Мавры при Филиппе III

На следующий день ожидали короля. В этот день она вступит в союз с человеком, которого знала только по портрету. Ей было сказано, что Филипп давно любит ее и брак этот решен еще при жизни покойного короля.

– Я уже принадлежу ему, – говорила Маргарита, – я его избранная невеста!

И одна эта мысль наполняла ее сердце если не нежностью, то признательностью к своему жениху. Она отдала бы все на свете, чтобы только узнать его характер, привычки и образ мыслей. Но к кому обратиться с вопросом при таком дворе, где ни одна особа не внушает доверия? Кто скажет ей, королеве, истину?

Вечером, когда дамы удалились, Маргарита не могла спать. Она отворила стеклянную дверь в дворцовый сад. Прекрасная ночь, теплый ароматный воздух, тень дерев и тишина сманили ее пройтись по аллее. Она пошла по одной аллее, скоро повернула в другую и, пройдя несколько шагов, услышала разговор в закрытой беседке. Маргарита хотела вернуться, но кто-то помянул ее имя и короля. Ее подстрекнуло любопытство, и она остановилась у густой куртины гранатовых дерев. В беседке разговаривали две придворные дамы.

– Наконец эта свадьба устроилась!.. Не без труда! – говорила одна.

– Вы ошибаетесь, маркиза, – сказала другая. – Женить короля было не трудно… напротив…

– Напротив, говорите вы, графиня? Объяснитесь.

– Разве вы не знаете, как она состоялась?.. Это довольно любопытно… Герцог Лерма… Неблагодарный!.. Нынче от него ничего нельзя узнать, а прежде он, бывало, все доверял мне… Однажды вечером он рассказал, как было, но просил хранить в тайне. Вы знаете, как он боялся покойного короля!

– Как и все!

– Да, начиная с сына и наследника, покорность которого выходила из границ. Филипп Второй всегда боялся, чтобы инфант не слишком поумнел – подстерегал его в самых малейших поступках!

– Что вы говорите!

– Да вас тогда не было при дворе, но вы знаете, какой он был недоверчивый. По своему политическому, или лучше сказать эгоистическому расчету он сделал сына слабоумным.

– Полноте!

– Уверяю… Но послушайте, как они выбрали невесту: отец позвал его и объявил, что позволяет ему выбрать в невесты одну из дочерей Карла Австрийского, и показал три портрета. Небольшой выбор, но как вы думаете, что сделал инфант?

– Выбрал всех трех?

– Это сделал бы его отец; но он отвечал, что совершенно полагается в этом важном деле на выбор Его Величества.

– Кто же решил это? Граф Лерма?

– Нет, но посильнее министра и даже самого покойного короля: смерть, поразившая сестер Маргариты. Счастье для нее!

– Да и больше чем для Его Величества, поэтому он так долго медлил… А, кстати, как вы находите нашу новую королеву?

– Она скучна, как вообще все немки.

– И не развязна…

– Я это хотела сказать…

Маргарита едва расслышала последние слова. Она и без них довольно много слышала и тихонько поспешила в свои покои, чтобы не заметили ее ночной прогулки.

– Его избранная! – твердила она. – Его избранная!.. Вот какое избрание!.. О, Боже мой! Боже мой!..

Очарование Маргариты, мечты любви и нежности – все исчезло. Приехал король, и когда он, волнуемый совершенно новым, неизвестным для него чувством, подошел к невесте, то одно приятное слово, одна одобрительная улыбка могли бы переменить его и сделать другим человеком. Все владычество герцога Лермы могло бы перейти к женщине, которую бы Филипп полюбил первый раз в жизни.

Но Маргарита приняла его с холодностью, и когда Филипп сказал ей несколько лестных приветствий, то его удивила показавшаяся на губах невесты улыбка презрения. Она вспомнила подслушанный ею разговор, и когда король, наскучив бессвязной и неловкой беседой, вздумал спросить, который час, Маргарита в рассеянности, полагая, что он обращается к ней, отвечала:

– Как будет угодно Вашему Величеству.

Король принял эту фразу за глупость, но то была насмешка.

Что касается до придворных дам, то Маргарите ни одна из них не понравилась.

Утром, при первых словах униженной лести, которую услышала, Маргарита вздрогнула. По голосу она узнала двух дам, которые накануне разговаривали в беседке.

Одна из них была дама зрелых лет каммериера-маиор, маркиза Гандия; другая помоложе, но отцветшая красавица, графиня д’Альтамира, бывшая союзница, а теперь враг герцога Лермы. Несмотря на это, она держалась при дворе силой, которую мы объясним впоследствии. И так как у ней не было особенной должности, то королева спросила министра о назначении графини д’Альтамира.

Герцог Лерма с важностью отвечал:

– Графиня определена в качестве гувернантки при детях Вашего Величества.

– Уже! – воскликнула Маргарита с насмешкой.

Мы не будем описывать празднеств, балов, спектаклей и всех удовольствий, сопровождавших свадьбу. Миллиона червонцев, собранных герцогом Лермой, недоставало на все издержки и, если исключить представления первых произведений Кальдерона де ла Барки, выступившего при этом на драматическом поприще, то, надобно сказать, нельзя было дороже купить скуку, которую легко иметь даром, особенно при дворе.

Утомившись от празднеств и больших выходов, королева объявила желание отправиться в Мадрид без большой свиты, инкогнито, с небольшими переездами, через королевство Валенсию, с которым она желала лучше познакомиться прежде вступления в Новую Кастилию.

Король хотел сопровождать ее, но его духовник, доминиканский монах Кордова, взял с него клятву отправиться на девять дней на поклонение святому Иакову Комностельскому. Этого обещания благочестивый король не мог нарушить, да и герцог Лерма не допустил бы, видя единственное средство – не сближать супругов в первые дни брака. Ему необходимо было уничтожить влияние Маргариты и через это не дать ей власти, – потому король с министром и частью двора поехал в Галицию, а королева, только с самыми необходимыми из свиты, отправилась путешествовать через Валенсию. Путешествие ее было самое медленное по причине сильной жары и остановок. Прелестные виды прельщали ее.

Однажды, под вечер, проезжая по живописным берегам Гвадалквивира, Маргарита вскрикнула от восхищения, любуясь открывшейся пред ней долиной, в которой было все, что только могло быть лучшего из растительности во всей Европе. Это было что-то волшебное, очаровательное, и долина называлась Вальпараисо – Долина Рая. Королева приказала остановиться.

На краю долины находилось здание арабской архитектуры, которое было построено с особенной изящностью. Оно стояло посреди великолепного сада, где в некоторых местах из белых мраморных бассейнов били фонтаны.

Этот дворец, это роскошное жилище принадлежало богатому фермеру в Валенсии, Аламиру Деласкару д’Альберику.

Солнце скрылось. Королева, взглянув еще раз на прекрасное жилище, объявила, что не желает ехать до Туэхара, где назначен ночлег, а хочет остаться на этой ферме.

– Позвольте заметить, Ваше Величество, что это невозможно, – сказала каммериера-маиор, маркиза Гандия.

– Отчего?

– Вас ожидают вечером в Туэхаре.

– А если я, по болезни, не могу ехать дальше?

– Но, кажется, Ваше Величество здоровы?

– Я больна: у меня раздражение нервов.

– Позвольте надеяться, что этого нет, Ваше Величество.

– Я не здорова. И всегда больше страдаю, когда со мной спорят.

Каммериера-маиор поклонилась и замолчала.

– Пошлите в Туэхар сказать, что я приеду туда завтра, – продолжала королева.

– Но где Вашему Величеству угодно иметь ночлег?

– Я хочу просить гостеприимства у д’Альберика, и, верно, он не откажет!

– Конечно, нет. Но… удостоить его этой чести… невозможно!

– Отчего?

– Он мавр!

– Разве мавры не те же подданные наши и не такие, как прочие жители Испании?

– Конечно, Ваше Величество!

– Почему же мне не остановиться в доме д’Альберика? Это все равно, что и в доме туэхарского коррехидора.

– Я сомневаюсь, понравится ли это Его Католическому Величеству.

– Так, по вашему мнению, не нужно ли послать курьера к королю и просить его решить в верхнем совете, где мне иметь ночлег?

– Нет, Ваше Величество, но я верно знаю, что его светлость герцог де Лерма воспротивился бы этому…

Королева взглянула презрительно и с таким негодованием, что маркиза не смела продолжать.

– Граф, – сказала она одному из кавалеров, – спросите мавра д’Альберика, согласен ли он принять в своем доме испанскую королеву.

Кавалер с поспешностью исполнил приказание, а Маргарита со снисхождением обратилась к маркизе и сказала:

– Вы можете не заходить в этот дом, чтобы не подвергаться гневу короля, а в особенности гневу герцога Лермы. А мне, – продолжала она, с веселостью обращаясь к другим дамам, – чрезвычайно хочется посмотреть внутренность этого жилища, и надеюсь, что прием будет не хуже, чем у туэхарского коррехидора.

Едва она кончила, как подошел седой старец и, с почтением преклонив колено, сказал:

– Ваше Величество, я никогда не смел надеяться на такое счастье для нашего дома, но Маргарита Австрийская начинает свое царствование дарованием всем счастья. Имя ваше в этом доме будет ежедневно повторяться с особенным благоговением и признательностью.

Потом он встал и с величественным взглядом прибавил:

– Другие поднесут вам ключи своих городов, а у нас, Ваше Величество, во всем нашем богатстве и даже в нас самих нет ничего достойного, чтобы поднести вам. Но, говорят, благословение стариков приносит счастье. Позвольте мне призвать на вас благословение неба. Будь благословенна, королева! Да будет легко твое правление, и да станут счастливы дни твоей жизни!

Маргарита первый раз с приезда в Испанию слышала такие слова, которые дошли до ее сердца, и она их понимала.

Свита королевы с удивлением смотрела друг на друга и не знала, к чему отнести слова мавра – к одобрению или порицанию, но королева подала старику руку и сказала:

– Сын Абенсеррагов, мы доверяемся тебе и твоему гостеприимству. – Потом, обратившись к придворным, прибавила: – Господа, войдемте!

Глава V. Визит королевы

Дом мавра вмещал в себе какую только мог изобрести ум человека роскошь и вкус, отличавшийся особенной изящностью. Королева до забывчивости восхищалась всем, и ей даже казалось, что она простая странница, путешествующая во времена царствования мавров.

На ночь королеве отведена была самая лучшая и удобная комната во всем доме, именно та, которую Аламир обыкновенно сам занимал. И Маргарита, оставшись одна, избавленная от попечения своих дам, мечтала о виденном. В Испании нельзя любоваться на кордовскую мечеть, на севильский алькансар, на гранадскую альхамбру без пробуждений старинных романических воспоминаний. Маргарита испытала то же самое. Воображение рисовало ей картину другого мира, мира фантазии и героизма, она перенеслась в него и среди прекрасных мечтаний заснула.

Рано утром она встала и отворила окно, чтобы полюбоваться восходом солнца в прелестной долине Валенсии. Это было для нее счастье, счастье потому, что часа четыре еще она могла быть одна. До девяти часов утра ее не смел никто беспокоить.

В доме мавра все спали. Маргарита, надевая легкую мантилью сверх утреннего пеньюара, вдруг услышала в стене шорох и вздрогнула. Что-то скрипнуло, и находившаяся против нее золоченая филенга повернулась, и чрез потайную дверь быстро вошел молодой человек.

Изумленная Маргарита не могла даже вскрикнуть. Колени подкосились, и она притаилась за шелковой занавеской.

– Батюшка! Батюшка! – вскричал молодой человек. – Проснитесь! Это я. Я сейчас приехал и мне нужно говорить с вами.

Откинув занавес, он увидел пустую постель.

– Уже встал! – проговорил он и, обернувшись, увидел прелестную молодую женщину в утреннем костюме и в испуге.

Из двух слов, произнесенных молодым человеком, Маргарита все поняла и удивлялась неожиданности, которой никто не мог быть виной. После некоторого молчания она решилась сказать изумленному Иесиду:

– Я твоя королева! – произнесла она с достоинством. – Я остановилась на ночлег в доме твоего отца.

Молодой человек упал на колени и вскричал:

– Ваше Величество, виноват, простите!

Королева сделала знак, чтобы он говорил тише, и спросила, как он попал сюда?

– Я сейчас только приехал из Кадиса, – произнес Иесид, – и желал видеть отца прежде всех, а потому и прошел через потаенный ход.

– Куда же ведет этот ход?

– Это тайна нашего дома. Отец сказал мне: не говори о ней никому…

Он остановился и, взглянув с почтительным восхищением на королеву, сказал:

– Вашему Величеству я, кажется, могу открыть ее.

– Открой! – сказала с любопытством Маргарита.

– Этот ход ведет туда, где хранятся сокровища наших предков, сокровища, которые и мы стараемся увеличивать на помощь нашим братьям, если их постигнет несчастие. Тут их будущее существование и средство на случай бедствий. Я это открыл Вашему Величеству и не раскаиваюсь. Бог не накажет меня, что я доверил тайну моей королеве.

– Будь уверен! И если эта тайна известна только тебе и твоему отцу, то я даю клятву, что она останется между нами. Никто, даже король, не узнает ее. Но скажи…

И она остановилась. Ее тревожило чувство, которое трудно объяснить.

– Скажи… можно мне посмотреть на эти сокровища?

– Вам! – вскричал с удивлением Иесид.

– Да… мне бы хотелось видеть, – сказала королева с простодушием.

– Пойдемте, пойдемте, Ваше Величество, если удостоите доверенности Иесида д’Альберика.

– А!.. Это твое имя?

– Точно так, Ваше Величество.

– Так звали, кажется, одного из Абенсеррагов?

– Да, имя это носил тот, кого первого по воле Боабдиля повлекли в львиный ров, и голова его первая покатилась на помост Альгамбры. Но, будьте покойны, Ваше Величество, – прибавил он, заметив сильное впечатление, произведенное его словами, – здесь мы безопасны и в подземелье также.

– О, я люблю опасность! – сказала, улыбнувшись, Маргарита.

– При всем усердии угодить Вашему Величеству, я не могу обещать ее.

– Пойдем, Иесид д’Альберик.

Иесид и Маргарита пошли через потаенный ход, но, пройдя несколько шагов, она остановилась и первый раз вспомнила безрассудство своего поступка, но сейчас же рассудила, что воротиться – значило бы оскорбить потомка Абенсеррагов, и пошла далее.

Иесид сказал правду. По дороге, где они шли, не было ничего опасного. Это была небольшая галерея, закрытая и, кажется, не имевшая никакого выхода; в открытое одно из верхних окон висели пучками гранатовые цветы. Иесид сорвал один цветок и подал почтительно королеве, потом уперся боком в край стены в конце галереи, стена повернулась, и Маргарита увидела вход в подземелье. Тут так было темно, что она, королева, взяла Иесида под руку. При дворе Филиппа это была бы честь. Этим правом только могли пользоваться известные при дворе фамилии и то при особенных торжественных случаях. Но тут Иесид почитал себя счастливым, а королева об этом даже и не подумала.

Через несколько минут они вступили в великолепную храмину, освещенную несколькими богатыми лампадами. Свод поддерживался семью колоннами из черного мрамора.

У испанцев есть до сих пор предание о богатых сокровищах, сокрытых маврами. Этот народ во времена Фернандо и Изабеллы был убежден, что со временем он опять возвратит власть над цветущей страной, которую он завоевал в диком состоянии. По этой причине все свои богатства перед отъездом они зарыли в землю.

Некоторые клады были найдены, а некоторые остались неизвестными испанцам. В числе последних были и сокровища рода д’Альберикова.

Все драгоценности, какие увидела здесь Маргарита, напомнили ей сказки Шехерезады. Здесь между колоннами, в мраморных бассейнах, были насыпаны золотые монеты, времен первых халифов Кордовы и царей Гранады. В кедровых ящиках лежали ожерелья и оружие, осыпанные драгоценными каменьями. По сторонам лежали груды слитков серебра и золота, и, наконец, в хрустальных чашах сияли алмазы, яхонты и изумруды.

Маргарита с таким удивлением смотрела на это чудесное видение, что боялась ступить или заговорить. Она тихо опустилась на мраморную скамью, а Иесид с почтением преклонил пред нею колено.

– Ваше Величество, удостоите ли последнею милостью вашего верноподданного?

– Что такое, говори?

– Я буду помнить этот день, день самый счастливый в моей жизни, – произнес Иесид, – но был бы еще счастливее, если бы смел иметь надежду, что и вы, Ваше Величество, будете вспоминать о нем.

– Я это тебе обещаю, Иесид.

– Так докажите это, Ваше Величество, и простите мою дерзость…

Произнося эти слова, он взял одну из богатейших ваз и, опрокинув, высыпал королеве на колени множество алмазов и других драгоценных каменьев.

Маргарита, взглянув на Иесида, увидела в глазах его такое отражение чувств преданности, почтения и опасения, что не могла принять строгий вид, – и из груды дорогих каменьев она взяла самый ничтожный, бирюзовый камень, с какой-то вырезанной на нем надписью.

– Ты видишь, что я прощаю, – сказала она Иесиду, затрепетавшему от радости. – Но нельзя же испанской королеве брать что-нибудь даром у мавра Иесида. Что я могу для тебя сделать?

Иесид молчал.

– Неужели ты вполне счастлив, и не желаешь ничего от своих государей?

– Для меня ничего не надо, но… для другого… много!

– Для кого, скажи?

– Для друга… для друга моего родителя, для благородного и заслуженного человека, у которого отнимают единственное его достояние, – честь!

– И ты за него хочешь просить?

– Да, Ваше Величество, прошу правосудия.

– И получишь. Говори, Иесид.

И он рассказал Маргарите всю историю дона Хуана д’Агилара, который не мог сам дойти до короля, пред ним оправдаться и доказать свою невинность.

– Я сама отдам и прочту королю, – сказала Маргарита, принимая поданную Иесидом записку, – но ты не говори никому, даже и своему отцу об этом.

– Клянусь, Ваше Величество! Бывает счастье, которое не хочется ни с кем разделить, но я теперь счастлив тем, что имею тайну с Вашим Величеством.

– И не одну, а две! – сказала королева, улыбнувшись. – Но мы еще не поквитались, я сделаю для д’Агилара все, что могу, но желаю сделать что-нибудь для тебя.

– Ах, если бы я мог иметь смелость… просить…

– Говори!

– Я, Ваше Величество, попросил бы только свободы товарищу моего детства, другу, дону Фернандо д’Альбайде. Он в темнице за то, что вступился за честь своего дяди. Освободите его, Ваше Величество, и он всю жизнь свою посвятит вам.

– Хорошо, – произнесла королева, улыбаясь, – но ты все просишь за других, а для себя – ничего! Неужели королева Испании не может сделать тебе благодеяние?

– Душа моя полна в эту минуту счастьем, и в ней нет места желаниям.

– Но впоследствии что-нибудь понадобится.

– Я буду вспоминать об этом счастье.

Королева встала. Иесид проводил ее молча. В галерее королева, взглянув на бирюзовый камень, спросила:

– Что означает эта надпись? Не талисман ли какой-нибудь?

– Нет, Ваше Величество, это арабское слово. Оно значит «всегда».

– А, это по-арабски! – И у входа в свою комнату она остановилась и сказала: – Прощай, Иесид, может быть, мы не увидимся, но ты всегда можешь надеяться на покровительство испанской королевы, которая, в свою очередь, полагается на твою скромность и преданность.

– Всегда! – отвечал Иесид.

Филенга затворилась, и мавр исчез.

Через два часа каммериера-маиор вошла в комнату королевы, она лежала еще в постели. Потом собрались в дорогу. Аламир Деласкар со всеми своими людьми ожидал в саду выхода королевы. Все рабочие праздновали в этот день и, одетые в великолепные мавританские костюмы, представляли очень живописную картину.

При появлении королевы Аламир Деласкар предоставил ей всех мастеров со своих фабрик, они поднесли ей и дамам ее свиты несколько разных тканей, отличавшихся особенным изяществом рисунков и краски. Потом Аламир, представляя прекрасного молодого человека, сказал:

– Это сын мой, Иесид, Ваше Величество, он только что приехал и желает поблагодарить государыню за удостоенное счастье.

При виде Иесида дамы начали разговор вполголоса.

– Какие красавцы эти мавры, – сказала графиня д’Альтамира одной даме. – Недаром король запретил им одеваться в свои национальные костюмы, они в них лучше наших кавалеров.

– Да, – заметила маркиза Медина, – особенно этот мавр; в воинственной наружности его есть что-то и романическое.

– Нет, рыцарские романы очень скучны, а этот мавр интересен.

Дамы продолжали разговор, которого королева не слышала. Она приветливо кивнула Иесиду и продолжала говорить с Аламиром о промышленности и мануфактурах.

В поданный экипаж для королевы вместо арагонских мулов были запряжены шесть дорогих арабских коней. Гривы их были убраны живыми цветами, а вся сбруя блестела каменьями.

– Вот мавритантское гостеприимство! – вскричала изумленная королева. – Я вижу, – прибавила она с улыбкой, – что наш хозяин разоряется для гостей, но надеюсь, что дон Альберик Деласкар…

Слово «дон», однажды произнесенное королевой, давало Альберику право им пользоваться впоследствии и считать свое потомство дворянами.

– Надеюсь, – сказала королева, – что дон Альберик Деласкар посетит нас в нашем дворце Эскуриал или Арангуэсе, чтобы поквитаться гостеприимством. Но я не хочу выйти из этого дома, не оказав какой-нибудь милости. Проси, дон Альберик.

Тронутый старик взглянул на сына, как бы спрашивая его совета: но тот сказал тихо одно арабское слово, и Деласкар просил королеву отдать гранатовый цветок.

Все удивились. Королева смутилась и, слегка покраснев, отколола прекрасный цветок и подала его старику.

Она отдала, но ему ли?

Через минуту арабские кони, помчали королеву в Новую Кастилию.

Глава VI. Комната короля и королевы

Маргарита приехала в Мадрид, а царственного ее супруга еще там не было. Наконец и он возвратился с герцогом Лермой и со всем двором.

Во все путешествие никто не говорил ему ни слова о королеве. Лерма всеми силами старался отвлекать его от этой мысли, и Филипп по своему характеру забыл женитьбу, но вид Маргариты напомнил ему, что он женат.

Она показалась ему гораздо живее и привлекательнее, чем в Валенсии. В лице и глазах ее было гораздо больше выражения, чем прежде. Он даже заметил, что у Маргариты прелестные светло-русые волосы, ослепительной белизны кожа и маленький приятный ротик с восхитительной улыбкой. До того она была так важна, что подобного оборота обстоятельства нельзя было предвидеть.

Посмотрев на нее несколько минут молча, Филипп подошел и с некоторым замешательством произнес:

– Ах, прелестная Маргарита, как вы похорошели!.. Особенно во время нашей разлуки.

– В самом деле? В таком случае вам для моей пользы нужно бы быть долее в Галисии.

– Долее, можно ли? Я вас так люблю!

– Должно быть, со времени вашего путешествия? Прежде я этого в вас не находила.

– Я давно люблю вас, Маргарита.

– Нет, Ваше Величество, я очень ясно вижу, что вниманием, которого сегодня удостоилась, я обязана святому Иакову Компостельскому, но сожалею, что вы провели у него только девять дней. Нужно бы восемнадцать.

– И вы так шутите, Маргарита?

– Нет, я не шучу, но мне было бы приятно слышать подробности вашего путешествия.

– B другой раз, извольте, я расскажу, но теперь… я ненавижу путешествия… К тому же оно было очень скучное.

– А вы сами, Ваше Величество, дурно отзываетесь…

– Совсем нет, но я желал бы вам сказать…

– После… когда я услышу ваш рассказ, как вы провели время разлуки, начиная с первого дня.

– Нет, – вскричал король с нетерпением, – это невозможно! От этого можно умереть со скуки.

– Это будет ваша эпитимия. Вы за этим и путешествовали, я обязана делить с вами ее.

– На все есть время! Настоящее мое наказание было: разлука с вами. Теперь оно кончилось, и судьба снова соединила меня с любимыми сердцу.

– Соединила! – произнесла королева, отступая. – Так это правда, что вы любите меня?

– Клянусь вам! – вскричал Филипп с жаром. – Клянусь всеми святыми…

– О, стольким свидетелям я должна поверить, – сказала Маргарита. – Но мне прежде хотелось бы удостовериться в вас самих. Есть слова, которые сильнее клятвы.

– Что вы хотите сказать?

– То, что кого любят, тому ни в чем не отказывают.

– И вы это говорите! Вы, оказывающая мне во всем холодность.

– Все зависит от средств победить ее, – весело сказала Маргарита.

– Что же мне сделать? Скажите… умереть у ваших ног? Вас не трогают мои мольбы. Вы немилосердны!

– Напротив, я милосерда по своим правам, но не хочу ими пользоваться.

– Что это значит? – спросил изумленный король.

– То, что я имею к вам просьбу, Ваше Величество.

– Говорите! Я готов исполнить.

– Непременно?

– Да! Потому что я король.

– А если не пожелает герцог Лерма?