Замогильные записки Пикквикского клуба

– Да, сэр, были и, кажется, они обедали здесь, если не ошибаюсь.

– Будь они прокляты! – вскричал кептен Больдвиг, когда понурый взор его встретил кости и крошки, рассеянные на траве. – Вы правы: они жрали здесь. Если бы увидеть их! – продолжал кептен, вонзая в землю медный наконечник. – О, если бы я встретил здесь этих бродяг! – заревел кептен Больдвит яростным тоном.

– Прошу извинить, сэр, – сказал Вилькинс, – но….

– Что еще? – проревел кептен Больдвиг.

И, следуя взором по указанию робкого садовника, он завидел несчастную тележку, где возлежал знаменитый основатель Пикквикского клуба.

– Экая бестия! – вскричал кептен Больдвиг, разглаживая кости м‑ра Пикквика камышевою тростью. – Как вас зовут?

– Холодный пунш, – пробормотал м‑р Пикквик, бессознательно поворачиваясь на другой бок.

– Как? – вскричал кептен Больдвигь.

Никакого ответа.

– Как он назвал себя?

– Пунш, кажется, – отвечал Вилькинс.

– Какова наглость! – сказал кептен Больдвиг. Каково гнусное бесстыдство! И он притворяется, будто дрыхнет! Этот наглый плебей просто пьян! Прочь его, Вилькинс, прочь его, отсюда!

– Куда-ж мне его девать, сэр? – робко спросил Вилькинс.

– К чорту на кулички! – отвечал кептен Больдвкг.

– Слушаю, сэр, – сказал Вилькинс.

– Остановитесь! – проревел кептен Больдвиг.

Вилькинс остановился.

– Отвезти его на скотный двор и подождать пока проспится. Увидим, какой он пунш. Он не застращает меня… да, не застращает! Тащите его!

И м‑р Пикквик, повинуясь настоятельному приказанию, покатился к жилищу джентльменских скотов. Кептен Больдвиг, раздутый негодованием, продолжал свою прогулку.

Невыразимо изумились пикквикисты и спутники их, когда, после возвращения с охоты, должны были увидеть, что м‑р Пикквик исчез, не оставив по себе никаких следов, – исчез, унеся с собою походную тележку. Случай необыкновенный, обстоятельство непостижимое, тайна неразгаданная! Как? Хромой старичек, погруженный в глубочайший сон, не только убрался с собственными ногами, но даже угораздился, забавы ради, утащить с собою походную тележку! Чудо неслыханное, невиданное! Напрасно осиротелые джентльмены, все вообще и каждый порознь, шарили по всем углам и закоулкам; аукали, кричали, свистели, смеялись, звали, хохотали: напрасный труд! Сгинул м‑р Пикквик, и нигде не оказывалось следов миниатюрной тележки. После всех этих бесполезных поисков, продолжавшихся несколько часов, надлежало придти к печальному заключению, что обратное путешествие домой должно быть совершено без ученого мужа.

М‑р Пикквик между тем благополучно прикатился на скотный двор и продолжал храпеть в своей тележке, к невыразимой потехе и наслаждению не только всех деревенских мальчишек, но и трех четвертей народонаселения, обступившего сарай в ожидании пробуждения забавного арестанта. Легко вообразить, во сколько тысяч раз увеличился бешеный восторг этой толпы, когда, наконец, м‑р Пикквик, открыв глаза, машинально произнес:

– Самуэль! Самуэль!

Не получив ожидаемого ответа, он сел в своей тележке и устремил остолбенелый взор на сотни окружавших его лиц.

Общий гвалт служил сигналом его пробуждения и, когда м‑р Пикквик невольно спросил: «Что тут такое?» – толпа заревела громче и дружнее.

– Потеха, ребята! – закричали сотни голосов.

– Где я? – воскликнул м‑р Пикквик.

– На скотном дворе, – отвечала толпа.

– Когда я сюда попал? Что я делал? Откуда меня привезли?

– Больдвигь – кептен Больдвиг, – был единственный ответ.

– Дайте мне выйти, – кричал м‑р Пикквик. – Пустите меня. Где мой слуга? Куда девались мои товарищи?

– Ура! Ура!

И с этим залпом восклицаний на несчастную голову м‑ра Пикквика посыпались куски репы, моркови, картофеля, яиц и многие другие веселые подарки.

Как долго могла бы продолжаться эта сцена и какие терзания претерпел бы м‑р Пикквикь, – никто сказать не в состоянии; но, к великому его благополучию, среди улицы вдруг остановилась джентльменская коляска, обратившая на себя внимание толпы. Из коляски мигом выскочили старик Уардль и м‑р Самуэль Уэллер. Первый, с быстротой мысли, подскочил к президенту Пикквикского клуба и втащил его в коляску, между тем как Самуэль Уэллер совершил победоносную борьбу с коренастым сторожем.

– Судью зовите! – кричали двенадцать голосов.

– Да, зовите его, черт вас побери! – сказал Самуэль Уэллер, занимая свое место на козлах. – Скажите ему поклон от м‑ра Уэллера и объявите, что я приколотил сторожа! Прибавьте, что завтра я возвращусь и задам ему новую потасовку, если он этой не удовольствуется. Ну, приятель, поворачивайся! – сказал он кучеру.

– Надобно сделать распоряжения для начатия процесса с этим кептеном Больдвигом, – сказал м‑р Пикквик, когда коляска выехала из деревни. – В первый же день по приезде в Лондон подам на него жалобу.

– Но ведь мы охотились на чужой земле, – заметил м‑р Уардль.

– Какая мне нужда!.. a я все-таки подам просьбу.

– Нельзя.

– Отчего же? Непременно подам, и лишь толь….

Но, взглянув на веселую физиономию Уардля, м‑р Пикквик приостановился и потом прибавил: – почему не подать?

– Потому, любезный друг, что мы слишком много выпили холодного пунша на чужой земле, – проговорил старик Уардль, заливаясь громким смехом.

– Будь, что будет, – м‑р Пикквик улыбнулся, улыбка превратилась в смех, за смехом последовал хохот, – и вдруг вся компания захохотала во все горло. Для восстановления общего веселья путешественники завернули по дороге в деревенский трактир и заказали дюжину стаканов пунша с араком и лимоном, в ознаменование блистательной победы м‑ра Уэллера.

Глава XX

Объясняющая знаменитую личность господ Додсона и Фогга и веселые забавы их конторщиков, с подробным описанием трогательного свидания между мистером Уэллером и почтенным его родителем, о котором уже давно не было ни слуха, ни духа.

В одно прекрасное утро, на одном из отдаленных концов Корнгилля, в нижнем этаже грязного и закоптелого здания, заседали четыре клерка господ Додсона и Фогга, знаменитых стряпчих в суде королевской скамьи и в высшем суде. Небесный свет и яркое сияние солнца были столько же доступны для этих господ, сколько для человека, посаженного среди белого дня на дно глубокого колодца, откуда, однако ж, он мот на досуге считать звезды и производить астрономические. наблюдения, чего никаким способом не могли делать конторщики господ Додсона и Фоита.

Конторой была грязная, темная, сырая и затхлая комната с высокой деревянной перегородкой, скрывавшей клерков от наблюдения любопытных взоров. Между множеством других интересных предметов постороннему зрителю бросались в глаза два оборванные кресла, гремучие стенные часы, адрес-календарь, вешалка для шинелей, гвозди для шляп и с полдюжины полок, на которых красовались огромные связки пыльной бумаги, и несколько разнокалиберных бутылок с чернилами. Сюда-то, по воле неумолимой судьбы, явились, наконец, м‑р Пикквик и верный его слуга. Это было в пятницу поутру, на другой день после событий, описанных нами в последней главе.

М‑р Пикквик и Самуэль Уэллер постучались в стеклянную дверь.

– Кто там? Войдите! – закричал голос изнутри.

М‑р Пикквик и Самуэль Уэллер вошли.

– Дома ли, сэр, господа Додсон и Фогг? спросил м‑р Пикквик ласковым голосом, подвигаясь, со шляпою в руках, к деревянной перегородке.

– М‑ра Додсона нет дома, a м‑р Фогг занят своими делами, – отвечал голос за перегородкой.

И в то же время голова, которой принадлежал голос, украшенная пером за левым ухом, взглянула через перегородку на м‑ра Пикквика.

Это была шершавая, ярко лоснящаяся, напомаженная голова с волосами песочного цвета, разделенными на два неправильные полукруга. Лицо её украшалось парой крошечных глаз и грязными воротниками туго-накрахмаленной рубашки.

– М‑ра Додсона нет дома, a м‑р Фогг занят своими делами, – повторил человек, которому принадлежала напомаженная голова.

– Когда воротится м‑р Додсон? – спросил м‑р Пикквик.

– Не могу сказать.

– Скоро ли м‑р Фогг покончит занятие своими делами?

– Не могу знать.

Затем напомаженный человек принялся с великим глубокомыслием чинить свое перо, тогда как другой конторщик, продолжая готовить для себя в двух стаканах содовую воду, бросал на него одобрительную улыбку.

– Я подожду, – сказал м‑р Пикквик.

На это не последовало никакого ответа. М‑р Пикквик сел без приглашения и начал от безделья прислушиваться к бою стенных часов и шумному разговору клерков.

– Весело было? – спросил один из этих джентльменов в сером фраке с медными пуговицами и широких штанах чернильного цвета. Вопрос был, очевидно, вызван продолжавшимся повествованием о приключениях прошлой ночи.

– Демонски весело, – отвечал другой джентльмен, разводивший соду. – Кутили напропалую.

– Том Кумминс был президентом, – сказал джентльмен в сером фраке. – Нализались все. Я воротился домой в половине пятого и был так пьян, что никак не мог доискаться ключа в своем кармане. Спасибо уж кухарка вышла навстречу и отперла мою комнату, не то пришлось бы растянуться у порога. Желал бы я знать, что сказал бы на это старик Фогг? Ведь пришлось бы, я думаю, отваливать на попятный двор, если б он пронюхал эту проделку.

Дружный хохот служил ответом на это замечание юмористического свойства.

– У Фогга сегодня поутру была потеха своего рода, когда Джак сортировал наверху бумаги, a вы уходили со двора, – сказал серофрачный человек. – Фогг, изволите видеть, перечитывал здесь письма, полученные с последней почтой, и вот вдруг вламывается в дверь этот голоштанник… как бишь его?… ну, тот, против которого мы настрочили бумагу в Кемберуэлль?

– Рамси, – сказал клерк, говоривший с м‑р Пикквиком.

– Ну, да, Рамси, ведь он обил у нас пороги. – «Что скажете, сэр?» – говорит Фогг, взглянув на него исподлобья, – ведь знаете, как он смотрит. – «Деньги, что ли?» – Да, говорит Рамси, – принес деньги вам, сэр, все сполна. Долг мой: два фунта десять шиллингов, да протори, по вашим словам, стоят три фунта пять шиллингов: вот вам вся сумма, – продолжал он вынимая с глубоким вздохом денежный сверток из своего кармана. Старик Фогг взглянул сперва на деньги, потом на Рамси, и потом кашлянул три раза: – вы знаете, как он кашляет. Ну, думаю себе, – быть тут чуду. – «Вы, полагаю, не знаете», – сказал он, – «что уж ведь подано ко взысканию против вас, и это, естественным образом, должно увеличить издержки». – Как это можно! – сказал Рамси, отскакивая назад, – срок только-что кончился вчера вечером. – «Знаю», – сказал Фогг, – «бумагу мы отправили сегодня поутру. Джаксон ведь отнес ее в суд, м‑р Викс?» – Разумеется, я сказал, что отнес. – Старик Фогг кашлянул опять и взглянул на Рамси. – Боже мой, – сказал Рамси, – сколько трудов мне стоило скопить эти деньги – и вот опять не впрок! – этак можно с ума сойти. – «Не сойдете», – сказал Фогг холодным тоном, – «ступайте-ка лучше домой и зацепите еще малую толику». – Да где же бы я взял? Нет у меня ни пенни в целом доме! – вскричал Рамси, ударив кулаком по столу. – «Послушайте, сэр, вы пришли сюда, конечно, не затем, чтоб делать грубости у меня в канцелярии!» – сказал Фогг притворно сердитым тоном. – Я вам не делаю никаких грубостей, – сказал Рамси. – «Вы грубиян, сэр», – сказал Фогг, – «извольте убираться вон и приходите в канцелярию, когда научитесь вести себя как прилично порядочному джентльмену». Рамси пытался было еще что-то сказать, но Фогг не хотел больше слушать. Бедняга взял свои деньги и вышел из канцелярии. Лишь только затворилась дверь, старик Фогг повернулся ко мне с веселой улыбкой и вынул бумагу из кармана. – «Вот вам, говорит, – наймите, извозчика и скачите в палату, как можно скорее. Протори мы выручим сполна со включением законных процентов: он человек степенный, с огромной семьей, и зарабатывает около двадцати пяти шиллингов в неделю. Мы повыжмем из него все, что можно, м‑р Викс. Это будет истинно доброе, христианское дело. Он человек бедный и сидит иной раз без куска хлеба со своей голодной семьей. Пусть для него этот случай послужит уроком – не входить опрометчиво иной раз в долги, когда трудно заплатить. Не так ли, м‑р Викс?» И, уходя из комнаты, Фогг улыбался с таким добродушным видом, что весело было смотреть на него. Человек деловой, господа, – сказал Викс тоном величайшего удивления, – заноза, провал его возьми!

Все писаря единодушно согласились с этим мнением и нашли, что м‑р Фогг – образцовый стряпчий.

– Здесь тонкий народ, сэр! – шепнул м‑р Уэллер своему господину. – Сумеют и продать, и выкупить!

М‑р Пикквик утвердительно кивнул головой и откашлянулся довольно громко, чтоб привлечь внимание молодых джентльменов за перегородкой. Облегчив свою душу разными замечаниями и остроумными шуточками насчет одураченного Рамси, писаря действительно припомнили на этот раз, что в их конторе сидит незнакомый джентльмен.

– Фогг не свободен ли теперь? – сказал Джаксон.

– A вот я справлюсь, – сказал Викс, лениво вставая со своего места. – Как о вас сказать м‑ру Фоггу?

– Мое имя – Пикквик, – отвечал достославный герой наших записок.

Джаксон побежал наверх и, немедленно воротившись, объявил, что м‑р Фогг просить м‑ра Пикквика подождать минут пять. Передав это поручение, м‑р Джаксон опять уселся за стол.

– Как зовут этого джентльмена? – спросил Викс.

– Пикквик, – отвечал Джаксон, – это ответчик по делу вдовы Бардль.

Тихий шорох и напряженные усилия задушить припадок смеха, послышались из-за перегородки.

– Они, сэр, подскрыливают над вами, – шепнул м‑р Уэллер.

– Подскрыливают надо мной! – воскликнул м‑р Пикквик. – Что это значит, Сам?

Вместо ответа, м‑р Уэллер указал большим пальцем через свое плечо, и м‑р Пикквик, обратив в эту сторону свои глаза, с изумлением увидел, что все четыре клерка, делая самые уморительные гримасы, обозревали через ширмы до мельчайших подробностей фигуру и осанку мнимого возмутителя спокойствия женских сердец и бессовестного нарушителя нежных клятв. Пораженные, однако ж, его гневным взглядом, они бросились к своим местам, и неистовый скрип перьев возвестил начало их усердной работы.

Внезапный звон колокольчика заставил м‑ра Джаксона вновь отправиться в комнату Фогга. Воротившись через минуту, он объявил, что м‑р Фогг может теперь принять м‑ра Пикквика, если угодно ему пожаловать наверх.

Наверх пошел один м‑р Пикквик, a верный слуга его остался внизу. На одной из комнатных дверей второго этажа была изображена аршинными буквами золотая надпись: «М‑р Фогг». После предварительного доклада, м‑р Пикквик вошел, наконец, в эту заветную дверь.

– Додсон дома? – спросил м‑р Фогг.

– Дома, – отвечал Джаксон.

– Попросите его сюда.

– Слушаю.

Джаксон ушел.

– Не угодно ли вам присесть, – сказал Фогг. – Вот вам, покамест, газета: мой товарищ сейчас придет, и мы потолкуем вместе о вашем деле.

М‑р Пикквик присел и взял газетный листок; но вместо того, чтоб читать, принялся осматривать делового человека. Это был высокий, худощавый, морщинистый джентльмен в черном фраке, пестрых панталонах и черных штиблетах. Казалось, что м‑р Фогг всю свою жизнь питался одними овощами.

Минут через пять вошел м‑р Додсон, полный, статный и весьма суровый джентльмен с грозною походкой и громким голосом. Разговор начался.

– Это м‑р Пикквик, – сказал Фоггь.

– А! Вы ответчик по делу м‑с Бардль?

– Да, сэр, – проговорил м‑р Пикквик.

– Очень хорошо, – сказал Додсон, – Что-ж вы предлагаете?

– Ну? – сказал Фогг, запуская руки в глубокие карманы своих панталон и забрасывая голову на спинку кресел. – Что вы предлагаете, м‑р Пикквик?

– Постойте, Фогг, – сказал Додсон, – пусть он сперва ответит на мой вопрос.

– Я пришел, господа, – начал м‑р Пикквик, бросая кроткий взгляд на обоих дельцов, – я пришел, господа, выразить свое изумление по поводу вашего письма и спросить, на каких основаниях вы намерены действовать против меня.

– Основания… – начал Фогг, тотчас, однако ж, остановленный своим товарищем.

– М‑р Фогг, – сказал Додсон, – я намерен говорить.

– Прошу извинить, м‑р Додсон, – сказал Фогг.

– Что касается до этих оснований, сэр, – продолжал Додсон, придавая нравственную энергию своему голосу, – вы должны прежде всего обратиться к вашей собственной совести и к вашим собственным чувствам. Мы, сэр, мы обязаны в этом деле руководствоваться единственно показанием нашей клиентки. Это показание, сэр, главнейшим образом может и должно быть рассматриваемо с двух противоположных сторон. Оно может быть истинным, может быть и ложным; может быть вероятным или может быть невероятным; но если оно действительно содержит в себе признаки истины и вероятности, я без обиняков скажу вам, сэр, что основания наши сильны, положительны, непоколебимы. Быть может, сэр, вы злоумышленник или может быть и то, что вы просто человек несчастный; но если б, сэр, понадобилось мне, по долгу совести и чести, выразить откровенно свое мнение насчет вашего поведения, – я не колеблясь сказал бы, что мне можно в этом случае иметь одно только мнение.

Здесь м‑р Додсон выпрямился с видом оскорбленной добродетели и взглянул на Фогга, который заложил руки в карманы и бросал на своего товарища одобрительный кивок.

– Без наималейшего сомнения, – подтвердил м‑р Фогг.

– Позвольте, сэр, – сказал м‑р Пикквик, побеждая болезненное чувство, возбужденное в нем этой сценой, – позвольте уверить вас, что в настоящем случае, когда речь идет об этом деле, я самый несчастный человек в мире.

– Очень может быть, сэр, я даже надеюсь, – отвечал Додсон. – Если вы действительно невинны в обвинении, которому подвергаетесь на законном основании, то несчастье ваше превосходит всякое вероятие, и я решительно сомневаюсь, с своей стороны, чтобы честный человек, кто бы и как бы он ни был, мог сделаться в такой степени несчастным. Что вы скажете на это, м‑р Фогг?

– Мое мнение во всех пунктах совершенно согласно с вашим, – отвечал Фогг с улыбкой недоверчивости.

– Дело, сэр, начато по законной форме, и мы уже составили протокол, – продолжал Додсон. – М‑р Фоггь, где исходящая книга?

– Вот она, – сказал Фоггь, подавая большую квадратную книгу в сафьянном переплете.

– Извольте взглянуть, – продолжал Додсонь, – «Миддльсекс, августа двадцать восьмого, тысяча восемьсот двадцать восьмого года. Жалоба вдовы Марты Бардль на Самуэля Пикквика. Иск в тысячу пятьсот фунтов. Адвокаты: Додсон и Фогг». Все на законном основании, сэр.

Додсон кашлянул и взглянул на Фогга. Тот немедленно повторил:

– Все на законном основании, сэр.

И потом оба они взглянули на м‑ра Пикквика.

– Стало быть, господа, – сказал м‑р Пикквик, – я должен придти к заключению, что вы серьезно хотите пускать в ход это дело!

– И пустили! – отвечал Додсон с выражением, близким к улыбке. – Можете быть спокойны на этот счет: мы знаем свое дело.

– И м‑с Бардль действительно требует за какую-то неустойку полторы тысячи фунтов? – сказал м‑р Пикквик.

– Ни больше, ни меньше, и то потому, что мы уговорили ее снизойти до этой суммы. Требование могло быть увеличено, по крайней мере, в три раза, – отвечал Додсон.

– Впрочем, м‑с Бардль, если не ошибаюсь, объявила решительно и твердо, – заметил Фогг, взглянув на своего товарища, – что она не намерена спустить ни одного фарсинга.

– В этом не может быть никакого сомнения, – отвечал Додсон. – Не угодно ли, сэр, мы прикажем изготовить для вас копию с этого дела?

– Очень хорошо, господа, очень хорошо, – сказал, м‑р Пикквик, поднимаясь с места и пылая благородным гневом, – я пришлю к вам своего адвоката.

– Этим вы доставите нам величайшее удовольствие, – сказал Фогг, потирая руки.

– Нам будет очень приятно, – сказал Додсон, отворяя дверь.

– Но прежде, чем я уйду, господа, – сказал раздраженный м‑р Пикквик, – позвольте мне заметить, что такого гнусного и подлого дела…

– Обождите, сэр, сделайте одолжение, – перебил Додсон с величайшею учтивостью. – М‑р Джаксон! М‑р Викс!

– Мы здесь.

– Прошу послушать, что говорит этот джентльмен. – Теперь, сэр, не угодно ли продолжать? Сделайте милость, без церемонии. Вы, кажется, изволили говорить о каком-то гнусном и подлом деле.

– Говорил и повторяю еще, что такого гнусного и подлого дела не могло быть во всей истории английских законов! – сказал м‑р Пикквик энергическим тоном. – Довольно вам этого?

– Слышали вы, м‑р Викс? – сказал Додсон.

– Вы не забудете этих выражений, м‑р Джаксон? – спросил Фогг.

– Слышали и не забудем, – отвечали клерки.

– Быть может, сэр, вам угодно назвать нас ябедниками? – сказал Додсон. – Назовите, если вам угодно, сделайте милость.

– Да, вы ябедники! – сказал м‑р Пикквик.

– Прекрасно. Слышали вы это, м‑р Викс? – спросил Додсон.

– Да, сэр, – отвечал Викс.

– Не угодно ли вам, сэр, подняться еще ступенью повыше? – прибавил м‑р Фоггь.

– Продолжайте, сэр, продолжайте, – говорил Додсон. Не хотели ли вы назвать нас ворами, мошенниками?

– Хотел, – отвечал м‑р Пикквик. – Вы мошенники, воры!

– Или, может быть, вы намерены нанести мне личное оскорбление, задеть мою амбицию, сэр? – сказал Фогг. – Сделайте милость, не церемоньтесь: вы не встретите ни малейшего сопротивления. Пожалуйста, я прошу вас об этом.

И так какь м‑р Фогг, говоря это, подошел на весьма соблазнительное расстояние к сжатому кулаку ученого мужа, то, по всей вероятности, м‑р Пикквик не преминул бы удовлетворить этой покорнейшей просьбе, если бы м‑р Самуэль Уэллер, услышав из конторы эту суматоху, не бросился наверх и не удержал руки своего господина в самую роковую минуту.

– Постойте, – сказал м‑р Уэллер, – волан, – очень хорошая игра, но вы промахнетесь, наверное промахнетесь, и вас забузуют эти законники. Пойдемте домой, сэр. Если уж вам непременно хочется заушить кого-нибудь, заушите лучше меня, когда мы выйдем на свежий воздух. Амбиция тут дорого стоит.

И без дальнейших околичностей м‑р Уэллер потащил своего господина вниз, откуда благополучно они выбрались на широкую улицу Корнгилля.

М‑р Пикквик шел с рассеянным видом, сам не зная куда и зачем. Через несколько минут он повернул за угол, там опять за угол, и очутился в Чипсайде. Самуэль Уэллер недоумевал, зачем забрались они в эту глухую часть английской столицы. Вдруг м‑р Пикквик повернулся, и сказал:

– Сам, мне надобно сейчас идти к м‑ру Перкеру.

– Вам еще вчера, сэр, следовало пойти к нему. С этого нужно было начать.

– Правда, правда!

– Конечно, правда.

– Хорошо, Сам, мы пойдем вместе, только не мешало бы наперед выпить стаканчик пунша: я слишком разгорячился, Самуэль. Нет ли здесь по близости какого-нибудь трактира?

М‑р Уэллер уже несколько лет сряду занимался специальным изучением Лондона. Он знал все и потому отвечал без малейшей остановки:

– Как не быть. Второй дом на правой руке, вход со двора по черной лестнице, налево в третьем этаже; перед дверью большой ларь с битой птицей. Отворите и ступайте прямо до третьей комнаты: там еще стоит большой круглый стол с переломленной ногой.

Через несколько минут м‑р Пикквик и Самуэль Уэллер вошли в трактир, носивший скромное название таверны. Они оба уселись за один стол. М‑р Пикквик приказал подать для себя полбутылки рома и горячей воды; Самуэлю подали кружку портера.

Комната, где они расположились, довольно темная и грязная, состояла, по-видимому, под особым покровительством людей, посвятивших свои способности кучерскому искусству, потому что за разными столами сидели пьянствующие и курящие джентльмены, очевидно, принадлежащие к ученому сословию кучеров. Между ними особенно обратил на себя внимание м‑ра Пикквика пожилой краснолицый толстяк, сидевший одиноко за противоположным столом. Он курил и затягивался с величайшим аппетитом, и перед глазами его постоянно носилось облако дыма; но, когда мало-помалу дым расходился, краснолицый толстяк искоса посматривал, то на м‑ра Уэллера, то на самого м‑ра Пикквика. Его лицо довольно часто опускалось в кружку портера; но после каждого глотка, он опять смотрел с каким-то острым любопытством на незнакомых джентльменов. Положив, наконец, свои ноги на стул и прислонившись спиною к стене, он вдруг начал затягиваться с решительным остервенением, и глаза его впились в фигуру Самуэля.

Сначала м‑р Самуэль Уэллер не обращал никакого внимания на эволюции забавного толстяка; но заметив, что м‑р Пикквик довольно часто наблюдает один и тот же предмет, он сам обратился в ту же сторону и полузаслонил рукою свои глаза, как будто желал в точности рассмотреть черты интересного предмета и увериться в его тождестве с другим лицом. Скоро, однако ж, сомнения его совсем исчезли: прогнав дуновением уст своих густое облако дыма, краснолицый толстяк пробасил охриплым, но довольно звучным голосом, который, казалось, сам собою, независимо от его воли, вытрубил из его груди, закрытой огромной шалью: