полная версияПолная версия
А одна баба не вытерпела, таки привязалась к этому слову… Да вот, говорит, раз что и случилось:
Былая правда о том, как один муж у своей жены дружкой был
Жил в нашем городе человек Агап; всем он был парень как парень, да одним слаб: любил он пиры да банкеты, хоть уж ему бы и не под-леты, годов ему было около сорока, а где бы ни подошла рука, пир знакомый или чужой, он идет как на свой. Но как знакомых-то пиров было не много, а на чужих-то нередко поворачивали носом к порогу; то он и ухитрялся всегда как-нибудь втереться: коли поминки, он кутьи несет, коли родины – каши припасет, а уже все как-нибудь добьется, что его посадят и на последнюю давку, да все таки придется поесть сладко, хоть последнему чарку поднесут, а все таки мимо не обнесут! А пристрастился он к свадьбам всего больше, оно и пир-то веселей да и идет-то дольше, и, напоследях так привык, что как-то раз месяцев шесть свадеб не было, так он женился сам, чтобы хоть у себя попировать.
Вот – и женившись не оставил своей привычки по свадьбам ходить: а как хорошенько понаторел, как разузнал, как и где на свадьбе какой порядок ведется, то попал в такую знать, что все сами начали его в дружки звать.
Опостылил он за это всем деревенским бабам: без него, бывало, ни какая сваха и свадьбы не затевай, глядишь отобьет, и жениха с невестой сведет, и свадьбу смастерит, и. тут же сам дружкой сидит, Озлились на него бабы, совсем хлеб отбил разбойник! – Ну, мужское ли это дело, – все только плевали да ахали, как он бывало концы сведет! И проворен же был, пострел!.. Сватьбу ему бывало свертеть, как в иглу нитку продеть!..
Ну вот бабы за ум взялись, вместе собрались и положили между собою, во что ни стало, отвадить, отучить молодца свадьбы стряпать. А как это сделать, чтобы он носа не показывал на свадьбы вперед, что бы даже, где прилучится свадьба, бежал от тех ворот!.. выдумали старухи штуку злую, эхидную; пригадали такую вещь, что в пору иному подъячему; да, как бы вы думали? присудили всем сонмищем: выдать снова его жену за другова, и что бы он же тут сам заведывал пирушкою сам бы был и сватом и дружкою!..
А надобно вам еще вот что заметить, честные господа, оно хоть это известно всякому, да не всякому взапримету придет: буде кто женился да взял жену-бабу молодую, так уж смотри в оба: не часто по гостям гуляй, а почаще дома бывай: а не то, коли ей долго мужа заждаться придется, то того и гляди, что другой навернется!.. Так и над нашим Агапом стряслось, и ему довелось испытать такую же историю.
Там пир-свадьба, там поминки, там родины с крестинами, а там опять сватанье затевается; а Агап везде тут, как тут, бегает высуня язык, раскрывши рот, некогда и к жене завернуть от хлопот! Баба молодая, одно то, что скука одолела злая, а другое то, что все люди гуляют, веселятся… там свадьбу свели, там родили-крестили, а ее будто и позвать забыли, будто ей и нельзя веселиться, будто она лишняя спица в колеснице!.. «Чем же я других хуже?» и взяло ее зло на мужа…
Раз она сидит так да думает себе на уме: не пойдти ли к куме? не спросить ли совета, как бы ей уладить это, что бы ей быть не прочь от людей?.. Хоть бы дома завести знакомых да пожить веселей!..
Вышла за ворота, а на ту пору идет парень подле забора да зевает по сторонам.
«Видно ему скучно, одному несподручно, так же, как и мне, не пойду к куме, а позову лучше доброго молодца да на-досуге с ним покалякаю!»
Она смотрит на парня, улыбается, а он снял шляпу и кланяется. Так продолжая, он шаг за шагом к ней подошел, да слово-за-слово и речь завел… ну уж тут и пошли лады!.. Если молодой парень да сойдется с бабой молодой, да надосуге глаз-наглаз разговорятся, так не разольешь и водой, пегоде самим догадаться да скорей разойтись.
Кума, к которой было жена Агапа в гости пошла, видно и сама догадлива была, сама к ней в гости отправилась… Пришла. – Что за притча? вороты заперты!.. Что это значит: неужели Агап жену с собою взял?.. Кажись прежде он этого не делывал?.. Только глядь, – дай еще попытать, точноль вороты заперты – глядь, ан они изнутри щеколдой заложены… А, видно она дома да уснула со скуки! давай стучать.
Постучалась кума таки довольно, а домой не ушла: надо было проведать? что там делается.
Вот погодя немного дверь с надворья скрыпнула… Кума притаилась и слушает, а Агапова жена что-то такое чмок-да-чмок, да и молвила: «Ну, бегиж чрез плетень!» а сама к воротам пошла.
Отворила их; а кума и лезет к ней и целует, и обнюхивает, и спрашивает, все за один прием.
– Али заспалась, моя красавица?
«Да, Спиридонова, соснула-было; такая скука взяла.»
– Ну, за то видно сон хороший видела: вишь как глазки-то разгорелися!.. Да и сама как в огне.
А парень-молодец хотел было через тын перескочить, да не потрафил и повис, головою вниз, зацепившись кафтаном, да так там шумит, барахтается.
– Что это? – кума спрашивает, – то не сон ли твой все еще возится?
Вспыхнула бедняжка Агапова жена, еще лгать-то видно не в привычку было.
«Это, говорит, корову в огород пустила, так видно запуталась… Войди пока кума в избу, а я пойду отвяжу ее!»
Вошла кума, вернулась и жена Агапова.
– Ну, – говорит ей Спиридоповна, – видно ты не коровушку-буренушку, а козла в огород-то запрятала?.. а?..
«Что ты, кума, полно шутить, какой там козел!»
– Да вот я по привязке узнала, что тут рогатый придет…
Подняла кума с пола кушак да и показывает. Некуда деваться, пришло сознаться-покаяться…
«Только, говорит, никому не говори; а точно был знакомый один, да такой хмельной, что и кушак позабыл!»
И давай жена Агапова куму угощать, и тем и этим чествовать, словно и впрямь на свадьбе употчивала. Как пошла кума со двора, она ее и за вороты выпроводила, и все крепко на крепко наказывала про гостя хмельного дело на уме держать, а никому не сказывать.
Да, как бы не так, слово не воробей; сказано: бабий язык… да сами знаете!
Кума сей час всем кумам по секрету, которого у баб нету, всем рассказала, как размазала… из каждого слова, спеша да скороговоркою, вывела по речи с приговоркою!
А на ту пору это и прилучилося, как прежде сего сказано, что уже все старые бабы сговорилися Агапу насолить, его жену на другом женить. Так теперь они так радехоньки этой оказии, как голодной Кирюшка пудовой краюшке. А на ту беду где-то еще свадьба прилунилась, а ведь у нас свадьбы в деревне не то что у вас в селе: у нас, три дня пируют, да неделю голова с, похмелья болит; опять Агапу хлопот полон рот. Порается он на чужой свадьбе, а ему другую затевают недобрые…
Пристали все бабы старые к Агаповой жене: «смотри же ты, слушайся; выходи замуж за парня тебе милого, брось своего мужа постылого! Да пес ли в нем! он дня дома не живет, да и ночью нейдет, что тебе в самом деле мучиться!.. Ты после ничего не бойся: в другую деревню уйди; а Юрьев день наступит, так с молодым мужем можешь в любое место перейти!»
Делать нечего, баба согласилася; на время к куме переселилася; тут ее снарядили; одели так, что куда-те самой старостихе; а жених знакомый парень, что кума за козла почла, радехонек: по нраву ему пришла видно лепешка здобная, по вкусу попался мяса кусок!
Наш Агап на свадьбе званой пирует, а того не чует, что доведется попасть на незваную.
Сидит он вросхмель, уж третий день званой свадьбе идет!.. Шасть в избу старуха. «Батюшка, Агап Патрикеевичь, сделай нам честь, помоги концы с концами свесть!.. Сосватали мы было без тебя свадьбу, и снарядили совсем, и уже молодых к венцу ведем, а порядка никто не умеет дать, не знает где что делать и что сказать.»
Усмехнулся Агап; погладил бороду, потер усы: – «что, говорит, видно без меня не обойтись-таки!.. то-то и есть, говорил – отдавайте честь нашей милости! а без нас не будет толку и у вас!.. ну да пожди, старуха, горю пособлю; здесь почти управился и вас повеселю; так и быть, видно хоть в-мочь-не-в-мочь, а приходит добрым людям помочь!»
Выпил еще стакан вина и старухе велел поднесть; потом встал, с старыми молодыми раскланялся и к новым на новый пир отправился.
Там его и ждут; все готово, хоть сейчас подъезжай!.. Подходит к воротам – его и в избу не ввели, а прямо подводят лошадь верховую; он не поартачился, тотчас сел, и не взглянув на молодых поскакал порядок давать, поездом заведывать.
А на дороге, вестимо, встречного, поперечного угощать надо, как следует – это дело ведется самим дружкою; а дружка Аган, хоть и чует что слаб, а всеж себя чаркой не обносил, да уж под-конец так себя накотил, что насилу, насилу на копе сидел.
Как привезли молодых перевенчанных, дружка Агап стал их еще чаркой чествовать… да и всматривается… «Что за не добрая мать!.. Вишь, говорит, как замутило, так все жена в глазах и мерещится!.. А точно, не всеж и мне пировать, пора и домой побывать, чай жена дожидается!.. Видно шибко думает: вот-было я сейчас эту молодицу за нее принял!»
Пришел Агап домой больно употчиванный… Едва говорит вошедши в свою пустую избу… «Ну жена, не зажигай огня, не тревожь меня… завтра все расскажу, как пиры шли и прочее!..» Взвалился на лавку и захрапел на всю избу.
По утру хвать Агап жены, поразсказать как что деялось, ан некому!.. Туда, сюда… выскочил на улицу, а там стоят бабы да покатываются сосмеху, да пальцами на Arana показывают, и всю беду ему же вслух рассказывают.
Что делать бедняге?.. Он было с жалобою… Ап ему и сказано: – чтомол женатому так жить не показано, как ты жил; вперед от дому не бегай у пиров не ищи, свадеб не своди, домой чаще ходи!
Бедный Агап кой как добился, дожил до Юрьева дня, когда, знаете, в стары годы, мужички переходили на другие места, и с тех пор про него ни слуху ни духу!..
А все это правда была: старуха, что Агапа извела, она и пересказывала; да с тех пор, говорит, и пословица меж людьми идет, вот-те бабушка и Юрьев день!
«Так вот, прибавила баба, какая случилась история!»
Как бабы ни толковали ни мерекали, но как вам уж я докладывал, что в той стороне баб не больно слушали, то ихния все речи взабыть пошли.
А на другое утро раным-ранехонько вышла потеха мудреная у царя Тафуты: мудрец всю ночь на картах гадал, да бобы разводил, так еще не успевши ни умыться ни пригладиться, явился к царю.
И царевичи тоже давно повставали и ждут толку какой им дадут. То есть им хоть не то, что жениться очень бы хотелось, а хотелось счастья попытать, разузнать все как было и чего ожидать.
Приходит мудрец к царю Тафуте переж всего; приходит, царь Тафута к нему выходит.
– Что-мол как дела?
Мудрец говорит такое слово:
«Царь великий и милостивый! тебе я чаю давно, известно и ведомо, что женитьба не шутка, а жутко, что женитьба дело великое…. Дурная жена самому не понравится, а хорошая чужим приглянется, одно уж и это становит в тупик!.. А всем надо попробывать: не разгрызешь ореха, не съешь и ядра, и эта пословица мудра да шишковата!.. Впрочем удастся квас, а не удается кислые щи; а все таки на мне не взыщи: я так на бобах развел, да по картам выгадал, эдакого хитрого дела не сведешь иначе; как ни хитри ни мудри, а надо на авось надеяться!
Вот что я могу присоветывать по моей глубокой премудрости, выслушай.»
«Хитрил я, мудрил вчера, все волшебные ученые книги перечитывал, а ничего умного не вычитал! Обуяла меня скука, взял я лучинку березовую и ну строгать да при этом глупом занятии и пришла мне в голову разумная мысль; острогал я одну лучинку остроконечную, острогал другую и третью приготовил тож, и сделал я из трех лучинок три стрелы и эте три стрелы будут надобны: отдам я их твоим трем сыновьям, трем царевичам, доставлю я их троих на три разные стороны, и пусть они теми тремя стрелами в один раз стрельнут – и в какой дом, и какое место, или в какое царство их стрелы угодят, пусть они там себе и жен берут!.. По мне, признаться, лучшего как ни думай не выдумаешь.»
Ну, сказал царь Тафута, я такую же штуку сам бы мог смастерить, не заглядывая в книги волшебные!.. и у всякого советчика родилась бы такая мысль: пусть-де их наудачу идут, наудачу жен выберут; если они не будут женами довольны, то не будут и на других пенять, не я дескать выбрал, видно суженая сама пришла! Я тебе на это побаску расскажу:
2-я побаска царя Тафуты
Ехали люди хрещеные с базара великого; торговали, они на том базаре чуть не тридцать дней, а ехать им приходилося еще больше того. Ну, вестимо, на дороге порой и остановиться надобно, закусить что ли там, или позавтракать, или вплотную поесть, пообедать как надобно… остановились; распрягли коней пустили гулять по полю, и сами прогуляться пошли. А взяли они себе с большего базара для прислуги татарченка, и пошедши пройтися, наказали ему: «что вот-мол возьми здесь крупа в мешке, в другом сухари лежат, тут вот в котомке сало свиное завернуто, а там позадь воза котел висит, то всыпь-де ты крупы в котел да положи сухарей тудажь и сала прибросить не забудь, а воды принести сам авось догадаешься так свари же это все!.. Да там, под тем местом, где ты у коней сидишь, есть сковородка железная, так возьми вот эту рыбу соленую, положи ее, да салом уложи кругом, да на огонь и поставь, и все это приготовь, как надобно, пока мы назад придем!» Поразсказавши все так подробно татарченку, пошли паши приезжие по лесу гулять, грибов собирать.
Татарин все по сказанному, как по писанному учинил, и дров набрал и огонь разложил, котел повесил и сковороду с рыбой поставил на огонь – и сидит и ждет, когда крупа закипит а рыба поджарится…
Тут к огню что ли, или уж место такое вышло, понаскакали маленькие и большие зверки, что жабами зовут, да вдруг прыг две из котел, а одна на сковороду, да там и села с рыбой рядом и жарится… Татарчонок смотрит, что это за штука невиданная!.. «Эко, говорит, думал я чуть не постный борщь сварить, ан живье-то само так и наскакивает…»
Пришли молодцы, нагулявшись себе порядочно; пришли; вот и кашица вскипела и жаркое зажарилось. Похлебали кашицы, чудо вкус какой: так-вот еще хочется… «Дай-ко, говорят, жаркое-то, авось также будет лакомо!» Глядь на сковороду, а там подле рыбы и лежит зверюка не виданная… Что это? Где ты это достал? Татарченок посмотрел и говорит «Ай, где достал? не достал ево, я рыбкам ево жарил, сам ево прискакал, и в котел два приехал и здесь одна пришол!»
– Так и мы знать с тобой скажем, буде жена чья не больно годна придет: никто-мол его не трогал, сам его прискакал!
Поразсказал царь Тафута побаску, и хоть дрянная она, а все-ж мудрец примолвил: «точно-де так!»
– Да уж если, как ты говоришь, лучшего нельзя доведаться, так пусть хотя это так и останется!
Призвали царевичей пред отца, Тафуту царя; объяснил им мудрец мудрую затею свою и они царевичи поперег слова не молвили; а мудрец седой отвел их на место высокое, на башню, что бы по средине города выстроена; поста вил их на три стороны, друг к другу затылком, дал по стреле да по луку и велел стрелять… «Да смотрите же, сказал, если кто стрелу свою не отыщет, тот не будет женат! стреляйте, а сами смекайте, где отыскать ее».
И смудрил же мудрец, над царевичами: Мартына поставил где бояр больше было, а Мирона, где жили купцы богатые, а царевича Ивана, как он по, глупей других, поставил лицем к лесу, где жил простой народ, где пашни были да угодье деревенское.
Вот по команде мудреца-хитреца и стрельнули царевичи: царевич Мартын повыше, а царевич Мирон пониже, а царевич Иван куда Бог послал, да с этим толком в болото и попалч!..
Царевичи увидали, где стрелы упали и пошли отыскивать; царевич Мартын пошел один, а царевич Мирон взял сыщика-разыщика, царевич же Иван и стрелы толком не видал, а смекнув, что она села за лесом, туда и отправился.
Позвольте-ж, люди добрые, приостановиться на минутку и мне грешному, да своей россказни толку дать. Известно вам и ведомо, что одному по трем дорогам нельзя идти, то мы по разным и отправимся; пойдем-же прежде за старшим братом, за Мартыном царевичем…
Идет царевич Мартын, идет один; с толком идет, не останавливаясь; обошел много хором боярских, а все не такие, не того цвета, не так выстроены, где его стрела упала. Ходивши, ходивши долго и пришел к дому чудному: стоит один дом, а два выхода в нем; крыша зеленая, трубы беленые, и дом с узорчатым золоченым навесом, весь из камня белого; окны хрустальные, и не тем они хороши, что стеклы цельные, а тем красивы, что сидит и смотрит в одно из них девица красная, и не то чудно, что смотрит она, а то удивительно, что глядит она в окно, а сама на цимбалах заморских и выигрывает штуки разные хитрые, и поет, как та пташка, что зовут конопляночкой! А лицем она такая бледненькая, будто по-века ждала суженого; а станом она такая тоненькая, что если одной рукой обнять, то можно еще трех таких захватить… Ладно, молвил царевич, тут моя стрела упала! это моя суженая!
Вошел в дом, а его, как жданого, с хлебом-солью встречают, чаркою водки чествуют, говорят слово красное, просят присесть, и скамью, крытую бархатом, становят ему и под ноги скамеечку; и вызывают девицу красную, и она бежит, спешит и садится возле, а несупротив, и сама его расспрашивает, что завело к ним царевича?
– Да вот-де, молвил царевич Мирон, тешился я стрельбой в заповедных лугах батюшкиных и потерял стрелу мою, а она, стрела, мне занадобилась… Так не у вас ли та стрелка моя, благоволите мне ее назад отдать!
«Да,» отвечал старик, отец красной девицы – «да, батюшка царевич наш, стрельнули вы вашей стрелой в окно нашей дочери любимые и изволили вышибить цельное стеклышко; и стрелку ту наша дочь в руки брала и у себя схоронила было, да теперь делать нечего, видно пришлося вам возвратить!»
Тут и то и это, слово за слово, рассказал царевич, как дело шло, как мудрец присудил. Взглянул еще раз на боярышню и объявил отцу: «что если де у вас желание имеется, то будьте вы мне тесть, а я вам зять!»
А боярин примолвил: извольте взять! нам нечего перечить, если уже был уговор такой.
И взял царевич Мартын невесту иповел домой?
Теперь я вам скажу, как царевич Мирон идет, с разыщиком он идет вдвоем, а все таки спрашивает: куда идти? И то, или разыщик скажет: вот здесь! а царевич прибавит: «постой спрошу?» или он молвит: «кажется тут»: а разыщик примолвит: дозвольте справиться!
Шли, шли они и так и этак, и туда и сюда, и к сему и к оному, нетути – а надо сыскать. Вот видят стоит дом, вполовину из камня, вполовину бревенчатый и торчит стрелка царевича на самом коньке; а какой-то молодой парень машет платком на шест навязанным и стучит по крыше и кличет: «кись! кись!..»
– Что это вы делаете? спросил разыщик, кошек сзываете-чтоль?
«Нет отвечал парнек, я голубей зову: кто-то стрелять затеял в наш дон. так как бы не ушиб голубя, а у меня все турманье знатное, и еще есть между ними скакун один, боюсь как бы его не поранили!. кись! кис, кись!»
– Да полно же киськать, и поди сюда сказал разыщик, мы не голубей стрелять хотим а подстрельнуть голубку белую!.. скажи-ко дома хозяину: что вот-мол такой-то царевич пришел и желает взять в замужество его дочь любимую, так чтобы он встрел его да почествовал!
«Ах ты батюшки!» вскричал парень и полно голубей гонять; давай кричать с крыши: «сестра! сестра! Беги из саду в светлицу, да не кажись никому, жених пришел!» Сам сломя голову с крыши долой и прямо к отцу, и сказал речи разыщика.
Царевич Мирон с разыщиком сто их на дворе, тут было собаки на них… однако вышел скоро хозяин и домашние и челядь вся, собаки прочь, а хозяин с приветом тут, как тут; много говорил чего-то хорошего и попросил в хоромы к себе, вот и вошли; а девушки красные Бог весть откуда взялись они, так хором голосить и начали:
Не ясен месяц,Не красна заряПоказалисяВо поднебесье, –Показался-тоРяжен-суженой,Что подруженькинМолодой жених!И прочее… что у них поется, а потом и отец, которого дочери еще и в глаза невидал царевич, повел такую речь:
«Царскою милостью, невидимым произволением ваша стрела стрельнула, и дошла куда следует, и куда мы с женою не ожидали, не чаяли; видно такая участь нашей дочери на роду написана… что же вам угодно возыметь от нас, благоволите выговорить!..»
Царевич спрашивает товарища: «чтоже тут, как?.. мне, аль тебе говорить?»
А тот ему: благоволите погодить! Дозвольте мне за вас толком речь повесть! И давай с стариком отцем невестиным разговаривать.
– Ну что, как у вас?.. Великаль семья, сколько с дому доходу имеется?.. Есть ли лавки, и чьи они?.. и одна ли дочь-девица, аль другая ростет, аль еще есть третья, замужняя?.. А сыновей сколько, и в разделель они?.. И как дом этот, свой ли, или на женино имя значится?.. и прочее-такое наговорил разыщик, что царевич Мирон диву дался: на что дескать человеку да все это знать!
Потом они еще колякали да мерекали. Старик оставил царевича с женой своей; «посидите-де, не обессудьте, батюшка! Дочь моя, буде вам угодно видеть ее, не может скоро придти: такая она у меня, извольте знать, стыдливая… как-то все ей робко да совестливо; так уж дозвольте время переждать; дать ей получше принарядиться, – тогда уже и явиться.»
И сказавши это старик отец пошел товарищу женихову сад показывать и везде его выводить… «Вот, говорит, это яблоня анисовая, а это, говорит, белый налив; вот на этом орешнике орехов Бог уродил нынешний год, а в прошлом все на том росли!» А там по двору поведши его, такую речь повел: «Вот как изволите заприметить, у меня все, что к дому нужно, все имеется… вот сарай для дров, вот подвал с вином, вот амбар с мукой, вот конюшня с конями моими отборными; я на них почти и не езжу, а все больше пешком хожу, да больно люблю их, затем и держу!..»
Так-то до этак, все показывая да рассказывая, обошел хозяин-старик весь двор свой, все свое угодье, с розыщиком. И тот всем остался доволен, все ладным нашел.
Между тем сидит царевич Мирон и ждет-поджидает своей невесты. Вот старик-отец воротился в покои с розыщиком, вот и невесту вывели…
Ну уж невеста-так невеста!.. нечего, смотреть любо: что твое сочное яблоко!.. бела что сметана, что алый мак румяна; волос русый, станом полная, высокая, стройная, только глазок нельзя рассмотреть, какие они, голубые или карие: она их в землю потупила… а нарядов на ней в день не переглядеть всех, и шолк, и парчи, и бархат алый, и опушки соболиные, и намисты из камней самоцветных… и всякое такое, что и оком не обнять!.. Загляделся царевич Мирон на невесту; а прочие-другие на наряды не надивуются.
Тут же дело на том и поставили. Невеста поднесла царевичу белый хлеб, злобный, крупичатый, а старик, отец её, выпил с розыщиком по чарке наливки из вина хлебного. А мать уверяла Мирона царевича, «что-де дочь её, Белонега, девушка-хозяйка, не другим чета: что-де ока сама и наливку делала и хлеб пекла!»
А розыщик с стариком-отцем, подвыпивши еще наливки лакомой, да повытянувши, за общее здоровье, вина фряжского, из за моря привезенного, порешили дело. за которым царевич пришел, и, глядь-поглядь, уж царевич с Белонегой рядышком сидят, им и миловаться-целоваться дозволено между собой… а там царевич Мирон и поведя домой свою невесту ряженую, жену суженую.
Посмотрим же теперь, что с третьим братом сталося; поглядим, что царевич Иван в это время творил!..
Идет бедняжка царевич Иван, идет потупяся, и говорит он сам селе: «Ах, ты моя доля горькая безталанная! Видно у меня век не будет жены; потерял я стрелу, видно мне век изжить одному!» И так размышляючи, все дальше да дальше царевич идет, на нут не нападет, где стрелы отыскать.
Ходит полдня царевич. Вот солнышко взошло-было высоко, да и опять опускаться начало. Царевич взошел на пригорок, посмотреть еще раз стрелы, не увидит ли; а буде нет, то воротиться-де к отцу и сказать, что женатому-де век не бывать, стрелы не отыскал! Так с этими-то мыслями взошел царевич на пригорок и посматривает… ан что-то вдали виднеется, торчит на болотной кочке, точно стрела; пустился царевич к ней бегом почти; посмотрел поближе – так и есть стрела, да и стрела его, которою он поутру стрельнул! Видит царевич стрелу, а достать нельзя: болото кругом тонкое; хочет-хочет шагнуть, ступит раз ногой, да насилу-насилу и вытащит; вот видит-де око да зуб неймет!
Взяла уж тут и вправду кручина царевича. Вот и стрелу нашел, а не выручит! как теперь придти да сказать – сыскал-де я стрелу да достать не смог! – кто поверит?.. Братья в глаза засмеют, да и другие-прочие не оставят корить… что мне делать теперь?.. (Так все вслух размышляет царевич Иван). Э!.. ладно же, буде участь такая моя, лучше смерть принять, утоплюсь здесь в болоте, а домой не вернусь на позор!
И хочет царевич в болото кинуться, но вдруг слышит – человечий голос из болота кричит: «пурр-ква? пурр-ква?»
Царевич остановился и спрашивает: – что это такое? со мной это что-ли кто раздобарывает?
Тут вылезает из болота лягушка огромная, села на задния лапки, противу Ивана царевича, уставила на него свои глаза зеленые и говорит:
