Самородок

Байкал проезжали на рассвете. Все смотрели не отрываясь. Купили традиционного омуля. За Байкалом ехали быстрее.

На станции Шилка поезд стоял почти сутки. Дорогу размыло дождями. Поезда на несколько километров стояли друг за другом. Они гуляли по железнодорожной насыпи, и Берг поднимал с неё разные красивые камни и рассказывал о них Людмиле. Она не запоминала, но с удовольствием рассматривала и любовалась их красотой. Когда разрешили проезд, поезд медленно тронулся, шпалы под вагонами поднимались и громко хлюпали. Было страшно. Успокаивали люди в оранжевых душегрейках, стоявшие вдоль железнодорожного полотна с кирками, лопатами и другим ремонтным инструментом.

В одно прекрасное утро Людмилу удивили кудрявые сопки. Это уже был юг, Приморье. И здесь росли клёны и дубы. Как ей объяснил сосед по купе, на сопках рос дикий виноград, изюм, абрикос, бархат и много того, что не растёт в Подмосковье. Солнце буквально поливало землю ярким светом. Казалось, природа празднует и радуется. Но Людмиле было грустно. Глядя на великолепие Приморья, она тосковала по белым подмосковным берёзам. Сердце её ныло от расставания с Москвой, душили слёзы.

В бухте Находка ждал пароход «Феликс Дзержинский». Берг сумел устроить их в каюте первого класса. Людмила плохо переносила качку. Все пять дней этого пути пролежала в каюте. Берг ухаживал за ней. Поил и кормил её с ложечки.

Пароход был нагружен до предела. Внизу в твиндеках везли заключённых. Берг не хотел, чтобы Людмила об этом знала. Как только судно прибыло в магаданскую бухту Охотск, он постарался его покинуть в первую очередь. Морская болезнь измучила Людмилу, и она радовалась окончанию морского пути.

– Море лучше всего любить на берегу, – сказала она Бергу.

– Ты права. Но в этот город иначе не попадёшь.

– Где ты видишь здесь город?

– Город строится. Ты понимаешь, это очень важный город этого края. Я смотрел по карте. Это же огромные площади почти неосвоенной земли. А какие в ней богатства! Я расскажу тебе позже.

– Нам что, ещё дальше ехать? На чём?

– Я пока не знаю. Но, скорее всего, наш путь продлится. Наберись терпения.

– Я так устала от дорог!

– Ну, Людмила, ещё одна маленькая дорожка, – Берг показал ей расстояние на кончике своего мизинца.

Берг получил окончательное направление на прииск Фролыч. «Боже мой, – думала Людмила, – как же далеко эта Колыма!» Ещё двое суток по трассе на грузовой машине! Это было самое трудное. Сидеть в кабинке рядом с шофёром она не могла. Шофёр непрерывно курил. В кузове были установлены временные деревянные лавки. Кузов подбрасывало на каждой неровности, каждом ухабе дороги. Жёсткие деревянные лавки превращали движение в пытку. Ночью спали в каких-то бараках, приспособленных для отдыха шоферов дальних рейсов. Днём ехали не останавливаясь. Через два дня пути Людмила чувствовала, что у неё всё отбито и ноги деревянные. Но когда они приехали, наконец, на прииск, когда она увидела эти убогие строения, её душа оборвалась, ушла в пятки.

Прииск Фролыч в тысяча девятьсот тридцать восьмом году…

Два длинных деревянных барака – это жилище вольных рабочих прииска. Дом для семейных, деревянный и такой же длинный, как бараки. Разница была только в том, что в бараках люди не имели комнат. А в доме для семейных были отдельные комнаты и даже квартиры с выходом в общий длинный коридор. Далее – магазин, больничка, контора, ремонтные мастерские. Примерно в километре от этого посёлка – зона. За зоной – бараки охранников. Мимо шла Колымская центральная трасса, «дорога жизни», соединяющая Магадан и прииски. Невдалеке текла река Берелёх. Земля кругом была почти вся изрыта. Вдоль реки и вдоль трассы тянулись отвалы породы.

Их встретил молодой коренастый мужчина.

– Иван Иваныч, – представился он. – Я главный инженер прииска.

Он повёл их к длинному бараку, деревянному, окружённому завалинкой из горбыля, засыпанной опилками и песком.

– Вот здесь мы приготовили для вас комнату. В ней раньше жил холостяк, молодой парень. Он её и обставил. Как умел.

Иван Иванович широким жестом обвёл комнату и вышел. Её убранство было творчеством умельца-самоучки: сбитый самодельный топчан из необструганных досок – это кровать, самодельный из обструганных досок стол, вешалка c самодельными крючками из стальной толстой проволоки украшала стену. Посреди комнаты стояла круглая металлическая печка, выполненная из большой бочки. Труба от неё выходила прямо в потолок. Она обеспечивала тепло, на ней готовили еду. В углу около двери стояла большая деревянная бочка. Ведро и черпак говорили о том, что о водопроводе и прочих прелестях цивилизации надо забыть. В бочку наливали воду для еды, питья и других нужд. Её возили утром с реки на единственной лошади, запряжённой в телегу или сани, в зависимости от времени года. Удобства, или, как тогда говорили, сортир, в виде небольшого деревянного домика, красовались за бараком на улице. Причём двери сортира болтались на петлях и были открыты. Два грязных очка на деревянных досках нагло смотрели на улицу.

– Разве можно здесь жить, Отто? Ты куда меня привёз?

Она развернулась и хотела уйти. Как будто её за порогом этого дома ждала машина. Берг растерялся. Надо было как-то её остановить. Он схватил её руку и повернул к себе.

– Остановись, пожалуйста, остановись! Мы никуда не можем деться. Потерпи немного. Я всё сделаю. Я постараюсь всё сделать.

Людмила осматривала неоштукатуренные стены из круглого леса с заделанными мохом дырами удивлёнными круглыми глазами, и из них катились большие горошины слёз.

– Как можно здесь жить?

– Люди живут, ты видишь. Но ты права, мы так жить не будем. Потерпи немного. Я всё устрою. Ты пока располагайся, как можешь. А я сейчас же начну всё организовывать.

– Я хочу домой, в Москву, – рыдала Людмила.

– Людмила, вспомни, какой большой путь мы проделали. Я ведь не могу бросить всё и сопровождать тебя. Ты же понимаешь. А одна ты не сможешь снова проделать этот путь. Я очень тебя прошу, успокойся. Всё образуется. Я всё сделаю. Вместе мы нигде не пропадём.

Он заглядывал ей в глаза. Гладил её волосы. Как маленькую девочку, взял на руки. Кто-то постучал в дверь. Зашла молодая красивая женщина с копной чёрных кудрявых волос.

– Это что за слёзы? Тебе не стыдно слякоть разводить? Ты чего испугалась? Пойдём к нам.

Женщина взяла Людмилу за руку, заставила встать на ноги и повела за собой.

Они зашли в соседнюю дверь. Людмила увидела две опрятные достаточно большие комнаты. Мебель была тоже самодельной. Но, очевидно, фантазии и мастерства у автора было больше. Стены были оштукатурены и побелены. Стол накрыт белой льняной скатертью с кистями и вышивкой. Стулья обшиты матерчатыми чехлами. Печь на маленькой кухоньке была сделана из кирпича. На ней что-то кипело и шкварчало.

Соседка повернулась к Людмиле и дала ей платок.

– Вытри слёзы. Меня звать Ольга. Как тебя звать?

– Людмила.

– Ты откуда?

– Из Москвы.

– Не реви. Твой муж правильно говорит. Всё образуется. Здесь не Москва. Но ведь мы живём и радуемся. Со временем ты полюбишь этот край. А сейчас возьми себя в руки. Я тебе во всём помогу. Обращайся по любому пустяку.

– У меня всё тело болит. Я не знаю, что сейчас делать, – Людмила громко заревела. – Даже вымыться негде, – она заревела ещё громче.

– Зови мужа. Будем знакомиться. Сядем за стол, пообедаем, поговорим. Решите, что и как делать. Для начала сними пальто и умойся.

Ольга повесила пальто Людмилы на вешалку. Взяла её за руку и подвела к занавеске в углу. Там оказался умывальник и под ним стул с тазиком. Ольга подала ей мыло. Когда умытая Людмила вышла из-за занавески, Ольга взяла её за руку и отвела на кухоньку.

– Помогай мне накрывать на стол. Сейчас придут мужчины.

Когда тарелки с супом, хлеб и какие-то домашние закуски поставили на стол, явились мужчины: коренастый крепкий Иван Иванович и Берг. За столом Людмила молчала, слушала, как мужчины говорят о делах. Она была очень уставшей и мало что понимала.

Уже поздно вечером Людмила и Отто пришли в своё жилище. Ярко горел огонь в печи. Два ведра с горячей водой стояли около большого корыта. Кто-то о них позаботился. В дверь постучали.

– Войдите.

– Я забыл ещё кое-что сказать. А впрочем, Отто Карлович, пойдёмте к нам на момент.

– Людмила, я пойду, а ты мойся. Смотри, тут есть для этого всё.

– Как вымоетесь, постучите в стенку. Мы отпустим вашего мужа, – сказал Иван Иванович. Это Ольга приготовила им ванну и постель. Людмила ощутила бесконечную благодарность в сердце к этой молодой энергичной волевой женщине. «Как хорошо, что у меня теперь есть этот настоящий друг». Это была последняя мысль Людмилы, когда она постучала в стенку и без сил легла на кровать. Она мгновенно заснула и больше ничего не слышала до самого позднего утра.

Берг не терял времени зря. Рано утром они с Иваном Ивановичем обсуждали производственные приисковые дела в конторе.

– Основная рабочая сила, как вы понимаете, у нас зэки. Там всем заправляет начальник лагеря. Крепкий мужик. Кадровый военный. Я вас познакомлю.

– А вольных у вас на прииске много?

– Вольных мужиков сорок человек. В основном молодёжь. У большинства были не лады с законом. Живут в бараке. За порядком следит дневальный.

– Как это понять – дневальный?

– Дневального обычно берут из лагеря, из расконвоированных. Он должен делать всю домашнюю работу. В общежитии он топит печи, моет полы, убирает, помогает поварихе. Кстати, дневального можно взять в семью. В лагере есть мужики из села, тихие, хозяйственные, умеют хорошо готовить, истопят печь, даже постирают бельё, если надо.

– У меня жена не приспособлена жить в таких условиях. В самый бы раз дневального.

– Поговори с начальником лагеря. У него наверняка есть на примете подходящий кадр. Вот у Баженовых дядя Павел дома всё делает и за детьми смотрит. Они оба работают, и Лида, и Виктор Васильевич.

Берг быстро вник в производственные приисковые дела. Начальник лагеря был понятливый мужик. Когда Берг рассказал ему историю своей женитьбы, он крутил головой, смотрел на него удивлёнными глазами:

– Ну, ты даёшь, паря! Раз, два – и в дамках. А ведь ни тебе, ни ей отступать некуда. Дам я тебе дневального. Есть у меня один армянин. На все руки мастер. Душевный, хороший человек. Я его себе взял, чтобы избавить от лагеря. Бери.

– Дом мне построить надо. Иначе погибнет моя жёнушка.

– Построим, Иван Иванович? – спросил он у главного геолога.

– Построим.

* * *

Жизнь на фактически заброшенном прииске забурлила. Всё вольное население было мобилизовано на строительство дома для начальника. Готовили площадку, срочно подвозили лес и все необходимые материалы. Берг сам сделал эскиз будущей постройки. В лагере нашёлся архитектор, и ему было поручено руководство всеми необходимыми работами.

Ни одного дня Людмила не готовила и не занималась домашним хозяйством. Но Берг не позволил ей скучать. Он договорился с Ольгой, и та заняла её делом. Вечером собрались все женщины посёлка и потребовали, чтобы она рассказала им, что носят в столице. Когда Людмила призналась, что умеет шить женскую одежду, её тут же одолели просьбами помочь. И пока Берг был занят обустройством, она шила женщинам наряды и учила портновскому искусству. Ольга так организовала её время, что не хватало дня. Скучать и тосковать было некогда.

Берг приходил поздно ночью. Людмила к этому времени уже видела сны. Кровать была одна. Он тихо укладывался с краю, и Людмила не слышала его дыхания. Утром рано он исчезал.

По рекомендации лагерного начальства Берг взял к себе в услужение армянина по прозвищу Врангула. Никто не знал его имени, просто все называли Врангула. Ему повезло, что он стал необходимым в доме Берга. Врангула оказался совершенно домашним человеком. Позднее Людмила привязалась к нему, жалела и утешала его. А он баловал её вкусными блюдами, следил за чистотой в доме, выполнял любые поручения Берга.

Дом ещё не был полностью готов, но Берги отметили новоселье и поселились в своём доме. Отто всеми силами старался сделать его удобным, красивым, уютным.

На новоселье хозяева показали доброжелательность и стремление организовать культурное общение небольшого коллектива. Берги пригласили всех семейных и вольных специалистов прииска бывать у них каждую субботу после восьми вечера.

Из вольнонаёмных рабочих прииска Берг организовал строительную бригаду, чтобы построить удобные коттеджи для семейных работников.

В доме у Берга возникали стихийные вечера песни, диспуты, споры. Дружеские субботы объединили людей. Они стремились поделиться прочитанными книгами, интересными соображениями, событиями, отмечали вместе праздники. Организовывала эти субботние вечера Людмила. После новоселья Берг ей сказал:

– Людмила, у тебя есть дар организовать приём. У нас, конечно, не светское общество. Но ты представляешь, как скучно жить на прииске такой маленькой кучке людей. Я думаю, что интересные субботние вечера – это твоя обязанность. Тебе надо найти себе занятие и друзей.

– Ты знаешь, Отто, я, кажется, знаю, чем можно здесь заняться. Надо создать библиотеку. Выписать книги, журналы, газеты. Не можем же мы жить как слепые и глухие.

– Людмила, ты умница. Я сделаю заявку в Магадан, и нам будут присылать книги и периодику. Но это возможно только во время навигации. Летом надо запасаться книгами и журналами.

Подземный зал

Уже месяц Романов и Близинский вели поиск в мрачной, покинутой людьми и техникой, огромной яме забоя. Начали поиск с места, где нашли самородок. Каждый день они приносили домой немного золота. Но того, что они искали, большого золота, не появлялось. Небольшие шурфы в различных местах забоя не дали ожидаемого. И вот однажды Романов сказал:

– Лев, у нас мало времени остаётся. Скоро будут хорошие заморозки, земля замёрзнет, сезон закончится. Надо обойти все стенки забоя, тщательно их осмотреть. Мне всё время снится старая штольня. Какие-то обвалившиеся крепления и не кварц, а угольный пласт.

– Ну что ж, в этом может быть какой-нибудь смысл. Иногда напряжённый мысленный поиск – и наше подсознание даёт ответ во сне. Давай обойдём и тщательно осмотрим стенки забоя.

Они осматривали, исследовали, кое-где кайлили стены забоя. Теперь они шли по его периметру. За большим отвалом отмытого песка увидели обвалившуюся крепёжную балку, очевидно, крепёж старой шахты. И когда отрыли старый чёрный вход, то действительно увидели не кварц, а уголь. Угольный пласт вёл в глубину. Столбы крепления ещё стояли. Но идти было опасно. Шахта была узкая и низкая, в любой момент могла обвалиться. Вечером они доложили Бергу об открытии.

– На кой ляд нам этот уголь сейчас? Мы ищем золото, – Берг немного помолчал, подумал. – Однако этот уголь и эту шахту надо взять на заметку. Вы говорите, шахта старая. Очень старая?

– Я думаю ей не один десяток, а может быть и сотня лет. Она была завалена отработанной породой. И мы бы её не заметили, если бы не решили обследовать стенки забоя, – сказал Лев.

– Я обратил внимание на чёрную дыру в стене и обвалившийся крепёж. Мы решили с Лёвой слегка раскопать и обнаружили, что ход ведёт дальше. И там оказался уголь, – уточнил Михаил.

– Это само по себе занятно. Значит, это место было раньше обжито. Интересно, какая это цивилизация. Ведь нет никаких исторических документов по прошлому и настоящему этого края. Так, одни обрывки. Я интересовался документами. Но ничего конкретного не нашёл. Вроде бы золото стали добывать здесь недавно. А об угле вообще никаких сведений доисторических нет. А ведь его много понадобится для освоения края. – Берг задумался и вздохнул.

– Ствол шахты может вывести нас на золото. Я думаю, там не добывали уголь. Дальше узкие и низкие проходы. Мы не знаем истории этого места. Но ведь нет сведений о том, что здесь добывали уголь, – сказал Лев.

– Ну, хорошо. Осмотрите завтра шахту и подумайте, можно ли расчистить её, чтобы пройти по ней по возможности насквозь. Может быть, она не длинная. И узкие и низкие проходы наводят на мысль, что тех, кто работали в этой шахте, мог заинтересовать не уголь. Не только уголь.

Они трудились над расчисткой прохода в шахте, укрепляли ствол шахты, вывозили тачкой обвалившийся грунт. Угольный пласт свернул налево, ушёл в глубину, а шахта вела прямо и становилась всё уже. Всё больше попадалось кварца. Каждый день требовал большого физического напряжения. Теперь они пробирались вперёд согнувшись, а кое-где ползком. Наконец, они выползли, буквально выпали, в огромную пещеру. Лампа осветила высоченные белые стены и узкие жёлтые полосы металла. Откуда-то сверху шёл таинственный свет. И блики его перемещались по стенам и выхватывали блестящие драгоценные камни. От этой необычной подземной красоты захватывало дух.

– Лев, мы нашли его! Лев, гляди, какая красота!

Они смеялись и прыгали, толкали друг друга и кричали «ура» и ещё бог весть чего. Потом вдруг замолчали, огляделись, улыбаясь от счастья.

Сверху капали холодные влажные капли, как будто кто-то невидимый отсчитывал время вечности. У одной из стен лежал белый, обмытый этими каплями скелет. Напротив сидел другой. В рёбрах этого сидящего они увидели ржавый от времени клинок. Рядом со вторым лежали кайло, ломик, кожаная сумка. В сумке были золотые самородки величиной с грецкий орех и поменьше.

– Вот так история! – воскликнул Лев.

– Похоже, не мы первые посетители этого места.

Веселье сменилось ощущением какой-то жути. Михаил смотрел на золото в сумке, и его била лихорадка. Их пронизывал холод и шёл он от скелетов.

– Пойдём отсюда на поверхность и там обдумаем ситуацию, – предложил Лев.

Они ничего не тронули и молча стали выбираться из шахты.

– Что ты думаешь об этом? – спросил Михаил.

– Я думаю, что непростое это место. Открывать ли его Бергу? Завтра придём сюда, ещё раз всё осмотрим. Пока не будем спешить с докладом.

– Добро. Но какая красота: белые блестящие высоченные стены и жёлтые полосы металла в них! Это даже не пещера, а какой-то подземный зал. А когда смотришь на скелеты, дрожь пробирает.

– Скелетов бояться не надо. Они уже ничего не могут, – сказал в заключение Лев. – А ты заметил, что кроме золота в стенах большие блестящие камни. Это же находка века!

– Да. Кто-то сделал эту шахту. Кто-то первый открыл эту красоту. Но ведь нигде о ней не написано. Чья это тайна? Сколько людей погибло, проникнув в эту пещеру?

– Я думаю, этому залу не одна сотня лет. А может быть и не сотня. Такие подземные сокровища кто-то должен охранять. Недаром там эти скелеты. Кстати, как ты себя чувствуешь?

– Чувствую себя так, как будто я перетаскал тонны породы.

В этот день они пришли домой, совершенно шатаясь от усталости. После ужина пришёл Берг. Увидев измученных Льва и Михаила, он только махнул рукой. Сказал:

– Отдыхайте.

И ушёл.

Утром они проснулись рано. Ушли, не дождавшись завтрака. Им надо было ещё раз осмотреть необычную пещеру. Они шли по узкому стволу шахты. Лампы на касках высвечивали черные стены. Затем угольный пласт пропал в глубине стенки. Ствол шахты стал ещё уже, повёл их в другую сторону. Теперь стены были белыми.

Они чувствовали необычное возбуждение. Вот сейчас повернут за угол, и откроется взгляду красота подземного мира: высокие стены белого камня пересечённого блестящими жёлтыми полосами золота с вкраплениями драгоценного камня.

– Необходимо ещё раз и тщательно всё осмотреть, – сказал Лев. – У меня всё время в голове вертятся строчки Ершовской сказки, помнишь, когда Иван нашёл жароптицево перо: «Много, много непокою принесёт оно с собою».

– Да, уж это точно. Какое необычное освещение в этом подземном зале! И свет, похоже, льётся сверху. Мне кажется, что это гора, а вверху специально сделана дыра для освещения и проветривания.

Они вошли в пещеру, притушили на время свои шахтёрские лампы. Действительно, откуда-то сверху проникал луч света. Сейчас он не был рассеянным. Блики света не гуляли по стенам как в первый раз. Причём луч освещал сидящий скелет. Романов подошёл к нему, нагнулся, и рука его потянулась к торчащему между рёбер клинку. Близинский с каким-то суеверным страхом и напряжением предупредил:

– Михаил, не трогай!

– Почему? Мне хочется вытащить клинок и посмотреть. Может быть, там написано имя владельца или есть какой-нибудь другой знак. Похоже, эти двое были убиты кем-то третьим. Если есть на клинке знаки, они принадлежат этому третьему.

– Не трогай! – закричал Лёва.

Но Михаил взялся за рукоятку. Неожиданно, лицо его исказила гримаса, глаза побелели, он присел и упал навзничь. Лев бросился к нему.

– Михаил, что с тобой?

Михаил молчал.

* * *

Когда Михаил дотронулся до старинного клинка, его руку обожгло. Но пальцы, помимо воли, ухватились крепко за рукоятку, и огонь побежал от руки по всему телу. Он увидел в своих руках огненный меч. Сверху опускалась тьма. Вскоре боль прошла. Тьма сгустилась и поглотила его. Несколько мгновений он ничего не видел и не чувствовал. Потом появилось ощущение, как будто он, подхваченный каким-то вихрем, движется по воздушному световому тоннелю.

Внезапно он увидал большую утоптанной площадку. В середине горел костёр. Вокруг костра сидели люди. Очевидно, это были чукчи, пастухи-оленеводы, кочевавшие по тундре. На него никто не посмотрел. Похоже было, что его никто не видит.

Несколько яранг располагались в ряд с востока на запад. Выделялся старый шаман. Его одежда из шкур была богато расшита, на груди красовалось множество амулетов. На голову была надета косматая шапка.

Напротив шамана стоял японец. Михаил как-то сразу это понял, как будто ему подсказали. Он что-то говорил на непонятном Михаилу языке. В чём-то пытался убедить шамана. Шаман ни единым движением, ни единым взглядом не отвечал на его слова. Он упрямо глядел в землю. Чукчи молчали.

Постепенно Михаил стал понимать, о чём шла речь, хотя язык был чужой.

Японец убеждал шамана открыть ему, где находится главная сокровищница чукчей – золото и алмазы украшают её стены. Об этом он узнал от одного перебежчика из России, оказавшегося в Японии по окончании Гражданской войны. Русский беглый офицер в Японии стал нищим пьяницей. Всё его состояние осталось в России. Однако он рассказывал о несметных сокровищах в земле чукчей – белом подземном зале, в кварцевых стенах которого много золота и алмазов. Над ним смеялись. Он надоел всем своими сказками. Русский умер. Но этот японец ему поверил. Он пробрался на Чукотку и разыскал шамана. Шамана он знал раньше, когда не было ещё советской власти. Он подумал, что древний шаман не может не знать секретов своей страны.

– Япония начнёт войну с Россией и завоюет Север, – твердил японец. – Чукчи будут свободны. Японцы будут их защищать.

Шаман молча слушал речи японца. И когда тот смолк, он поднял глаза и руку. Обвёл взглядом своих родичей.

– Нет! – сказал он твёрдо. – Чавчу[3] любят свою землю, и не потому, что в ней есть золото и алмазы. Эта земля святая, и она досталась нам от предков. Мы должны её передать своим детям. А наши дети своим. Нам не нужна свобода из рук японцев. Мы свободный народ.

– Русские забирают у вас вашу землю. Они ищут золото и забирают его. А мы прогоним русских и отдадим её вам. Вы будете свободны. Вы здесь живёте. Помогите нам бороться с русскими, – опять завёл своё японец.

– Ты очень хитрый, японец. Ты что, хочешь, чтобы чавчу перебили русских и открыли тебе границу? Так?

– Так, так. Русских здесь мало. А чукчи всё знают, – закивал японец.

– А граница открыта, и полезут к нам и твои японцы, и китайцы, и американец прибежит. И все будут драться из-за золота и алмаза между собой, и чавчу бить и поить дурной веселящей водой, чтоб он стал глупый. Русские нас охраняют. Чавчу – народ маленький, а русский – большой и сильный. Пусть русские возьмут немного золота. Зато вас всех здесь не будет, граница на замке. Чавчу не будут воевать с русскими. Ещё русский царь ценил чавчу. Все платили ясак: якут платил, эвен платил, юкагир платил. Чавчу не платил, чавчу торговал на Анюйской ярмарке[4]. И анкалын[5], и чавчу, мы все луоравэтльан[6]. Ты понял, японец?

Шаман протянул руку в сторону Михаила, и меч из его рук плавно перешёл к шаману.

– Вот этот меч защиты – святыня, достался нам от предков. Меч нам поможет защитить нашу землю и наши сокровища. Мы здесь жили, и будем жить. А японцы в нашем краю замёрзнут. Наше море студёное, и зима жестокая. Русские нам пока не мешают. А немного золота пусть возьмут. Зато войны у нас не будет.

– Я пришёл к тебе, шаман, не потому, что ты силён, а потому что ты из потомственной семьи шаманов. Тебе более ста лет, и ты знаешь много секретов своей земли, тебе их передали твои предки. Я хотел говорить с тобой одним, а ты позвал всё своё стойбище.

Шаман встал. Он был высок и очень стар. Однако в нём чувствовалась сила, он был возмущён словами японца. Торжественно он поднял меч. И тихо, но отчётливо, решительно и грозно, сказал: