Домби и сын

– Все это я говорю отнюдь не къ тому, чтобы усилить раздоръ между вами и м-ромъ Домби – Боже сохрани! Какая мнѣ отъ этого польза? – но единственно въ подтвержденіе печальной истины, что м-ръ Домби не уважаетъ никого на свѣтѣ. И все, что его ни окружаетъ, на его бѣду, только утверждало его въ этомъ образѣ мыслей. Мы, въ нашихъ различныхъ положеніяхъ, были всегда его безотвѣтными рабами, которые, при первомъ мановеніи, готовы были стать передъ нимъ на колѣни и вытянуть къ его услугамъ свои шеи. Иначе мы не можемъ себя вести, потому что м-ръ Домби привыкъ повелѣвать безусловно. Не будь насъ, онъ нашелъ бы другихъ рабовъ, не менѣе покорныхъ. Словомъ, до сихъ поръ онъ встрѣчалъ со всѣхъ сторонъ безусловную подчиненность. Поэтому, очень натурально, что до сихъ поръ онъ и понятія не имѣлъ, что значитъ оскорбленная гордость, противопоставленная его деспотической власти.

Эдиѳь не пошевелила губами, но ея глаза, казалось, выговаривали отвѣтъ: "Надѣюсь, теперь онъ получилъ это понятіе". – Каркеръ замѣтилъ, что ея нижняя губа задрожала, и грудь высоко подымалась оть напряженія волновавшихъ ее чувствъ. Ему слѣдовало теперь дополнить свою рекомендацію, и онъ продолжалъ съ непоколебимымъ спокойствіемъ:

– М-ръ Домби, конечно, очень почтенный человѣкъ, но, отуманенный своимъ величіемъ, онъ способенъ даже извращать факты и выводить изъ нихъ заключенія, какія ему нравятся. Такъ, напримѣръ, онъ искренно убѣжденъ – извините за глупость, которую услышите, но она принадлежитъ не мнѣ – убѣжденъ, что его строгіе выговоры настоящей супругѣ, сдѣланные незадолго передъ плачевной смертью м-съ Скьютонъ, произвели на нее оглушительное дѣйствіе, такъ что она совершенно подчинилась его волѣ.

Эдиѳь захохотала. Смѣхъ негармоническій, но который однако-жъ, чрезвычайно понравился м-ру Каркеру.

– Теперь, м-съ, если вамъ угодно, это дѣло можно считать оконченнымъ. Ваши собственныя мнѣнія такъ рѣшительны и, я увѣренъ въ этомъ, такъ неизмѣнны, что я почти боюсь вновь подвергнуться вашему негодованію, если осмѣлюсь замѣтить, что, несмотря на всѣ эти недостатки м-ра Домби, я, однако, привыкъ къ нему и глубоко его уважаю. Все это, повѣрьте, я говорю отнюдь не для того, чтобы хвастаться чувствами, къ которымъ, разумѣется, вы не можете имѣть никакой симпатіи, но единственно для того, чтобы объяснить по возможности степень моего усердія къ вашимъ общимъ интересамъ и вмѣстѣ показать негодованіе на несчастную роль, которую я принуждень играть въ этой печальной драмѣ.

Эдиѳь сидѣла такимъ образомъ, какъ будто бы боялась оторвать свои глаза отъ его лица.

Теперь оставалось развязать послѣдній узелъ.

– Уже поздно, м-съ, – началъ Каркеръ, – и вы, конечно, устали; но мнѣ невозможно забыть другую цѣль, для которой я осмѣлился теперь явиться на ваши глаза. Вы любите миссъ Домби, – это знаю я, и знаетъ м-ръ Домби. Будьте, умоляю васъ, какъ можно болѣе осторожны въ обнаруженіи этой привязанности.

– Осторожна! Это что значитъ?

– По причинамъ, весьма важнымъ, вамъ не должно показывать чрезмѣрную привязанность кь этой молодой леди.

– Чрезмѣрную привязанность! – воскликнула Эдиѳь, нахмуривъ свои широкія брови и вставая съ мѣста. – Кто смѣетъ судить о моихъ привязанностяхъ. Кому какое до нихъ дѣло? Вамъ?

– Конечно не мнѣ! – отвѣчалъ Каркеръ, вздохнувъ изъ глубины души и притворяясь крайне растроганнымъ.

– Кому же?

– Неужели вы сами не можете догадаться?

– Я не привыкла разгадывать.

Съ минуту они оба молчали и выразительно смотрѣли другъ на друга. Каркеръ еще разъ вздохнулъ изъ глубины души и началъ такимъ образомъ:

– Я въ крайне затруднительномъ положеніи, м-съ, повѣрьте мнѣ въ этомъ. Вы объявили, что не примете черезъ меня никакихъ порученій, и запретили мнѣ возвращаться къ этому предмету; но эти два предмета такъ тѣсно между собой соединены, что, если вамъ не угодно, безъ дальнѣйшихъ объясненій, послѣдовать совѣту относительно предосторожности, какую я имѣлъ честь рекомендовать вамъ, то я принужденъ, противъ воли, нарушить строгое ваше запрещеніе.

– Нарушайте. Этого отъ васъ можно ожидать, – сказала Эдиѳь.

Она была блѣдна и дрожала всѣмъ тѣломъ. Каркеръ, вѣрно разсчитавшій на этотъ эффектъ, продолжалъ съ обыкновеннымъ спокойствіемъ:

– Онъ поручилъ мнѣ сказать, что ваше поведеніе въ отношеніи къ миссъ Домби ему очень непріятно. Это, по его словамъ, подаетъ поводъ къ сравненіямъ, оскорбительнымъ для его особы. Поэтому м-ръ Домби желаетъ, чтобы вы совершенно перемѣнили обращеніе съ его дочерью, потому, говоритъ онъ, что ваша чрезмѣрная привязанность не принесеть ей ни малѣйшей пользы.

– Это угроза?

– Да, угроза, – отвѣчалъ Каркеръ шепотомъ и тутъ же прибавилъ громко, – но угроза, обращенная н_е н_а в_а_с_ъ.

Гордая и величественная, Эдиѳь стояла прямо съ сверкающими глазами и съ презрительной улыбкой на лицѣ; но вдругъ ея ноги подкосились, и она неминуемо упала бы на полъ, если бы Каркеръ не поддержалъ ее обѣими руками. Это ненавистное прикосновеніе мгновенно привело ее въ себя; оттолкнувъ его, она вытянулась во весь ростъ и, протягивая руку къ дверямъ, сказала:

– Осгавьте меня, прошу васъ. Не говорите ничего больше.

– Да и нельзя говорить, если бы даже я хотѣлъ. Богъ знаетъ, какія непредвидѣнныя слѣдствія могли бы произойти, если бы вы благовременно не ознакомились съ его образомъ мыслей. Миссъ Домби, мнѣ извѣстно, огорчена теперь потерей своей старой служанки; но это ничего не значитъ въ сравненіи съ этими непредвидѣнными слѣдствіями. Я просилъ, чтобы миссъ Домби не присутствовала при нашемъ разговорѣ; надѣюсь, вы не гнѣваетесь теперь за эту просьбу. Да или нѣтъ?

– Да. Но пожалуйста оставьте меня.

– Я зналъ, что вы слишкомъ любите молодую леди, чтобы подвергнуть ее убійственному несчастью выслушать разговоръ, который долженъ уничтожить ея будущія надежды.

– Сдѣлайте милость, оставьте меня.

– Я буду каждый день приходить къ м-ру Домби во время его болѣзни и доносить ему о дѣлахъ. Позвольте мнѣ опять явиться къ вамъ и узнать ваши желанія относительно предмета, о которомъ мы говоримъ.

– Оставите ли вы меня, или нѣтъ?

– Я не знаю даже, говорить ли мнѣ м-ру Домби, что я имѣлъ удовольствіе васъ видѣть, или оставить его въ предположеніи, что еще не было къ этому удобнаго случая. Мнѣ необходимо на этотъ счетъ узнать вашу волю, и чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше.

– Узнаете, но ради Бога, не теперь.

– Само собою разумѣется, миссъ Домби и впередъ не должна присутствовать при нашихъ свиданіяхъ. Я буду приходить къ вамъ, какъ человѣкъ, уполномоченный вполнѣ вашимъ довѣріемъ и готовый вмѣстѣ съ вами предпринять всевозможныя мѣры къ предотвращенію отъ нея угрожающей бѣды.

– Да, да. Только уйдете ли вы отъ меня?

Каркеръ поклонился и пошелъ къ дверямъ; но тутъ же воротился опять и, останавливаясь передъ Эдиѳью, сказалъ:

– Теперь, надѣюсь, я прощенъ, и вина моя заглажена. Могу ли – ради миссъ Домби и ради меня самого – поцѣловать на прощанье вашу руку?

Она подала ему ту самую руку, которую изувѣчила наканунѣ. Рука была въ перчаткѣ. Каркеръ ее поцѣловалъ и удалился. За дверьми нѣсколько разъ цѣловалъ онъ свою собственную руку, которая имѣла вожделѣнное счастье прикасаться къ перчаткѣ м-съ Домби.

Глава XLVI

Глубокія соображенія и нечаянная встрѣча

Въ жизни и привычкахъ м-ра Каркера совершились замѣчательныя перемѣны. Нельзя было надивиться необыкновенному прилежанію, съ какимъ онъ занимался конторскими дѣлами, и той сосредоточенности, съ какою онъ вникалъ въ малѣйшія подробности торговыхъ операцій знаменитой фирмы. Всегда дѣятельный и проницательный на этотъ счетъ, онъ теперь удвадцатерилъ обыкновенную свою бдительность, и его рысьи глаза не смыкались ни на минуту. Онъ не только шелъ наравнѣ съ текущими дѣлами, представлявшимися каждый день подъ какой-нибудь новой формой, но среди этихъ накопляющихся занятій онъ нашелъ досугъ – то есть онъ создалъ для себя досутъ – обревизовать за цѣлую дюжину годовъ коммерческую дѣятельность фирмы и свое собственное участіе въ ея операціяхъ. Часто, когда писаря расходились по домамъ, и вслѣдъ за ними пустѣли комнаты конторскаго заведенія, м-ръ Каркеръ, анатомируя золотого тельца, заключеннаго въ желѣзномъ гробу, изслѣдовалъ тайны книгъ и дѣловыхъ бумагъ съ терпѣливой кропотливостью человѣка, разсѣкавшаго тончайшіе нервы и фибры своего субъекта. Перчъ, разсыльный, обыкновенно въ такихъ случаяхъ услаждалъ свою душу чтеніемъ прейсъкуранта при свѣтѣ сальной свѣчи или дремалъ въ передней передъ каминомъ, рискуя каждую минуту нырнуть головою въ угольный ящикъ. Занятый почти исключительно домашними наслажденіями по поводу м-съ Перчъ, кормившей теперь двухъ близнецовъ, онъ, однако же, не могъ удержаться оть благоговѣнія передъ необычайнымъ усердіемъ набольшаго конторы и по цѣлымъ часамъ разсказывалъ о немъ своей почтенной супругѣ.

Такое же, если не большее вниманіе м-ръ Каркеръ обращалъ и на свои личныя дѣла. Не бывъ никогда товарищемъ торговаго дома – этой чести до сихъ поръ удостаивались только наслѣдники великой фамиліи Домби – онъ постоянно пользовался нѣкоторыми процентами съ барышей и участвовалъ во всѣхъ предпріятіяхъ, содѣйствовавшихъ къ приращенію капитала. Поэтому въ бурномъ денежномъ океанѣ, мелкіе вьюны между тритонами золота считали его богачемъ не послѣдней руки. Джентльмены прилавковъ начали поговаривать, и довольно громко, что "Каркеръ себѣ на умѣ; знаетъ онъ, гдѣ раки-то зимуютъ, и во время спѣшитъ собрать денежки въ свой карманъ. Продувная бестія"! Нѣкоторые господа между прочимъ держали пари, что Каркеръ собирается жениться на богатой вдовѣ.

Впрочемъ, всѣ эти заботы отнюдь не мѣшали м-ру Каркеру наблюдать попрежнему своего начальника и смотрѣть за собственной особой. Теперь, какъ и всегда, онъ былъ чистъ, опрятенъ, гладокъ и вообще отличался всѣми кошачьими совершенствами. Не то, чтобы произошли существенныя перемѣны въ коренныхъ основаніяхъ его натуры, но усилилась и поднялась на нѣсколько градусовъ вся жизненная эссенція человѣка, живущаго въ немъ. Все, что замѣчали въ немъ прежде, замѣчали и теперь, только съ приращеніемъ огромныхъ процентовъ сосредоточенности. Онъ дѣлалъ каждую вещь такимъ образомъ, какъ будто въ жизни ничего больше не дѣлалъ, – a это въ такихъ людяхъ вѣрный знакъ, что ихъ мыслительная машина въ эту минуту на всемъ ходу.

Была въ немъ только одна радикальная перемѣна, не имѣвшая никакого отношенія къ прежнимъ привычкамъ. Проѣзжая по улицамъ и переулкамъ, Каркеръ погружался въ глубокое раздумье, какъ въ то достопамятное утро, когда м-ръ Домби такъ неожиданно испыталъ на себѣ удары рока. Повѣсивъ голову и опустивъ глаза, онъ машинально избѣгалъ препятствій на своемъ пути и, казалось, ничего не видѣлъ и не слышалъ вплоть до прибытія на мѣсто своего назначенія, если какой-нибудь внезапный случай не пробуждалъ его вниманія.

Такимъ образомъ однажды ѣхалъ онъ на своемъ бѣлоногомъ конѣ къ конторѣ Домби и Сына и вовсе не замѣчалъ, что съ одной стороны его наблюдаютъ двѣ пары женскихъ глазъ, a съ другой очарованные буркулы Точильщика, который, въ доказательство аккуратности, дожидался его на углу одного переулка, почти за цѣлую версту отъ назначеннаго мѣста. Бѣдный парень три-четыре раза безполезно снималъ шляпу и, отчаявшись обратить на себя вниманіе господина, пошелъ за хвостомъ его коня, готовый во всякое мгновеніе держать стремя, гдѣ бы м-ръ Каркеръ ни остановился.

– Посмотри сюда: вотъ онъ какъ ѣдетъ! – вскрикнула одна изъ этихъ двухъ женщинъ, – безобразная старушенка, протянувшая свою морщинистую руку, чтобы указать на задумчиваго всадника своей молодой товаркѣ, которая стояла подлѣ нея y воротъ.

Дочь м-съ Браунъ, при этомъ восклицаніи, обратила въ его сторону глаза, и налицѣ ея мгновенно выразилась ужасная мстительность и злоба.

– Никогда не думала его видѣть, – сказала она тихимъ голосомъ, – авось тѣмъ лучше, что вижу. Воть онъ! вотъ онъ!

– Не измѣнился ни на волосъ! – сказала старуха съ выраженіемъ безсильной злобы.

– Еще бы, – возразила дочь, – отъ чего ему измѣниться! Какого чорта онъ перенесъ? Во мнѣ зато достанетъ перемѣны на двадцать человѣкъ. Развѣ мнѣ этого мало?

– Вотъ онъ какъ ѣдетъ! – бормотала старуха, озирая дочь своими красными глазами, – красивый, чопорный господинъ на лихомъ конѣ, a вотъ мы сь тобой барахтаемся въ грязи…

– Мы и вышли изъ грязи, – съ нетерпѣніемъ подхватила дочь, – чѣмъ же намъ быть? Его конь можетъ топтать насъ сколько угодно.

Старуха хотѣла что-то сказать, но молодая женщина, сдѣлавъ повелительный жестъ, еще разъ впилась глазами въ проѣзжавшаго всадника. Мать принуждена была замолчать, какъ будто ея голосъ могъ ослабить пристальные взгляды Алисы. Мало-по-малу всадникъ скрылся, и молодая женщина успокоилась совершенно. Тогда старуха начала опять:

– Алиса! красотка моя! – И вмѣстѣ съ этимъ она дернула ее за рукавъ, чтобы пробудить ея вниманіе. – Неужто онъ такъ и уѣдетъ, и ты не выпросишь y него денегъ? Да вѣдь это изъ рукъ вонъ, дочка, гадина ты этакая!

– Развѣ я не говорила, что не нужны мнѣ его деньги? – возразила дочь, – сколько еще разъ толко вать тебѣ объ этомъ? Приняла ли я монету отъ его сестры! Да умирай я съ голоду среди дороги, и тогда не возьму отъ него ни копейки… или нѣтъ, возьму пожалуй, да только для того, чтобы облить ее ядомъ и отослать ему назадъ. Пойдемъ отсюда, матушка.

– Онъ такъ богатъ, – бормотала старуха, – a мы такъ бѣдны!

– Бѣдны оттого, что не можемъ ему заплатить за его добро, – отвѣчала дочь, – пусть мнѣ дадутъ такое богатство, и я сумѣю имъ распорядиться. Пойдемъ, матушка, нечего тутъ глазѣть.

Въ эту минуту Точильщикъ возвращался по той же улицѣ, ведя подъ уздцы бѣлоногую лошадь своего хозяина. Старуха, уже сдвинувшаяся съ мѣста, вдругъ остановилась опять и съ жадностью начала вглядываться въ физіономію молодого человѣка, поглотившаго теперь все ея вниманіе. Какъ скоро Робинъ поравнялся съ ними, старуха мгновенно отпрянула отъ воротъ, и, подскочивъ къ молодому парню, ударила его по плечу.

– A гдѣ все это время погуливалъ, мой веселый Робинъ? – сказала старуха, когда парень обернулся къ ней черезъ плечо.

При этомъ возгласѣ веселый Робинъ вдрутъ сдѣлалъ самую жалкую рожу и забормоталъ сквозь слезы:

– О, неужели ты не оставишь въ покоѣ бѣднаго парня, м-съ Браунъ, когда онъ досталъ себѣ честный кусокъ хлѣба и ведетъ себя хорошо! Какъ это вамъ не стыдно, миссисъ Браунъ! Парень ведетъ въ честную конюшню лошадь своего хозяина, a вы вотъ останавливаете его на улицѣ и разговариваете! Да залучи ты къ себѣ такого коня, ты изъ него мигомъ состряпала бы на продажу мясо для кошекъ и собакъ. Гдѣ погуливалъ? a тебѣ на что? Я думалъ, признаться, что твои косги давно убрались въ дальнюю дорогу! – заключилъ Точильщикъ, думая этимъ послѣднимъ замѣчаніемъ кольнуть за живое привязчивую старуху.

– Вотъ онъ какъ поговариваетъ съ своими старыми друзьями! – закричала старуха, обращаясь къ дочери. – Я, бывало, возилась и нянчилась съ нимъ по цѣлымъ мѣсяцамъ и недѣлямъ, когда онъ гонялъ голубей и перехватывалъ птицъ. Вотъ тебѣ и благодарность!

– Отвяжитесь вы съ этими птицами, миссисъ Браунъ! – возразилъ Робинъ тономъ отчаянной тоски. Лучше бы бѣдному парню свести дружбу со львами, чѣмъ съ этими маленькими пернатыми крикунами, которые вотъ какъ разъ налетятъ иа твою рожу, когда этого нисколько не ожидаешь. – Ну, миссисъ Браунъ, какъ ваше здоровье, смѣю спросить, и что вамъ угодно?

Эти учтивые вопросы были, однако, произнесены такимъ тономъ, въ которомъ явно высказывалось желаніе спровадить съ глазъ долой навязчивую старуху.

– Поди ты, какъ онъ раскудахтался! – сказала м-съ Браунъ, опять обращаясь къ своей дочери. – Кудахтай, соколикъ, до поры до времени, a вотъ я потолкую о тебѣ съ кое-какими твоими старыми пріятелями, съ которыми ты вмѣстѣ обманывалъ и воровалъ…

– Да замолчите ли вы, миссисъ Браунъ? – прервалъ горемычный Точильщикъ, быстро озираясь вокругъ, какъ будто за его затылкомъ блистали перловые зубы всевѣдущаго господина. – Что вамъ за радость погубить бѣднаго парня? Подумайте о своихъ лѣтахъ, миссисъ Браунъ! Развѣ вамъ нечего больше дѣлать?

М-съ Браунъ между тѣмъ гладила коня. Робинъ съ неудовольствіемъ взиралъ на эту операцію.

– Что ты хнычешь, безталанный дѣтинушка? Какого чорта я сдѣлаю твоему коню?

– Какого чорта! Да притронься къ нему хоть соломинкой, хозяинъ все узнаетъ.

И Точильщикъ усердно принялся дуть на мѣсто, къ которому прикасалась старуха, какъ будто онъ дѣйствительно вѣрилъ тому, что говорилх. Уничтоживъ, такимъ образомъ, истинный или мнимый слѣдъ нечистаго прикосновенія, Робинъ повелъ впередъ своего коня. Старуха пошла подлѣ, бросивъ выразительный взглядъ на дочь, и продолжала разговоръ:

– Теплое мѣстечко, Робинъ, а? Везетъ тебѣ, дѣтинушка, а?

– Толкуй вотъ тутъ, повезетъ много, если станешь съ тобой встрѣчаться, – возразилъ несчастный Точильщикъ, дѣлая жалкую гримасу и останавливаясь среди дороги. – Да что это въ самомъ дѣлѣ, миссисъ Браунъ, отстанете ли вы отъ меня? Зачѣмъ не отзоветъ васъ эта молодая женщина, если она вамъ пріятельница? Проваливай, проваливай, бабушка Браунъ.

– Какъ, – закричала старуха, вытянувъ морщинистое лицо, исковерканное чудовищной улыбкой. – Такъ ты, мошенникъ, отпираешься отъ своихъ старыхъ друзей! такъ ты забываешь ихъ старую хлѣбъ-соль! Проваливай? A кто давалъ тебѣ пріютъ въ своемъ домѣ, когда ты, какъ собака, валялся по каменнымъ мостовымъ? a кто y тебя покупалъ и продавалъ съ тобою разныя вещицы, когда ты отлынивалъ отъ школы, озорникъ ты этакій? a гдѣ, въ какомъ углу, на чьей лавкѣ ты храпѣлъ въ тѣ поры, бутузъ ты пучеглазый, образина ты непутная, а? Проваливай? Хорошо, голубчикъ, хорошо. Завтра же я нагоню къ тебѣ цѣлую свору твоихъ прежнихъ товарищей, и вотъ увидимъ, какъ ты имъ скажешь – проваливай! Пойдемъ, Алиса. Чортъ съ нимъ!

– Погодите, миссисъ Браунъ! – закричалъ съ отчаяніемъ Точильщикъ. – Что вы хотите дѣлать? На что это вы сердитесь, добрая бабушка? Да не уходите же, я и не думалъ васъ обижать. Я вѣдь съ самаго начала сказалъ, – какъ ваше здоровье? – вольно же вамъ ничего не отвѣчать. Ну, бабушка, все ли вы въ добромъ здоровьи? Да оглянитесь же сюда! – завопилъ Робъ жалобнымъ голосомъ, – ахъ, ты, Господи! Ну какъ бѣдному парню, разиня ротъ, стоять среди улицы съ хозяйской лошадью, которую надобно вычистить и выхолить! И онъ-то… ой, ой, ой!.. онъ знаетъ всю подноготную!..

Старуха, работая постоянно губами и мотая головой, бормотала что-то про себя, однако сдѣлала видъ, что перестаетъ сердиться.

– Пойдемте же со мной, – продолжалъ Робинъ, я поставлю лошадь въ стойло, и потомъ мы разопьемъ съ вами бутылочку, не такъ ли, миссисъ Браунъ? Миссъ, пойдемте съ нами, будьте такъ добры. Я, право, очень радъ этому свиданію, да только вотъ лошадь-то спутала меня.

Послѣ этого извиненія, Точильщикъ, съ отчаяніемъ въ душѣ, поворотилъ своего коня въ глухой переулокъ, чтобы спокойнѣе добраться до конюшенъ. Старуха, безпрестанно озираясь на свою дочь, пошла подлѣ, между тѣмъ какъ Алиса слѣдовала за ними въ нѣкоторомъ отдаленіи.

Минутъ черезъ десять почтенная компанія повернула на большой дворъ или площадь, обставленную амбарами, между которыми особенно бросался въ глаза амбаръ бутылочнаго мастера. Здѣсь же была и огромная конюшня, дававшая пріютъ нѣсколькимъ дюжинамъ благородныхъ животныхъ. Отдавъ конюху бѣлоногаго коня, Точильщикъ пригласилъ своихъ дамъ посидѣть y воротъ на каменной скамейкѣ, a самъ побѣжалъ въ ближайшій кабакъ, изъ котораго тотчасъ же воротился со штофомъ и стаканомъ.

– Это за здоровье твоего хозяина, м-ра Каркера, что ли? – сказала тихонько старуха, принимая поданный стаканъ. – Ну, многая ему лѣта!

– Да развѣ я сказалъ, какъ зовутъ моего хозяина? – замѣтилъ Точильщикъ, выпучивъ глаза.

– Мы его знаемъ, – сказала м-съ Браунъ, переставъ жевать и впившись глазами въ своего собесѣдника. – Мы его видѣли сегодня поутру верхомъ на лошади, a ты еще вертѣлся передъ нимъ и снималъ шапку.

– Ай, ай! что это съ ней дѣлается? Развѣ она не будетъ пить?

Этотъ вопросъ относился къ Алисѣ, которая, завернувшись въ свой капотъ, сидѣла поодаль, не обращая никакого вниманія на предложенный стаканъ. Старуха между тѣмъ качала головой.

– Ты не смотри на нее, – сказала м-съ Браунъ, – она y меня такая странная. A вотъ м-ръ Каркеръ…

– Tс! – сказалъ Точильщикъ, осторожно осматриваясь во всѣ стороны, какъ будто м-ръ Каркеръ сгоялъ и подслушивалъ гдѣ-нибудь за угломъ. – Тише, пожалуйста!

– A что? Развѣ онъ здѣсь?

– Какъ знать? – бормоталъ Робинъ, бросая робкій взглядъ на амбаръ бутылочнаго мастера, какъ будто его хозяинъ скрывался тамъ между громадами стклянокъ.

– Хорошій хозяинъ? – спросила м-съ Браунъ.

Робинъ кивнулъ головой и прибавилъ тихимъ голосомъ:

– Проницателенъ такъ, что Боже упаси!

– За городомъ живетъ?

– За городомъ, y него собственная дача, a только теперь мы живемъ не дома.

– Гдѣ же?

– На квартирѣ, недалеко отъ м-ра Домби.

Вдругъ молодая женщина бросила на него такой пытливый взоръ, что Робинъ совсѣмъ растерялся, и, не зная самъ, что дѣлаетъ, налилъ ей еще стаканъ вина. Стаканъ опять не былъ принятъ.

– Вы, чай, помните м-ра Домби? – продолжаль Точильщикъ, – мы о немъ, бывало, часто съ вами толковали.

Старуха сдѣлала утвердительный жестъ.

– Ну, такъ вотъ м-ръ Домби слетѣлъ намедни съ лошади и разбился. Поэтому мой хозяинъ и переѣхалъ въ городъ, чтобы чаще видѣться съ м-ромъ Домби или съ м-съ Домбй.

– A они уже подружились, голубчикъ? спросила старука

– Кто?

– Онъ и она.

– То есть м-ръ и м-съ Домби? Почему мнѣ зыать?

– Не они, цыпленочекъ ты мой, a твой хозяинъ и м-съ Домби, – возразила старуха вкрадчивымъ тономъ.

– Не знаю, – сказалъ Робинъ, озираясь вокругь, – можетъ, и подружились. Какъ вы любопытны, бабушка Браунъ! По-моему, знай себя, и будетъ съ тебя! Лучше держать языкъ за зубами. Право!

– Да вѣдь бѣды тутъ нѣтъ, касатикъ! – воскликнула старуха съ дикимъ смѣхомъ и хлопая руками. – Какой ты нынче скрытиый Робинъ! вотъ что значитъ попасть въ люди. Ну, a все-таки бѣды тутъ нѣтъ.

– Нѣтъ-то нѣтъ, оно, пожалуй, и такъ, – возразилъ Робинъ, бросая опять отчаянный взглядъ на бутылочный амбаръ, – a болтать, по-моему, никакъ не слѣдуетъ даже о пуговицахъ моего хозяина. Я вѣдь знаю, что говорю. Лучше повѣситься или утопиться, чѣмъ заводить что на его счетъ. Я бы вамъ ни за что не сказалъ его имени, если бы вы сами не знали. Говорите о чемъ-нибудь другомъ.

Между тѣмъ, какъ Точильщикъ опять повелъ глазами по площадкѣ, старуха сдѣлала тайный знакъ своей дочери. Понявъ смыслъ этого мгновеннаго жеста, Аіиса отвела глаза отъ мальчишки, который ихъ угощалъ, и сѣла, какъ прежде, закутавшись въ свой плащъ.

– Робинъ! – сказала старуха, приглашая его на другой конецъ скамейки. – Ты всегда былъ моимъ ненагляднымъ любимцемъ… былъ или нѣтъ? Ну, говори же, касатикъ, да или нѣтъ.

– Да, бабушка, да! – отвѣчалъ Точильщикъ, дѣлая прежалкую гримасу.

– И ты могъ меня оставить! – сказала старуха, обвивая руками его шею. – Ты убѣжалъ, да и нропалъ, и нѣтъ о тебѣ ни слуху, ни духу, мошенникъ ты этакій! Что бы тебѣ хоть разъ какъ-нибудь забѣжать къ старымъ друзьямъ и подать о себѣ вѣсточку! Такъ нѣтъ, плутяга, загордился, ой, ой!

– Поди-ка попробуй пожить съ такимъ хозяиномъ, какъ мой, – заголосилъ въ отчаяніи Точильщикъ, – онъ видитъ, кажись, за тридевять земель и знаетъ побольше всякаго чорта. Поневолѣ тутъ загордишься, да и прикусишь языкъ.

– Стало быть, ты никогда не навѣстишь меня, Робинъ? – вскричала м-съ Браунъ. – Никогда ты не придешь ко мнѣ, голубчикъ?

– Нѣтъ, нѣтъ, бабушка, приду. Съ чего ты накинулась? приду, говорятъ тебѣ.

– Ай же соколикъ! вотъ это хорошо! Люблю дружка за обычай, – кричала старуха, осушая слезы на своей щекѣ и сжимая его въ своихъ объятіяхъ. – Придешь на старое мѣсто, Робинъ?

– Да, бабушка.

– Скоро, касатикъ?

– Скоро.

– И часто будешь ходить, голубчикъ ты мой?

– Да, да, да, – отвѣчалъ Робинъ скороговоркой, – буду ходить часто, бабушка, ей Богу.

– Ну, любезный, если ты не врешь, – сказала м-съ Браунъ, поднявъ руки и закинувъ голову назадъ, – я никогда не подойду къ твоей квартирѣ, хотя и знаю, гдѣ ты живешь, никогда не заикнусь о тебѣ, мой голубчикъ, никогда!

Это восклицаніе послужило каплей утѣшенія для бѣднаго Точильщика, и онъ, взявъ руку м-съ Браунъ, умолялъ ее со слезами на глазахъ, чтобы она, ради Бога, не разстраивала его счастья. М-съ Браунъ согласилась, и въ доказательство еще разъ заключила въ нѣжныя объятія своего закадычнаго друга. Вставъ, наконецъ, со скамейки, чтобы идти за дочерью, она приложила палецъ къ губамъ и шепотомъ начала просить денегъ.

– Шиллингъ, мой милый, или хоть полъ-шиллинга, ради стараго знакомства! Я бѣдна, кормилецъ, a моя дочь, – м-съ Браунъ оглянулась черезъ плечо – это вѣдь дочь хмоя… она моритъ меня и голодомъ, и холодомъ.