Мне нравится, что Вы больны не мной… (сборник)

На радость

С. Э.

Ждут нас пыльные дороги,Шалаши на часИ звериные берлогиИ старинные чертоги…Милый, милый, мы, как боги:Целый мир для нас!Всюду дома мы на свете,Всё зовя своим.В шалаше, где чинят сети,На сияющем паркете…Милый, милый, мы, как дети:Целый мир двоим!Солнце жжет, – на север с юга,Или на луну!Им очаг и бремя плуга,Нам простор и зелень луга…Милый, милый, друг у другаМы навек в плену!1910

Асе

1Мы быстры и наготове,Мы остры.В каждом жесте, в каждом взгляде,        в каждом слове. –Две сестры.Своенравна наша ласкаИ тонка,Мы из старого Дамаска –Два клинка.Прочь, гумно и бремя хлеба,И волы!Мы – натянутые в небоДве стрелы!Мы одни на рынке мираБез греха,Мы – из Вильяма ШекспираДва стиха.11 июля 19132Мы – весенняя одеждаТополей,Мы – последняя надеждаКоролей.Мы на дне старинной чаши,Посмотри:В ней твоя заря, и нашиДве зари.И прильнув устами к чаше,Пей до дна.И на дне увидишь нашиИмена.Светлый взор наш смел и светелИ во зле.– Кто из вас его не встретил– На земле?Охраняя колыбель и мавзолей,Мы – последнее виденьеКоролей.11 июля 1913

Сергею Эфрон-Дурново

1Есть такие голоса,Что смолкаешь, им не вторя,Что предвидишь чудеса.Есть огромные глазаЦвета моря.Вот он встал перед тобой:Посмотри на лоб и бровиИ сравни его с собой!То усталость голубой,Ветхой крови.Торжествует синеваКаждой благородной веной.Жест царевича и льваПовторяют кружеваБелой пеной.Вашего полка – драгун,Декабристы и версальцы!И не знаешь – так он юн –Кисти, шпаги или струнПросят пальцы.Коктебель,19 июля 19132Как водоросли Ваши члены,Как ветви мальмэзонских ив…Так Вы лежали в брызгах пены,Рассеянно остановивНа светло-золотистых дыняхАквамарин и хризопразСине-зеленых, серо-синих,Всегда полузакрытых глаз.Летели солнечные стрелыИ волны – бешеные львы.Так Вы лежали, слишком белыйОт нестерпимой синевы…А за спиной была пустыняИ где-то станция Джанкой…И тихо золотилась дыняПод Вашей длинною рукой.Так, драгоценный и спокойный,Лежите, взглядом не даря,Но взглянете – и вспыхнут войны,И горы двинутся в моря,И новые зажгутся луны,И лягут радостные львы –По наклоненью Вашей юной,Великолепной головы.1 августа 1913

П. Э.

1День августовский тихо таялВ вечерней золотой пыли.Неслись звенящие трамваи,И люди шли.Рассеянно, как бы без цели,Я тихим переулком шла.И – помнится – тихонько пелиКолокола.Воображая Вашу позу,Я все решала по пути;Не надо – или надо – розуВам принести.И все приготовляла фразу,Увы, забытую потом. –И вдруг – совсем нежданно! – сразу! –Тот самый дом.Многоэтажный, с видом скуки…Считаю окна, вот подъезд.Невольным жестом ищут рукиНа шее – крест.Считаю серые ступени,Меня ведущие к огню.Нет времени для размышлений.Уже звоню.Я помню точно рокот громаИ две руки свои, как лед.Я называю Вас. – Он дома,Сейчас придет.* * *Пусть с юностью уносят годыВсе незабвенное с собой. –Я буду помнить все разводыЦветных обой.И бисеринки абажура,И шум каких-то голосов,И эти виды Порт-Артура,И стук часов.Миг, длительный по крайней мере –Как час. Но вот шаги вдали.Скрип раскрывающейся двери –И Вы вошли.* * *И было сразу обаянье.Склонился, королевски-прост. –И было страшное сияньеДвух темных звезд.И их, огромные, прищуря,Вы не узнали, нежный лик,Какая здесь играла буря –Еще за миг.Я героически боролась.– Мы с Вами даже ели суп! –Я помню заглушенный голосИ очерк губ.И волосы, пушистей меха,И – самое родное в Вас! –Прелестные морщинки смехаУ длинных глаз.Я помню – Вы уже забыли –Вы – там сидели, я – вот тут.Каких мне стоило усилий,Каких минут –Сидеть, пуская кольца дыма,И полный соблюдать покой…Мне было прямо нестерпимоСидеть такой.Вы эту помните беседуПро климат и про букву ять.Такому странному обедуУж не бывать.Вполоборота, в полумракеСмеюсь, сама не ожидав:«Глаза породистой собаки,– Прощайте, граф».* * *Потерянно, совсем без цели,Я темным переулком шла.И, кажется, уже не пели –Колокола.17 июня 19142Прибой курчавился у скал, –Протяжен, пенен, пышен, звонок…Мне Вашу дачу указал –Ребенок.Невольно замедляя шаг– Идти смелей как бы не вправе –Я шла, прислушиваясь, какСкрежещет гравий.Скрип проезжающей арбыБез паруса. – Сквозь плющ зеленыйБлеснули белые столбыБалкона.Была такая тишина,Как только в полдень и в июле.Я помню: Вы лежали наПлетеном стуле.Ах, не оценят – мир так груб! –Пленительную Вашу позу.Я помню: Вы у самых губДержали розу.Не подымая головыИ тем подчеркивая скуку –О, этот жест, которым ВыМне дали руку.Великолепные глазаКто скажет – отчего – прищуря,Вы знали – кто сейчас грозаВ моей лазури.От солнца или от жары –Весь сад казался мне янтарен,Татарин продавал чадры,Ушел татарин…Ваш рот, надменен и влекущ,Был сжат – и было все понятно.И солнце сквозь тяжелый плющБросало пятна.Всё помню: на краю шэз-лонгСоломенную Вашу шляпу,Пронзительно звенящий гонг,И запахТяжелых, переспелых розИ складки в парусинных шторах,Беседу наших папиросИ шорох,С которым Вы, властитель дум,На розу стряхивали пепел.– Безукоризненный костюмБыл светел.28 июня 19143Его дочкеС ласточками прилетелаТы в один и тот же час,Радость маленького тела,Новых глаз.В марте месяце родиться– Господи, внемли хвале! –Это значит быть как птицаНа земле.Ласточки ныряют в небе,В доме все пошло вверх дном:Детский лепет, птичий щебетЗа окном.Дни ноябрьские кратки,Долги ночи ноября.Сизокрылые касатки –За моря!Давит маленькую грудкуСтужа северной земли.Это ласточки малюткуУнесли.Жалобный недвижим венчик,Нежных век недвижен край.Спи, дитя. Спи, Божий птенчик.Баю-бай.12 июля 19144Война, война! – Кажденья у киотовИ стрекот шпор.Но нету дела мне до царских счетов,Народных ссор.На, кажется – надтреснутом – канатеЯ – маленький плясун.Я тень от чьей-то тени. Я лунатикДвух темных лун.Москва,16 июля 19145При жизни Вы его любили,И в верности клялись навек,Несите же венки из лилийНа свежий снег.Над горестным его ночлегомПомедлите на краткий срок,Чтоб он под этим первым снегомНе слишком дрог.Дыханием души и телаСогрейте ледяную кровь!Но, если в Вас уже успелаОстыть любовь –К любовнику – любите братца,Ребенка с венчиком на лбу, –Ему ведь не к кому прижатьсяВ своем гробу.Ах, он, кого Вы так любилиИ за кого пошли бы в ад,Он в том, что он сейчас в могиле –Не виноват!От шороха шагов и платьяДрожавший с головы до ног –Как он открыл бы Вам объятья,Когда бы мог!О женщины! Ведь он для каждойБыл весь – безумие и пыл!Припомните, с какою жаждойОн вас любил!Припомните, как каждый взгляд выЛовили у его очей,Припомните былые клятвыВо тьме ночей.Так и не будьте вероломныУ бедного его креста,И каждая тихонько вспомниЕго уста.И, прежде чем отдаться бегуСаней с цыганским бубенцом,Помедлите, к ночному снегуПрипав лицом.Пусть нежно опушит вам щеки,Растает каплями у глаз…Я, пишущая эти строки,Одна из вас –Неданной клятвы не нарушу– Жизнь! – Карие глаза твои! –Молитесь, женщины, за душуСамой Любви.30 августа 19146Осыпались листья над Вашей могилой,И пахнет зимой.Послушайте, мертвый, послушайте, милый:Вы всё-таки мой.Смеетесь! – В блаженной крылатке дорожной!Луна высока.Мой – так несомненно и так непреложно,Как эта рука.Опять с узелком подойду утром раноК больничным дверям.Вы просто уехали в жаркие страны,К великим морям.Я Вас целовала! Я Вам колдовала!Смеюсь над загробною тьмой!Я смерти не верю! Я жду Вас с вокзала –Домой.Пусть листья осыпались, смыты и стертыНа траурных лентах слова.И, если для целого мира Вы мертвый,Я тоже мертва.Я вижу, я чувствую, – чую Вас всюду!– Что́ ленты от Ваших венков! –Я Вас не забыла и Вас не забудуВо веки веков!Таких обещаний я знаю бесцельность,Я знаю тщету.– Письмо в бесконечность. – Письмо в        беспредельность –Письмо в пустоту.4 октября 19147Милый друг, ушедший дальше, чем за́ море!Вот Вам розы – протянитесь на них.Милый друг, унесший самое, самоеДорогое из сокровищ земных.Я обманута, и я обокрадена, –Нет на память ни письма, ни кольца!Как мне памятна малейшая впадинаУдивленного – навеки – лица.Как мне памятен просящий и пристальныйВзгляд – поближе приглашающий сесть,И улыбка из великого Издали, –Умирающего светская лесть…Милый друг, ушедший в вечное плаванье,– Свежий холмик меж других бугорков! –Помолитесь обо мне в райской гавани,Чтобы не было других моряков.5 июня 1915

«Мне нравится, что вы больны не мной…»

Мне нравится, что вы больны не мной,Мне нравится, что я больна не вами,Что никогда тяжелый шар земнойНе уплывет под нашими ногами.Мне нравится, что можно быть смешной –Распущенной – и не играть словами,И не краснеть удушливой волной,Слегка соприкоснувшись рукавами.Мне нравится еще, что вы при мнеСпокойно обнимаете другую,Не прочите мне в адовом огнеГореть за то, что я не вас целую.Что имя нежное мое, мой нежный, неУпоминаете ни днем, ни ночью – всуе…Что никогда в церковной тишинеНе пропоют над нами: аллилуйя!Спасибо вам и сердцем и рукойЗа то, что вы меня – не зная сами! –Так любите: за мой ночной покой,За редкость встреч закатными часами,За наши не-гулянья под луной,За солнце, не у нас над головами, –За то, что вы больны – увы! – не мной,За то, что я больна – увы! – не вами!3 мая 1915

«Говорила мне бабка лютая…»

Говорила мне бабка лютая,Коромыслом от злости гнутая:Не дремить тебе в люльке дитятка,Не белить тебе пряжи вытканной, –Царевать тебе – под заборами!Целовать тебе, внучка – ворона!Ровно облако побелела я:Вынимайте рубашку белую,Жеребка не гоните черного,Не поите попа соборного,Вы кладите меня под яблоней,Без моления, да без ладана.Поясной поклон, благодарствиеЗа совет да за милость царскую,За карманы твои порожние,Да за песни твои острожные,За позор пополам со смутою, –За любовь за твою за лютую.Как ударит соборный колокол,Сволокут меня черти волоком.Я за чаркой, с тобою роспитой,Говорила, скажу и Господу, –Что любила тебя, мальчоночка,Пуще славы и пуще солнышка.1 апреля 1916

Только плохие книги – не для всех. Плохие книги льстят слабостям: века, возраста, пола. Мифы – Библия – эпос – для всех.

Даниил

1Села я на подоконник, ноги свесив.Он тогда спросил тихонечко: Кто здесь?– Это я пришла. – Зачем? –        Сама не знаю.– Время позднее, дитя, а ты не спишь.Я луну увидела на небе,Я луну увидела и луч.Упирался он в твое окошко, –Оттого, должно быть, я пришла…О, зачем тебя назвали Даниилом?Все мне снится, что тебя терзают львы!26 июля 19162Наездницы, развалины, псалмы,И вереском поросшие холмы,И наши кони смирные бок о бок,И подбородка львиная черта,И пасторской одежды чернота,И синий взгляд, пронзителен и робок.Ты к умирающему едешь в дом,Сопровождаю я тебя верхом.(Я девочка, – с тебя никто не спросит!)Поет рожок меж сосенных стволов…– Что означает, толкователь снов,Твоих кудрей довре́менная проседь?Озерная блеснула синева,И мельница взметнула рукава,И, отвернув куда-то взгляд горячий,Он говорит про бедную вдову…Что надобно любить Иегову…И что не надо плакать мне – как плачу…Запахло яблонями и дымком,– Мы к умирающему едем в дом,Он говорит, что в мире все нам снится…Что волосы мои сейчас как шлем…Что все пройдет… Молчу – и надо всемУлыбка Даниила-тайновидца.26 июля 19163В полнолунье кони фыркали,К девушкам ходил цыган.В полнолунье в красной киркеСам собою заиграл орган.По лугу металась пастваС воплями: Конец земли!Утром молодого пастораУ органа – мертвого нашли.На его лице серебряномБыли слезы. Целый деньПритекали данью щедройРозы из окрестных деревень.А когда покойник прибылВ мирный дом своих отцов –Рыжая девчонка БиблиюЗапалила с четырех концов.28 июля 1916

«Сегодня ночью я одна в ночи…»

Сегодня ночью я одна в ночи,– Бессонная, бездомная черница! –Сегодня ночью у меня ключиОт всех ворот единственной столицы.Бессонница меня толкнула в путь,– О как же ты прекрасен, тусклый        Кремль мой!Сегодня ночью я целую в грудьВсю круглую воюющую землю.Вздымаются не волосы, а мех!И душный ветер прямо в душу дует.Сегодня ночью я жалею всех,Кого жалеют и кого целуют.1 августа 1916

«Август – астры…»

Август – астры,Август – звезды,Август – гроздиВинограда и рябиныРжавой – август!Полновесным, благосклоннымЯблоком своим имперским,Как дитя, играешь, август.Как ладонью, гладишь сердцеИменем своим имперским:Август! – Сердце!Месяц поздних поцелуев,Поздних роз и молний поздних!Ливней звездных –Август! – МесяцЛивней звездных!7 февраля 1917

Из цикла «Дон-Жуан»

1На заре морознойПод шестой березойЗа углом у церквиЖдите, Дон-Жуан!Но, увы, клянусь вамЖенихом и жизнью,Что в моей отчизнеНегде целовать!Нет у нас фонтанов,И замерз колодец,А у богородиц –Строгие глаза.И чтобы не слышатьПустяков – красоткам,Есть у нас презвонкийКолокольный звон.Так вот и жила бы,Да боюсь – состарюсь,Да и вам, красавец,Край мой не к лицу.Ах, в дохе медвежьейИ узнать вас трудно,Если бы не губыВаши, Дон-Жуан!19 февраля 19172Долго на заре туманнойПлакала метель.Уложили Дон-ЖуанаВ снежную постель.Ни гремучего фонтана,Ни горячих звезд…На груди у Дон-ЖуанаПравославный крест.Чтобы ночь тебе светлееВечная – была,Я тебе севильский веер,Черный, принесла.Чтобы видел ты воочьюЖенскую красу,Я тебе сегодня ночьюСердце принесу.А пока – спокойно спите!..Из далеких странВы пришли ко мне. Ваш список –Полон, Дон-Жуан!19 февраля 19173После стольких роз, городов и тостов –Ах, ужель не леньВам любить меня? Вы – почти что остов,Я – почти что тень.И зачем мне знать, что к небесным силамВам взывать пришлось?И зачем мне знать, что пахну́ло – НиломОт моих волос?Нет, уж лучше я расскажу Вам сказку:Был тогда – январь.Кто-то бросил розу. Монах под маскойПроносил фонарь.Чей-то пьяный голос молил и злилсяУ соборных стен.В этот самый час Дон-Жуан КастильскийПовстречал – Кармен.22 февраля 19174Ровно – полночь.Луна – как ястреб.– Что – глядишь?– Так – гляжу!– Нравлюсь? – Нет.– Узнаёшь? – Быть может.– Дон-Жуан я.– А я – Кармен.22 февраля 19175И падает шелковый поясК ногам его – райской змеей…А мне говорят – успокоюсьКогда-нибудь, там, под землей.Я вижу надменный и старыйСвой профиль на белой парче.А где-то – гитаны – гитары –И юноши в черном плаще.И кто-то, под маскою кроясь:– Узнайте! – Не знаю. – Узнай! –И падает шелковый поясНа площади – круглой, как рай.14 мая 19176И разжигая во встречном взореПечаль и блуд,Проходишь городом – зверски-черен,Небесно – худ.Томленьем застланы, как туманом,Глаза твои.В петлице – роза, по всем карманам –Слова любви!Да, да. Под вой ресторанной скрипкиТвой слышу зов.Я посылаю тебе улыбку,Король воров!И узнаю, раскрывая крылья –Тот самый взгляд,Каким глядел на меня в Кастилье –Твой старший брат.8 июня 1917

Стенька Разин

1Ветры спать ушли – с золотой зарей,Ночь подходит – каменною горой,И с своей княжною из жарких странОтдыхает бешеный атаман.Молодые плечи в охапку сгреб,Да заслушался, запрокинув лоб, –Как гремит над жарким его шатром –Соловьиный гром.22 апреля 19172А над Волгой – ночь,А над Волгой – сон.Расстелили ковры узорные,И возлег на них атаман с княжнойПерсиянкою – Брови Черные.И не видно звезд, и не слышно волн, –Только вёсла да темь кромешная!И уносит в ночь атаманов чёлнПерсиянскую душу грешную.И услышалаНочь – такую речь:– Аль не хочешь, что ль,Потеснее лечь?Ты меж наших баб –Что жемчужинка!Аль уж страшен так?Я твой вечный раб,Персияночка!Полоняночка!* * *А она – брови насупила,Брови длинные.А она – очи потупилаПерсиянские.И из уст ее –Только вздох один:– Джаль-Эддин!* * *А над Волгой – заря румяная,А над Волгой – рай.И грохочет ватага пьяная:– Атаман, вставай!Належался с басурманскою собакою!Вишь, глаза-то у красавицы наплаканы!А она – что смерть,Рот закушен в кровь. –Так и ходит атаманова крутая бровь.– Не поладила ты с нашею постелью –Так поладь, собака, с нашею купелью!В небе-то – ясно,Тёмно – на дне.Красный одинБашмачок на корме.И стоит Степан – ровно грозный дуб,Побелел Степан – аж до самых губ.Закачался, зашатался. – Ох, томно!Поддержите, нехристи, – в очах тёмно!Вот и вся тебе персияночка,Полоняночка.25 апреля 1917

«Нет! Еще любовный голод…»

Нет! Еще любовный голодНе раздвинул этих уст.Нежен – оттого что молод,Нежен – оттого что пуст.Но увы! На этот детскийРот – Шираза лепестки! –Все людское людоедствоТочит зверские клыки.23 августа 1917

«На кортике своем: Марина…»

На кортике своем: Марина –Ты начертал, встав за Отчизну.Была я первой и единойВ твоей великолепной жизни.Я помню ночь и лик пресветлыйВ аду солдатского вагона.Я волосы гоню по ветру,Я в ларчике храню погоны.Москва,18 января 1918

Стихи к дочери

1– Марина! Спасибо за мир!Дочернее странное слово.И вот – расступился эфирНад женщиной светлоголовой.Но рот напряжен и суров.Умру, – а восторга не выдам!Так с неба Господь СаваофВнимал молодому Давиду.Страстной Понедельник 19182Не знаю, где ты́ и где я́.Те ж песни и те же заботы.Такие с тобою друзья,Такие с тобою сироты.И так хорошо нам вдвоем:Бездомным, бессонным и сирым…Две птицы: чуть встали – поём.Две странницы: кормимся миром.3И бродим с тобой по церквамВеликим – и малым, приходским.И бродим с тобой по домамУбогим – и знатным, господским.Когда-то сказала: – Купи! –Сверкнув на кремлевские башни.Кремль – твой от рождения. –        Спи,Мой первенец светлый и страшный.4И как под землею траваДружится с рудою железной, –Всё видят пресветлые дваПровала в небесную бездну.Сивилла! – Зачем моемуРебенку – такая судьбина?Ведь русская доля – ему…И век ей: Россия, рябина…24 августа 19185Молодой колоколенкойТы любуешься – в воздухе.Голосок у ней тоненький,В ясном куполе – звездочки.Куполок твой золотенький,Ясны звезды – под лобиком.Голосочек твой тоненький, –Ты сама колоколенка.Октябрь 19186Консуэла! – Утешенье!Люди добрые, не сглазьте!Наградил второю теньюБог меня – и первым счастьем.Видно, с ангелом спала я,Бога приняла в объятья.Каждый час благословляюПолночь твоего зачатья.И ведет меня – до сроку –К Богу – по дороге белой –Первенец мой синеокий:Утешенье! – Консуэла!Ну, а раньше – стать другая!Я была счастливой тварью!Все мой дом оберегали, –Каждый под подушкой шарил!Награждали – как случалось:Кто – улыбкой, кто – полушкой…А случалось – оставалосьДаже сердце под подушкой!..Времячко мое златое!Сонм чудесных прегрешений!Всех вас вымела метлоюКонсуэла – Утешенье.А чердак мой чисто ме́тен,Сор подобран – на жаровню.Смерть хоть сим же часом встретим:Ни сориночки любовной!– Вор! – Напрасно ждешь! – Не выйду!Буду спать, как повелелаМне – от всей моей ОбидыУтешенье – Консуэла!Москва,октябрь 1919

Братья

1Спят, не разнимая рук,С братом – брат,С другом – друг.Вместе, на одной постели.Вместе пили, вместе пели.Я укутала их в плед,Полюбила их навеки.Я сквозь сомкнутые векиСтранные читаю вести:Радуга: двойная слава,Зарево: двойная смерть.Этих рук не разведу.Лучше буду,Лучше будуПолымем пылать в аду!2Два ангела, два белых брата,На белых вспененных конях!Горят серебряные латыНа всех моих грядущих днях.И оттого, что вы крылаты –Я с жадностью целую прах.Где стройный благовест негромкий,Бредущие через поляКупец с лотком, слепец с котомкой…– Дымят, пылая и гремя,Под конским топотом – обломкиКитай-города и Кремля!Два всадника! Две белых славы!В безумном цирковом кругуЯ вас узнала. – Ты, курчавый,Архангелом вопишь в трубу.Ты – над Московскою ДержавойВздымаешь радугу-дугу.3Глотаю соленые слезы.Роман неразрезанный – глуп.Не надо ни робы, ни розы,Ни розовой краски для губ,Ни кружев, ни белого хлеба,Ни солнца над вырезом крыш, –Умчались архангелы в небо,Уехали братья в Париж!11 января 1918

Ни один человек, даже самый отрешенный, не свободен от радости быть чем-то (всем!) в чьей-нибудь жизни, особенно когда это – невольно.

Ученик

Сказать – задумалась о чем?В дождь – под одним плащом,В ночь – под одним плащом, потомВ гроб – под одним плащом.1Быть мальчиком твоим светлоголовым,– О, через все века! –За пыльным пурпуром твоим брести в суровомПлаще ученика.Улавливать сквозь всю людскую гущуТвой вздох животворящДушой, дыханием твоим живущей,Как дуновеньем – плащ.Победоноснее Царя ДавидаЧернь раздвигать плечом.От всех обид, от всей земной обидыСлужить тебе плащом.Быть между спящими ученикамиТем, кто во сне – не спит.При первом чернью занесенном камнеУже не плащ – а щит!(О, этот стих не самовольно прерван!Нож чересчур остер!)И – вдохновенно улыбнувшись – первымВзойти на твой костер.Москва, 2 русск. апреля 1921 г.[22]2

Есть некий час…

ТютчевЕсть некий час – как сброшенная клажа:Когда в себе гордыню укротим.Час ученичества, он в жизни каждойТоржественно-неотвратим.Высокий час, когда сложив оружьеК ногам указанного нам – Перстом,Мы пурпур Воина на мех верблюжийСменяем на песке морском.О, этот час, на подвиг нас – как ГолосВздымающий из своеволья дней!О этот час, когда как спелый колосМы клонимся от тяжести своей.И колос взрос, и час веселый пробил,И жерновов возжаждало зерно.Закон! Закон! Еще в земной утробеМной вожделенное ярмо.Час ученичества! Но зрим и ведомДругой нам свет, – еще заря зажглась.Благословен ему грядущий следомТы – одиночества верховный час!2 апреля 19213Солнце Вечера – добрееСолнца в полдень.Изуверствует – не греетСолнце в полдень.Отрешеннее и кротчеСолнце – к ночи.Умудренное, не хочетБить нам в очи.Простотой своей – тревожа –Королевской,Солнце Вечера – дорожеПеснопевцу!* * *Распинаемое тьмойЕжевечерне,Солнце Вечера – не кланяетсяЧерни.Низвергаемый с престолуВспомни – Феба!Низвергаемый – не долуСмотрит – в небо!О, не медли на соседнейКолокольне!Быть хочу твоей последнейКолокольней.3 апреля 19214Пало прениже волнБремя дневное.Тихо взошли на холмВечные – двое.Тесно – плечо с плечом –Встали в молчанье.Два – под одним плащом –Ходят дыханья.Завтрашних спящих войнВождь – и вчерашних,Молча стоят двойнойЧерною башней.Змия мудрей стоят,Голубя кротче.– Отче, возьми в назад,В жизнь свою, отче!Через все небо – дымВоинств Господних.Борется плащ, двойнымВздохом приподнят.Ревностью взор разъят,Молит и ропщет…– Отче, возьми в закат,В ночь свою, отче!Празднуя ночи вход,Дышат пустыни.Тяжко – как спелый плод –Падает: – Сыне!Смолкло в своем хлевуСтадо людское.На золотом холмуДвое – в покое.6 апреля 19215Был час чудотворен и полн,Как древние были.Я помню – бок о́ бок – на холм,Я помню – всходили…Ручьев ниспадающих речьСплеталась предивноС плащом, ниспадающим с плечВолной неизбывной.Всё выше, всё выше – высотПоследнее злато.Сновидческий голос: ВосходНавстречу Закату.8 апреля 19216Все великолепьеТруб – лишь только лепетТрав – перед Тобой.Все великолепьеБурь – лишь только щебетПтиц – перед Тобой.Все великолепьеКрыл – лишь только трепетВек – перед Тобой.10 апреля 19217По холмам – круглым и смуглым,Под лучом – сильным и пыльным,Сапожком – робким и кротким –За плащом – рдяным и рваным.По пескам – жадным и ржавым,Под лучом – жгущим и пьющим,Сапожком – робким и кротким –За плащом – следом и следом.По волнам – лютым и вздутым,Под лучом – гневным и древним,Сапожком – робким и кротким –За плащом – лгущим и лгущим…12 апреля 1921

«В‹олкон›ский заключен сам в себе, не в себе…»

В‹олкон›ский заключен сам в себе, не в себе – в мире. (Тоже́ одиночная камера, – с бесконечно-раздвинутыми стенами.) Эгоист – породы Гёте. Ему нужны не люди – собеседники (сейчас – не собеседники: слушатели, восприниматели!), иногда – сведения. Изящное отсутствие человека в комнате, говоришь – отвечает, но никогда в упор, точно (нет, явно) в ответ на свою сопутствующую мысль. Слышит? Не слышит?

* * *

Никогда – тебе, всегда – себе.

* * *

Был у меня два раза, каждый раз, в первую секунду, изумлял ласковостью. (Думая вслед после встречи – так разительно убеждаешься в его нечеловечности, что при следующей, в первую секунду, изумляешься: улыбается, точно вправду рад!)

Ласковость, за которой – что́? Да ничего. Общая приятность оттого, что ему́ радуются. Его мысли остры, его чувства flottent[23].

Его жизнь, как я ее вижу – да, впрочем, его же слово о себе:

– «История моей жизни? Да мне искренно кажется, что у меня ее совсем не было, что она только начинается – начнется».

Может показаться, когда читаешь эти слова на бумаге, что говорит горящий жизнью, – нет, это бросается легко, созерцательно – под строкой; повествовательно-спокойно, почти небрежно.

* * *

Учитель чего? – Жизни. Прекрасный бы учитель, если бы ему нужны были ученики.

Вернее: читает систему Волконского (хонского, как он произносит, уясняя Волхонку) – когда мог читать – Жизнь.

* * *

(Музыка, запаздывающая на какую-то долю времени, последние солдаты не идут в лад, долгое дохождение до нас света звезд…)

* * *

Не поспевает за моим сердцем.

«Жаловаться не стану…»

Жаловаться не стану,Слово возьму в тиски.С этой мужскою ранойСправимся по-мужски.Даром сгорают зори,А не прося за вход.С этой верховной хворьюСправимся, как Восход.* * *Великолепным даровым пожаромВ который раз, заря, сгораешь даром?На встречных лицах, нежилых как склеп,В который раз ты побежден, о Феб?Не доверяя бренной позолотеОни домой идут – на поворотеСчастливые – что уж опять тела!Что эту славу – сбросили с чела.………………………………………………..Та́к, у подножья нового царя,В который раз, душа, сгораешь зря?‹1921›

Марина

1Быть голубкой его орлиной!Больше матери быть, – Мариной!Вестовым – часовым – гонцом –Знаменосцем – льстецом придворным!Серафимом и псом дозорнымОхранять непокойный сон.Сальных карт захватив колоду,Ногу в стремя! – сквозь огнь и воду!Где верхом – где ползком – где вплавь!Тростником – ивняком – болотом,А где конь не берет, – там лётом,Все ветра полонивши в плащ!Черным вихрем летя беззвучным,Не подругою быть – сподручным!Не единою быть – вторым!Близнецом – двойником – крестовымСтройным братом, огнем костровым,Ятаганом его кривым.Гул кремлевских гостей незваных.Если имя твое – Басманов,Отстранись. – Уступи любви!Распахнула платок нагрудный.– Руки настежь! – Чтоб в день свой судныйНе в басмановской встал крови.28 апреля 19212Трем Самозванцам жена,Мнишка надменного дочь,Ты, гордецу своемуНе родившая сына…В простоволосости снаВ гулкий оконный пролетТы, гордецу своемуНе махнувшая следом.На роковой площадиОт оплеух и плевковТы, гордеца своегоНе покрывшая телом.В маске дурацкой лежал,С дудкой кровавой во рту.Ты, гордецу своемуНе отершая пота…– Своекорыстная кровь! –Проклята, проклята будьТы, Лжедимитрию смогшая бытьЛжемариной!28 апреля 19213– Сердце, измена!– Но не разлука!И воровскую смуглую рукуК белым губам.Краткая встряска костей о плиты.– Гришка! – Димитрий!Цареубийцы! Псе́кровь холопья!И – повторенным прыжком –На копья!28 апреля 19214– Грудь Ваша благоуханна,Как розмариновый ларчик…Ясновельможна панна…– Мой молодой господарчик…– Чем заплачу за щедроты:Темен, негромок, непризнан…Из-под ресничного взлетуЧто-то ответило: – Жизнью!В каждом пришельце гонимомПану мы Иезусу – служим…Мнет в замешательстве мнимомГорсть неподдельных жемчужин.Перлы рассыпались, – слезы!Каждой ресницей нацелясь,Смотрит, как в прахе елозя,Их подбирает пришелец.30 апреля 1921