Югославия в XX веке. Очерки политической истории

Политическая борьба. В начале 1906 г. шла подготовка к выборам в первую законодательную скупщину. В стране еще не было политических партий, которые могли бы предложить избирателям предвыборные программы. Поэтому правительство стало использовать газету «Уставност» («Конституционность»), на страницах которой разъяснялись основы конституционного порядка. Там же имитировались политические споры с несуществующей оппозицией, таким образом черногорцы приучались к мысли о необходимости принимать участие в политической жизни княжества. При этом правительство предполагало, что народ полностью его поддерживает и одобряет. Однако это заблуждение быстро исчезло.

В сентябре 1906 г. в Никшиче представители немногочисленной черногорской интеллигенции начали выпускать газету «Народна мисао» («Народная мысль»), которая стала настоящим, а не вымышленным оппонентом правящей элиты. Редколлегия «Народной мысли» обращала внимание читателей не только на просчеты и упущения властей, но и на то, что, не дождавшись открытия парламента, правительство наспех приняло несколько важных законов (например, о деятельности итальянских компаний), серьезно затрагивавших интересы населения. То есть, «Народная мысль» стремилась укрепить авторитет будущего парламента и заставить избирателей ответственно подойти к вопросу о том, кто достоин чести работать в законодательном органе. По мнению современников, сравнивших два издания, интереснее и содержательнее выглядела «Народная мысль»16.

Появившейся критикой встревожился сам князь Никола. Он совершил поездку в Никшич и соседние населенные пункты, выступил перед народом и призвал «не поддаваться наущениям недовольных; пуще всего остерегаться школьных учителей, литераторов и журналистов, и горячо советовал производить выборы из сословия чиновного – блюстителя законности и порядка, и военного – носителя боевой славы страны и оплота ее безопасности»17. Такие же поездки предприняли члены правительства.

14 сентября 1906 г. прошли выборы в парламент. Из 67 депутатов почти три четверти оказались действующими или бывшими чиновниками. Казалось, скупщина будет послушным инструментом в руках исполнительной власти. Но социально-экономическая и политическая ситуация в княжестве была настолько тяжелой, что даже этот социально однородный депутатский корпус оказался расколотым на два враждебных политических лагеря – сторонников и противников правящего режима.

Начало работы первого полноценного черногорского парламента совпало по времени с судебным разбирательством, которое затеяло правительство против черногорских студентов, обучавшихся в Сербии. Молодые люди позволили себе опубликовать брошюру, в которой содержалась острая критика действий официальных властей, обвинения в коррупции и злоупотреблениях. Ход судебных заседаний ярко описан П.А. Ровинским, который показал, как удачно студенты построили свою защиту, зачитав на процессе выдержки из писем члена действующего кабинета, в которых выражения и оценки были еще резче, чем в студенческом памфлете. Неприятным для обвинителей обстоятельством было и то, что открывшаяся скупщина получила много обращений из-за границы, от черногорских студентов, учившихся в разных европейских странах, но требовавших одного и того же – полного оправдания авторов брошюры. Суду пришлось ограничиться формальным выговором и отпустить обвиняемых. Их встретила толпа сочувствовавших, которые устроили манифестацию под окнами княжеского дворца. Демонстранты выкрикивали лозунги: «Да здравствует правосудие!», «Да здравствует князь!». А монарху пришлось выйти к народу и провозгласить: «Да здравствует молодежь!»18.

Этот эпизод показал, до какой степени накалились политические страсти в стране еще до того, как скупщина приступила к обсуждению животрепещущих проблем. Также этот случай характеризует князя Николу, как опытного и хитроумного политика, умевшего даже поражение делать своей победой.

Скупщина с первых дней работы продемонстрировала свой решительный настрой. С одной стороны, она подвергла сокрушительной критике действия министров и отправила кабинет в отставку. С другой, некоторые депутаты заговорили о необходимости уточнить ряд положений конституции. Они не соглашались со статьями, разрешавшими заседать в парламенте неизбранным лицам, а также настаивали на том, что членами правительства должны быть люди, пользующиеся поддержкой скупщины, а значит, народа. Как видим, идея ответственного кабинета буквально витала в воздухе, хотя и не была облечена в точную юридическую формулировку. В ходе парламентских прений зародилась первая политическая партия Черногории, которая стала называть себя Народной (Народна странка). Сторонники партии основали самый первый политический клуб (парламентскую фракцию) в княжестве, за что в народе были прозваны «клубаши».

Процесс партийного строительства Народной партии оказался нелегким, так как в ее рядах оказались очень разные политики. Одни когда-то уже были министрами и оказались в отставке по различным причинам. Резко критикуя кабинет, эти люди забывали, что сами в свое время поступали также. Они не гнушались обманом, спекулировали на том, что якобы только им будет оказана российская помощь, по словам российского министра-резидента П.В. Максимова, умышленно разжигали страсти19. Скупщина и Народная партия для этих деятелей были только инструментом борьбы за власть в личных целях.

Другие сторонники партии – это учителя, литераторы и журналисты, против которых был так настроен князь Никола. Отличительной чертой таких депутатов была искренняя вера в возможность демократического развития Черногории, в силу народного представительства, в нерушимость конституционных свобод. Именно эти члены Народной партии настояли на проведении парламентского расследования злоупотреблений правительства. Они же сформулировали основные положения политической программы Народной партии, опубликованной в газете «Народная мысль». Программа имела демократический характер, в ней содержались требования подъема экономики и улучшения жизненного уровня населения за счет реформ сельского хозяйства и финансов, развития общинного самоуправления, народного начального и профессионального образования. Во внешней политике Народная партия выступила за прочную дружбу с Россией и Сербией. Несмотря на преследования, которым «клубаши» подвергались с 1907 г., партия постоянно совершенствовала свою программу, включая в нее новые актуальные задачи, например, борьбу против повальной эмиграции и оттока из страны самых молодых и энергичных сил.

Вторая политическая партия, появившаяся чуть позже, стала называть себя Истинная народная партия. Ядром партии стали те официальные лица, которые вошли в скупщину «по положению», видимо поэтому черногорцы прозвали их «вирилцы». Создателем партии в первую очередь следует считать самого князя Николу. В отличие от членов правительства, совершенно растерявшихся в столкновениях с оппозицией и неумело оправдывавшихся, черногорский монарх не медлил ни одного дня. Он провел беседы с теми представителями оппозиции, которые не до конца определились в своих взглядах, и быстро переманил их в ряды «вирилцев». Как писал П.В. Максимов, князь «очень умело, отчасти увещеваниями, а отчасти угрозами, не более как в три недели перевел из рядов Народной партии все недостаточно сплотившиеся с нею элементы на сторону вирильцев, так что Скупщина явилась разделенною на два почти равных лагеря»20.

После этого Истинная народная партия стала бойкотировать заседания парламента, лишив его кворума. Так и не выступив с ясными программными требованиями, правительственная партия настолько дезорганизовала работу скупщины, что вскоре князь объявил о роспуске парламента и назначил на октябрь 1907 г. новые выборы. В эти же дни произошел разгром редакции оппозиционной «Народной мысли», в котором приняли участие монархически настроенные офицеры армии. Во время предвыборной кампании 1907 г. Истинная народная партия сосредоточилась на разоблачениях Народной партии, изображая соперницу послушным орудием в руках сербского короля Петра Карагеоргиевича, который, якобы, решил расправиться с династией Петровичей и погубить черногорскую свободу. Внутренние проблемы княжества «вирилцы» старались обходить молчанием.

Период со второй половины 1907 г. до конца 1909 г. стал трагическим в политической истории Черногории. В ходе избирательной кампании преследования Народной партии приняли самый жестокий характер. Аресты, отказ в регистрации в качестве кандидатов, угрозы физической расправы ослабили оппозицию21. Новая скупщина стала относительно послушной, а правительство, которое возглавил Л. Томанович, никто иначе, как безликим не называл. Не смирившись с изгнанием Народной партии из парламента, черногорские студенты, учившиеся в Белграде, решили свергнуть режим князя Николы. Они привезли из-за границы бомбы и предприняли попытку составить политической заговор с целью убийства правителя. Полиция быстро обнаружила бомбы и арестовала несостоявшихся террористов. В мае 1908 г. суд вынес шесть смертных приговоров, остальные участники заговора были осуждены на каторгу, тюремное заключение и т. д.22 Позже смертную казнь заменили каторгой.

Процесс о бомбах не только усилил политическую реакцию в Черногории, но и привел к международным осложнениям. Черногорский двор обвинил в подготовке покушения официальные круги Сербии, отношения двух близких государств были разорваны. Только разразившийся в октябре 1908 г. аннексионный кризис положил, по крайней мере формально, конец распре двух династий.

Однако внешнеполитические вопросы не могли полностью заслонить внутриполитических проблем. Положение в княжестве никак не напоминало те конституционные порядки, которые были обещаны в 1905 г. Поэтому решительно настроенные противники режима создали во второй половине 1908 г. подпольную организацию в Подгорице. Ее Центральный комитет разработал настоящий план вооруженного восстания. Этот план предусматривал захват средств связи и путей сообщения, а также правительственных зданий, арест правительства и обращение к народу с манифестом, в котором предполагалось объявить о свержении Николы, сделать правителем Черногории его старшего сына Даниила, освободить политзаключенных и т. д. Хотя молодые конспираторы надеялись создать свои ячейки по всей Черногории, позже в своих мемуарах они признавали, что их круг был слишком узким, чтобы добиться успеха. Тем не менее, несколько членов организации на свой страх и риск, не поставив в известность остальных, сделали попытку захватить военный арсенал недалеко от городка Колашин. Эта «колашинская афера» спровоцировала новый виток правительственного террора осенью 1909 г.23

Расправы над членами Народной партии, парламентской оппозицией, подпольными молодежными организациями не только показали, до какой степени формальный характер носила черногорская конституция, но и обострили общественные противоречия в княжестве. Ни либеральные начинания в духе конституционной монархии, ни репрессии против инакомыслящих не сняли с повестки дня насущные проблемы народа – бедность, непосильные налоги, невозможность получить образование и применить свои силы в отечестве, застой в социальной сфере. Черногорцы продолжали «голосовать ногами», в массовом порядке уезжая за границу. Масштабы эмиграции вызвали тревогу даже в России, которая щедро финансировала военную реформу в княжестве, рассматривая черногорскую армию как свой резерв на Балканах. Уже в 1906 г., по сведениям российской дипломатической миссии, из страны выехало около 10 тыс. человек. Понятно, что после казней и расправ 1908–1909 гг. эта цифра выросла24.

Чтобы укрепить пошатнувшийся авторитет, черногорский монарх затеял грандиозные и непозволительные с точки зрения княжеских финансов юбилейные торжества в честь 50-летия своего правления в августе 1910 г., во время которых провозгласил себя королем. Эта акция по-разному оценивалась и за рубежом, и в самой Черногории. Внешне празднества прошли красиво, в них приняли участие представители разных династий и дипломаты Великих держав. Однако по сути эти мероприятия не улучшили политический климат новоявленного королевства. Противники Николы считали, что королевский титул не сулит народу ничего, кроме увеличения трат на содержание двора. Многие современники, посетившие Черногорию в 1910 г. обратили внимание на тягостную атмосферу, сложившуюся в стране.

Во внутриполитической жизни королевства наступило затишье, продолжавшееся до 1913 г. Выборы в скупщину 1911 и 1913 гг. прошли на безальтернативной основе, в бюллетени для голосования вносились только фамилии кандидатов, выдвинутых правительством. Накануне выборов местные власти должны были вести активную предвыборную агитацию. Чиновникам, пренебрегавшим этой обязанностью, грозило увольнение. С каждым избирателем, проявившим недовольство официальным кандидатом, проводились «разъяснительные» беседы; в сущности, это было настоящее давление и запугивание. Так как у избирателей не осталось никаких способов повлиять на исход голосования, некоторые недовольные правительством черногорцы призывали бойкотировать выборы. На это правительство ответило тем, что спустило местным чиновникам строжайшие инструкции, в которых говорилось, какое число избирателей обязательно должно опустить свои бюллетени в урны25. Такие предвыборные технологии на время обеспечили королю Николе лояльность со стороны парламента.

Однако эта относительная политическая стабильность продолжалась очень недолго. В 1913 г. система «официальных кандидатов» дала сбой. В роли оппозиционера неожиданно выступил крупный государственный деятель Йован Пламенац. Именно он, будучи министром внутренних дел, принимал активное участие в расправах над членами Народной партии в 1908–1909 гг. В разные годы Пламенац занимал высокие посты в государстве, в 1913 г. был членом Госсовета. Правительство, выдвигая такого человека кандидатом в депутаты скупщины, было уверено в его лояльности. И вдруг член Истинной народной партии Пламенац обратился к избирателям с программой, которая почти дословно повторяла требования Народной партии. В ней говорилось о необходимости внести поправки в конституцию с целью улучшения работы парламента, предлагалось разработать продуманную стратегию социально-экономического, в первую очередь аграрного развития Черногории. Также ставилась задача сократить масштабы эмиграции, снизить налоги, усовершенствовать работу судов и администрации, бросить все силы на подъем народного образования и т. д.

Реакция двора была незамедлительной. Председатель правительства потребовал уволить Пламенаца с госслужбы, уже отпечатанное обращение к избирателям было конфисковано26. Казалось, возрождавшаяся оппозиция задушена в зачатке. Состав последней скупщины был таким, каким его хотел видеть монарх, из 62 депутатов 44 человека – чиновники. А на деле парламент все же был оппозиционным. Только 16 депутатов составили придворную партию («вирилцы»). 17 депутатов были членами Истинной народной партии, которая перешла на позиции Народной партии, 25 избранников прямо назвали себя членами Народной партии, пять человек заявили, что являются участниками молодежного движения («Омладина») и выступили с теми же заявлениями, которые содержались в студенческой брошюре 1907 г.27

Последний черногорский парламент накануне Первой мировой войны попытался начать социальные преобразования, приняв законы о помощи инвалидам войны и семьям тех, кто погиб при исполнении служебных обязанностей, о пенсиях для госчиновников и учителей и др. Война помешала этой работе. Черногория была оккупирована, король Никола и его правительство бежали, встал вопрос об объединении черногорцев с другими югославянскими народами в одно государство. Политическая история династии Петровичей-Негошей закончилась.

Новое качество внешней политики. На описанные выше внутриполитические процессы большое влияние оказывала внешняя политика, проводимая Черногорией в начале XX в. Целью черногорской дипломатии в это время было активное участие во всех важных процессах, протекавших на Балканском полуострове, и установление самых широких связей на международной арене. С 1900 по 1914 г. черногорское правительство заключило около ста двухсторонних и многосторонних экономических, политических, военных, культурных и проч. соглашений28. Правда, иногда складывается впечатление, что черногорские дипломаты чрезмерно увлеклись самим процессом подписания договоров, внешней юридической формой, но не всегда подкрепляли ее практическим содержанием. Вместе с тем, некоторые направления внешней политики княжества никогда не носили «бумажного» характера и были исключительно актуальными. Действия, предпринятые в этих направлениях, динамично менялись под воздействием международной обстановки. В первую очередь это относится к двухсторонним связям Черногории и России.

В 1900 г. размер русских субсидий княжеству и черногорских долгов империи был таков, что российские руководители не допускали мысли о возможной самостоятельности союзника на международной арене. «Наш боевой отряд на Балканах», «возможный резерв русской армии», – такими эпитетами наделяли Черногорию представители официальной России. Между тем, уже в 1901 г. министр-резидент П.М. Власов сообщал в Петербург, «что князь Николай стал постепенно уклоняться от откровенных объяснений…по таким делам, где голос русского представителя мог бы иметь… существенное значение»29. Тогда в МИД России сочли, что сам Власов проявил чрезмерную резкость в своих суждениях о положении дел в княжестве и княжеском семействе. На смену П.М. Власову прислали А.Н. Щеглова, снабдив его инструкциями, в которых настоятельно призывали облекать любые советы «в подобающую форму».

Подобная рекомендация сочеталась со следующей оценкой черногорской ситуации: «Неурядицы во внутреннем управлении княжества; расстройство денежного его хозяйства, вызванное главным образом отсутствием сколько-нибудь правильного контроля, а также и непосильными для страны расходами княжеского двора; чрезмерная задолженность, в связи с природной бедностью края и отсутствием у населения его капиталов и промышленной предприимчивости – все это создает для Черногории в высшей степени тяжелое финансовое положение, нередко угрожающее княжеству потерей экономической самостоятельности. Так, в 1900 г. лишь великодушная помощь, оказанная по высочайшему повелению черногорскому правительству выдачей ему ссуды в 750.000 рублей, спасла княжество от закабаления его западноевропейскими капиталистами. В истекшем 1901 г. его императорскому величеству благоугодно было вновь прийти на помощь княжеству, повелев не требовать возврата означенной ссуды и отпускать в субсидию Черногории вместо прежде выдававшихся 222 тысяч по 500.000 рублей в год»30.

Однако ни щедрость царя, ни повышенная тактичность российских дипломатов не убедили черногорского монарха следовать внешнеполитическим курсом XIX в. Во всех донесениях российской миссии начала XX в. отмечалось стремление князя «оказать всевозможные любезности» западным странам, в первую очередь Италии и Австро-Венгрии. Такое, «кокетничание», по мнению российских дипломатов, было связано, во-первых, с тем, что правительство России попыталось поставить определенные границы, за которые русская денежная помощь княжеству не должна выходить. Во-вторых, неудовольствие князя Николы вызвали попытки российских официальных лиц проверить, насколько эффективно расходуются средства, отпущенные из русской казны на вполне определенные цели государственного и военного строительства в Черногории. В-третьих, охлаждение пылкой любви черногорской камарильи «к матери-России» было связано с неудачами Российской империи в Русско-японской войне, которые черногорский двор «был склонен преувеличивать»31.

Понимая горечь тех, кто немало потрудился над укреплением российско-черногорской дружбы, приходится все же заметить, что лавирование и игра на противоречиях Великих держав, которую черногорское правительство позволяло себе в начале XX в., говорит о новом качестве внешней политики княжества. Небольшая балканская страна выросла из роли послушного ученика и стремилась быть самостоятельной во всем. Поскольку собственные возможности Черногории были минимальными, ее правители научились жить за чужой счет, извлекать материальную выгоду из стремления ведущих европейских держав держать под своим контролем балканский регион.

Каждый визит черногорского монарха за границу приносил ему немалую пользу, независимо от того, посещал он Россию, Австро-Венгрию или Османскую империю. Во время этих поездок князь Никола почти всегда добивался помощи в тех или иных делах. Также успешно он использовал для достижения своих целей представителей Великих держав, работавших в Цетинье. Приближая к себе то одного, то другого дипломата, давая понять, что именно этому человеку готов доверить решение насущных черногорских проблем, Никола добивался того, что в Вену, Рим, Петербург или Париж шли депеши, в которых содержались развернутые планы помощи черногорцам.

Вместе с тем, ситуация на Балканах была такой напряженной, что никаких дипломатических талантов не хватило для того, чтобы положить конец аннексионным планам Австро-Венгрии в отношении славянских земель или убедить турецкие власти добровольно освободить Старую Сербию. Когда дело доходило до принципиальных вопросов балканской политики, интересы России и Черногории объективно совпадали, две страны оказывались вместе в одном военно-политическом лагере. Причем княжество играло роль застрельщика в борьбе за окончательное освобождение Югославии, а Российская империя – роль главнокомандующего, решавшего, когда проявить сдержанность и осторожность, а когда идти в бой. Так было в 1908 г. во время аннексионного кризиса, в 1910 г. во время подписания русско-черногорской военной конвенции, в 1912–1913 гг. во время балканских войн. Словом, несмотря на все трения и ссоры, имевшие место в начале XX в., российско-черногорские отношения были союзническими.

Напротив, никакие ухищрения князя Николы не могли сделать Австро-Венгрию менее опасной для соседей-славян, в том числе и для Черногории, треть территории которой граничила с монархией Габсбургов. До 1904 г. отношения соседей были крайне напряженными, так как Австро-Венгрия требовала от черногорских властей выдать ей боснийцев и герцеговинцев, принявших участие в антиавстрийских выступлениях и укрывшихся на территории княжества. Короткие периоды смягчения этой напряженности сменялись новыми конфликтами и угрозами со стороны австрийского правительства.

Современные черногорские исследователи считают, что после начала Русско-японской войны Австро-Венгрия начала концентрировать свои войска на границе со славянскими странами и что именно эти приготовления заставили князя Николу сделать несколько дружественных шагов навстречу Вене, например, пригласить в Цетинье начальника австрийского генерального штаба барона Бека, совершавшего инспекционную поездку в Боку Которскую32.

Чем хуже шли у России дела на Дальнем Востоке, тем приветливее к австрийцам становился черногорский правитель. В 1905 г. он посетил Берлин, в 1906 г. Вену. Эти попытки сближения со странами Тройственного союза вызвали резкую критику и со стороны России, и со стороны черногорской общественности. Дело шло к тому, что российское правительство было готово прекратить финансирование черногорской армии, а Австро-Венгрия, наоборот, вынашивала амбициозный план строительства железнодорожного пути от Боснии и Герцеговины через Черногорию в Косово.

Однако князь Никола не собирался быть послушным инструментом и в руках австрийского двора. Немного обнадежив австрийских дипломатов, он вскоре (март-апрель 1908 г.) посетил Петербург, был принят Николаем II, убедил своих российских покровителей, что австрийские планы ему претят, что вооруженные силы Черногории крайне необходимы России, и что военную субсидию нужно увеличить почти в три раза (с 331 тысячи рублей до миллиона). Субсидию увеличивать не стали, но поставки оружия из России в Черногорию заметно возросли33.

Аннексия Боснии и Герцеговины в октябре 1908 г., казалось, свела на нет любую возможность улучшения отношений Черногории и Австро-Венгрии. Но уже в 1910 г. черногорский монарх возобновил дипломатические маневры. Накануне торжества в честь 50-летнего юбилея своего правления Никола организовал визит австрийского военно-морского флота в черногорский порт Бар. Провозгласив себя королем, он делал вид, что никак не может решить, Петербург или Вену он посетит сначала в новом качестве.

Маленькие хитрости принесли большой успех. В ноябре 1910 г. была подписана русско-черногорская военная конвенция, в соответствии с которой русская военная субсидия была увеличена до 600 тыс. руб., а черногорское правительство взяло на себя обязательство «не предпринимать своей армией никаких наступательных действий без предварительного соглашения с императорским правительством»34. Российские политики считали, что одержали дипломатическую победу над австрийцами и укрепили свое влияние на Балканах. На самом деле победу одержал король Никола, который добился дополнительного финансирования своей армии, но не собирался отказываться от собственных замыслов в угоду союзникам из России. В 1913 г. он без колебаний нарушил конвенцию и, несмотря на протесты русского правительства, захватил албанский город Скадар (Скутари, Шкодер), считая, что Черногория имеет право на эти земли.