Полная версия
Сцены из народного быта
Настасья Климовна. А уж я, матушка, за тобой посылать хотела.
Дарья Спиридоновна. Что это вы, сестрица? Что с вами?
Настасья Климовна. Нужна ты мне больно. Садись-ка.
Дарья Спиридоновна. Крестник вам кланяется, сестринька. Ведь уж он у нас, сестрица, на покров стал дыбочек стоять… А я все эти дни-то измучилась, сестринька. Ведь у меня внизу жилец третий месяц ни копеечки не платит.
Настасья Климовна. Что твое горе, кумушка!.. Моего-то ты горя не знаешь.
Дарья Спиридоновна (с удивлением). Да что у вас такое?
Настасья Климовна (сквозь слезы). Ведь Иван-то Петрович четвертый день домой глаз не показывает.
Дарья Спиридоновна. Что вы? Да как же это?
Настасья Климовна. Так. Уехал к городовому[11] да вот…
Дарья Спиридоновна. На своей лошади-то?
Настасья Климовна. На своей. Да и лошади-то нет. Бог знает, что с ним делается теперь. (Плачет.)
Дарья Спиридоновна. Что ж вы так убиваетесь-то, сестрица? Его дело мужское: может, что и нужное делает.
Настасья Климовна. И ведь никогда с ним этого не было. Вот двадцать лет живем – впервой такая оказия.
Дарья Спиридоновна. Вы бы, сестрица, на картах разложили.
Настасья Климовна. Раскладывала, да ничего не действует. Веришь ли богу, кумушка, вся душенька-то у меня выболела. Чего-чего уж я не придумала: и убили-то его, и утонул-то он, и с Ивана Великого как не упал ли…
Дарья Спиридоновна. Что это вы какая мнительная! Молоденький, что ли, он?… Пойдет он на Ивана Великого!.. Его и на парадное крыльцо ведут под руки…
Настасья Климовна. Да ведь все может быть… Вот нонче сон опять какой страшный…
Дарья Спиридоновна. А вы что видели, сестрица?
Настасья Климовна. Ох!.. Вот вишь ты: будто бы я стою на горе…
Дарья Спиридоновна. Да-с.
Настасья Климовна. Только будто бы Иван-то Петрович пьяный-распьяный стоит да на меня пальцем грозит.
Дарья Спиридоновна. Ишь, страсти какие!
Настасья Климовна. А лошадь-то будто бы…
Дарья Спиридоновна. Вы бы, сестрица, к Ивану Яковлевичу съездили. Я к нему за всяким делом хожу. Вот, бывало, мой покойник запьет – я и к нему. Бывало, только и спросишь: «Иван Яковлевич, что будет рабу Симиону?» Сейчас скажет алн так на бумажке напишет. Настасья Климовна. Боюсь я одного, кумушка, как он да нехристианскою смертью помер-то» (Плачет.)
ЯВЛЕНИЕ IIТе же и Акулина Андреевна.
Настасья Климовна. Матушка, Акулина Андреевна, не знаешь ты моего горя… не пожалеешь ты меня…
Акулина Андреевна. Пожалела бы я тебя, когда бы не так глупа была.
Настасья Климовна (вскакивая со стула). Да вы разве, голубка, слышали что?
Акулина Андреевна. Это вот ты тут на боку-то лежишь, а я все документы разведала.
Настасья Климовна (бросаясь к ней). Матушка, успокой ты меня, скажи, что с ним сделалось? Какой он смертью-то помер?
Акулина Андреевна. Еще он нас с тобой переживет… Да кабы на мой ндрав такие дела, да я бы его… На что это похоже? Пристало ли старику?…
Настасья Климовна. Да где же он?
Акулина Андреевна. Да у меня волос дыбом стал, как мне сказали… И ты дура будешь, если не сделаешь по-моему. Да я бы из его бороды весь пух выщипала! Он, матушка ты моя, не тебе будь сказано, изволит в Марьиной роще с цыганками…
Настасья Климовна. Ах!..
Акулина Андреевна. Все с себя пропил. Лошадь-то ваша теперь в депе, вчера в депо взяли: пьяный Тимошка задавил кого-то.
Дарья Спиридоновна. Что это вы, Акулина Андреевна, во сне или к зубам? Да разве братец пьет?
Акулина Андреевна. Уж молчи, коли тебя бог обидел…» Потакай пьяницам-то. Твой такой же сокол был, вспомни-ка, сколько раз…
Дарья Спиридоновна. Уж вы всегда бедных-то людей…
Акулина Андреевна. Да ты роли-то не представляй! (Обращаясь к Настасье Климовне.) Ну, что ты, матушка, стоишь-то? Одевайся. Тащи его домой да опозорь его хорошенько, да в бороду-то ему наплюй при всем честном народе, чтоб он блажь-то в голову не запускал.
Дарья Спиридоновна. Что ж, сестрица, поезжайте! Может, с братцем, в самом деле, какое несчастье; он вас-то скорей послушает.
Настасья Климовна. А ну, как он да без нас сюда приедет?!
Акулина Андреевна. Точи лясы-то! (Берет ее за руку и уводит.)
ЯВЛЕНИЕ IIIКухарка (из дверей). Что, матушка, искать поехали? Да уж где найтить! Ты, Спиридоновна, этому не дивуйся: это он от ней и бедствует-то. Я, матушка, у господ жила, да такой май-то не привидывала. Бывало, барыня прикажет тебе распорядиться там, а эта день-деньской торчит все в кухне да по горшкам нюхает. А ругаться-то пойдет… да я такой обидчицы в жизнь мою не привидывала! И такая-то ты, и сякая-то ты… тьфу! Ведь у них, матушка, за что дело-то вышло: намедни сидят они так-то за чаем, а она ему все в уши: «Пиши, говорит, духовную: не ровен час – помрешь, меня по миру пустишь». А он так-то залился слезами: «Да что ж, говорит, ужли тебе, говорит, моей смерти пожелалось?…» Уж она у нас, матушка, такая клятая; у них и род-то весь такой. Вот когда сестра ее придет, семь разов в день самовар поставишь…
Дарья Спиридоновна. Вижу, красавица, сама вижу, какие она с ним язвы-то делает. Уж она испокон веку такая мытарка была, через ее милость и мы в бедность произошли. Это братца бог наказывает за то, что он родных не послушал, против нашей воли женился. Мы ему тогда говорили: «Погодите, братец, мы вам худа не желаем, свет-то ведь не клином сошелся, мы вам найдем невесту богатую, из хорошего рода». – «Нет, говорит, не могу с своим сердцем управиться». Вот теперь и управляйся!
Кухарка. Да она, должно, приворожила его.
Дарья Спиридоновна. Нет, матушка, ему судьба такая, его опутали. Взял-то он ее в одном платьишке; обул, одел ее, салопов ей разных нашил. Как поступила она в богатство-то – и давай мудровать! И то не так, и другое не так. Иван-то Петрович терпел-терпел, да с горя-то, должно быть, и запил.
Кухарка. Э!
Дарья Спиридоновна. Так мы, матушка, и обмерли! Да четыре года после этой оказии и курил. Чего-чего тогда с ним – не делали, чем-чем не лечили…
Кухарка. Как же остановили-то?
Дарья Спиридоновна. А вот, вишь ты. Сидим мы так-то раз да и плачем. «Экое, – я говорю, – нашему роду пострамление!» А молодая-то хозяюшка стоит перед зеркалом да ломается. Я и говорю: «Что это, говорю, Настасья Климовна, неужели на тебе креста-то нет! Мы, говорю, все в таком несчастии находимся, а тебе и горюшка мало!» Она этак вывернулась фертом. «Мне-ста, говорит, что за дело? Я его не неволю пить-то…» Такое-то меня зло взяло! Я с сердцов-то и наступила на нее. «Да от кого ж он, говорю, пьет-то? Ты, говорю, в наш дом несчастье принесла!» Только мы кричим, а Иван-то Петрович что-то и застучал. Я к двери-то, думаю – не помер ли. А он, матушка ты моя, ходит по горнице да все руками отмахивается… так-то все отмахивает… Махал, махал, да как грохнется!.. И сделался вот, надо быть, мертвый. Как очнулся-то, и говорит: «Мне, говорит, было видение». Я и говорю: «Какое же вам, братец, было видение?» – «Не велено, говорит, сказывать. Все, говорит, можно сказать, только одного слова нельзя говорить».
Кухарка. Да, вот тоже, как я у господ жила, так барской камардин так-то помер, – запил тоже, да на другой день и очнулся. Стали его допрашивать, – все сказал, только одного слова недопросили.
ЯВЛЕНИЕ IVТе же и Амосович.
Амосович. Что, матушка, не слыхать ли чего?
Дарья Спиридоновна. Ах, Амосыч, пропала наша головушка! Ведь запил!
Амосович. В такую, знать, компанию попал… в пьющую… Эхма! Слабостям-то мы, матушка, больно подвержены; тешим плоть свою на сем свете, а об часе-то смертном не подумаем. А ведь окаянному это на руку: он в те поры так за нами и ходит, так в греховные узы-то нас и опутывает.
Дарья Спиридоновна. Давно я тебя не видала, Петр Амосыч. Что дочка-то твоя?
Амосович. Ничего… живет. Видел намедни в соборе. Хотел было подойти, да боюсь – огорчишь, ведь барыня; против других совестно будет, вишь я какой! А то вот зимой-то ходил с ангелом поздравить, да на глаза-то не приняла. «Гостей, говорит, много». Посидел там у них в кухне, погрелся. Спасибо, кухарка у них такая добрая, рюмочку поднесла да обедать с собою посадила… А экономка с лакеем двугривенничек выслала… все добрые люди, матушка. Вот теперь хоть бы Иван Петрович: фа-терку мне дает, все у меня свое тепло есть, а то, зимнее-то дело, ложись да помирай. Что говорить, матушка, не легко есть чужой хлеб, коли сам народ кормил… Совестно, матушка! Иной раз пораздумаешься – кусок в горло нейдет…
Дарья Спиридоновна. Что ж вы у дочери-то не живете? Неужели на ней креста-то нет, что она вас на старости и согреть не хочет? Неужели она не боится божеского наказания?
Амосович. Ну, бог с ней! Ведь бог все видит!.. Отец и денно и нощно пекся об ней, а она против родителя… Захотелось вишь благородной, барыней быть захотелось!.. Ведь она, матушка, без моего благословения с барином под венец-то пошла. (Плачет.) Да я ей, матушка, и то простил. Я ей все отдал, все, что еще старики накопили, я ей отдал. На, дочка, живи да нашу старость покой, а она… ну, бог с ней! Ты подумай, матушка, кабы я пьяница был…
За сценой голос Ивана Петровича: «В гостях хорошо, а дома лучше».
ЯВЛЕНИЕ VВихров очень навеселе и Щурков.
Вихров, (входя)
Ты, Настасья, ты, Настасья,Отворяй-ка ворота.Вот мы к тебе вся компания!
Амосович. Эх, Иван Петрович, на старости ты лет…
Вихров. Что ты мне можешь препятствовать? Вон сейчас! Ты моей милостью на свете живешь. Я тебя с лица земного сотру! Вон!
Дарья Спиридоновна. Ее нет, братец.
Вихров. А, сестрица любезная! А где жена?
Дарья Спиридоновна. Ее нет, братец.
Вихров. Зачем же ты на мои глаза показалась?
Дарья Спиридоновна. Я навестить вас пришла, братец.
Вихров. Ладно, ступай в свое место. (Обращаясь к Щуркову.) Ну, ты, прощалыга! Представляй киятры.
Щурков. Это можно-с, только гитарки-то нет-с.
ЯВЛЕНИЕ VIНастасья Климовна (вбегает). Да что это ты, батюшка, вздумал на старости лет крамбольничать-то?
Вихров. Молчать! Ходи в страхе! Топну ногой – понимай, что значит.
Настасья Климовна (к Щуркову). Ты что за человек?
Вихров. Гони его в шею – это грабитель.
Щурков. В гости звали, да и гнать-с!
Вихров. Сволочь! Вот как мы об тебе понимаем. (Опускает голову на стол.)
Настасья Климовна. Вон, вон!..
Щурков. Конечно, сударыня, средства мои не позволяют мне быть хорошо одетым, но и в несчастном положении я сохранил благородные чувства. Конечно, благодетель мой в таком виде и отрекомендовали меня…
Настасья Климовна. Ступай, ступай!
Щурков. Позвольте мне, как благородному человеку, просить рюмку водки.
Настасья Климовна. Да с чего ты взял? Пришел в чужой дом незваный и непрошеный…
Щурков. В таком случае позвольте мне с вами проститься».
Настасья Климовна. Прощай, батюшка, ничего…
Амосович. Ступай, коли говорят, ступай…
Щурков подходит к Настасье Климовне и протягивает ей руку.
Настасья Климовна. Это ты что еще выдумал?
Щурков. Я уважаю вас как строгую женщину, а потому прошу позволения поцеловать вашу руку.
Настасья Климовна. Нет, батюшка, мы отродясь такими делами не занимаемся.
Щурков. Как вам угодно-с. Впрочем, если вам не будет составлять беспокойства, позвольте мне рюмку водки.
Настасья Климовна. Вон!
Щурков медленно уходит.
ЯВЛЕНИЕ VIIТе же, без Щуркова, Вихров (подымая голову). А где мои гости? Давай нам музыку. Аленка, валяй вприсядку.
Ты, Настасья, ты, Настасья,Отворяй-ка ворота…Настасья Климовна. Опомнись, Иван Петрович…
Вихров. Прочь! Где моя подруга жизни?
Настасья Климовна. Досталось твоей подруге-то жизни; тебя бы…
Вихров. Меня? Не смей!.. Меня грабить!.. Я загулял, а меня грабить!.. Дарья Спиридоновна, я в Марьину рощу попал, а за что они меня били? Деньги были мои… три тысячи серебром денег-то было…, За что они меня били?…
Все. Кто же тебя бил-то?
Вихров. Все меня били!.. Тимошка, ты хочешь лошадь пропить, потому хозяин этого чувствовать не может… Врешь!.. Меня ограбили!.. Меня ядом напоили, я помереть должен!.. Я пропащий человек! За что они меня били?… Цыганка… она меня у… уду… удушить хотела… За что они меня били? (Опускает голову на стол.)
Дарья Спиридоновна. Должно быть, сестрица, и впрямь его опутали.
Настасья Климовна. За что же они его били-то?
Амосович. Такая уж компания… пьющая!
Дарья Спиридоновна. Да ничего, сестрица. С моим покойником часто бывали такие оказии-то. Пройдет!
«Отечественные записки» Na 9, 1855 г.
С широкой масленицей
Сцены
(Сцена представляет трактир в московском захолустье. За столом сидят купцы, мещане, мастеровые и т. п.)
– С широкой масленицей имею честь поздравить!
– И вас также.
– Масленица – сила большая! Наскрозь всю империю произойди – всякий ее почитает. Хотя она не праздник, а больше всякого праздника. Теперича народ так закрутится, так завертится – давай только ему ходу!.. Сторонись, пироги: блины пришли! Кушай душе на утешенье, поминай своих родителев!
– Да, уж именно… увеселенье публике большое!..
– Вчера наш хозяин уже разрешение сделал: часу до четвертого ночи портером восхищались.
– Православные, с широкой масленицей! Дай бог всем! Теперича масленица, опосля того покаяние! Ежели, примерно, воровал али что хуже – во всем покаемся и сейчас сызнова начнем. Все люди, все человеки! Трудно, а бог милостив! Мне бы теперь кисленького чего… я бы, может, человек был…
– Бедный я человек, неимущий гражданчик, можно сказать – горе горецкое, а блинков поел!.. Благодарю моего господа бога! Так поел, кажется…
– Дорвался!
– Дорвался! Верное твое слово – дорвался. Штук тридцать без передышки! Инда в глазах помутилось!..
– Что ж, ведь обиды ты никому не сделал…
– Кухарку, может, обидел, заставил стараться, а то никого…
– Семен Иваныч, блины изволили кушать?
– Да я крещеный человек аль нет? Эх ты… образов вание!..
– Что у вас: сюжет насчет масленицы? Так я вам могу доложить, что супротив прежних годов обстоятельства ее оченно изменились, и ежели где справляют ее по-настоящему, так это у папы рымского, но только, между прочим, заместо блинов конфеты едят.
– Тьфу! Разве может конфета против блина выстоять?
– Блин покруче конфеты; как возможно!.. Конфете с человеком того не сделать, что блин сделает.
– Блин, ежели он хороший, толстый да его есть без разума, – об душе задумаешься.
– Человеком! Иному ничего, ешь его только с чистым сердцем.
– Я больше со сметаной обожаю…
– И сейчас это папа рымский выдет на балкон, благословит публику с широкой масленицей, и сейчас все начнут действовать, кто как умеет: которые колесом ходят, которые песни поют, которые на гитаре стараются, а которые в уме помутятся – мукой в публику кидают, и обиды от этого никому нет, потому всем разрешение, чтобы как чудней. Огни разложат… Превосходно…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
В журнале «Еженедельное новое время» (1879, № 6–7) рассказ начинался описанием места действия:
«Московское захолустье, одно из тех, где деревянные заборы, деревянные дома на каменном фундаменте и где древность первопрестольного града доказывается пребыванием на улице домашней птицы и свиней. На улице толпа народа».
2
Один из самых ранних рассказов И. Ф. Горбунова. Журнальный вариант («Общезанимательный вестник», 1857, № 13), в котором много разночтений с каноническим текстом, назывался «Любознательные» и начинался со спора фабричных о том, где лучше провести свой отдых – «разгуляться».
– Куда, ребята?
– Разгуляться вышли.
– Пойдемте в Кремль.
– Ничего, пойдемте.
– Нет, ребята, это опосля дело будет, а таперича пойдемте к Семену Алексеичу в Низок [В трактир, (Прим, И. Ф. Горбунова)], соловья послушаем, три пары выпьем, а там…
– Коего черта соловьев слушать! Велика эта птица…
– Известно, если кто этого чувствовать не может, тому все одно.
– Ну да, подводи резоны-то… Пойдемте, ребята, в Кремль.
– Нам все одно.
(В Кремле останавливаются перед Царь-пушкой)
3
Один из самых ранних рассказов И. Ф. Горбунова. В журнале «Общезанимательный вестник» (1857, № 1) рассказ начинался ремаркой автора:
«Мастеровой мужик, живущий на фабрике, пришел к своему хозяину сказать, что он женится. Отворил дверь и, видя, что никого нет в комнате, начинает кашлять, чтобы этим дать почувствовать свое присутствие. Хозяин входит».
4
Первый рассказ И. Ф. Горбунова создан в 1853 году. Впервые опубликован в журнале «Общезанимательный вестник» (1857, № 1) под заголовком «Сцена из домашней жизни квартального надзирателя».
5
…Управа благочиния – учреждение, ведающее городской полицией.
6
Карамболь – бильярдный термин, означающий особый удар по шару, при котором намеченный шар поражается рикошетом от столкновения с другим шаром. На купеческом жаргоне слово «карамболь» означало крупный скандал.
7
Три синеньких – три пятирублевые ассигнации.
8
Болвановка – местность в Замоскворечье.
9
Трынка – азартная карточная игра.
10
«Яр» – московский ресторан за Тверской заставой.
11
Городовыми называются иногородние купцы в Москве. – И. Г.