Рабы Парижа

– Давно ли эта сиделка у вас? – взволнованно спросил Тантен.

– С тех пор, как я лежу в кровати. Я послал ей в девять часов записку, что не могу прийти на свидание и жду ее здесь. Через десять минут она была уже у меня.

– Черт побери! – воскликнул Тантен.

– Похоже, что ее отец, господин Мартен-Ригал, всю свою жизнь проводит в кабинете. Каждое утро он запирается там на целый день и никому не позволяет себя беспокоить. Это очень удобно: Флавия сразу же после завтрака идет сюда и может спокойно сидеть у моей постели до самого вечера! Впрочем, если бы банкир об этом узнал и запретил ей приходить, то Флавия, не колеблясь, предпочла бы меня отцу!

– Ты, вне всякого сомнения, неправ, – строго проговорил Ортебиз.

– Да неужели? Девочка, влюблена в меня по уши! Если Маскаро выполнит свое обещание и мне достанется богатое наследство, то, может быть, я и женюсь на ней. Надо еще подумать…

– Негодяй! – закричал Тантен в таком неистовом гневе, что Поль испуганно отодвинулся на кровати подальше от него.

– И ты думаешь, подлец, что я позволю…

Папаша не смог договорить, потому что доктор закрыл ему рот рукой и быстро вытолкал старика на лестницу.

Дверь за ними захлопнулась.

Виолен был изумлен. Он думал, что своим хвастовством возвысится в глазах товарищей. Очевидно, получилось наоборот…

Доктор сделал ему замечание, как близкий друг банкира Мартен-Ригала. Это Полю было понятно.

Но гневные крики и бешеная жестикуляция старикашки Тантена, обычно такого застенчивого и почтительного ко всем окружающим, были совершенно необъяснимы.

Флавия действительно сделала большую глупость, приходя сюда одна.

Виолен в самом деле излишне вольно говорил о ней и об ее отце.

Но какое дело Тантену до Мартен-Ригала и Флавии?

Между этим оборванцем и банкиром, дающим своей дочери в приданое миллионы, явно не было никакой связи.

Тогда как понимать странное поведение Тантена?

…Если бы Поль или Флавия выглянули на лестницу, то оказались бы свидетелями очень странной сцены.

– Что ты делаешь? – шипел доктор. – Ты же нас выдашь!

Тантен плакал.

– Бедная моя девочка полюбила мерзавца! Она целые дни проводит с ним наедине! Если теперь этот подлец на ней не женится, то она обесчещена, и я вместе с ней! Ты понимаешь? У меня в руках пол-Парижа, а я сам – в руках у сопляка Виолена!

– Тише! – прикрикнул Ортебиз. – Ты можешь вернуть время назад? Что сделано, то, черт возьми, уже сделано. Возьми себя в руки и будь мужчиной!

Старый писарь вытащил из грязных лохмотьев чистый носовой платок и стал вытирать слезы.

– Боже мой! – прошептал он. – Только сейчас я понял, каково было графу услышать от меня, что у его дочери есть любовник!.. А я был так безжалостен… Господи, как жестоко Ты Меня наказал!

– Успокойся, – сказал доктор. – Поль еще ребенок. Не придавай слишком большого значения легкомысленной детской болтовне. Не откажется же он от твоих миллионов!

Тантен печально покачал головой.

– Поль не любит Флавию, а она влюблена в него. Мерзавец ведь правду говорит, что она предпочла бы его отцу. Какое страшное будущее ее ожидает!.. И деньги тут ни при чем…

– Нам пора идти. Скоро явится маркиз. Не будешь же ты принимать его в таком виде!

– Я не могу оставить девочку здесь. Уговори ее немедленно идти домой!

– Трудная задача…

– Тогда это сделаю я!

– Ну, нет! Если ты нас еще не выдал, то с успехом наверстаешь свое упущение. Так и быть, попробую.

Доктор вернулся в квартиру Виолена.

Папаша Тантен сел на ступеньку и стал ждать.

Девушка как раз собиралась войти в спальню, но ее остановил Ортебиз.

– Вы опять здесь? – недовольно сказала она. – А я думала, что вы уже далеко…

– Я вернулся, чтобы поговорить с вами. Дело весьма серьезное.

– Говорите, только покороче, – ответила Флавия, не отпуская ручку двери.

– Мадемуазель Мартен-Ригал не совсем удобно находиться здесь.

– Я это знаю, – спокойно проговорила она.

– В таком случае, мне кажется…

– Что я должна уйти?

– Да.

– Я останусь с Полем.

– Почему?

– По-моему, долг выше приличия.

– Он еще не ваш муж. О каком долге вы говорите?

– Поль очень болен.

– Пустяки. Это я утверждаю как врач.

– Но ему плохо! И около него никого нет. Кто же должен за ним поухаживать, если не та девушка, которая собирается стать его женой?

– Вы пока еще не жена и потому ваше присутствие здесь настолько неприлично, что не может быть оправдано ничем.

– Он получил согласие моего отца. Почему же я не могу смотреть на него как на мужа?

«Черт побери, что она мелет?! Папаша прав: надо поскорее отослать ее отсюда, – подумал Ортебиз. – Ну, голубушка, держись!»

– Желаю вам всего хорошего, – сказала Флавия и начала открывать дверь спальни.

– Подождите! Знаете ли вы, о чем будут говорить все кумушки Парижа на другой день после вашей свадьбы?

– Не знаю. Расскажите.

– О том, что Поль был вашим любовником и что только эта причина заставила господина Мартен-Ригала согласиться на ваш брак с Виоленом!

Флавия густо покраснела.

– Если пойдут такие разговоры, то ваши отношения с мужем испортятся. Мужчина никогда не прощает женщину, которая скомпрометировала себя.

– Что подумает обо мне Поль, если я его вдруг покину?

– Он уже почти совсем поправился. Я обещаю, что он завтра же придет к вам в гости. Будьте же благоразумны!

– Вы говорите правду?

– Клянусь Гиппократом!

– Я только предупрежу Поля и сразу пойду домой. До свидания.

– Вы умница, – сказал доктор.

Флавия вошла в спальню.

Ортебиз вернулся к Тантену, радуясь неожиданно легкой победе.

Он не знал причины своего успеха. Девушка ни за что не послушалась бы доктора, если бы не вспомнила, кого ей напоминает Тантен.

– Ну, что? – воскликнул папаша, вскакивая со ступеньки.

– Надо скорее уходить: она идет следом.

Они бегом спустились по лестнице, сломя голову пересекли двор, выскочили на улицу и перевели дух только после того, как спрятались за большой повозкой.

Папаша немного пришел в себя и снова обрел способность рассуждать.

– Надо ускорить их свадьбу. Теперь это можно сделать. Единственное препятствие, отделяющее мерзавца Виолена от миллионов герцога, исчезнет через один-два дня.

Доктор побледнел.

– Андре?

– Да.

– Так быстро?

– Пора уже. Давно пора!

– Что с ним?

– Его поджидает несчастный случай.

– Как этот случай зовут?

– Тото-Шупен.

– Ты рехнулся.

– Почему?

– Несколько дней назад ты хотел избавиться от мальчишки, потому что он стал опасен, а теперь поручаешь ему такую работу!

– Одно другому не мешает.

– Как это?

– Тото подпилит подоконник в мастерской. Скульптор упадет на мостовую и разобьется. Полиция начнет следствие и сразу же обнаружит, что доска не сломана, а распилена.

– И станет искать убийцу!

– А как ты хотел? Искать будут недолго. Шупена возьмут в отеле «Перу», на чердаке. Полиция докажет, что он разменял тысячефранковую купюру при покупке пилы. Ему зададут неприятные вопросы: откуда у него такие деньги, да еще одной бумажкой, и зачем ему понадобилась пила.

– Он же тебя выдаст!

– Конечно.

– Тебе жить надоело?

– Кому?

– Тебе!

– Папаше Тантену?

– Да!

– К тому времени мы уже похороним старика. И не только его.

– А кого еще? – вздрогнул Ортебиз.

– Господина Батиста Маскаро.

– Ты считаешь, что пора закрывать дело?

– Самое опасное – зарваться. Если мы поделим миллионы де Шандоса и де Мюсидана, то сможем позволить себе роскошь стать честными людьми.

– А как быть с Бомаршефом?

– Отправим его в Америку. После этого полиция может искать нас с тобой до тех пор, пока ей не надоест. Успокоился?

Доктор улыбнулся.

– Я не сомневаюсь в твоей гениальности. Просто у меня голова идет кругом от бесконечных перемен!

– Потерпи, уже недолго осталось… Но что-то я не вижу Флавии! Может быть, она просто отделалась от тебя?

– Надеюсь, что нет. Мне бы не хотелось еще раз возвращаться.

– Это было бы уж слишком подозрительно, – согласился Тантен.

– Тебе тоже нельзя туда идти.

– Остается только ждать. Самое неприятное занятие.

– Не забудь, что вот-вот придет Генрих.

– Черт возьми! Я помню об этом, но не могу же я уйти отсюда, пока не удостоверюсь в том, что она действительно ушла домой!

– Будь осторожен, когда вечером встретишься с Флавией…

– Вот она! – перебил Тантен. – Тихо!

Флавия прошла в нескольких шагах от них.

– До встречи, доктор. Спасибо!

После этого папаша Тантен быстро зашагал в сторону рынка.

– Как бы мне добраться до этого господина в золотых очках? – шептал он на ходу. – Если бы я мог перепоручить кому-нибудь хоть часть своих забот, то я бы в два счета выяснил, кто он такой! Но пора закрывать лавочку. Из трех моих лиц я оставлю лишь одно, которое ни в чем не замешано. И если он тогда разглядит меня через свои золотые очки, то лучшего сыщика еще не видел свет…

К старику подбежал запыхавшийся Бомаршеф.

– Я ищу вас, господин Тантен.

– Слушаю.

– Где хозяин?

– А что случилось?

– В приемной целый час сидит маркиз де Круазеноа. Он говорит, что господин Маскаро назначил ему встречу. А хозяина нет. Что делать?

– Маскаро велел передать, что скоро будет. Идите и попросите маркиза подождать.

– Сию минуту.

Бомаршеф поспешно направился по улице Монторгейль к конторе Батиста Маскаро.

Тантен проводил его взглядом.

Убедившись, что Бомаршеф его уже не видит, старик со всех ног помчался по улице Венгерской Королевы к особняку банкира Мартен-Ригала.

…Через четверть часа перед Генрихом де Круазеноа появился хозяин агентства.

Он пригласил гостя в кабинет.

Генрих сел в предложенное ему кресло и с беспокойством следил за каждым движением Батиста Маскаро.

– Как видите, я точен, господин маркиз. Взгляните на часы.

– Минута в минуту, месье, – подтвердил де Круазеноа.

– Я попросил вас прийти, чтобы оформить создание вашей промышленной компании. Как вы помните, это оговорено в нашем контракте.

– Но в этом вопросе, по-моему, надо еще как следует разобраться. Пока я ничего не понимаю и не могу, поэтому приступить к делу.

– А вам и не нужно ничего понимать.

– Как же я смогу подготовить все необходимое, чтобы открыть предприятие?

– Ничего не нужно готовить.

– Но ведь в таком случае наш уговор не будет выполнен. Или вы от него отказываетесь?

– И не подумаю.

– Тогда как прикажете вас понимать?

– Все уже готово, господин маркиз.

– Не может быть!

– Вам предъявить доказательства моих слов? – презрительным тоном спросил комиссионер.

– Кто же это сделал?

– Я.

– Вы один?!

– Почти. Мне помогал Катен.

– Когда же вы все успели?

– Пока вы изволили развлекаться, мы с адвокатом поработали за вас.

Маркиз смутился.

– Значит, уже есть помещение? – спросил он.

– На улице Виньон.

– И составлен устав компании?

– Не только составлен, но и зарегистрирован у нотариуса.

– А члены правления?

– Выбраны.

– Это невероятно! – изумленно воскликнул Генрих.

– Вот текст объявления о продаже акций.

Маскаро протянул маркизу лист бумаги.

Генрих начал читать:

«ТИФИЛЬСКИЕ МЕДНЫЕ РУДНИКИ(Алжир)Акционерное обществоДе КРУАЗЕНОА и К°Основной капиталЧЕТЫРЕ МИЛЛИОНА ФРАНКОВ

Маркиз де Круазеноа не приглашает в Компанию Тифильских рудников смелых спекулянтов, которые готовы взяться за рискованное дело в расчете на большие прибыли. Он создает надежное предприятие, которое обеспечит держателям акций стабильные дивиденды в размере шести-семи процентов».

Генрих внимательно дочитал до конца.

Он принадлежал к тем людям, которые живут одним днем и совершенно не заботятся о будущем, словно им с неба должны регулярно падать деньги. Ему вовсе не хотелось брать на себя лишние заботы, связанные с новым предприятием. Поэтому де Круазеноа попробовал сопротивляться.

– Это объявление привлечет солидных акционеров, – сказал он. – Но что мы будем делать с их капиталом?

– Складывать в сейфы, – улыбнулся комиссионер.

– А если они потребуют деньги обратно?

– Мы им откажем.

– На каком основании?

Батист Маскаро показал Генриху соответствующее место в уставе.

– Вы имеете право отказывать, и мы этим правом воспользуемся. Еще вопросы есть?

– А что, если они станут жаловаться?

– Смотрите устав. Статья пятидесятая.

– Хорошо. А вдруг кто-нибудь из них продаст акции третьим лицам?

Маскаро протер очки чистым платком, потом ответил:

– Это предусмотрено статьей двадцать первой. Смотрите: «Передача акций законна лишь в том случае, если она делается с письменного согласия управляющего».

– Чем же окончится вся комедия?

– В один прекрасный день вы объявите о ликвидации компании на основании статьи сорок седьмой.

– А потом?

– Скажете акционерам, что остаток после ликвидации составляет нуль франков и нуль сантимов. Желающие могут потребовать свою долю!

Все атаки маркиза были отбиты.

Он прибегнул к последнему доводу:

– Не откажется ли мадемуазель де Мюсидан выходить за меня замуж, если я займусь предпринимательством? Вы же знаете эти дворянские предрассудки…

Хозяин рассмеялся.

– Получив приданое своей невесты, вы пожелаете от нас отделаться. Разве я не угадал?

Генрих покраснел.

– Я, по-вашему, даром старался, уговаривая де Мюсиданов согласиться на брак их дочери с нищим, не имеющим за душой ничего, кроме титула и громкого имени? Мы все хотим получить свою долю. Вам мало шестисот тысяч франков и права наследования имущества графа? Вы желаете еще и действительно получить все его состояние, не так ли?

Растерявшийся маркиз не отвечал.

– Тогда я благодарю вас за приятную встречу. В Париже много обнищавших дворянчиков, и каждый из них с радостью займет ваше место на любых условиях.

Де Круазеноа понял, что спорить больше не о чем.

– Где подписать? – спросил он.

– Вот это – деловой разговор, – сказал Маскаро, вручая маркизу перо.

– Здесь.

Генрих подписал.

– Недоставало лишь вашей подписи, – продолжал комиссионер. – Объявление будет напечатано во всех утренних газетах. С редакторами я уже договорился. Кроме того, расклеим афиши по всему городу.

– Вы меня не обманете? – спросил маркиз.

– Честное слово. Маскаро вас устраивает?

– Вполне.

– Так я даю вам это слово в том, что вы завтра же будете представлены господам де Мюсиданам и они вас хорошо примут.

– Благодарю вас, – сказал Генрих.

Батист Маскаро подошел к нему. Де Круазеноа встал.

– Помните, что вы будете у меня в руках и после свадьбы, – сказал хозяин. – Вы будете у меня в руках всегда.

Маркиз поклонился.

Маскаро распахнул дверь.

– До свидания, господин жених. Постарайтесь понравиться мадемуазель Сабине.

…Вечером, когда банкир Мартен-Ригал вышел из кабинета, дочь была с ним гораздо ласковее, чем обычно.

– Как я люблю тебя, мой милый папочка! – поминутно повторяла она, целуя его. – Какой ты у меня добрый!

Отец Флавии очень устал за день и не догадался спросить девушку о причинах ее необыкновенной нежности.

Впоследствии господин Мартен-Ригал горько сожалел об этой оплошности.

Глава 68

Андре приснилось, что он победил Генриха и сделал предложение мадемуазель де Мюсидан, но граф отказал ему.

Художник проснулся и с трудом отогнал неприятные мысли.

– Надо избавить Сабину от маркиза, а там посмотрим, – сказал он сам себе и сел за стол.

Пора было навести порядок в хаосе накопившихся у него сведений и впечатлений.

Андре взял карандаш и написал на обороте неудачного эскиза имена своих противников:

Генрих де Круазеноа

Вермине

Ван-Клопен

Маскаро

Тантен

Ортебиз

Мартен-Ригал

На противоположном краю листа он вывел три слова:

Сабина де Мюсидан.

«Чего хочет Генрих? – думал Андре. – Жениться на дочери графа. Не на Сабине, а именно на дочери графа де Мюсидана. Она никогда не называла маркиза в числе своих друзей и в последнем письме отзывалась о нем, как о незнакомом человеке. Зачем же он женится на девушке, с которой у него нет ничего общего?»

Ответ мог быть только один.

«Деньги де Мюсиданов», – написал Андре и соединил стрелкой имя Генриха с этими словами.

Приданое негодяй получит сразу, а остальное достанется ему по наследству.

Кто может помешать маркизу жениться на Сабине?

Ее родители запуганы шантажистами, как говорит виконтесса де Буа-д'Ардон.

Сама Сабина уже покорилась воле родителей.

Знают ли об этом преступники?

Если нет, то самый опасный с их точки зрения человек – это он, Андре.

Художник написал свое имя рядом с именем любимой.

– Они могли без труда проследить за Сабиной, когда она приходила ко мне, – прошептал Андре. – Тогда самый простой для них выход из положения – пырнуть меня ножом на пустынной улице. Если же они знают о решении Сабины, то им все равно выгодно устранить единственного человека, из-за которого она может передумать и отказать Генриху. Де Брюле советует быть осторожным и поменьше выходить из дому…

Андре тяжело вздохнул. Нужно как можно скорее проникнуть в тайны маркиза. Сидя дома, этого не сделаешь. Придется рисковать…

Художник встал и прошелся по комнате.

Де Круазеноа, несомненно, является соучастником Вермине и Ван-Клопена в проделках с векселями Гастона.

Мошенники хотели заполучить деньги отца и для этого подбили на подлог сына.

Чтобы Ганделю-младший поставил фальшивые подписи, нужно было сначала заманить его к Вермине.

Кто его направил в Общество взаимного дисконта?

Ван-Клопен.

Как?

Отказав ему в кредите и посоветовав занять денег у Вермине.

Так можно было поступить лишь с человеком, у которого нет наличных.

Почему же у Гастона не было наличных?

На этот вопрос ответил сам Ганделю-сын: поверенный Катен посоветовал его отцу не давать Гастону денег и написать жалобу в полицию на Розу Шантемиль.

Значит, адвокат – сообщник Генриха…

Андре снова сел за стол и четким почерком художника написал: «Зачем мошенники руками господина Ганделю отправили Розу в Сен-Лазар?»

– Кому и чем она мешала? – пробормотал он, откладывая карандаш.

На этом месте рассуждения художника прервал осторожный стук в дверь.

Андре спрятал бумагу.

– Войдите, – произнес он, вставая.

Увидев гостя, хозяин чуть не вскрикнул от изумления.

Это был граф де Мюсидан.

Сабина украдкой показывала любимому своего отца, и художник с первого взгляда узнал его.

– Простите, – сказал де Мюсидан, – что я пришел к вам в такой ранний час. Я опасался, что позже не застану вас дома.

Андре поклонился.

У него вертелось на языке множество вопросов, которых он не смел задать графу.

Зачем де Мюсидан пришел?

Он явился как друг или как враг?

Что ему известно об отношениях Сабины и Андре?

Сам он решил прийти сюда или кто-то надоумил его?

Кто дал ему адрес?…

Граф ответил на поклон Андре и продолжал:

– Я большой любитель живописи…

«Возможно, – подумал художник. – Но главная ли это причина вашего визита в столь неподходящее время?»

– Один из моих друзей очень хвалил мне ваши картины…

«Хотелось бы знать имя вашего друга, господин граф».

– Поэтому я и решил прийти к вам, чтобы своими глазами увидеть…

«Что же вы хотите увидеть на самом деле?» – чуть не спросил художник.

Граф не закончил фразу. Он вспомнил, что еще не назвал себя.

– Извините, я забыл представиться. Маркиз де Беврон.

«Становится все интереснее. Господин де Мюсидан полагает, что я его не знаю, и хочет сохранить инкогнито. С какой целью?»

Художник еще раз поклонился.

– Меня зовут Андре. Очень приятно, что о моих скромных работах так хорошо отзываются ценители живописи. К несчастью, у меня сейчас нет ничего законченного, кроме нескольких эскизов. Хотите посмотреть?

– Конечно.

Де Мюсидан чувствовал себя очень неловко под проницательным взглядом Андре.

Однако граф уже приметил в дальнем углу зеленую занавеску.

Он стал расхаживать по комнате, делая вид, что рассматривает висящие на стенах эскизы.

Ноги его вдруг стали ватными, в висках стучало. Он с трудом сохранял ясность мыслей, которые быстро сменяли друг друга.

Негодяй Тантен, кажется, сказал правду. Похоже, что за занавеской действительно висит картина…

Что, если там и в самом деле портрет Сабины?

Будет ли это означать, что молодой человек – любовник мадемуазель де Мюсидан? Она ему позировала. Но ведь этого недостаточно, чтобы называться его любовницей…

Ну и что? Кто будет разбираться в таких тонкостях, если она провела много часов наедине с этим Андре…

Какой позор!

Впрочем, он ничуть не больше того позора, от которого несчастная девушка спасает родителей, принося себя в жертву шантажистам…

«Имею ли я право ее судить? – подумал граф. – Я был к ней равнодушен. Диана занималась не дочерью, а своими похождениями… Бедное дитя искало любви на стороне, потому что не получало ее дома… Надо признать, что выбор Сабины не так уж плох. Благородная осанка, мужестванная красота и умное, энергичное лицо молодого человека производят приятное впечатление. Если бы он еще происходил из знатного рода… Но лучше ли отдать девочку негодяю де Круазеноа, хоть он и маркиз? А изменить я ничего не могу… Зачем же я сюда пришел?»

Андре заметил, что господин де Мюсидан украдкой поглядывает на зеленую занавеску.

«Так вот оно что! Кто-то рассказал графу о портрете Сабины… За мной, видно, следят дольше и внимательнее, чем я полагал, – рассуждал художник. – Надо быть еще осторожнее. Появление графа – это привет от Генриха и его шайки. Если мы с ним сейчас поссоримся, то я им уже буду не опасен. А для нас с Сабиной все будет кончено… Тонко рассчитали, подлецы! Ну, господин граф, пора нам заключить союз против общих врагов… Только что делать с вашим инкогнито? Задали вы мне задачку, ваше сиятельство! Придется разговаривать с вами, как с посторонним… Что ж, в этом есть свои преимущества. Я скажу маркизу де Беврону все то, что никогда бы не осмелился выговорить в присутствии графа де Мюсидана».

Между тем гость закончил осмотр эскизов.

– Поздравляю вас, месье, – произнес он. – Я вижу, что мой друг был прав. Ваши работы превосходны. Очень жаль, что я не могу что-нибудь купить… Неужели у вас не найдется хоть одного законченного полотна?

– Нет, господин маркиз.

– А та картина в роскошной раме, которая виднеется за зеленой занавеской? – дрогнувшим голосом проговорил де Мюсидан.

Андре ждал этого вопроса, но все же покраснел, услышав его.

– Извините меня. Она окончена, но я не продаю ее и никому не показываю.

Теперь граф уже не сомневался в том, что Тантен его не обманул.

– Вероятно, это портрет? – спросил мнимый маркиз де Беврон.

– Да.

– Женский?

– Вы угадали.

Положение обоих собеседников было весьма двусмысленным.

Они смутились и отвернулись друг от друга, чтобы скрыть это.

Аристократ первым овладел собой.

– Вполне понятно, – сказал он. – Вы, наверное, влюблены.

Андре покраснел еще гуще.

– Все великие живописцы обессмертили красоту своих любовниц, – продолжал де Мюсидан.

Художник возмущенно сверкнул глазами.

– Вы ошибаетесь, господин маркиз!

– В чем же?

– Это – портрет самой добродетельной девушки на свете.

– Вы ее любите?

– Люблю. И разлюбить ее для меня так же невозможно, как остановить собственное сердце. Но мое уважение к ней еще сильнее, чем любовь. Она – моя любовница? Боже мой! Да я презирал бы себя, как последнего негодяя, если бы злоупотребил ее доверием и шепнул ей хоть одно слово, которого она не смогла бы передать своей матери!

Никогда в жизни де Мюсидан не слышал более приятных слов. Лицо и голос Андре доказывали, что он говорил правду. Графу хотелось обнять и расцеловать честного молодого человека, но на это никак не мог отважиться маркиз де Беврон.

Октавий уже проклинал свое инкогнито.

– Для портрета, естественно, необходим оригинал, – смело сказал художник.

– Значит, девушка приходила сюда?

– Да.

– Разумеется, не одна?

– Одна, господин маркиз.

– Это было очень неосторожно с ее стороны.

– Она доверяла мне.

– Но люди могли подумать…

– Каждый судит по себе, господин де Беврон.

Теперь покраснел граф.

– А как относились к этому ее родители? – спросил он.