Борис Годунов

Александр Сергеевич Пушкин

Борис Годунов

Драгоценной для россиян памяти

Николая Михайловича Карамзина

сей труд, гением его вдохновенный, с благоговением и благодарностию посвящает

Александр ПушкинКремлевские палаты (1598 года, 20 февраля)

Князья ШУЙСКИЙ и ВОРОТЫНСКИЙ.

ВОРОТЫНСКИЙ

Наряжены мы вместе город ведать,Но, кажется, нам не за кем смотреть:Москва пуста; вослед за патриархомК монастырю пошел и весь народ.Как думаешь, чем кончится тревога?

ШУЙСКИЙ

Чем кончится? Узнать не мудрено:Народ еще повоет да поплачет,Борис еще поморщится немного,Что пьяница пред чаркою вина,И наконец по милости своейПринять венец смиренно согласится;А там – а там он будет нами правитьПо-прежнему.

ВОРОТЫНСКИЙ

Но месяц уж протек,Как, затворясь в монастыре с сестрою,Он, кажется, покинул все мирское.Ни патриарх, ни думные бояреСклонить его доселе не могли;Не внемлет он ни слезным увещаньям,Ни их мольбам, ни воплю всей Москвы,Ни голосу Великого Собора[1].Его сестру напрасно умолялиБлагословить Бориса на державу;Печальная монахиня-царицаКак он тверда, как он неумолима.Знать, сам Борис сей дух в нее вселил;Что, ежели правитель в самом делеДержавными заботами наскучилИ на престол безвластный не взойдет?Что скажешь ты?

ШУЙСКИЙ

Скажу, что понапраснуЛилася кровь царевича-младенца;Что если так, Димитрий мог бы жить.

ВОРОТЫНСКИЙ

Ужасное злодейство! Полно, точно льЦаревича сгубил Борис?

ШУЙСКИЙ

А кто же?Кто подкупал напрасно Чепчугова?Кто подослал обоих БитяговскихС Качаловым? Я в Углич послан былИсследовать на месте это дело:Наехал я на свежие следы;Весь город был свидетель злодеянья;Все граждане согласно показали;И, возвратясь, я мог единым словомИзобличить сокрытого злодея.

ВОРОТЫНСКИЙ

Зачем же ты его не уничтожил?

ШУЙСКИЙ

Он, признаюсь, тогда меня смутилСпокойствием, бесстыдностью нежданной,Он мне в глаза смотрел, как будто правый:Расспрашивал, в подробности входил —И перед ним я повторил нелепость,Которую мне сам он нашептал.

ВОРОТЫНСКИЙ

Не чисто, князь.

ШУЙСКИЙ

А что мне было делать?Все объявить Феодору? Но царьНа все глядел очами Годунова,Всему внимал ушами Годунова:Пускай его б уверил я во всем,Борис тотчас его бы разуверил,А там меня ж сослали б в заточенье,Да в добрый час, как дядю моего,В глухой тюрьме тихонько б задавили.Не хвастаюсь, а в случае, конечно,Никая казнь меня не устрашит.Я сам не трус, но также не глупецИ в петлю лезть не соглашуся даром.

ВОРОТЫНСКИЙ

Ужасное злодейство! Слушай, верно,Губителя раскаянье тревожит:Конечно, кровь невинного младенцаЕму ступить мешает на престол.

ШУЙСКИЙ

Перешагнет; Борис не так-то робок!Какая честь для нас, для всей Руси!Вчерашний раб, татарин, зять Малюты,Зять палача и сам в душе палач,Возьмет венец и бармы Мономаха…

ВОРОТЫНСКИЙ

Так, родом он незнатен; мы знатнее.

ШУЙСКИЙ

Да, кажется.

ВОРОТЫНСКИЙ

Ведь Шуйский, Воротынский…Легко сказать, природные князья.

ШУЙСКИЙ

Природные, и Рюриковой крови.

ВОРОТЫНСКИЙ

А слушай, князь, ведь мы б имели правоНаследовать Феодору.

ШУЙСКИЙ

Да, боле,Чем Годунов.

ВОРОТЫНСКИЙ

Ведь в самом деле!

ШУЙСКИЙ

Что ж?Когда Борис хитрить не перестанет,Давай народ искусно волновать,Пускай они оставят Годунова,Своих князей у них довольно, пустьСебе в цари любого изберут.

ВОРОТЫНСКИЙ

Не мало нас, наследников варяга,Да трудно нам тягаться с Годуновым:Народ отвык в нас видеть древню отрасльВоинственных властителей своих.Уже давно лишились мы уделов,Давно царям подручниками служим,А он умел и страхом, и любовью,И славою народ очаровать.

ШУЙСКИЙ

(глядит в окно)

Он смел, вот всё – а мы… Но полно. Видишь,Народ идет, рассыпавшись, назад —Пойдем скорей, узнаем, решено ли.КРАСНАЯ ПЛОЩАДЬ

НАРОД.

ОДИН

Неумолим! Он от себя прогналСвятителей, бояр и патриарха.Они пред ним напрасно пали ниц;Его страшит сияние престола.

ДРУГОЙ

О боже мой, кто будет нами править?О горе нам!

ТРЕТИЙ

Да вот верховный дьякВыходит нам сказать решенье Думы.

НАРОД

Молчать! молчать! дьяк думный говорит;Ш-ш – слушайте!

ЩЕЛКАЛОВ

(с Красного крыльца)

Собором положилиВ последний раз отведать силу просьбыНад скорбною правителя душой.Заутра вновь святейший патриарх,В Кремле отпев торжественно молебен,Предшествуем хоругвями святыми,С иконами Владимирской, Донской,Воздвижется; а с ним синклит, бояре,Да сонм дворян, да выборные людиИ весь народ московский православный,Мы все пойдем молить царицу вновь,Да сжалится над сирою МосквоюИ на венец благословит Бориса.Идите же вы с богом по домам,Молитеся – да взыдет к небесамУсердная молитва православных.

Народ расходится.

ДЕВИЧЬЕ ПОЛЕ. НОВОДЕВИЧИЙ МОНАСТЫРЬ

НАРОД.

ОДИН

Теперь они пошли к царице в келью,Туда вошли Борис и патриархС толпой бояр.

ДРУГОЙ

Что слышно?

ТРЕТИЙ

Все ещеУпрямится; однако есть надежда.

БАБА

(с ребенком)

Агу! не плачь, не плачь; вот бука, букаТебя возьмет! агу, агу!.. не плачь!

ОДИН

Нельзя ли нам пробраться за ограду?

ДРУГОЙ

Нельзя. Куды! и в поле даже тесно,Не только там. Легко ли? Вся МоскваСперлася здесь; смотри: ограда, кровли,Все ярусы соборной колокольни,Главы церквей и самые крестыУнизаны народом.

ПЕРВЫЙ

Право, любо!

ОДИН

Что там за шум?

ДРУГОЙ

Послушай! что за шум?Народ завыл, там падают, что волны,За рядом ряд… еще… еще… Ну, брат,Дошло до нас; скорее! на колени!

НАРОД

(на коленах. Вой и плач)

Ах, смилуйся, отец наш! властвуй нами!Будь наш отец, наш царь!

ОДИН

(тихо)

О чем там плачут?

ДРУГОЙ

А как нам знать? то ведают бояре,Не нам чета.

БАБА

(с ребенком)

Ну, что ж? как надо плакать,Так и затих! вот я тебя! вот бука!Плачь, баловень!

(Бросает его об земь. Ребенок пищит.)

Ну, то-то же.

ОДИН

Все плачут,Заплачем, брат, и мы.

ДРУГОЙ

Я силюсь, брат,Да не могу.

ПЕРВЫЙ

Я также. Нет ли луку?Потрем глаза.

ВТОРОЙ

Нет, я слюнёй помажу.Что там еще?

ПЕРВЫЙ

Да кто их разберет?

НАРОД

Венец за ним! он царь! он согласился!Борис наш царь! да здравствует Борис!Кремлевские палаты

БОРИС, ПАТРИАРХ, БОЯРЕ.

БОРИС

Ты, отче патриарх, вы все, бояре,Обнажена моя душа пред вами:Вы видели, что я приемлю властьВеликую со страхом и смиреньем.Сколь тяжела обязанность моя!Наследую могущим Иоаннам —Наследую и ангелу-царю!..О праведник! о мой отец державный!Воззри с небес на слезы верных слугИ ниспошли тому, кого любил ты,Кого ты здесь столь дивно возвеличил,Священное на власть благословенье:Да правлю я во славе свой народ,Да буду благ и праведен, как ты.От вас я жду содействия, бояре,Служите мне, как вы ему служили,Когда труды я ваши разделял,Не избранный еще народной волей.

БОЯРЕ

Не изменим присяге, нами данной.

БОРИС

Теперь пойдем, поклонимся гробамПочиющих властителей России,А там – сзывать весь наш народ на пир,Всех, от вельмож до нищего слепца;Всем вольный вход, все гости дорогие.

(Уходит, за ним и бояре.)

ВОРОТЫНСКИЙ

(останавливая Шуйского)

Ты угадал.

ШУЙСКИЙ

А что?

ВОРОТЫНСКИЙ

Да здесь, намедни,Ты помнишь?

ШУЙСКИЙ

Нет, не помню ничего.

ВОРОТЫНСКИЙ

Когда народ ходил в Девичье поле,Ты говорил…

ШУЙСКИЙ

Теперь не время помнить,Советую порой и забывать.А впрочем, я злословием притворнымТогда желал тебя лишь испытать,Верней узнать твой тайный образ мыслей;Но вот – народ приветствует царя —Отсутствие мое заметить могут —Иду за ним.

ВОРОТЫНСКИЙ

Лукавый царедворец!Ночь. Келья в чудовом монастыре (1603 года)

О т е ц ПИМЕН, ГРИГОРИЙ спящий.

ПИМЕН

(пишет перед лампадой)

Еще одно, последнее сказанье —И летопись окончена моя,Исполнен долг, завещанный от богаМне, грешному. Недаром многих летСвидетелем господь меня поставилИ книжному искусству вразумил;Когда-нибудь монах трудолюбивыйНайдет мой труд усердный, безымянный,Засветит он, как я, свою лампаду —И, пыль веков от хартий отряхнув,Правдивые сказанья перепишет,Да ведают потомки православныхЗемли родной минувшую судьбу,Своих царей великих поминаютЗа их труды, за славу, за добро —А за грехи, за темные деяньяСпасителя смиренно умоляют.На старости я сызнова живу,Минувшее проходит предо мною —Давно ль оно неслось, событий полно,Волнуяся, как море-окиян?Теперь оно безмолвно и спокойно,Не много лиц мне память сохранила,Не много слов доходят до меня,А прочее погибло невозвратно…Но близок день, лампада догорает —Еще одно, последнее сказанье.

(Пишет.)

ГРИГОРИЙ

(пробуждается)

Все тот же сон! возможно ль? в третий раз!Проклятый сон!.. А все перед лампадойСтарик сидит да пишет – и дремотой,Знать, во всю ночь он не смыкал очей.Как я люблю его спокойный вид,Когда, душой в минувшем погруженный,Он летопись свою ведет; и частоЯ угадать хотел, о чем он пишет?О темном ли владычестве татар?О казнях ли свирепых Иоанна?О бурном ли новогородском Вече?О славе ли отечества? напрасно.Ни на челе высоком, ни во взорахНельзя прочесть его сокрытых дум;Все тот же вид смиренный, величавый.Так точно дьяк, в приказах поседелый,Спокойно зрит на правых и виновных,Добру и злу внимая равнодушно,Не ведая ни жалости, ни гнева.

ПИМЕН

Проснулся, брат.

ГРИГОРИЙ

Благослови меня,Честный отец.

ПИМЕН

Благослови господьТебя и днесь, и присно, и вовеки.

ГРИГОРИЙ

Ты все писал и сном не позабылся,А мой покой бесовское мечтаньеТревожило, и враг меня мутил.Мне снилося, что лестница крутаяМеня вела на башню; с высотыМне виделась Москва, что муравейник;Внизу народ на площади кипелИ на меня указывал со смехом,И стыдно мне и страшно становилось —И, падая стремглав, я пробуждался…И три раза мне снился тот же сон.Не чудно ли?

ПИМЕН

Младая кровь играет;Смиряй себя молитвой и постом,И сны твои видений легких будутИсполнены. Доныне – если я,Невольною дремотой обессилен,Не сотворю молитвы долгой к ночи —Мой старый сон не тих, и не безгрешен,Мне чудятся то шумные пиры,То ратный стан, то схватки боевые,Безумные потехи юных лет!

ГРИГОРИЙ

Как весело провел свою ты младость!Ты воевал под башнями Казани,Ты рать Литвы при Шуйском отражал,Ты видел двор и роскошь Иоанна!Счастлив! а я от отроческих летПо келиям скитаюсь, бедный инок!Зачем и мне не тешиться в боях,Не пировать за царскою трапезой?Успел бы я, как ты, на старость летОт суеты, от мира отложиться,Произнести монашества обетИ в тихую обитель затвориться.

ПИМЕН

Не сетуй, брат, что рано грешный светПокинул ты, что мало искушенийПослал тебе всевышний. Верь ты мне:Нас издали пленяет слава, роскошьИ женская лукавая любовь.Я долго жил и многим насладился;Но с той поры лишь ведаю блаженство,Как в монастырь господь меня привел.Подумай, сын, ты о царях великих.Кто выше их? Единый бог. Кто смеетПротиву их? Никто. А что же? ЧастоЗлатый венец тяжел им становился:Они его меняли на клобук.Царь Иоанн искал успокоеньяВ подобии монашеских трудов.Его дворец, любимцев гордых полный,Монастыря вид новый принимал:Кромешники в тафьях и власяницахПослушными являлись чернецами,А грозный царь игуменом смиренным.Я видел здесь – вот в этой самой келье(В ней жил тогда Кирилл многострадальный,Муж праведный. Тогда уж и меняСподобил бог уразуметь ничтожностьМирских сует), здесь видел я царя,Усталого от гневных дум и казней.Задумчив, тих сидел меж нами Грозный,Мы перед ним недвижимо стояли,И тихо он беседу с нами вел.Он говорил игумену и братье:«Отцы мои, желанный день придет,Предстану здесь алкающий спасенья.Ты, Никодим, ты, Сергий, ты, Кирилл,Вы все – обет примите мой духовный:Прииду к вам, преступник окаянный,И схиму здесь честную восприму,К стопам твоим, святый отец, припадши».Так говорил державный государь,И сладко речь из уст его лилася,И плакал он. А мы в слезах молились,Да ниспошлет господь любовь и мирЕго душе страдающей и бурной.А сын его Феодор? На престолеОн воздыхал о мирном житиеМолчальника. Он царские чертогиПреобратил в молитвенную келью;Там тяжкие, державные печалиСвятой души его не возмущали.Бог возлюбил смирение царя,И Русь при нем во славе безмятежнойУтешилась – а в час его кончиныСвершилося неслыханное чудо:К его одру, царю едину зримый,Явился муж необычайно светел,И начал с ним беседовать ФеодорИ называть великим патриархом.И все кругом объяты были страхом,Уразумев небесное виденье,Зане святый владыка пред царемВо храмине тогда не находился.Когда же он преставился, палатыИсполнились святым благоуханьем,И лик его как солнце просиял —Уж не видать такого нам царя.О страшное, невиданное горе!Прогневали мы бога, согрешили:Владыкою себе цареубийцуМы нарекли.

ГРИГОРИЙ

Давно, честный отец,Хотелось мне тебя спросить о смертиДимитрия-царевича; в то времяТы, говорят, был в Угличе.

ПИМЕН

Ох, помню!Привел меня бог видеть злое дело,Кровавый грех. Тогда я в дальний УгличНа некое был послан послушанье;Пришел я в ночь. Наутро в час обедниВдруг слышу звон, ударили в набат,Крик, шум. Бегут на двор царицы. ЯСпешу туда ж – а там уже весь город.Гляжу: лежит зарезанный царевич;Царица мать в беспамятстве над ним,Кормилица в отчаянье рыдает,А тут народ, остервенясь, волочитБезбожную предательницу-мамку…Вдруг между их, свиреп, от злости бледен,Является Иуда Битяговский.«Вот, вот злодей!» – раздался общий вопль,И вмиг его не стало. Тут народВслед бросился бежавшим трем убийцам;Укрывшихся злодеев захватилиИ привели пред теплый труп младенца,И чудо – вдруг мертвец затрепетал —«Покайтеся!» – народ им завопил:И в ужасе под топором злодеиПокаялись – и назвали Бориса.

ГРИГОРИЙ

Каких был лет царевич убиенный?

ПИМЕН

Да лет семи; ему бы ныне было(Тому прошло уж десять лет… нет, больше:Двенадцать лет) – он был бы твой ровесникИ царствовал; но бог судил иное.Сей повестью плачевной заключуЯ летопись мою; с тех пор я малоВникал в дела мирские. Брат Григорий,Ты грамотой свой разум просветил,Тебе свой труд передаю. В часы,Свободные от подвигов духовных,Описывай, не мудрствуя лукаво,Все то, чему свидетель в жизни будешь:Войну и мир, управу государей,Угодников святые чудеса,Пророчества и знаменья небесны —А мне пора, пора уж отдохнутьИ погасить лампаду… Но звонятК заутрене… благослови, господь,Своих рабов!.. подай костыль, Григорий.

(Уходит.)

ГРИГОРИЙ

Борис, Борис! все пред тобой трепещет,Никто тебе не смеет и напомнитьО жребии несчастного младенца, —А между тем отшельник в темной кельеЗдесь на тебя донос ужасный пишет:И не уйдешь ты от суда мирского,Как не уйдешь от божьего суда.Палаты патриарха

ПАТРИАРХ, ИГУМЕН Чудова монастыря.

ПАТРИАРХ

И он убежал, отец игумен?

ИГУМЕН

Убежал, святый владыко. Вот уж тому третий день.

ПАТРИАРХ

Пострел, окаянный! Да какого он роду?

ИГУМЕН

Из роду Отрепьевых, галицких боярских детей. Смолоду постригся неведомо где, жил в Суздале, в Ефимьевском монастыре, ушел оттуда, шатался по разным обителям, наконец пришел к моей чудовской братии, а я, видя, что он еще млад и неразумен, отдал его под начал отцу Пимену, старцу кроткому и смиренному; и был он весьма грамотен: читал наши летописи, сочинял каноны святым; но, знать, грамота далася ему не от господа бога…

ПАТРИАРХ

Уж эти мне грамотеи! что еще выдумал! буду царем на Москве! Ах он, сосуд диавольский! Однако нечего царю и докладывать об этом; что тревожить отца-государя? Довольно будет объявить о побеге дьяку Смирнову али дьяку Ефимьеву; эдака ересь! буду царем на Москве!.. Поймать, поймать врагоугодника, да и сослать в Соловецкий на вечное покаяние. Ведь это ересь, отец игумен.

ИГУМЕН

Ересь, святый владыко, сущая ересь.

Царские палаты

Два СТОЛЬНИКА.

ПЕРВЫЙ

Где государь?

ВТОРОЙ

В своей опочивальнеОн заперся с каким-то колдуном.

ПЕРВЫЙ

Так, вот его любимая беседа:Кудесники, гадатели, колдуньи. —Всё ворожит, что красная невеста.Желал бы знать, о чем гадает он?

ВТОРОЙ

Вот он идет. Угодно ли спросить?

ПЕРВЫЙ

Как он угрюм!

Уходят.

ЦАРЬ

(входит)

Достиг я высшей власти;Шестой уж год я царствую спокойно.Но счастья нет моей душе. Не так лиМы смолоду влюбляемся и алчемУтех любви, но только утолимСердечный глад мгновенным обладаньем,Уж, охладев, скучаем и томимся?..Напрасно мне кудесники сулятДни долгие, дни власти безмятежной —Ни власть, ни жизнь меня не веселят;Предчувствую небесный гром и горе.Мне счастья нет. Я думал свой народВ довольствии, во славе успокоить,Щедротами любовь его снискать —Но отложил пустое попеченье:Живая власть для черни ненавистна,Они любить умеют только мертвых.Безумны мы, когда народный плескИль ярый вопль тревожит сердце наше!Бог насылал на землю нашу глад,Народ завыл, в мученьях погибая;Я отворил им житницы, я златоРассыпал им, я им сыскал работы —Они ж меня, беснуясь, проклинали!Пожарный огнь их домы истребил,Я выстроил им новые жилища.Они ж меня пожаром упрекали!Вот черни суд: ищи ж ее любви.В семье моей я мнил найти отраду,Я дочь мою мнил осчастливить браком —Как буря, смерть уносит жениха…И тут молва лукаво нарекаетВиновником дочернего вдовстваМеня, меня, несчастного отца!..Кто ни умрет, я всех убийца тайный:Я ускорил Феодора кончину,Я отравил свою сестру царицу,Монахиню смиренную… все я!Ах! чувствую: ничто не может насСреди мирских печалей успокоить;Ничто, ничто… едина разве совесть.Так, здравая, она восторжествуетНад злобою, над темной клеветою. —Но если в ней единое пятно,Единое, случайно завелося,Тогда – беда! как язвой моровойДуша сгорит, нальется сердце ядом,Как молотком стучит в ушах упрек,И все тошнит, и голова кружится,И мальчики кровавые в глазах…И рад бежать, да некуда… ужасно!Да, жалок тот, в ком совесть нечиста.Корчма на литовской границе

МИСАИЛ и ВАРЛААМ, бродяги-чернецы; ГРИГОРИЙ ОТРЕПЬЕВ, мирянином; ХОЗЯЙКА.

ХОЗЯЙКА

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Земский собор 1598 года с бо́льшим, чем в предшествующих соборах, числом выборных.