полная версияПолная версия
Так вишь и теперь все дражнят того парня да подсмеивают: думал-де комара видеть за семь верст, а комар у него на носу сидел!
Так-то и ты царевич Иван близко сможешь комара поймать… только не обещай никогда лапти сплесть не надравши лык!
И баба-Яга разузнавши все подробно от царевича, где он был и как поступал, с своей стороны такой же совет дала, тому же царевича настроила: сказала, что и к ней царевна прилетит и чтобы царевич ловил ее, и держал бы, из рук не пускал…
И царевна прилетела тем же порядком, что и к первой бабе-Яге, и царевич поймал ее… и опять случилась тоже история: упустил царевич, хоть не сам собой, а её же лукавой хитростью: перекинулась она вишь налимом, рыбой скользкою, да и юркнула из рук!
Пришло царевичу хоть волком взвыть, да вторая баба-Яга его утешила, опять искать царевну настроила, дала ему опять ниток клубок – и пустился царевич опять со всех ног, бежать по пути надсажаться, своей милой невесты царевны доискиваться!
Сначала он было все тоже вбежки да вбежки, а после приумаился; шажком пошел, да и стал толком раздумывать: как бы царевны опять не прозевать, не спроворить недоброе, не дать ей снова вывернуться!.. постой, думает он, на другой манер поверну, если так пошло: будет она делаться птицею, за крыло возьму, станет змеей, удержу за голову, а перекинется рыбой скользкою, за жабры схвачу!.. уж ни страху не поддамся, ни ловкости не сделаю!
Да так размышляя, думая, хоть и шагом шел, скорехонько к третьей избе пришед.
Опять…
Избушка, избушка!Стань к лесу задом,Ко мне передом!Перевернулась избушка, царевич вошел, не кинулся прямо расспрашивать и скороговоркою все прошлое пересказывать, а поклонился чинно третьей сестре, старой седой бабе-Яге и приветствовал словом учтивым и ласковым.
И третья Яга приняла царевича ласково; прежде отдохнуть пригласила, потом употчивала, а уже там и стала распрашивать о пути дороге царевича и от чего он кручинный такой.
Царевич толковито и ясно всю правду сказал, и просил совета и помощи.
«Да для чего ж тебе было делать на перекор умной жене?» спрашивала Яга царевича «ведь она видно лучше тебя знала, для чего ей была шкурка нужна?.. ну, посуди, хорошеель ты это дело смастерил?»
– Вижу, я это теперь и сам бабушка, да что станешь делать: умный мудрец присудил, а я по его совету и сделал так, виноват, подурачился!
То-то подурачился, поребячился, несмышленым прикинулся, ан вот тебе и довелось беду бедовать!.. Из-за такого дурачества да ребячества выходит часто дело не больно хорошее… Да вот ты пока сядь да поешь, а я тебе на этот счет и расскажу побасочку, о том
Побаска третьей бабы-Яги. Как два мужичка поребячились
Пошли два мужичка, Сидор да Карп, пошли они на поле в рабочий день; ну, вестимо, поработавши и перекусить захочется; человек из того и живет, что пьет да жует; а как поле то было не близко, что и зачастую водится, так за съестным-то домой не бежать же стать; то и захватили они с собой что могли. Жали они в поле, или косили, или сжатые спопы в кучу носили, уж не ведомо какой работой заяедывали, только она у них сначала очень весело шла; а главное, как думаю, от того она шла весело, что у них был лакомой обед припасен: накануне-то, видите, была пирушка в селе, и пирушка знатная, богатая, чуть ли еще не сватебная, так они, мужички, Сидор да Карп, и взяли, утаили там чтоль, или так выпросили, а взяли, добыли разные остатки лакомые: и полпирога с морковью подового, и вотрушку здобную с творогом, да еще и яловиченки, аль свежины чтоль, да уж, некуда правды девать, и винца-горелки стащили таки, так на такой здобный обед надеючись, они так себе и поработали весело; а может поработавши немного уж и хватили по чарке-другой, так им теперь и сполагоря, и работа спешна и душа весела, хорошо на животе и на сердце.
Отработавши и вздумали мои мужички потешиться. «Давай, Карп,» Сидор говорит, «давай, поребячимся, вспомним годы старые, и будто мы дети малые давай играть, пока отдых пройдет!» Карпу это куда показалось весело. – Давай – говорит – в самом деле, что сложа руки сидеть, работа не умаяла нас!
Вот и давай они на ребячью стать, прежде картавить, разговаривать, как маленькие, там игры заводить. Сидор говорит, мальчишкой малым прикидываясь: «Калпушка! давай иглать! – позалуй, Сидолка, давай игллать!» – отвечает Карп. Вот и зачали и в гихорду и в коршуны… Да двоим, известно, не ловко эти игры вести, то Сидорка и выдумал: – станем-де лучше в клинки играть, – ну и начали; игра не мудреная, а утешная: начертили они наземи четыре черточки одна к другой, так, как бы вот, примерно, окно небольшое чтоль, да и положили туда маленькую палочку, клинушком с одного конца, а другой длинной палкой и бьют по клинушку, да так хитро, что как палочка-то вскочит, то он и наровит еще по ней раз задать, чтобы ее подальше отбросило, а коль два раза стукнет, то это сдвоил говорит, и уж за два раза так и считается; один ударит по палочке да отобьет ее, а другой, с того места, где упала она, и наровит ее кинуть да попасть в те четыре черточки; и буде он попадет туда, то уж он станет бить, а другой побежит за той палочкой, а буде не попал, то опять тому ж бить, и все тот же себе и разы насчитывает. Вот, кто понаделает прежде столько раз, сколько по уговору надобно, там десятка два или три что ли, то тот и выиграл, а кто не сделает, то ему за вину на одной ложке скакать, от тех четырех черточек, до того места, куда первый добросит малую палочку, большой палкой по ней ударивши. и должен тот, кто проиграл, прыгать на одной ножке до места показанного не останавливаючись, на другую ногу не переступаючи, а не то придет сначала бежать: а кто выиграл, бежит за ним да его поддражнивает, что бы он на другую ногу переступил, да что бы снова от черты скакал; бежит да хворостинкой его по ноге прихлыстывает, да голосит насмехаючись:
Кисель ноги подъел,Киселя захотел;Теки, текиКровь-руда!..Кисель ноги подъел,Киселя захотел!..И тому, кто проиграл, хоть досадно, а прыгает, что делать, уж обычай такой, хоть будь старший брат родной, а попрыгаешь, в игре и батюшка товарищ!
Так-то и Сидор да Карп, играли да потешались. Надоело и это. «Постой, говорит Карп, погоди, я добегу до леска да сучьев наберу: мы лучше будем в городки играть, а то эта игра прискучила.»
– Ну ин-беги скорей!
Побежал Карп, да что-то и долго там запропастился, видно все покрупнее выбирал… А Сидор думает, что бы ему сделать пока, да и вздумал: дай-де я не много полакомлюсь, тихонько кусочик вотрушки стащу, как бывало мы маленькие!.. и подшел где обед лежал; откусил вотрушки, еще хочется, откусил еще, больше позыв на еду… съел всю, и пирога захотелось ему!.. Сидор был податлив на лакомое, принялся уписывать, глядь, в пять минут обеда как не было… тут только Сидор и спохватился: – ах, ведь Карп-то ничего не ел!.. – Да делать нечего!..
А Карп бежит из лесу с охапкой сучьев, такой веселый. – «Ну, Сидор, каких знатных набрал, давай городить!»
Вот и начали, только бедного Сидорку дрема берет. – Мне, Карп, – говорит, – что-то не хочется, не лучше ль соснуть! – Карп уговаривать, – да что за сон, да к чему это?.. однако Сидора так сон и валит с ног.
«Так, погодиж,» сказал Карп, «давай пообедаем! а у нас обед знатной, лакомой, у меня слюнки так и текут на него!»
– Я уж пообедал.
«Как, без меня-то?»
– Да больно захотелося.
Хвать Карп где обед, ан только место, а теста нет!.. Так и взбеленился наш Карп, ругает Сидорку на чем свет стоит, в самом деле у бедного живот подвело. А Сидор одно говорит: – я это так, поребячился!
Как ни бранился Карп на Сидора, а тот все молчит; да прилегши на траву и заснул, игрою-то умаявшись. Не спалося только Карпу, на тощий живот знать сна не придет, и больно ему досадно, что его так Сидорка надул. Вот Карп и выдумал: взял, разложил хворост, да нелегкая его знает, где-то огню добыл, да покуда Сидорка спал, а Карп его кафтан и спалил, сжег до тла, «вот, говорит, и моя взяла!»
Проснулся Сидор, пора домой; ищет кафтана, что ради тепла снял, а кафтана не находится…
– Карп!
«А что?»
– Да где мой кафтан?
«Я сжег.»
– Как сжег?..
«Так-таки просто, взял да и сжег.»
Глядь Сидор в сторону, и впрямь, от его кафтана только одни полы валяются обгорелые… Так Сидор и завопил: – Ах ты, чтоб-те розарвало!.. да для чего ты это сделал?..
«Для того ж, для чего и ты мой обед съел: я поребячился!»
Как кинется Сигдор на Карпа, ну его в потасовку возить, и Карп тож не дурак, давай сан отделываться…
Подставили себе фонари, волосья повытеребили, а беде не помогли! да еще их же, узнавши эту историю, вся деревня на смех подымала!..
И с тех пор, как увидят бывало у кого фонари под глазами, или другое что на лице не ладное, то и спрашивают: «что, аль поребячился?»
«Так видишь, или нет,» прибавила баба-Яга, «ребячество да дурачество, как и всякая глупая игра, не доводят до добра!»
– Да, да; – молвил царевич, печально покачав головой; – вижу я это, бабушка, не пересказанные речи, и не то, что бы только видел с печи, а сам на себе испытал!
«Ну то-то же, царевич, запомни теперь: умной жены, в её деле, всегда слушайся, да и в своих делах не больно перед нею умничай: и это не со всем хорошо!»
– Да уж, бабушка, теперь не поддамся лукавому на вождению, не сделаю ничего противу жены, кто бы мне там что ни советывал, никогда противу неё не пойду!.. расскажи только, родимая, как теперь поступить, что бы царевну найтить?
«Совет мои такой же, как и старших сестер: прилетит она ко мне, так умей словить!»
– А скоро прилетит она?
«Долго ждал, так теперь торопиться не к чему; приляг отдохнуть!»
Совсем не до сна царевичу, однако послушался бабы-Яги, прилег таки и будто спит, а сам все то тем, то другим глазом поглядывает, инда и бабе-Яге стало смешно на него смотреть…
«Ну, вставай!» говорит: «вон и она летит!»
Вскочил царевич, встряхнулся, и пырь под стол.
Прилетела серая утица, села подле бабы-Яги и стала на себе перышки обирать. Царевич смотрит из под стола, высматривает, как бы вернее поймать, да и хвать зараз за оба крыла!..
Рванулась уточка, метнулася; царевич держит да думает: вот станет ужом, а ли рыбой ершом!.. а царевна уже видно дело почуяла: перекинулась всего раз с пять разной птахою, и вдруг веретеном сделалась… Хвать царевич о колено, изломил вертено и смотрит… держит он, вместо концев вертена, в руках своих ручки царевны Иуваг кушки, и сама она царевна стоит перед ним, и глядит на него своими омами светлыми, и ласково ему улыбается…
Так царевич и обмер от радости, и хочется ему царевну обнять, к сердцу прижать, и боится он из своих рук её руки выпустить…
Царевна догадалась, что он думает, и начала говорить: «ну, царевич, не бойся, теперь пусти меня; я уже теперь навеки твоя, и невеста радушная, и жена послушная; пусти! Дай мне тебя обнять, поцеловать за любовь твою, за труды, какие ты понес для меня!»
– А не улетишь ли ты, не вспорхнешь ли ты опять высоко-далеко, моя невеста желанная, моя жена ненаглядная? – спрашивает царевич Иван жалобным голосом.
«Не бойся, не вспорхну, не улечу; я теперь, признаться, и сама улететь не хочу!»
Царевич инда вспрыгнул от радости; а как царевна его и взаправду обняла, поцеловала сама, так он и плачет, и хохочет, и прыгает.
«Ну, царевич,» примолвила царевна Квакушка, «теперь сядем же, отдохнем да поговорим, от чего это сталося, что мы разлучились с тобой.»
Царевич как бабе-Яге обещался, так и поступил: ни слова противу царевны не вымолвил, хотя, правду сказать, ему бы хотелось не сидеть, а опять с царевной домой к себе бежать.
И так царевна села рядышком с царевичем: а баба-Яга им понаставила на стол всякой всячины, и малины и вишенья, и пирогов сдобных, и всяких сластей лакомых, Бог весть уж отколь это и набрала она.
«Милой мой царевич Иван,» начала говорить царевна Квакушка; «когда мать моя, Хитросвета-волшебница, задумала выдать замуж меня, то и стала сама мне мужа приискивать. Бывала она в вашем царстве и вас троих царевичей видывала; и полюбился ты ей больше всех, за твою тихость и послушливость, за твою к родителю почтительность; и брала она к вам меня, и тебя мне показывала, и спрашивала, нравишьсяль ты мне?.. Ну, нечего, что таить, я сказала, что за такого мужа пошла бы с радостью, а еще более, когда услыхала от моей матери похвалу тебе. Хитросвета, мать моя, захотела прежде испытать тебя: всегда ли ты верно исполняешь отцовы приказания. верно ли держишь слово обещанное, и можешь ли полюбить жену за ум-разум один, что век живет, а не за красоту переходящую… вот по этому-то она меня и сделала лягушкою, и наказала мне строго на строго, когда я стану женой твоей, не скидавать своей шкурки без её приказания, разве-разве иногда перед тобою одним, или когда это необходимо потребуется; как например, когда явиться в первый раз к отцу твоему; ты моих слов не послушался, сжег шкурку лягушачью, вот за это и разлучились мы!»
– Так ты тогда же бы это толком и сказала мне, жена моя любезная, – отвечал царевич Иван, все таки царевну цалуючи, – ты бы сказала, что вот-мол так и так, то и то; вот-мол матушка приказывала, я бы все и исполнил так, и нам бы никогда не разлучаться с тобой!
«То-то и есть, царевич, что матушка моя хотела испытать тебя, и не велела всего тебе рассказывать; за то, когда она разлучила нас, то присудила тебе другое испытание, хотела узнать, вправду ли ты одну любишь меня, пустишься ли искать меня в неизвестной путь. Ты, царевич, устоял на своем: ни труды, ни неудачи не сбили тебя с прямого пути, и по этому я еще больше люблю тебя; а по этому, что ты много труда приложил, много неудач испытал у пока меня отыскивал, по этому и я милее кажусь тебе!.. Ведь всегда так на свете водится: что к нам в руки само идет, то мы не с большой охотой берем, а что от нас ускользает из рук да прочь бежит, за тем мы готовы полжизни гоняться, хоть наперед не знаем, стоит ли оно того.»
– Ах ты, моя разумница, ах ты, моя красавица! все, все, что ты ни молвишь, все чую, что дело правдивое! – приговаривал царевич, царевну Квакушку милуючи. – А что, – прибавил он, вздохнувши про себя тихохонько 3 – скоро ты опять станешь лягушкою? – Да так при этом взглянул, точно кислого огурца откусил… так царевна и покатилась со смеху.
«Нет, царевич, я теперь никогда не сделаюсь больше лягушкою.»
– Ой ли. Ах ты душечка, перепеленка!.. ах ты… ну, и слов не приберу, как назвать послаще тебя.
«Дома, царевич, вспомнишь авось, теперь пора нам в ваше царство, к твоему батюшке отправиться.»
– Как же не пора, и очень пора! – вскричал царевич Иван, – я только об этом и думаю… вишь ведь ты, золотая моя, какая разумная, точно была у меня на уме, сей час спознала все мысли мои!.. Однако, царевна моя ненаглядная, – проба вил царевич Иван позадумавшись, – как же нам быть, как назад иттить?. дорога такая трудная, да и не близкая, мне уж одному, да еще тебя отыскивать, куда не шло; а как же мы это вдвоем пойдем?.. я уж и не придумаю!
«Не бойся царевич, дорога трудна кажется, когда труд не покончен еще, а когда он совсем до конца доведен, то стоит лишь оглянуться назад, и дорога другою покажется… Посмотри-ко теперь!..»
Отворила дверь царевна Квакушка, взглянул царевич Иван на пройденный путь… перед ним дорога прямая, большая, ровная, гладкая, покатая, ни горки ни лощинки, ни сучка ни задоринки!.. царевич от удивления только руками взмахнул.
«Пойдем царевич, пойдем по этой дороге со мной; хоть нам бы и хотелось скорей на месте быть; да ипой порой не дурно себя от скорого хотенья поудерживать!»
Простились царевич Иван и царевна Квакушка с бабой-Ягой, проводила та их с хлебом с солью, с словом ласковым, с добрым пожеланьем деток побольше иметь… у этих бабушек-старушек обычаи такой: вечно на этот счет приплетут что ни будь!
Идет царевич с царевной веселешенек, не наговорится с ней, на нее не насмотрится; однако долго так идучи, стал царевич в даль поглядывать, нет, нет да посмотрит вперед, далеколь идти; после и подальше начал всматриваться, а все кроме дороги да неба не видать ничего.
Улыбнулась царевна Квакушка и промолвила: «Что, мой милый царевич, на дорогу поглядываешь?.. А-ли поджидаешь коней, чтоб доехать скорей?»
– Не дурно бы, молвил царевич Иван, мне бы хотелось, хоть моего коня увидать, которого в начале пути бросил я; мы тогда бы скорей дома очутилися.
«Так-то, царевич, то-то и есть: коль хочется нам чего, мы ни о чем кроме и не думаем, а получим это, нам уже и другое тотчас давай!.. Когда ты искал меня, то бежал почти всю дорогу не останавливаясь; а нашел меня, то тебе уже скучно долго со мной идти; дойдем до места, может быть тебе чего другого захочется; а там, может быть, будет и со мною скучно жить!..»
Царевич чуть не заплакал от слов этаких, и говорит вздохнувши, покачав головой: ах ты моя милая, ах ты моя ненаглядная!.. этак-то ты дурно про меня думаешь? f. Да может мне не себя, а тебя мучить жаль?.. Да хочешь ли я бегом побегу и тебя понесу?.. Подхватил царевну и ну бежать.
«Полно, полно царевич, пусти поскорей, я так это, к слову молвила, или бишь к делу приладила!»
А царевич не слушает, знай бежит.
«Да пусти же, ах какой, этак ты меня замучаешь, да и сам так измучаешься, что нам и ехать будет нельзя? не только идти; пусти ж поскорей!»
Пустил царевич Иван царевну и давай пот с лица отирать.
«Ну, видишь, хорошоль это, я ведь только тебе хотела еще сделать маленькое поученьице; а то неужели мы должны такой долгой путь маяться!.. мне стоит попросить только мать мою, Хитросвету волшебницу, или приказать её именем, так тотчас явится пред нами хоть сто коней… а? хочешь ли попрошу ее?»
Да советывал бы, право советывал бы; оно, знаешь, как-то и лучше и покойнее!
Ну, так тому и быть, сделаю!.. только вот еще что надо сказать: мать моя, Хитросвета, сказала мне свое желание, чтобы явилась я с тобой обратно, в ваше царство, с такой пышностью, с какой должна являться царевна и дочь волшебницы. Ты чай слыхал от старых знающих людей, что они, волшебницы, ездят по воздуху в колесницах своих, а те, кого любят они, или почесть хотят, те должны хоть раз проехаться но мосту хрустальному!.. Так надо мост пожелать; а? как ты думаешь?
– По мне хоть мост, хоть дорога, лишь бы проезд был до места дальнего.
«Ну так будет мост.»
– А скоро он будет?
«Как только прикажу.»
Царевич радехонек и спрашивает? так мне спать что ли лечь, пока мост-то состроится?.. зная, что царевна Квакушка только в это время такие дела и поделывала.
«Нет, на что же спать теперь» молвила царевна, смеючись, «подожди! это недолго ведь!»
И царевна Квакушка махнула своей рукой снегобелою, рукавом кисейным вышитым, полотняным платочком, кружевами отороченым, и проговорила своим серебристым голосом:
По царевича совету,По приказу Хитросветы,И по просьбе по моейСтановися мост скорей!Вдруг, откуда ни взялся… Фу ты, пропасть! уж полно это вправду было ли, что-то и неверится… откуда ни взялся, появился мост; с виду он и прост: так же, как и у нас православных, не поперег дороги, а вдоль лежит; но поразсмотреть его, диво дивное: весь он цельный, из хрусталя видишь был и балясинки хрустальные, а перильцы зеркальные, а фонари уж и не говори, каждый так и светит, что твое солнышко!.. горит огонь без масла, без медных бляшек, так светом и обдает, так полымем и машет!..
Дивился царевич не мало, как все это скоро да хорошо стало; и допытывается царевны: уж полно прочен ли мост? больно что-то на скорую руку выстроен!.. не повихнулся бы на бок, как поедем по нем?
«Полно, царевич, да разве волшебные мосты на людскую стать делаются?»
Обернулась опят и проговорила своим серебристым голосом:
По царевича совету,По приказу Хитросветы, –И по просьбе по моейПоявися поскорейКолесница дорогая,Вся резная золотая,С четверней борзых коней,Ловкий возничий при ней,Гайдуки и скороходыВ дивование народу,К удивлению людей!Все тотчас, в одну минуту, без отсрочки, без откладыванья все явились, а царевич с царевною сели и покатились…
Ну, счастливый путь!
Позвольте ж, люди добрые вперед их забежать; вишь они в провожатые нас не взяли, так пришло хоть уж встречать!
Поговорили, потолковали, в царстве Тафуты царя, что младшая невестка тягу задала, что царевич отправился искать ее; присудили, что вряд-де ему царевну найти; молод-де, сгоряча пустился, прохладится вернется!.. А не вернется другую по дороге пойдет, пусть она и не будет такая разумница, такая красавица, а всеж лучше, чем с пустыми руками придти! А один боярин при этом побасенку сплел:
Побаска боярина
Пошла, видишь, баба в лес и сказала всем, что за грибами пошла, а вернулась баба домой с еловыми шишками!.. А что ж? баба не виновата, неча менять; грибы-то, видишь, далеко ростут, а далеко в лес идти, на медведя набредешь; домой воротиться без ничего не хочется, все же лучше, что-нибудь принести, не даром ходьба!.. И домашние похвалили ее: вестимо дело, говорят, что же такое! и шишки еловые, для обиходу домашнего все лучше, чем ничего!
Так-то подсмеивались люди, что зовут порой добрыми! Ну да поговорили да и забыли; как ни весело других пересуживать, а и это надоест; от пустых слов скорее, чем от добрых речей набьешь оскомину.
Раз царь Тафута смотрит из окна и видит на его заповедных лугах блещет что-то от солнышка; и не просто блещет, а как бы переливается точно река протекла!.. Посылает Тафута доведаться; приносят ответ: что это-мол не река, не ручей, а это стоит хрустальный мост, и что стоит он только одним концем, а другой конец моста ушел в даль туманную и не видать его!
Царь Тафута, хотя никаких чудес не видывал, и не совсем верил им всем, но этому чуду он подивовался-таки, покачал головой; не то дивно ему, что хрустальной мост, а то мудрено, что об одном конце! Век изжил, говорит, не видывал такого моста!.. это что-то не спроста!.. подитко, говорит, хорошенько взгляни, точноль так?.. не пьян ли был, кто осматривал, то-то его и затуманило!..
Бегут опять с вестью к Тафуте царю, что по этому мосту едет дивный поезд и Бог весть из каких только мест, из какого царства не знаемо.
Пока царь Тафута собирался все толком узнать, а уж поезд подкатил к крыльцу и царевич Иван с царевной Квакушкой в палаты взошли и отца царя Тафуту кинулись обнимать, как настоящие дети родимые; инда слезы показались у Тафуты от радости, что и сын-то его милой жив, и что нашел он жену-то свою милую, разумную, и что не посрамил себя, не из лягушечьей породы невесту взял, а отыскал добыл царевну прекрасную удивил своим поездом весь православный люд!..
Тут явились и старшие царевичи с своими женами и с своими поздравлениями; отложили насмешки свои, а по-братски царевича приветствовали.
Не успела грянуть труба призывная, а у царя Тафуты в палатах едва место есть… собралось народу втрое более, нежели сколько по призыву первому.
И… Экой же был пир, эко веселье!. у каждого дня три голова болела опохмелья, а иной и неделю похмелья не видал, без просыпу лежал!.. О простом народе и говорить нечего!.. Смышленый скоморох, что царевне Квакушке в первый раз песню сложил, услыхавши, что царевич Иван опять ее обратно достал, с попыхов, схватил свой гудок, наладил кой-как, выскочил на улицу, да еще не хлебнувши вина, не съевши куска и давай вприсядку отдирать… откуда у него разбойника и рысь и песня взялись: ногами штуки выделывает, а сам голосит, как ученый певун:
Эй пей, не робей,Наливай, поскорей!Пить ДемьянуИз стакана,Пить ФомеИз ковша,Разыгралася душа,Расходилася,Еще непил ничегоСловно пилося!Знать весельеНе похмелье,Голова не болит,Так вот ногиСами ходят,Так на сердце и гулит!..Хоть чего бы нибудьПоскорее хлебнуть,Эй пей не робей,Наливай поскорей!Вестимо не даром плясал, употчивали разбойника, насилу ноги доволок домой, хвативши вплотную зеленого вина.
И я там был, и… ну да сами-чай знаете какая со мной случилась досадная оказия, все равно, что и на пиру не был: по усам текло, а в рот не попало…
Если этого не мало, то тут и
Конец первой частиСноски
1
В Немецкой стороне, когда жениха от невесты отвадить хотят, то посылают ему корзинку пустую плетеную; а у нас, в стороне украинской, подносят такому молодцу тыкву, которую там чествуют гарбузом.
