Полное собрание сочинений. Том 42. Ноябрь 1920 – март 1921

Пятый пункт говорит о кодексе законов о труде. С Вандерлипом, по первоначальному проекту договора, было предусмотрено изъятие распространения кодекса законов о труде на местности, где живут, мы не знаем какие, слаборазвитые племена. В этих местностях кодекс законов о труде невозможен. Изъятие будет состоять в том, что вместо кодекса законов о труде будет заключен специальный договор о гарантиях рабочих.

Последний пункт, в котором мы гарантируем концессионеру недопустимость одностороннего изменения. Без этого, конечно, не может быть и речи о допущении концессий. А что значит не одностороннее изменение, этот вопрос оставлен открытым. Это зависит от текста договора относительно каждой концессии. Возможно третейское разбирательство из каких-либо нейтральных держав. Это – пункт, который может подать повод к разногласию и который оставляет известный простор при определении самих условий концессии. Надо указать на то, что, например, меньшевистские вожди рабочих считаются в капиталистическом мире людьми надежными. Они входят в буржуазные правительства, и буржуазным правительствам таких посредников или третейских судей, как меньшевики или социал-предатели европейских стран, отвести слишком трудно. Между тем нам опыт показал, что при сколько-нибудь серьезных обострениях эти господа американские и европейские меньшевики ведут себя так же, как русские меньшевики, т. е. не знают, как им вести себя, и вынуждены поддаваться напору революционных масс, оставаясь противниками революции. Это – вопрос открытый. Мы его не предрешаем.

Из этих условий, которые я вам прочитал, вы видите, что экономические отношения между концессионерами-капиталистами и социалистической республикой далеки от прочности и устойчивости. Понятно, что капиталист, сохраняющий частную собственность и отношения эксплуатации, не может не быть в социалистической республике инородным телом. И отсюда вытекает то, что составляет один из главных предметов моего доклада: то, что концессия есть продолжение войны, только в иной форме. Я сейчас перейду к этому подробно, сначала я хочу изложить три главных вида или объекта концессий.

В этой брошюре мы написали перечень главных объектов концессий, и товарищи из ВСНХ, которые дали материал к этой брошюре и средактировали ее, приложили карты, наглядно показывающие эти объекты концессий. На этих картах видно, что объекты концессий разделяются на три главных вида: лесные концессии на дальнем севере – это раз, продовольственные концессии – это два, горные концессии в Сибири – три.

В лесных концессиях на дальнем севере Европейской России, где есть десятки, сотни миллионов десятин леса, который мы совершенно не в состоянии разработать за отсутствием путей сообщения, средств производства, за отсутствием возможности подвезти продовольствие для тамошних рабочих, где государству, обладающему сильным флотом, есть возможность правильно заготовить лесной товар и вывезти его в гигантских размерах, – здесь интерес экономический для нас очевиден.

Если мы хотим товарообмена с заграницей, а мы его хотим, мы понимаем его необходимость, наш основной интерес – возможно скорее получить от капиталистических стран те средства производства (паровозы, машины, электрические аппараты), без которых восстановить нашу промышленность сколько-нибудь серьезно мы не сможем, а иногда и совсем не сможем, за недоступностью иметь для наших фабрик нужные машины. Надо подкупить капитализм сугубой прибылью. Он получит лишнюю прибыль, – бог с ней, с этой лишней прибылью, – мы получим то основное, при помощи чего мы укрепимся, станем окончательно на ноги и экономически его победим. Чтобы получить лучшие машины и пр., мы должны платить. Чем платить? Мы имеем несколько миллионов золотого фонда, который нам остался. Вы увидите в специальном плане по электрификации России, что этот план, рассчитанный на десятки лет, с дополнительной работой по восстановлению промышленности, вызовет необходимость расхода по приблизительному расчету до 17 миллиардов рублей золотом. Одна электрификация непосредственно будет стоить свыше миллиарда рублей золотом. Покрыть нашим золотым фондом мы этого не можем, вывозить продукты продовольствия для нас до последней степени нежелательно и опасно, потому что полного обеспечения продовольствием мы не имеем для своей промышленности, а покрыть надо. И здесь нет объекта более удобного для нас экономически, чем леса на дальнем севере, которые мы имеем в невероятном количестве, они там гниют, пропадают, потому что экономически мы не в силах их эксплуатировать. Между тем лес на международном рынке представляет гигантскую ценность. В этом отношении дальний север удобен нам и политически, потому что это дальняя окраина. Эта концессия удобна нам и политически и экономически, и мы на нее должны налегать больше всего. Милютин сообщал на совещании, которое было в Москве, о котором я вам говорил{67}, что переговоры с Англией насчет этой концессии в североевропейской России двигаются. Там имеется несколько десятков миллионов десятин леса. Если мы три или пять миллионов десятин леса отдадим концессионерам в шахматном порядке, создавая для себя использование усовершенствованных предприятий, использование возможности учиться, выговаривая возможность участия наших техников, мы выигрываем для себя многое и мы затрудняем для капиталистических держав, пошедших на сделку с нами, военные предприятия против нас, ибо война рвет все, при войне постройки, сооружения, пути сообщения достанутся нам. Предприятия новых возможных Колчаков, Деникиных и т. д. против нас не облегчаются.

Второй вид концессий – продовольственный. За исключением Западной Сибири, где есть громадная площадь первоклассной земли, недоступная для нас потому, что она находится далеко от путей сообщения, в одной Европейской России и по реке Уралу, – нашим Комиссариатом земледелия было дано соответственное задание и определено количество земель, которое мы не сможем обработать, не меньше, чем в 3 миллиона десятин по реке Уралу, оставленных казаками в результате победоносного окончания гражданской войны, когда ушли целые станицы. Там имеются превосходные земли, которые надо поднять, но которые при недостатке скота, при ослаблении производительных сил мы обработать не сможем.

В совхозах Донской области до 800 000 десятин, которые обработать мы не можем и для обработки которых нужно громадное количество скота либо целые тракторные отряды, которые пустить мы не можем, а некоторые капиталистические страны, в том числе нуждающиеся до зарезу в продовольствии – Австрия, Германия, Богемия, – могли бы пустить их в ход и получить превосходную пшеницу в летнюю кампанию. Насколько это нам удастся реализовать, мы не знаем. У нас сейчас работает два тракторных завода, в Москве и Петрограде, но вследствие трудных условий они не могут дать в большом количестве тракторов. Мы могли бы облегчить положение покупкой увеличенного количества тракторов. Тракторы – важнейшее средство для радикальной ломки старого земледелия и для расширения запашек. Этими концессиями мы можем показать целому ряду стран, что мы можем развить мировое хозяйство в гигантских размерах.

Если бы наша пропаганда и наше предложение не увенчались успехом, если бы наше предложение оказалось непринятым, в нем остается не только политическая, но и социалистическая польза. То, что происходит в капиталистическом мире, есть не только расхищение богатства, а безумие и преступление, ибо в одних странах наблюдается избыток продовольствия, которое не может быть продано из-за валютных революций, потому что деньги обесценены в целом ряде стран, потерпевших поражение. Гниют громадные количества продовольствия, а в то же время десятки миллионов населения в таких странах, как Германия, прямо голодают и гибнут. Эти нелепости, это преступление капитализма становится очевидным для всех капиталистических стран и для маленьких стран, окружающих Россию. Выступает Советская республика и говорит: «У нас есть сотни тысяч превосходных земель, которые можно поднять тракторами, а у вас есть тракторы, у вас есть бензин и у вас есть обученные техники; и вот мы предлагаем всем народам, в том числе и народам капиталистических стран, сделать краеугольным камнем восстановление народного хозяйства и спасение всех народов от голода». Если капиталисты не понимают этого, это есть аргумент гнилости, безумия и преступности капиталистического порядка. Это будет иметь не только пропагандистское значение; это будет коммунистический призыв к революции, ибо показывает с несомненностью, которая внедряется в сознание всех народов все более, что капитализм разваливается, что он не может удовлетворить потребности. Ничтожное меньшинство империалистических стран наживается, а целый ряд других стран прямо находится на краю гибели. Мировое хозяйство требует реорганизации. И Советская республика выступает с этим планом реорганизации, с этим совершенно деловым, бесспорным, осуществимым предложением: «Вы умираете от голода при капитализме, несмотря на чудовищные богатства техники, – мы имеем возможность, соединяя вашу технику с нашим сырьем, разрешить кризис, но помехой являются капиталисты. Мы предлагаем им это сделать, а они тормозят, срывают». Это – второй вид концессии, продовольственной или тракторной.

Третий вид концессий – горные. Они перечислены на карте Сибири, где подробно указана каждая местность, относительно которой идет речь в концессии. Горные богатства Сибири представляются совершенно необъятными, и мы даже в лучшем случае, при большом успехе, в несколько лет не могли бы разработать одной сотой их доли. Они находятся в таких условиях, где требуется оборудование лучшими машинами. Здесь есть такие продукты, как медная руда, которая для капиталистических стран, для электрической промышленности необходима до зарезу вследствие голода на эти продукты. Есть возможность восстановить мировое хозяйство и поднять всемирную технику, если вступить в правильные сношения с нами.

Эти концессии в отношении их осуществления, конечно, трудны, т. е. они представляют больше трудностей, чем концессии лесные, продовольственные. Там, в продовольственных концессиях, дело идет о тракторных кампаниях на короткое время. Лесные тоже не так трудны, тем более что это объект, недоступный для нас, но горные концессии находятся частью на недалеком расстоянии от железной дороги, частью в местах очень населенных, и здесь опасность большая, и мы будем более тщательно взвешивать, давать ли их, и будем ставить определенные условия, ибо нет никаких сомнений, что концессии – это новая война. Капиталисты приходят к нам на новую войну, самое существование капиталистов – уже война против окружающего социалистического мира. Экономически-капиталистические предприятия в социалистическом государстве – это война за свободную торговлю, против политики разверстки, война за частную собственность, против республики, отменившей эту собственность. И на этом экономическом корне вырастает целый ряд взаимоотношений (вроде как военные отношения между «Сухаревкой»{68} и нашими учреждениями). Нам могут сказать, что вы «Сухаревку» закрываете и открываете новый ряд «сухаревок», впуская капиталистов. Мы на это глаз не закрываем и говорим, что если до сих пор мы победили, победили тогда, когда у наших врагов все средства были пущены в ход для срыва наших предприятий, когда этот срыв производился изнутри вместе со срывом извне, то неужели мы не сумеем на определенных участках, когда у нас будут определенные условия и отношения, справиться, проследить. У нас практический опыт борьбы с военным шпионажем, с капиталистическим саботажем имеется. Мы боролись, когда они прятались в наших собственных учреждениях, – неужели мы не сумеем сладить, когда у нас будут пущены капиталисты по определенным спискам, с определенными условиями? Конечно, мы знаем, что эти условия они будут нарушать, мы будем бороться против этих нарушений. Но, товарищи, это война – концессии с капиталистическими устоями. Пока мы не сбросили капитала в других странах, пока он гораздо сильнее нас, он сможет во всякое время направить против нас свои силы, опять выступить против нас в войне. И нам поэтому нужно сделаться сильнее, а для этого нужно развить крупную промышленность, нужно поднять транспорт. Мы, проводя это, идем на риск, тут снова военные отношения, снова борьба, и если они будут подрывать нашу политику, то мы будем воевать против них. Было бы большой ошибкой думать, что мирный договор о концессиях – мирный договор с капиталистами. Это – договор относительно войны, но договор менее опасный для нас, менее тяжелый и для рабочих и крестьян, менее тяжелый, чем в тот момент, когда против нас бросали лучшие танки и пушки, и поэтому мы должны применить все способы, прийти к тому, чтобы ценой экономических уступок развить свои экономические силы, облегчить дело нашего экономического восстановления. Конечно, капиталисты не будут исполнять договоры, – говорят товарищи, боящиеся концессий. Само собой разумеется, обнадеживать себя, что капиталисты будут исполнять договор – абсолютно нельзя. Это будет война, и последний довод, который вообще остается доводом, входящим в отношения социалистической республики, – это война.

Эта война сейчас нам угрожает с часу на час. У нас ведутся мирные переговоры с Польшей, и мы имеем все шансы, что мир будет подписан или по крайней мере, чтобы быть точнее, огромное большинство шансов за заключение этого мира. Но что Савинковы и французские капиталисты работают за то, чтобы этот договор сорвать, это несомненно. Война не сегодня, так завтра для капиталистов возможна, и они охотно начали бы ее уже сейчас, если бы только не были научены трехлетним опытом. Концессии, это – известный риск; концессии, это – убыток; концессии, это – продолжение войны. Это – несомненно, но эта война нам выгоднее. Когда известный минимум средств производства, паровозов и машин мы получим, тогда мы экономически не будем тем, чем были до сих пор, и тогда империалистические страны будут еще менее нам опасны.

Нам говорили, что концессионеры создадут исключительные условия для своих рабочих, привезут для них лучшую одежду, лучшую обувь, лучшее продовольствие. Такова будет тогда их пропаганда среди наших рабочих, которые должны терпеть лишения и долгое время еще будут их терпеть. Получится – социалистическая республика, в которой рабочие бедствуют, а рядом капиталистический остров, где рабочие живут прекрасно. Такие опасения слышатся очень часто на наших партийных собраниях. Конечно, этого рода опасность остается и показывает, что концессия есть продолжение войны, а не мир, но если мы испытывали лишения гораздо большие и вместе с тем видели, что рабочие из капиталистических стран все-таки идут к нам, хотя и знают, что экономические условия, ожидающие их в России, гораздо хуже, то неужели здесь от такой пропаганды мы не сможем защититься нашей контрпропагандой, неужели мы не сможем доказать рабочим, что капитализм, конечно, может известным группам своих рабочих создать условия лучшие, но что от этого условия остальной массы рабочих не улучшаются? Наконец, почему от всех соприкосновений с буржуазной Европой и Америкой всегда выигрывали мы, а не они? Почему до сих пор боятся посылать делегации они к нам, а не мы к ним? До сих пор из делегаций, которые они присылали к нам, мы всегда откалывали на свою сторону хоть небольшую часть, несмотря на то что делегации состояли главным образом из меньшевистского элемента, и это были люди, приезжавшие к нам на время. И мы будем бояться, что не сумеем разъяснить правды рабочим?! Мы были бы очень плохи, если бы этого боялись, если бы эти соображения поставили выше того прямого интереса, который в концессиях имеет наивысшее значение.

Положение наших крестьян и рабочих остается тяжелым. Надо его улучшить. На этот счет у нас не может быть никаких сомнений. Я думаю, что мы сойдемся на том, что политика концессий есть также политика продолжения войны, но наша задача удержать существование одинокой социалистической республики, окруженной капиталистическими врагами, сохранить республику, неизмеримо более слабую, чем капиталистические враги вокруг нее, устранить этим возможность врагам создать союз между собой для борьбы против нас, помешать их политике, не дать им возможности одержать победу; наша задача обеспечить для России необходимые орудия и средства для восстановления хозяйства, ибо, когда мы это получим, тогда мы так прочно станем на ноги, что нам никакие капиталистические враги не будут страшны. Вот та точка зрения, которая руководила нами в нашей политике относительно концессий и которую я изложил.

Напечатано в конце декабря 1920 г. в брошюре: В. Ленин. «О концессиях (Доклад на фракции РКП VIII-го съезда Советов)». Москва, Госиздат

Печатается по стенограмме, сверенной с гранками брошюры, просмотренными В. И. Лениным

2. Заключительное слово по докладу о концессиях на фракции РКП(б) VIII съезда Советов

21 декабря

Товарищи! Я имею целый ряд записок и кратко буду отвечать на те из них, на которые не даны еще ответы. Но сначала прочту еще одну записку осведомительного характера, которая мне тоже кажется характерной:

На Арзамасском уездном съезде Нижегородской губернии один беспартийный крестьянин по поводу концессий заявил следующее, что сообщаем вам как характерный признак: «Товарищи! Мы вас посылаем на Всероссийский съезд и заявляем, что мы, крестьяне, готовы еще три года голодать, холодать, нести повинности, только Россию-матушку на концессии не продавайте».

Я думаю, что эту записку очень полезно будет и надо будет привести в официальном докладе на съезде[7], потому что она покажет ту сторону вопроса, которую капиталисты не имеют в виду и относительно которой нам совершенно нечего скрывать, что тут есть опасность, что мы за этой опасностью должны смотреть в оба. Что эти напоминания усиливают внимание рабочих и крестьян, об этом я уже говорил, а если из безграмотной среды крестьянства идут такие напоминания, то это особенно важно, потому что подчеркивает задачу, в настоящее время имеющую исключительное значение в связи с тем, что на этом съезде вы должны будете рассмотреть вносимые в Совет Народных Комиссаров законопроекты о помощи крестьянскому хозяйству. Надо уметь убедить беспартийных крестьян, привлечь их на свою сторону и добиться их самодеятельности. Такая записка показывает, что тут есть полная возможность добиться громадного успеха, и мы его добьемся.

Теперь такая записка:

Не вооружат ли капиталисты-концессионеры рабочие пролетарские массы против Советской власти тем, что мы, переживая экономический кризис и разруху, не в силах будем удовлетворять рабочего так, как смогут удовлетворить капиталисты?

Я уже говорил, что в передовых странах и в большинстве из них рабочие снабжаются лучше, чем у нас, а между тем русский рабочий из всех передовых стран всеми силами тянется в Советскую Россию, нисколько не закрывая глаз на те лишения, которые ложатся на рабочих.

Не появятся ли вместе с английскими и американскими капиталистами и русские Рябушинские, и прочая свора?

Это надо поставить в связь с запиской, которая спрашивает, не будут ли концессионеры экстерриториальны. Нет, конечно, никоим образом мы им экстерриториальности не предоставим. Экстерриториальность предоставляется только послам, и то на определенных условиях. Если Рябушинский рассчитывает, что он спрячется от надлежащих органов, то я думаю, что он ошибается.

Затем, товарищи, сообщаю, что товарищ Лежава пишет: «Вандерлип представил мандат от десятка крупных синдикатов. Это проверено специальными органами у нас. Это уже подтверждено Красиным из Лондона, который там также проверил серьезность групп, уполномочивших Вандерлипа».

Я повторяю тем товарищам, которые спрашивают, почему договор не опубликован, что публиковать договор нам невыгодно, потому что дерущиеся между собой капиталисты думают, что там, в договоре, есть многое худшее. Это показывает шум, поднятый в печати. Пускай они это думают, мы их разочаровывать совершенно не рассчитываем. А те, которые хотят познакомиться с этим договором, имеют полную возможность это сделать. Кроме того, я указал, что договор может вступить в силу после того, как новый президент Американских Соединенных Штатов вступит в должность. А у нас партийный съезд будет в феврале{69}. Следовательно, для партии есть полная возможность все, что надо, сконтролировать и решить.

Прошу объяснить, если можно, на сколько сдана Камчатка (или на сколько предполагается сдать) и есть ли кроме политической выгоды экономическая для РСФСР и в каком виде?

Камчатка не сдана и раньше марта не может быть сдана. Экономическая выгода та, что по проекту договора долю продуктов, которые они станут добывать из горных богатств, они обязаны давать нам.

Давая концессии, тем самым не признаем ли мы длительность существования капиталистических государств и не считаем ли наше положение о скорости мировой революции неправильным?

На это ответил Бухарин. Дело не в том, что мы признаем их длительность, а в том, что гигантские силы толкают их к пропасти. Наше существование и ускорение выхода из критического положения и голода есть гигантская сила и фактор революции более сильные, чем те с точки зрения мирового хозяйства гроши, которые они от нас получат. Лишняя сотня и тысяча машин и паровозов для нас имеют громадное значение, ибо, сократив ремонт транспорта, который Троцкий рассчитал на четыре с половиной года и который он сократил на три с половиной года, можно сократить еще на год. А уменьшить разруху и голод на год – это имеет для нас гигантское значение.

А что, если Япония, чтобы не дать возможность нам сдать Америке Камчатку, возьмет и займет ее своими войсками, объявив ее своей?

Она фактически и сейчас владеет Камчаткой, и если бы она могла это сделать, она сделала бы, но она не может потому, что боится Америки.

Скажите, где возьмет капиталист рабочую силу? Привезет с собой? Едва ли. Если будет привлекать русских рабочих, то помимо того, что русские рабочие подпадут под руку калигалиста, это внесет расстройство на нашем рынке труда, что, в свою очередь, расстроит единый хозяйственный план.

Я не понимаю, каким образом хозяйственный план расстроится потому, что наши рабочие пойдут туда работать. Они не смогут пойти помимо наших профсоюзов, наших хозяйственных организаций, нашей партии. Рабочие на передовых капиталистических предприятиях будут для нас обучать наших рабочих лучшим приемам производства. Подчиняясь капиталистическим условиям труда, наши рабочие подчинят его нашему кодексу законов о труде или специальным договорам, которые их ограничивают, нисколько не боясь уйти оттуда, если условия будут плохи. Если условия будут невыгодные, рабочие уйдут. Одни товарищи боятся, что условия будут хорошие, другие – что они будут плохие. Мы будем смотреть так же, как и наши рабочие и крестьяне, и устанавливать надлежащие меры.

При предоставлении концессий, когда концессионеры начнут работать, может ли быть работа РКП по организации коммунистических ячеек среди работающих на территории концессионного договора открытой или только нелегальной?

Тут неправильное представление о концессиях и концессионерах. Концессионер не есть власть. Никакой территории он себе не получает, кроме территории для хозяйственной эксплуатации. Все органы власти, все суды остаются только в руках РСФСР.

Если в Америке безработица форсирует революцию, то мы ведь концессиями даем Америке изжить кризис, то есть задержать революцию.

Это тот довод, который опроверг тов. Бухарин.

Если международная буржуазия узнает тактику Советской власти о концессиях, то каково будет положение Советской власти? Не будет ли это вредным для нас?

Напротив, о концессиях все знали в Европе и поднятый там шум доказывает, что буржуазия тревожится. У нее замечается опасение опоздать. Все капиталисты, которые не хотят рисковать сношениями с Россией, уже почувствовали, что они отстали, а более предприимчивые успевают. А мы пользуемся противоречиями капиталистов.

Имеются ли планы или проекты концессий на крупные индустриальные предприятия в Москве и вообще в центре? Говорят, например, о трех таких концессиях в Москве, Ярославле и Люберцах.

Я ничего не знаю об этих концессиях. В Люберцах есть американский завод, который не национализирован и был все время не национализирован, и никакой концессии там нет. Единственная концессия в центре, о которой говорили товарищи из ВСНХ как о возможной, – это концессия немецким химикам на развитие красильных предприятий и сдача им одной из фабрик. В Совнаркоме все высказались, что возможно, но никакого практического значения разговоры не получили.

Германия настолько впереди нашей страны, что в империалистическую войну даже передовые страны оказались в затруднении, когда германская химическая промышленность перестала доставлять им продукты. А мы, чтобы двинуть химическую промышленность, должны быть готовы дать больше платы немецким химикам. Это лучший способ учиться: сдать одну из фабрик немцам на концессию. Здесь никакие школы, лекции не помогут так, как практическая работа на фабрике, где можно обучить рабочего в полгода, а затем заставить рядом строить другую такую же фабрику. Бояться, что немцы с одной фабрики что-нибудь сделают с нами при их международном положении, смешно. В СНК не было разногласий, принципиально это можно допустить. К сожалению, практического разрешения этот вопрос не получил. Я должен подчеркнуть, что о концессиях мы очень много говорим, но пока не удалось ни одной концессии сдать. Мы будем считать большим успехом, когда хотя бы одну сдадим, когда вы увидите конкретные условия концессии.