (с подачи чекистов) и разгрома.

Кроме того, в Советской Украине к 1926 г. насчитывалось 317 приходов Римско-католической церкви (116 тыс. прихожан, также служивших объектом активной оперативной разработки ГПУ), 1242 иудейские общины (434 тыс. верующих), лютеран – 38,4 тыс., евангельских христиан – 67,5 тыс., баптистов – 33,2 тыс., адвентистов – 3,3 тыс., меннонитов – 42,8 тыс. В мистических сектах (скопцы, малеванцы, хлысты и др.) состояло свыше 64 тыс. человек. По мнению Секретного отдела ГПУ, где трудился С. Карин-Даниленко, всего в УССР к верующим относилось 40,4 % населения[50].

Как резали живое тело Христа

К приходу С. Карина-Даниленко в СО ГПУ украинские чекисты уже доложили в ЦК КП(б)У о «полном успехе» проведенной работы по расколу Православной церкви, что приближало конечную цель – «окончательное разложение духовенства и полный раскол церкви»[51].

Перед 3-й группой Секретного отдела СОЧ ГПУ УССР, куда определили Карина, стояла задача (как говорится в материалах личного дела) «борьбы с контрреволюционными проявлениями в религиозных группировках». Участок называли весьма сложным, так как репрессивные методы к клиру применялись (пока еще) «с соблюдением максимальной осторожности» во исполнение «ответственной партийной директивы». Перед ГПУ ставилась «задача негласного (то есть агентурного. – Прим. авт.) захвата в свои руки религиозных объединений. Работа этих организаций находится под нашим плотным (но негласным) влиянием».

Главным противником считалась Русская православная церковь. К 1925 г. в Советской Украине действовало восемь наиболее многочисленных епархий РПЦ во главе с Патриаршим экзархом Украины (с мая 1921 г.) митрополитом Киевским Михаилом. Функционировало 6453 прихода (около 4 млн 820 тыс. прихожан) канонической РПЦ, которую еще называли «старославянской», или «тихоновской», за верностью Патриарху Московскому и всея Руси Тихону[52].

«Крепким орешком» считалась Украинская автокефальная православная церковь (УАПЦ, «липковщина», по имени ее лидера «митрополита» Василия Липковского). Она характеризовалась чекистами как «весьма разветвленная и сильная шовинистическая группировка, проводящая вреднейшую работу в крестьянских массах». УАПЦ, утверждало ГПУ, «совершенно открыто проводит в религиозной форме национал-шовинистическую кампанию с ярко выраженным антисоветским уклоном».

Главным же оружием безбожной власти и спецслужб стало инспирирование многочисленных церковных расколов, нестроений и простого стравливания иерархов РПЦ, противопоставления канонической РПЦ автокефальной церкви. Поскольку «тихоновцы» ведут антисоветскую агитацию в «монархическом направлении», обвиняют власть в притеснениях церкви, подчеркивали чекисты, необходимо основные усилия сосредоточить на разложении РПЦ и УАПЦ и «укреплении за их счет обновленчества».

Напомним, что обновленческий раскол РПЦ, оформившийся при активном содействии ЧК в 1922 г., в Украине принял форму Синодально-обновленческой церкви. В 1925 г. ГПУ «даровало» ей «автокефалию» для углубления противостояния РПЦ, насчитывалось 1497 общин обновленцев с 921 тыс. прихожан. Давление властей привело к тому, что в столичном Харькове обновленцы имели 26 храмов, а каноническая РПЦ – один[53].

Особой заслугой С. Карина-Даниленко считались достижения контроля и последующего простимулированного чекистами самороспуска УАПЦ. Сводка ГПУ № 37/47 за время с 11 по 18 сентября 1927 г. отмечала: «…В октябре в г. Киеве должен состояться Всеукраинский Покровский собор УАПЦ, …органами ГПУ поставлена серьезная задача добиться на Покровском съезде переизбрания митрополита, заменив ЛИПКОВСКОГО более приемлемым для нас кандидатом». «В этой группировке удалось – без применения репрессий – добиться от собора добровольного удаления всех столпов контрреволюции, в том числе самого Липковского», – отмечали впоследствии начальники Карина[54].

Контрразведчик прекрасно разбирался в явных и тайных сторонах натуры епископов-«самосвятов», давая им в отчетах для ЦК лаконичные и уничижительные характеристики. Так, В. Липковский предстает «куркулем по природе», «обыкновенным авантюристом, для которого удовлетворение своих мелких житейских потреб и непомерного честолюбия является альфой и омегой всех его начинаний, …завтра может быть и врагом Украины, если это может быть полезным для его кармана». Председатель ВПЦР Василий Потиенко – «работает не как религиозный человек, а как украинский шовинист». «Епископ» Нестор (Шараевский) – «любит Малороссию за хороший борщ, колбасу и чудесные песни». Александр (Ярещенко) – «более атеистичен, чем религиозен», «для него церковь не цель, а средство для объединения “самостийных” сил Украины». Юрий (Жевеченко) – просто «атеист» и т. д.[55]

Заметным называли и вклад Карина в «разложение тихоновской церкви» в 1923–1931 гг.[56] Сергей Тарасович, наряду с председателем ГПУ УССР В. Балицким, К. Карлсоном и В. Горожаниным, входил в состав Всеукраинской антирелигиозной комиссии (ВАК). Сотрудничал с НКВД УССР, где работал отдел по отделению церкви от государства, эксперт которого Юрий Любинский отличался большой продуктивностью по части составления доносов в ГПУ, приобщавшихся затем к уголовным делам на активных функционеров УАПЦ[57].

Разумеется, по автокефалам продолжалась агентурная работа, наиболее «антисоветски настроенные» высылались за пределы Украины. Нередко санкции по отношению к верхушке автокефалистов принимались совместными решениями ВАК при ЦК КП(б)У. Как и в случае с непокорным священством РПЦ, СО ГПУ (согласовав с ВАК) подавал Особому совещанию ГПУ (внесудебный карательный орган) представление на высылку тех или иных активистов УАПЦ за пределы УССР с содержанием в лагерях, поскольку их «дальнейшее пребывание может привести к срыву нашей работы по автокефалам». С. Карин принимал непосредственное участие в оперативной разработке автокефалов, включая и пребывание их в местах предварительного заключения (ДОПРах).

Постепенно сформировался комплекс оперативных методов, применявшийся органами ГПУ для разложения церковной организации:

• использование самого духовенства для постановки под контроль управления церковной жизнью (в том числе через вербовку и негласное сотрудничество) под угрозой преследований и репрессий;

• учет и оперативное использование особенностей характера отдельных епископов и иереев, разногласий в церковной среде, гордыни (через поощрения материального и карьерного характера);

• постановка в материальную зависимость (как отмечали чекистские документы, «надеяться на доброжелательное отношение к советской власти нельзя», поэтому священников надлежит связывать деньгами и другой заинтересованностью – «будет вечный раб ЧК»);

• запугивание слабохарактерных лагерями и тюрьмами[58].

В служебных документах отмечалось, что Карин «тяготится работой по линии «Д» (то есть духовенства, видимо, тянулся к «чистой» контрразведывательной деятельности). Тем не менее фактический руководитель «3-й группы» (антирелигиозной) работал против «церковной контрреволюции», в прямом смысле слова, на износ – страдавшему «активным туберкулезом обеих легких» чекисту предписывали лечиться в санатории буквально в приказном порядке. Добавились и заботы о семье – 1 сентября 1925 г. у него родилась дочь Ирина.

Агентурно-оперативная работа получила весьма высокую (граничащую с восторженной) оценку в служебных аттестациях, благо их еще не писали дубово-казенными штампами.

«Самый лучший» борец с церковью

1 января 1926 г. В. Горожанин так аттестовал подчиненного: «…Уполномоченный группы по духовенству… Из очень немногих работников-чекистов, специалистов по духовным делам, по-видимому, самый лучший. Провел очень тонкую и сложную работу по укреплению обновленчества (Это не опечатка. – Прим. авт.) на Украине. Незаменимые его качества – умение разговаривать с попами и способность к вербовке… Незаменимый специалист в порученной ему области. Горизонт в работе большой и глубокий»[59]. В характеристике за 1929–1930 гг. указывалось, что Карин «имеет большие заслуги по борьбе с церковной контрреволюцией на Украине».

Начальники не жалели эпитетов для похвалы: «В работе тов. Карина много образцов агентурного совершенства. Был случай, когда в Киев съехалось на совещание около 30 епископов, известных своей контрреволюционной деятельностью. В течение нескольких дней епископы были настолько обработаны, что стали беспрекословно выполнять директивы ГПУ» (видимо, речь шла о съезде епископов-«самосвятов» Украинской автокефальной православной церкви)[60].

Отметим, что агентурная работа «по церковникам» велась планомерно и с размахом. Судя по смете на первое полугодие 1926 г., в ГПУ по РПЦ и «обновленцам» «работало» по 84 секретных сотрудника («сексота», то есть тех, кто негласно принимал участие в активных оперативных мероприятиях и разработках), 66 – по УАПЦ, 36 – по «Собору епископов», 24 – по ДХЦ, 84 – по протестантским конфессиям (всего по УССР – 378 с месячным окладом 20 рублей каждому). На каждый католический костел полагалось по два сексота. Более того, в руководящих звеньях конфессий вербовались платные осведомители. Наибольшую мзду полагалось отколовшимся (по воле ГПУ) от УАПЦ деятелям Действенно-Христианской церкви (ДХЦ) – «единственным их стимулом могут быть деньги», – честно отмечала 3-я группа. Всего ГПУ просило выделить по «церковной линии» на указанный период 81 540 рублей[61].

В результате, констатировало ГПУ, удается «руководить» основными конфесссиями, кроме УАПЦ (где «агентура только информирует нас о нелегальных мероприятиях»), в остальных же религиозных течениях верхушка «не только выполняет указанные функции, но и делает по нашему указанию церковную политику».

Фамилия «Карин» нередко встречается в воспоминаниях выживших церковных деятелей того времени в контексте плетущихся ГПУ интриг и подготовки очередных нестроений в таком духе: «…Архиепископ Георгий стал обвинять епископа Макария и епископа Сергия и других в неправильной линии поведения, говорить о каком-то предательстве и даже послал в Москву… с секретным письмом к митрополиту Михаилу (Ермакову), стремясь возбудить недоверие экзарха к ближайшим и проверенным сподвижникам. Он уговаривал “приехать в Киев и здесь на месте решить все дела”, загадочно намекая на какие-то обещания сотрудника ГПУ Карина». О нем как о «главном уполномоченном Харьковского ГПУ по религиозным делам» говорили и в связи с инспирацией соборов УАПЦ[62].

К началу 1930-х гг. органы госбезопасности в целом посчитали реализованной свою стратегию агентурно-оперативного подрыва (раскола) православия. Наряду с канонической РПЦ существовали и раскольнические течения, и «катакомбная» Истинно-Православная церковь. Во многом РПЦ спасли кротость, смирение и дальновидность заместителя Местоблюстителя Патриаршего престола (с 1937 г. – местоблюстителя), будущего патриарха, митрополита Сергия (Страгородского, 1867–1944).

Еще 29 июля 1927 г. владыка Сергий издал «Послание православным архипастырям, пастырям и пасомым Московского патриархата», в котором говорилось, что «мы, церковные деятели, не с врагами нашего Советского государства и не с безумными орудиями их интриг, а с нашим народом и Правительством».

«Нам нужно не на словах, а на деле, – подчеркивал владыка Сергий, – показать, что верными гражданами Советского Союза, лояльными к советской власти, могут быть не только равнодушные к православию люди, не только изменники ему, но и самые ревностные приверженцы его, для которых оно дорого, как истина и жизнь, со всеми его догматами и преданиями, со всем его каноническим и богослужебным укладом.

Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой – наши радости и успехи, а неудачи – наши неудачи. Всякий удар, направленный на Союз, будь-то война, бойкот, какое-нибудь общественное бедствие или просто убийство из-за угла, подобное Варшавскому, сознается нами как удар, направленный в нас. Оставаясь православными, мы помним свой долг быть гражданами Союза “не только из страха, но и по совести”, как учил нас Апостол (Рим. 13, 5)»[63].

Однако и это не уберегло РПЦ от будущих акций по физическому репрессированию ее духовенства.

Как отработанный материал

Печально сложилась судьба УАПЦ и ее лидеров. На рубеже 1920–1930-х гг. активизируются и ужесточаются репрессии против ставших политически и оперативно ненужных «самосвятов». По некоторым данным, всего жертвами репрессии стали 34 епископа и до 2000 служителей УАПЦ[64].

27 ноября 1937 г. после недолгого следствия, на основании «показаний» других лиц, был расстрелян первый «митрополит» УАПЦ Василий Липковский. Идеологом автокефалии Украинской православной церкви выступал Владимир Чеховский (премьер-министр и министр иностранных дел Украинской Народной Республики в декабре 1918 – апреле 1919 г.), который с октября 1921 г. возглавлял Идеологическую комиссию (!) УАПЦ (вряд ли случайно, что незадолго до этого Следственная комиссия при Совете народных комиссаров УССР «полностью реабилитировала» его от обвинений в «петлюровщине»).

Однако и это оказалось фарсом: в 1922–1924 гг. отстранили от преподавания в Киевском мединституте, политехникуме, работы в Сельскохозяйственном научном комитете. Бывший премьер перебивался переводами, жена переписывала бумаги, в 1923 г. после тяжелой болезни умерла единственная дочь Люба… К тому же С. Карин обложил «украинского шовиниста» агентурою, отмечавшей: «Держался уверенно, спокойно, импозантно и не считал себя погибшим, приобрел большой авторитет и любовь, за него станут горой».

Именно В. Чеховский стал председателем подконтрольного ГПУ 2-го Всеукраинского православного церковного собора УАПЦ в 1927 г. Дождавшись исполнения этой роли, в сентябре 1928 г. чекисты запретили ему заниматься любой церковной деятельностью.

Вновь арестовали идеолога автокефального раскола 17 июля 1929 г. Допросы его вели все тот же В. Горожанин и начальник отделения СО ГПУ УССР Борис Козельский (Бернард Голованевский, «специалист» по украинскому повстанчеству и «контрреволюционным партиям», застрелившийся 2 января 1936 г. в служебном кабинете в предчувствии неминуемого ареста; руководителям подразделений глава НКВД УССР Всеволод Балицкий объявил, что коллега ушел из жизни по причине «нервного истощения на почве беспощадной борьбы с контрреволюцией», а также страдая от сифилиса)[65].

В. Чеховскому отвели одну из главных ролей сфабрикованного ОГПУ судебного процесса над несуществующей «Спилкой освобождения Украины» (СВУ), чекисты-сценаристы избрали его на роль «заместителя председателя Президиума» СВУ, «ответственным за работу среди “автокефальных кругов”». Сломав подследственного психологически (оперработники тогда еще старались действовать «тонко»), направили его показания в нужное русло. Показания «обработанного» В. Чеховского помогли «религиоведам» из ГПУ провести одну из серьезных акций – созыв «чрезвычайного собора» УАПЦ 28–29 января 1930 г., который принял резолюцию о «связях УАПЦ с СВУ», «контрреволюционность» автокефалии и провозгласил самоликвидацию УАПЦ.

Самому В. Чеховскому по делу СВУ высшую меру наказания заменили 10 годами строгой изоляции, и Владимир Моисеевич оказался в Савватиевском политизоляторе близ страшной Секирной горы на Большом Соловецком острове.

Во время «чистки» лагерей в 1937 г. «тройка» Ленинградского УНКВД приговорила В. Чеховского к расстрелу. В ноябре того же года приговор привели в исполнение в карельском урочище Сандармох, где за неделю заместитель начальник Админхозуправления Ленинградского УНКВД капитан Михаил Матвеев и его подручный Ю. Алафер собственноручно расстреляли 1111 соловецких узников. В 1956 г. сестре Настасии Чеховской в ответ на обращение в МВД СССР сообщили «легендированную» версию: «…Чеховской В.М., отбывая наказание, умер в местах заключения 13 января 1940 г. от кровоизлияния в мозг».

Нельзя не отметить, что благодаря вездесущим информаторам ГПУ чекистские документы донесли до нас, что Господь и в эти драматические годы не оставлял Украину. В отчетах коллег С. Карина-Даниленко отмечалось, что только в 1925 г. в республике выявлено 17 случаев обновления икон, а осенью этого года в Киевском округе произошло «демидовское чудо» – явление Христа пастухам.

Именно к концу трагических 1920-х гг. относится одно из пророчеств преподобного Серафима Вырицкого: «Ныне пришло время покаяния и исповедничества. Самим Господом определено русскому народу наказание за грехи, и пока Сам Господь не помилует Россию, бессмысленно идти против Его святой воли. Мрачная ночь надолго покроет землю Русскую, много нас ждет впереди страданий и горестей. Поэтому Господь и научает нас: “терпением спасайте души ваши” (Лк. 21, 19)»[66].

В 1927 г., очевидно за успехи в сеянии расколов и нестроений в православии, свертывании автокефального движения, Коллегия ОГПУ СССР наградила богоборца именным «маузером», а 1932 г. – знаком Почетного чекиста. Он возглавил 3-е отделение (антицерковное) в Секретном отделе ГПУ УССР (по должности став «главным религиоведом» ведомства В. Менжинского в Украине).

Помощник резидента

Внеся раскол «тихоновцам» и «добив» УАПЦ, С. Карин-Даниленко в начале 1931 г. смог перейти на участок, знакомый ему с начала 1920-х, – во внешнюю разведку со специализацией по «украинской контрреволюционной эмиграции». В 1931–1933 гг. работал в Праге помощником резидента внешней разведки по «разработке украинской контрреволюционной эмиграции». Будучи помощником начальника Иностранного отдела НКВД УССР, принял участие в операции «Академия», закончившейся нейтрализацией двух террористов Российского общевоинского союза, прибывших в СССР для организации покушения против «вождей партии и советского правительства».

Сотрудник резидентуры внешней разведки Сергей Карин-Даниленко (начало 1930-х гг.)

Судя по материалам личного дела, период активной коллективизации чекист провел за рубежом – с января 1931 по июль 1933 г. находился в оперативной командировке по линии Иностранного отдела ОГПУ СССР в Праге со специализацией по «украинской контрреволюционной эмиграции». Видимо, глубокое знание чекистом украинского национального движения и его политических организаций в совокупности с недюжинным агентурно-оперативным опытом послужили причиной назначения его помощником резидента разведки ОГПУ по работе в среде украинской эмиграции – ведь именно Прага в Чехословакии в целом стала в межвоенный период основным политико-культурным и образовательным центром «второй волны» украинской эмиграции. В Чехословакии, при поддержке ее лидера Томаша Масарика, осело немало военнослужащих армии УНР, сотрудников госаппарата украинской несоветской государственности, национальной интеллигенции. Помогло ему и владение чешским и польским языками.

Резидентуру внешней разведки ОГПУ в Праге с 1931 г. возглавлял способный разведчик Станислав Глинский (служил в ВЧК с 1918 г., принимал участие в знаменитой оперативной игре «Трест» с белой эмиграцией, служил резидентом в Латвии). С. Глинский повел в Праге активную работу по проникновению в белогвардейские организации генерала Кутепова, добыл сведения о белоэмигрантских организациях – РОВС, «Галлиполийцы», «Крестьянская Россия». Усилиями резидентуры была добыта информация о том, что военные центры белой эмиграции не отказались от попыток новой военной интервенции. В частности, руководство РОВС рекомендовало своим членам в Праге, Варшаве, Софии, Париже, Берлине, Белграде и других европейских столицах готовить «тройки» и «пятерки» для проведения терактов против советских дипломатов и заброски диверсионных групп на территорию СССР.

Информация Глинского (за активную работу в Праге был награжден вторым орденом Красного Знамени) неизменно получала высокую оценку в Центре: среди чрезвычайно важных упреждающих сведений можно назвать сообщения о планах Германии по захвату Судетской области, о расширении пронацистской пропаганды в Чехословакии. Сотрудникам его резидентуры удалось также проникнуть в Организацию украинских националистов (ОУН) и постоянно быть в курсе их террористических планов. Нетрудно предположить, что определенную роль здесь сыграл С. Карин.

9 декабря 1937 г. Станислава Глинского расстреляли по постановлению особой «тройки» (как «польского шпиона»), супругу Анну сослали на 10 лет в Карагандинские лагеря. В 1947 г. она возвратилась к родственникам в Москву, но была вновь сослана в Воркуту. По дороге скончалась и похоронена в безымянной могиле в воркутинской тундре. Всего же за период «Большого террора» 1937–1938 гг. расстреляли около 40 резидентов внешней разведки НКВД, не говоря уже о репрессировании значительного количества опытных оперативников-агентуристов, ценных агентов. Пражского шефа С. Карина 22 сентября 1956 г. посмертно реабилитировала Военная коллегия Верховного Суда СССР.

В этот период чекист принял личное участие в оперативной разработке «Академия», направленной против Российского общевоинского союза (РОВС). Созданный в 1924 г. в эмиграции главнокомандующим Русской армией генерал-лейтенантом П. Врангелем РОВС, на момент образования насчитывал до 100 тыс. военнослужащих с опытом Первой мировой и Гражданской войн, пылавших желанием взять реванш у Советов за поражение в 1917–1920 гг. Основным средством борьбы РОВС избрал террористическую и разведывательно-диверсионную деятельность (во взаимодействии со спецслужбами Англии, Франции, государств – западных соседей СССР), сопровождавшуюся покушениями на советских представителей за рубежом, заброской в СССР вооруженных групп и подготовкой терактов против руководителей ВКП(б) и Советского государства. С 1927 по середину 1930-х гг. на территории СССР было убито в перестрелках или захвачено около 100 эмиссаров РОВС и других белоэмигрантских организаций. Одним из очагов деятельности РОВС как раз и стала Чехословакия (ЧСР). В 1931 г. советская разведка получила информацию о планировании находяшейся в ЧСР террористической группой РОВС генерала Хоржевского покушений на И. Сталина. Вероятно, именно этот сигнал и стал отправным для разворота дела «Академия».

К сожалению, нам не известны подробности этой операции. Однако в личном деле С. Карина-Даниленко констатируется, что результатом оперативных мероприятий стало задержание двух «крупных террористов РОВС», заброшенных в СССР для организации террористического акта против «вождей партии и советского правительства». Попутно отметим, что при всей вакханалии незаконных репрессий и фабрикации дел «о терроризме» было бы неверно сбрасывать со счетов реально ведшуюся против СССР подрывную деятельность, активными участниками которой и стали подконтрольные западным спецслужбам боевые организации антисоветской эмиграции.

Видимо, С. Карин эффективно потрудился на ниве разведки – в 1932 г. его удостоили высшей ведомственной награды, знака Почетного чекиста, которым тогда не разбрасывались. В 1933–1934 гг. Карин-Даниленко занимал должность начальника 3-го отделения Особого отдела Украинского военного округа и ГПУ. О результативности его как разведчика свидетельствует и то, что со 2 мая 1934 г. по 9 января 1937 г. он получил назначение на должность помощника начальника Иностранного отдела НКВД УССР. Кроме того, в марте 1936 г. разведчику довелось выезжать в оперативную командировку в Берлин.