Первая мировая война

Тем не менее русские посчитали необходимым открыто заявить о своей готовности к войне. Вряд ли приходится сомневаться, что данным заявлением в заблуждение были введены не только союзники с противниками, но и собственная военная машина. Что предполагал такой настрой высшего генералитета? Это означало радикальное несовпадение объективных условий участия Российской империи в Большой Европейской войне и субъективных устремлений в верхах армии. Так, Е.Ю. Сергеев справедливо еще пишет: «Представления о колоссальных ресурсах Российской империи, разделявшиеся не только ее властной элитой, но и правящими верхами других государств (отсюда миф о “русском паровом катке”, который способен перемолоть любую европейскую армию), создавали у автократического режима иллюзию неограниченных стратегических возможностей». В то же время Россия была не готова к такой войне, что прекрасно осознавалось теми же самыми генералами, с одной стороны занимавшимися реализацией Большой Программы усиления вооруженных сил, принятой незадолго до войны, а с другой – вводившими в заблуждение не только союзников, но и самих себя, а также, что, наверное, самое главное, – высшее политическое руководство государства во главе с императором Николаем II. Данный субъективный настрой противоречил объективному состоянию вещей. Именно вследствие своей неготовности, как в том же сборнике говорит О.С. Поршнева, «Россия принадлежала к числу держав, больше заинтересованных в сохранении уже произведенного раздела мира, чем в его переделе, и не входила в число инициаторов войны, до последнего пытаясь предотвратить ее»[44].

Перевозка артиллерии

Между тем значительная часть представителей российского истеблишмента придерживались той точки зрения, что дальнейшее расширение Российской империи стало уже бессмысленным. Русско-японская война, одной из причин которой стало желание императора Николая II и его окружения расширить пределы империи еще и на существенную часть Китая и Кореи, отчетливо показала пагубность такого расширения. Каждый новый шаг по пути территориального приращения только увеличивал количество нерусских и неправославных подданных российского императора. Это еще более убавляло бы процент русских (великороссы, малороссы, белорусы) в государстве. Наднациональный же характер Российской империи в эпоху воинствующего национализма не мог сохраняться в прежней статике.

Кроме того, уменьшение доли православного населения также не способствовало укреплению внутреннего положения страны. Кстати говоря, именно поэтому в России возлагали столь большие надежды на возвращение галицийских униатов в лоно православной церкви после присоединения Галиции. И, как известно, эти надежды бездарно провалились: уже в начале 1915 года галицийское население в большинстве своем (поляки, евреи, украинцы-униаты) ждало австро-венгерские войска как своих освободителей. Присоединение Западной Украины к Советскому Союзу в 1940 году лишь добавляет доказательств к данному выводу. Да и зачем вообще Российской империи, где не была решена земельная проблема, не хватало школ и больниц, а народное благосостояние находилось на весьма низком уровне, была нужна нищая Галиция? Чтобы добавить еще нищеты в полусредневековую российскую деревню? Это – при том, что своего освоения ждал тогда, и ждет до сих пор, богатейший по своим природным ресурсам неоспоримо русский Дальний Восток.

Земли в Галиции не хватало и для собственного населения, а стоило ли обладание «древним Львовом» потоков крови? Представляется, что именно Галиция в первую голову (а потом уже Восточная Пруссия) послужила приманкой для русского политического руководства, жаждавшего новых территориальных присоединений, а потому готовых на любую военную авантюру. Как будто бы было мало позорно проигранной войны с Японией всего лишь десять лет назад. Участник войны в своих «записках» приводит превосходную сентенцию по этому поводу, услышанную им от галицийского ксендза после начала войны: «Мне даже кажется, что Россия совсем не задумывалась над мыслью, зачем она воюет? Ну, скажем, вы, затратив миллиарды денег и миллионы жизней, получите наконец Галицию. К чему она вам? Мне говорили, что если поехать от австрийской границы до конца ваших владений на Камчатке, то путешествие это будет длиться сорок восемь дней и сорок восемь ночей. Россия… Какое же значение может иметь для вас прирезка Галиции? Это все равно, что второй носовой платок для моего костюма. Нет, вы просто игрушка в руках коварной Англии»[45].

Это – только то, что касается межнациональных отношений. Экономика же Российской империи вообще входила в противоречие с политикой дальнейшего территориального расширения государства. Экономическое развитие, при том что модернизационные процессы в сельском хозяйстве начались только с конца 1906 года, не успевало за внешнеполитическими амбициями ряда ответственных руководителей государства. Отечественный ученый справедливо говорит: «Прогресс российской экономики в весьма малой степени зависел от выхода на океанские просторы (через “черноморские” проливы, через получение незамерзающих портов на Тихом океане, через продвижение через Персию к океану Индийскому). “Поиграв в империализм” на Дальнем Востоке и ожегшись на войне с Японией, Россия обрела больший реализм внешней политики, но не могла перестать исполнять роль великой евразийской державы, не могла игнорировать этническую, конфессиональную и блоковую солидарность, не могла оставаться в стороне от мировой войны, хотя и не несла ответственность за ее развязывание»[46].

В любом случае, властные верхи Российской империи не особенно опасались вероятной войны с Германией и Австро-Венгрией. Во-первых, союзниками России были Великобритания и Франция. При этом русские наивно полагали, что эта «дружба» (по крайней мере с французами) «бескорыстна и свята». Совокупный потенциал государств Антанты превосходил коалицию Центральных держав даже при том условии, что германская армия была готова к войне лучше прочих. Тем не менее не все было так просто.

Откуда же эта уверенность в сравнительно легкой победе? Как справедливо показывает В.П. Булдаков, «в верхах к возможным военным тяготам относились более чем легкомысленно. Слишком соблазняли возможные “призы” побед: присоединение всей Польши, Галиции, Буковины, Восточной Пруссии, Турецкой Армении и, особенно, овладение Черноморскими Проливами»[47]. Точно так же, не менее легкомысленно, в 1903 году отнеслись к перспективе войны с Японией. Результат был более чем плачевен: стоило задуматься хотя бы о проблеме соотнесения неудачной войны с революцией. А чем «больше» и тяжелее война, тем, разумеется, радикальнее и мощнее революция.

С другой стороны, все-таки немцы опасались численности русских вооруженных сил, могущей в случае войны свести на нет германское техническое превосходство. Как бы спохватившись, во время бедственного положения России, увязшей на Дальнем Востоке, кайзер Вильгельм II в 1905 году предложил русскому императору Николаю II оборонительный союз. Эти мысли оказались выраженными в уже упоминавшемся выше Бьеркском договоре 10 июля 1905 года. Согласно статьям договора, подписанного русским императором, Россия обязывалась защищать Францию от германской агрессии, и наоборот, Германию от французской агрессии. Как возможно было совместить несовместимое? Дело в том, что император Николай II рассчитывал на создание континентального союза, направленного в первую очередь против Великобритании, против которой, собственно говоря, Россия и сражалась в данный момент в Русско-японской войне.

Действительно, если вглядеться, Бьеркский договор означал, что у России в Европе более не осталось врагов: державы Тройственного блока никогда не выступили бы без санкции Германии, а с Францией у русских был свой собственный союзный договор. Взаимный же союзный договор между Францией и Германией исключал войну между ними. Но, разумеется, правительство и общественность Российской империи выступили против Бьеркского соглашения. И, главное, Франция, лелеявшая реваншизм в отношении Эльзаса и Лотарингии, отторгнутых немцами в 1871 году, категорически отказалась от присоединения к подобному соглашению, и Бьеркский договор не был ратифицирован, и не мог быть ратифицирован вообще.

Галиция. На привале

А между тем это соглашение в самом деле создавало единую Европу, но… под верховенством Германии. Император Николай II, отлично сознававший потенциал Российской империи, возможно, и был согласен на временное подчинение немецкому капиталу, однако все государственные и общественные деятели России предпочли подчинение капиталу французскому, что практически, на деле, вело к вооруженному столкновению с Германией. Договор в Бьерке по своей сути, как и конвенция 1892 года, носил оборонительный характер. Он создавал возможность для установления сравнительно прочного мира на континенте (в ближайшей перспективе), почему и был объективно направлен против Великобритании, заинтересованной в континентальной войне, чтобы подорвать позиции своего конкурента – Германии (ослабление Франции и России – также неплохо).

Поэтому Франция (а как же тогда реванш за 1870 год?), российская прозападная «общественность» (а где же тогда реформы по британскому образцу?), определенные властные круги (а где же тогда финансовые выгоды от совместных франко-российских предприятий?) встали против, и Бьеркский договор так и не вступил в силу. Между тем этот договор, сковывавший и Германию, и Францию, позволил бы русским играть на франко-германских противоречиях. Так что этот договор был прежде всего выгоден надломленной поражением на Дальнем Востоке и переживавшей Первую Русскую революцию Российской империи. Кроме того, по верному замечанию, «испарился (достаточно призрачный) шанс оздоровить обстановку в Европе и продолжать российское развитие на основе как французских инвестиций, так и германской технологии»[48].

Слишком многое и многие были против русско-германского сотрудничества, и сами же немцы поспешили разрушить тот хрупкий баланс, что подразумевал переход от «вооруженного нейтралитета» к жесткой и бескомпромиссной борьбе. «Мирное проникновение» германцев в российскую экономику, освоение русской территории и стремление к ее контролированию вынуждали русских опасаться своего могущественного западного соседа. Исследователи справедливо подмечают: «…только в России иностранный капитал, причем в первую очередь именно немецкий, играл столь большую роль в экономике… только в России столь многочисленны были немецкие сельскохозяйственные колонисты. Между тем, Германия в начале XX века все более явно демонстрировала, что считает немецкие диаспоры частью немецкой нации, вне зависимости от их подданства»[49]

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

 Грозное оружие: Малая война, партизанство и другие виды асимметричного воевания в свете наследия русских военных мыслителей. М., 2007, с. 698

2

 Военно-исторический журнал, 2008, № 8, с. 86

3

 Цит. по: Власть и реформы. От самодержавной к Советской России. М., 2006, с. 508

4

 Бриггс Э., Клэвин П. Европа Нового и Новейшего времени. С 1789 года и до наших дней. М., 2006, с. 165.

5

 Хобсбаум Э. Эпоха крайностей: Короткий двадцатый век (1914—1991). М., 2004, с. 40.

6

 Деметр К. Германский офицерский корпус в обществе и государстве. 1650—1945 гг. М., 2007, с. 246—247.

7

 Щербатов А.Г. «Обновленная Россия» и другие работы. М., 2002, с. 172—173.

8

 Зайончковский А.М. Подготовка России к мировой войне в международном отношении. М., 1926, с. 92.

9

 Системная история международных отношений в двух томах. М., 2006, т. 1, с. 19.

10

 Дашкуев М.Д. Побеждает тот, кто умеет лучше думать (Н.Н. Обручев). М., 2007, с. 269.

11

 Опыт мировых войн в истории России. Сборник статей. Челябинск, 2007, с. 19.

12

 Последняя война Российской империи. М., 2006, с. 191.

13

 См. Стратегические решения и вооруженные силы: новое прочтение. М., 2000, т. 1, с. 13, 17.

14

 Уткин А.И. Первая мировая война. М., 2001, с. 15.

15

 П.А. Столыпин: Программа реформ. Документы и материалы. М., 2003, т. 1, с. 21.

16

 Поликарпов В.В. От Цусимы к Февралю. Царизм и военная промышленность в начале XX века. М., 2008, с. 280.

17

 Кокошин А.А. Стратегическое управление: Теория, исторический опыт, сравнительный анализ, задачи для России. М., 2003, с. 155.

18

 Михалев С.Н. Военная стратегия: Подготовка и ведение войн Нового и Новейшего времени. М., 2003, с .67.

19

 Бисмарк О. Мемуары Железного канцлера. М., 2003, с. 573—579.

20

 Нарочницкая Н.А. Россия и русские в мировой истории. М., 2003, с. 166.

21

 В «пороховом погребе Европы». 1878—1814 гг. М., 2003, с. 256.

22

 См. Виноградов К.Б. Буржуазная историография Первой мировой войны. М., 1962, с. 104.

23

 См. Приложение III: Галактионов М. Париж, 1914 (Темпы операций). М., 2001.

24

 Цит. по: Сергеев Е.Ю., Улунян А.А. Не подлежит оглашению. Военные агенты Российской империи в Европе и на Балканах. 1900—1914. М., 2003, с. 182.

25

 Вандам А.Е. Геополитика и геостратегия. М., 2002, с. 174, 185.

26

 Виноградов В.Н. 1914 год: быть войне или не быть // Новая и новейшая история, 2004, № 6, с. 20.

27

 Николай II и великие князья (родственные письма к последнему царю). М.—Л., 1925, с. 77.

28

 История внешней политики России. Конец XIX – начало XX века (От русско-французского союза до Октябрьской революции). М., 1997, с. 373.

29

 Шанин Т. Революция как момент истины. Россия 1905—1907 гг. – 1917—1922 гг. М., 1997, с. 10—11.

30

 Зубачевский В А. Политика России в отношении восточных территорий Центральной Европы. 1912—1921 гг. // Вопросы истории, 2009, № 9, с. 107.

31

 Россия накануне Первой мировой войны (Статистико-документальный справочник). М., 2008, с. 190—191.

32

 Ливен Д. Российская империя и ее враги с XVI века до наших дней. М., 2007, с. 99.

33

 Дякин В.С. Деньги для сельского хозяйства. 1892—1914 гг. (Аграрный кредит в экономической политике царизма). СПб., 1997, с. 192.

34

 Сидоров А.Л. Финансовое положение России в годы Первой мировой войны (1914—1917). М., 1960, с. 93—94; Россия накануне Первой мировой войны (Статистико-документальный справочник). М., 2008, с. 119.

35

 В «пороховом погребе Европы». 1878—1814 гг. М., 2003, с. 261.

36

 История внешней политики России. Конец XIX – начало XX века (От русско-французского союза до Октябрьской революции). М., 1997, с. 296.

37

 Керсновский А.А. История русской армии. М., 1994, т. 3, с. 138.

38

 Поликарпов В.В. От Цусимы к Февралю. Царизм и военная промышленность в начале XX века. М., 2008, с. 182.

39

 Игнатьев А.В. Сергей Дмитриевич Сазонов // Вопросы истории, 1996, № 9, с. 30.

40

 Коковцов В.Н. Из моего прошлого. Воспоминания 1911—1919. М., 1991, с. 423.

41

 Сухомлинов В.А. Великий Князь Николай Николаевич. Берлин, б. д., с. 19.

42

 Субботин Ю.Ф. Россия и Германия: партнеры и противники. М., 1996, с. 327.

43

 Сергеев Е.Ю., Улунян А.А. Не подлежит оглашению. Военные агенты Российской империи в Европе и на Балканах. 1900—1914. М., 2003, с. 323—324.

44

 Военно-историческая антропология. Ежегодник, 2005/2006. Актуальные проблемы изучения. М., 2006, с. 82, 335.

45

 Войтоловский Л.Н. Всходил кровавый Марс: По следам войны. М., 1998, с. 128.

46

 Вронский О.Г. Государственная власть России и крестьянская община в годы «великих потрясений» (1905—1917). Тула, 2000, с. 387.

47

 Булдаков В.П. Красная смута. Природа и последствия революционного насилия. М., 1997, с. 16.

48

 Уткин А.И. Русско-японская война. В начале всех бед. М., 2005, с. 396.

49

 Западные окраины Российской империи. М., 2006, с. 411.