Полное собрание стихотворений

К народу

Vox populi…[59]

Давно я оставил высоты,Где я и отважные товарищи мои,Мы строили быстрокрылый Арго, —Птицу пустынных полетов, —Мечтая перелететь на хребте ееПропасть от нашего крайнего кряжаДо сапфирного мира безвестной вершины.Давно я с тобой, в твоем теченьи, народ,В твоем многошумном, многоцветном водовороте,Но ты не узнал моего горького голоса,Ты не признал моего близкого лика —В пестром плаще скомороха,Под личиной площадного певца,С гуслями сказителя былых времен.На полях под пламенным куполом,На улицах в ущельях стен,Со страниц стремительной книги,С подмостков, куда вонзаются взоры,Я слушал твой голос, народ!Кто мудрец? – у меня своя мудрость!Кто венценосец? – у меня своя воля!Кто пророк? – я не лишен благодати!Но твой голос, народ, – вселенская власть.Твоему желанию – лишь покоряться,Твоему кумиру – только служить.Ты дал мне, народ, мой драгоценнейший дар:Язык, на котором слагаю я песни.В моих стихах возвращаю твои тайны – тебе!Граню те алмазы, что ты сохранил в своих недрах!Освобождаю напевы, что замкнул ты в золотой скорлупе!Я – маг, вызывающий духов, тобою рожденных, намиубитых!Без тебя, я – звезда без света,Без тебя, я – творец без мира,Буду жить, пока дышишь ты и созданный тобою язык.Повелевай, – повинуюсь.Повяжи меня, как слепого, – пойду,Дай мне быть камнем в твоей праще,Войди в меня, как в одержимого демон,Я – уста, говори, кричи мною.Псалтырь моя!Ты должна звенеть по воле властителя!Я разобью тебя об утес, непослушная!Я оборву вас, струны, как паутины, непокорные!Раскидаю колышки, как сеют зерна весной.Наложу обет молчания, если не подчинишься, псалтырь!Останусь столпником, посмешищем праздных прохожих,здесь, на большом перекрестке!

20—23 июля 1805

* * *

Ужель доселе не довольно?Весь этот ужас, этот бредЕще язык мечты крамольной,А не решающий ответ?Не время ль, наконец, насталоЗемных расплат, народных кар,Когда довольно искры малой,Чтоб охватил всю брешь пожар!Так кто же голос? Мы, поэты, —Народа вольные уста!И наши песни – вам ответы,И наша речь вовек проста!

29 июля 1906

Весы качнулись

Весы качнулись мировые,Высоко подняты судьбой.На чашу темную РоссияМетнула жребий тяжкий свой.Молчи и никни долу, право,Се – высшей истины черед:Предначертан борьбы кровавойЕдиный праведный исход.Кто б ни был вождь, где б ни был случай,Над зыбью дней властитель Рок.Кто заградит в горах ревучийИ к морю рухнувший поток?

1905

Близким

I

Нет, я не ваш! Мне чужды цели ваши,Мне странен ваш неокрыленный крик,Но, в шумном круге, к вашей общей чашеИ я б, как верный, клятвенно приник!Где вы – гроза, губящая стихия,Я – голос ваш, я вашим хмелем пьян,Зову крушить устои вековые,Творить простор для будущих семян.Где вы – как Рок, не знающий пощады,Я – ваш трубач, ваш знаменосец я,Зову на приступ, с боя брать преграды,К святой земле, к свободе бытия!Но там, где вы кричите мне: «Не боле!»Но там, где вы поете песнь побед,Я вижу новый бой во имя новой воли!Ломать – я буду с вами! строить – нет!

30 июля 1905

II

Нам руки свободные свяжутИ шею обтянут веревкой,Попы нам прощение скажут,Повесят нас быстро и ловко.Я буду качаться, качаться,Без пошлой опоры на землю,И будет в бреду мне казаться:Я шуму великому внемлю.Мне будет казаться: народыСобрались внизу перед нами,Искателей новой свободыСошлись проводить со слезами.И буду, качаясь, кивать я,Как будто при громе приветствий,Как будто все люди мне братья,Как это мне грезилось в детстве.Кругом, как я корчусь, взирая,Все зрители будут смеяться,А я, над толпой умирая,Все буду качаться, качаться.

1905

Предание

Посвящаю Андрею Белому

И ей надел поверх чела

Ив белых ландышей венок он.

Андрей Белый

I

Повеял ветер голубойНад бездной моря обагренной.Жемчужный след чертя кормой,Челнок помчался, окрыленный.И весь челнок, и плащ пловцаСверкали ясным аметистом;В кудрях пророка, вкруг лица,Закат горел венцом лучистым.И в грозно огненный ЗакатУйдя безумными очами,Пловец не мог взглянуть назад,На скудный берег за волнами.Меж ним и берегом рослиОгни топазов и берилла,И он не видел, как с землиСтремила взор за ним Сибилла.И он не видел, как онаУпала вдруг на камень черный,Побеждена, упоенаСвоей печалью непокорной.И тень, приблизившись, легла,Верховный жрец отвел ей локон,И тихо снял с ее челаИз белых ландышей венок он.

II

И годы шли. И целый деньОна скользила в сводах храма,Всегда задумчива, как тень,В столбах лазурных фимиама.Но лишь сгорел пожар дневнойИ сумрак ширился победно,По узкой лестнице витойОна сходила тенью бледной, —В покой, где жрец верховный ждалЕе с покорностью всегдашней,При дымном факеле, и алБыл свет из окон старой башни.Струи священного винаПьянили мысль, дразня желанья,И словно в диком вихре сна,Свершались таинства лобзанья.На ложе каменном ониБезрадостно сплетали руки;Плясали красные огни,И глухо повторялись звуки.Но вдруг, припомнив о былом,Она венок из роз срывала,На камни падала лицомИ долго билась и стенала.И кротко жрец, склонясь над ней,Вершил заветные заклятья,И вновь, под плясками огней,Сплетались горькие объятья.

III

И годы шли, как смены сна,Сходя во тьму сквозь своды храма,И вот состарилась онаВ столбах лазурных фимиама.И ей народ алтарь воздвигДавно, как непорочной жрице,И только жрец, седой старик,Знал тайну замкнутой светлицы.Был вечер. Запад гас в огне.Ушли из храма богомольцы.На малахитовой волнеСплетались огненные кольца.И вырос призрак корабля,И близился безвестный парус,И кто-то, бледный, у руляРонял сверкающий стеклярус.Уже, мерцая, месяц стылСерпом из тусклого оникса,Когда ко храму подступилПришлец с брегов холодных Стикса.И властно в ясной тишинеРаздалось тихое воззванье:«Вот я пришел. Сойди ко мне, —Настало вечное свиданье».И странно вспыхнул красный светВ высоких окнах башни старой,Потом погас на зов в ответ,И замер храм под лунной чарой.И в красоте седых кудрейПредстала у дверей Сибилла,Простер он властно руки к ней,Она, без слов, главу склонила.Спросил он: «Ты ждала меня?»Сказала: «Верила и ждала».Лучом сапфирного огняЛуна их лик поцеловала.Рука с рукой к прибою волнОни сошли, вдвоем отныне…Как сердолик – далекий челнНа хризолитовой равнине!А в башне, там, где свет погас,Седой старик бродил у окон,И с моря не сводил он глаз,И целовал в последний разИз мертвых ландышей венок он.

1804 – ноябрь, 1906 – март, 1906 – январь

Плач Лаодамии

Нет, слова гонцов не ложны!Ты безвременно сражен!Все надежды невозможны,Все, что счастье, – только сон!Я лишь ночь одну вкушалаУмиленье ласк твоих,И не знаю, как не знала,Ты мой муж иль мой жених!Ты мой пояс непорочныйВ вечер брака развязал,Но уже к стране восточнойВетер парус напрягал!Помню я: росой минутнойОкропил меня Морфей…Вдруг, сквозь сон, я слышу смутноНет твоей руки – в моей.Просыпаюсь: блеск доспеха,Со щитом ты предо мной…И, как робкий ропот смеха,День стучится за стеной.Я вскочила, охватилаСтан твой с жадностью змеи,Миги длила и ловилаОчи милые твои.

Март 1906

Под утро

Еще было совсем темно,И горели в ряд фонари,Но я приоткрыл окноИ понял приближенье зари.От лазури, побелевшей вдруг,Отделились, как дым, облака,В сумраке, поредевшем вокруг,Обозначился парк и река.И скоро в сизой дали,Казавшейся черным концом,Опять поднялись с землиКрыши – за домом дом.И, звезды гася, в небесаКто-то влил лиловый сок,И мне сладко повеял в глазаИздалека ветерок.

6 апреля 1906

Остров

Пусть он останется безвестнымЗа далью призрачной неведомых морей,Пусть он не станет вымеренным, тесным,Как дом, как комната: от окон до дверей!Чтоб с тонких берегов вседневности и жизниВ бинокль мечты чуть видеть мы могли,Как пальмы клонятся в твоей отчизне,Как тщетно к ней стремятся корабли.Чтоб в море никогда не вышел Генуэзец,Способный привести корвеллу к берегам.Чтоб вечно без людей там красовался месяцИ радостью никто не насладился б там.

Август 1906

Нить

Отдамся ль я случайному наитью,Сознательно ль -кую и правлю стих —Я все ж останусь телеграфной нитью,Протянутой в века из дней моих!И я смотрю, раскрыв с усильем векиМечты, уставший, словно слабый глаз,В грядущее! – как некогда ацтекиСмотрели в мир, предчувствуя в нем нас.

Август 1906

* * *

Встав, прошумят и сгибнут города,Пройдут и в бездну канут поколенья,Просторы вод иссякнут без следа,И станут басней вольные растенья,Заполнив степи, горы, глубь морей,Весь шар земной, что стал для жизни тесен,По завоеванной планете всейЕдиный город выступит, как плесень,

<1906 >

* * *

Все ближе, все ближе, все ближеС каждым и каждым мгновеньемБесстрастные Смерти уста,Холоден ее поцелуй.Все ниже, все ниже, все нижеС покорным и сладким томленьем,Чело преклоняет мечта,Летейских возжаждавши струй.Что пело, сверкало, манило,Ароматы, напевы и краски,Страсть, познанье, борьба, —Даже ты, даже ты, – Любовь, —Все странно поблекло, остыло.Скудны ненужные ласки,Безразлична земная СудьбаИ тягостно вечное: «Вновь!»Но страшно суровых оценокСудьи рокового – сознанья,Что днем, и во тьме, и во снеВершит свой безжалостный суд…О, память! Кровавый застенок!Где не молкнут стоны страданья,Где радости плачут в огнеИ скорби во льду вопиют.Придите, придите, придите,Последние милые миги,Возжгите в немые устаСмущенно слепой поцелуй.Рвутся заветные нити,Спадают с духа вериги,С безумьем граничит мечта,Летейских касаясь струй.

<1906>

* * *

Я безволен, я покоренПред холодным алтарем,Длится труд—велик, упорен, —Жернов мелет тайны зерен,Грудь сдавил глухой ярем.Кто я? раб неотрешимыйОт тяжелых жерновов.Кто я? раб неутомимый,Узник я в цепи незримой,Доброволец из рабов!Мне открыты все дороги,Я же медлю у ярма,Слепнут очи, гнутся ноги,Жгут лучи, и ветры строги,И морозом жжет зима…

1906

Балаганы

Балаганы, балаганыНа вечерней площади.Свет горит, бьют барабаны,Дверь открыта, – проходи.Панорамы, граммофоны,Новый синематограф,Будды зуб и дрозд ученый,Дева с рогом и удав.За зеленой занавескойОтделенье для мужчин.Много шума, много блеска,Смотрят бюсты из витрин.Зазвонили к перемене.Красный занавес раскрыт.Черный фрак на синей сценеМило публику смешит.«Раритеты раритетовПоказать я вам готов:Две находки – из предметовОтдаленнейших веков.Это – с петлею веревка(Может каждый в руки взять).Ей умели очень ловкоЖизнь, чью надо, убавлять.Это – царская корона(Крест – один, алмазов – сто).Ей могли во время оноДелать Некиим – ничто.Все газетные заметкиПрославляют наш музей,Верьте слову: ныне редкиАмулеты прежних дней».Всяк, кто смотрит, рот разинул,Все теснятся, стар и мал…Зазвонили. Вечер минул.Красный занавес упал.Тихо молкнут барабаны,Гаснут лампы впереди.Спят спокойно балаганыНа базарной площади.

7 января 1907

Жигули

Над водой поникли ивы,Гор лесистые извивыТайну прошлого хранят,Луг и дали – молчаливы.Луг и дали в зное спят.Там шумит по Волге соннойПароход неугомонныйМеж пустынных деревень,Мимо речки полусонной —Тени плоские плотов.Слева робко никнут ивы,Справа – горные извивыТайну прошлого хранят;Дали – скучно-молчаливы,Виды – в жарком зное спят.Земли, жаждущие плуга,Грустны с Севера до Юга,Вся прорезана река,И струи твои друг другаГонят в лучшие века!

1907

* * *

Трубите в траурные трубы,Закройте крепом зеркала,Она лежит, сомкнувши губы,И повторяет голос грубый:Все совершилось! Умерла!

<1907>

Сходные решения

Пора разгадывать загадки,Что людям загадали мы.Решенья эти будут кратки,Как надпись на стене тюрьмы.Мы говорили вам: «ИзменойЖиви; под твердью голубойВскипай и рассыпайся пеной»,То значит: «Будь всегда собой».Мы говорили вам: «Нет истин,Прав – миг; прав – беглый поцелуй,Тот лжет, кто говорит; «Здесь пристань!»То значит: «Истины взыскуй!»Мы говорили вам: «Лишь в страстиЕсть сила. В вечном колесе,Вращаясь, домогайся власти»,То значит: «Люди равны все!»Нам скажут: «Сходные решеньяДавно исчерпаны до дна».Что делать? разны поколенья,Язык различен, цель – одна!

<1908>

У вагонного окна

Дали сумрачны и хмуры.И причудливы и строги,Скалы сломанные ЮрыРазместились вдоль дороги.Поезд вьется между гор,Беспощаден, верен, скор.Милый поезд, издавна мыСтали мирными друзьями.Ты проводишь панорамы,Я делюсь с тобой мечтами.Сколько дум и сколько слезПрожил я под гул колес!Завтра я тебя покину, —Каждый миг мы к цели ближе…Что за жребий завтра вынуЯ в мятущемся Париже?Мне безвестную печальИли стертую медаль?Зов надежд всё безнадежней,Всё безвольней ожиданья…Но опять, с тревогой прежней,Жду последнего свиданья.Не пробьет ли страшный час,Соблазнявший столько раз!Милый поезд! может, вскоре,Обходя вагон уснувший,Я лелеять буду гореО мечте, вновь обманувшей,Вновь с тобой, и вновь один,В далях северных равнин.

1909

Jura

Я и кот

Славный кот мой одноглазый,Мы с тобой вдвоем.Звезд вечерние алмазыБлещут за окном.Я вникаю в строфы Данте,В тайны старины…Звуки нежного андантеЗа стеной слышны.На диване, возле печки,Ты мечтаешь, кот,Щуришь глаз свой против свечки,Разеваешь рот.Иль ты видишь в грезах крыши,Мир полночных крыш,Вдоль стены идешь и свышеНа землю глядишь.Светит месяц, звезды светят…Подойдешь к трубе,Позовешь ты, и ответятВсе друзья тебе.Хорошо на крышах белыхПраздники справлятьИ своих врагов несмелыхК бою призывать.О свободе возле печкиТы мечтаешь, кот,Щуришь глаз свой против свечки,Разеваешь рот.Звуки нежного андантеЗа стеной слышны.Я вникаю в строфы Данте,В тайны старины.

28 ноября 1909

* * *

Я знал тебя, Москва, еще невзрачно-скромной,Когда кругом пруда реки Неглинной, гдеТеперь разводят сквер, лежал пустырь огромный,И утки вольные жизнь тешили в воде;Когда поблизости гремели балаганыБессвязной музыкой, и ряд больших картинПред ними – рисовал таинственные страны,Покой гренландских льдов, Алжира знойный сплин;Когда на улице звон двухэтажных конокБыл мелодичней, чем колес жестокий треск,И лампы в фонарях дивились, как спросонок,На газовый рожок, как на небесный блеск;Когда еще был жив тот «город», где героевОстровский выбирал: мир скученных домов,Промозглых, сумрачных, сырых, – какой-то НоевКовчег, вмещающий все образы скотов.Но изменилось всё! Ты стала, в буйстве злобы,Всё сокрушать, спеша очиститься от скверн,На месте флигельков восстали небоскребы,И всюду запестрел бесстыдный стиль—модерн…

<1909 >

* * *

Здесь раннего посева всходы,Здесь воплощенье давних грез,Мечты былые я сквозь годы,Как зерна чистые, пронес.Я их лелеял одиноко,Таил, как праведные сны,И ждал, пока грозой жестокойНе будут нивы вспоены.И вот взошли мои посевы,Дрожат под солнцем, наконец,И в час работы – Все НапевыЯ повторил, веселый жнец!

<1909>

Кладбище

Солнце палит утомленную землю,В травах, и в птицах, и в пляске звериной,Нудит ее расцветать, трепетать.Гулу людских поколений я внемлю.Буйно свершают свой подвиг недлинныйЛюди, чтоб долго во тьме истлевать.Полнятся гробы! полнее могилы!Кладбища тянутся шире и ширеВ шествии грозном всё новых веков,Время настанет: иссякнут все силыДряхлой земли, и в подсолнечном миреВсё будет – рядом могил и гробов!Солнце палит утомленную землю.Гнется тростник, и мелькают стрекозыОколо тихих, незыблемых струй.Тайному вздоху под ивой я внемлю.Первое счастие! первые грезы!Чу! прозвучал в тишине поцелуй!

20 марта. 1910

Ветреный вечер

Шумят задумчивые липы.Закат, сквозь частокол стволов,Обводит на песке аллеиСиянием следы шагов.Порой мучительные скрипыВрываются в покорный шум…И дали неба все синее,И синий, дальний лес– угрюм.О, царствуй, вечер, час раздумий;Струись, журчи в душе, родник…Иду вперед померкшим садомИ знаю – рядом мой двойник.Иду вперед, в покорном шуме,Порою слышу скорбный скрип…И мой двойник безмолвный – рядомСкользит вдоль потемневших лип.

26 июня 1910

Вечер в поле

Солнце сквозь деревьясыплет пылью золотой.Белый, тощий месяцв бледном небе сам не свой.Словно желтый веер,нив раскрыт широкий круг.Где-то косы точат,свежим сеном веет луг.Тучки в небе дремлют,час заката недалек…Чу! запел протяжнопастуший рожок,

4 – 6 июля 1910

Одинокая ель

Одинокая старая ель,Еще сохраняяДевичью стройность ствола,Все шепчет чуть слышно про дальнюю цель,Под ветром ветвями печально качаяИ новые шишки роняя,Всё новые шишки, еще, без числа…Столетняя мать!О чем ты так шепчешь? о чем ты мечтаешь?Ты, древняя, хочешь детей увидать,Зеленые, стройные ели?Год за годом с верхних ветвейТы новые шишки роняешь,Чтобы увидеть своих встающих детей,Чтобы шептать, умирая, о достигнутой цели.Но кругом лишь поля,У корней твоих реет дорога.Или эта бесплодна земля?Или небо к мечте твоей строго?Ты одна.Кропит тебя дождь; шевелит тебя буря;За зимней стужей сияет весна,И осень за летом приходит, глухая…Столетняя ель,Одинокая, ветви понуря,Ветви под ветром качая,Ты шепчешь чуть слышно про дальнюю цель

24 июля 1910

Белкино

Рабы

Нас было много. Мы покорноСвершали свой вседневный труд:Мели осенний сад; упорноОт ила очищали пруд;Срезали сучья у оливы;Кропили пыльные цветы;За всем следили, терпеливы,От темноты до темноты!Ах, мы одной горели жаждой,Чтоб в час, когда с террасы в садСойдет она, – листочек каждыйБыл зелен, был красив, был рад!И вот, дрожа, ложились тени,Склонялось солнце, все в огнях, —Тогда на белые ступени,Со стеблем лилии в руках,Она сходила… Боги! Боги!Как мир пред ней казался груб!Как были царственны и строгиЧерты ее сомкнутых губ!Походкой медленной и стройнойСреди кустов, среди олив, —Богиня некая! – спокойноОна скользила, взгляд склонив…И, медленно достигнув пруда,На низкой мраморной скамьеСадилась там, земное чудо,В каком-то дивном забытье…А мы, безумные, как ворыТаясь, меж спутанных ветвей,В ее лицо вонзали взоры,Дыша, как дикий сонм зверей…Рождался месяц… Тихо, плавноОна вставала, шла домой…И билось сердце своенравноУ всех, у всех – одной мечтой!Но что свершилось? – Кто сказал нам,Что выбран был один из нас?Кто, кто Сеида показал намВдвоем с царицей в темный час?Он весь дрожал, он был в испуге,И был безумен черный лик, —Но вдруг со стоном, как к подруге,К царице юный раб приник.Свершилось! Больше нет исхода, —Она и он обречены!Мы знаем: смерть стоит у входа,Таясь за выступом стены.Покорно мы откроем двери,Дадим войти ей в тихий садИ будем ждать в кустах, как звери,Когда опять блеснет закат.Зажгутся облачные змеи,Сплетутся в рдяно-алый клуб…И рухнет на песок аллеиС царицей рядом черный труп!

6 декабря 1910

* * *

Желанье, ужасу подобное,Меня опять влечет к стихам…И снова, как на место лобное,Вхожу в мой озаренный храм.Покрыта грудь святыми ризами,Чело под жреческим венцом,И фимиам волнами сизымиКлубится медленно кругом.Входите! это – час служения,Зажжен огонь, дверь отперта.Мои заветные моления,Не дрогнув, повторят уста.Блаженны все, молчать умевшие,Сокрывшие священный стих,Сознаньем пламенным презревшиеВопль современников своих!Они в блаженном одиночествеПроникли в таинства души;Приняв великие пророчества,Твердили их в глухой тиши;Они глубины тайн изведали,До дна испили свой восторг,И вдохновенных грез не предалиНа поруганье и на торг!Но поздно! Жизнь моя расславлена,Воздвигнут храм, дверь отперта…Входите! Будет людям явленаМоя запретная мечта.

5 – 6 октября 1909 – 6 декабря 1910

* * *

Не так же ль годы, годы преждеБродил я на закате дня,Не так же ль ветер, слабый, нежный,Предупреждал, шумя, меня.Но той же радостной надеждеДуша, как прежде, предана, .И страстью буйной и мятежной,Как прежде, все живет она!Ловлю, как прежде, шорох каждыйВечерних листьев, дум своих,Ищу восторгов и печали,Бесшумных грез певучий стих.И жажды, ненасытной жаждыЕще мой дух не утолил,И хочет он к безвестной далиСтремиться до последних сил.

<1910>

* * *

С пестрым мешком за плечами татарин,В чуйке облезлой веселый мужик,С дымной сигарой задумчивый барин,Барышня в синем – бессмысленный лик.После гигантских домов – два забора,«Фиалки, фиалки!» – «Шнурки, гуталин!»Быстро отдернулась белая штора:Девочка с кудрями в раме гардин…Шумно вдоль мокрых бегут тротуаров,Детям на радость, живые ручьи,В думах, как зарево дальних пожаров,Светят прошедшие весны мои.

21 февраля 1911

* * *

За вечера видений вот расплата!

Книга раздумийДуша томится надеждой тщетнойВернуть былую, святую мощь…Как всё поблекло – так незаметно! —Как бледно небо и зелень рощ!Дрожит вершина родной березы,Вот трясогузка трясет хвостом…Я помню смутно живые грезыИ счастье жизни в глухом былом…Бежал бы прежде я в это поле,Я пил бы запах медвяных трав…Но чую в теле, но чую в волеГнет беспощадный земных отрав.Ах, слишком много я жаждал видеть,Искал видений, волшебных снов,Умел любить я, смел ненавидеть…И стали страсти – как груз оков!В листву березы бьет солнце ярко,И птицы громко кричат «чьи-чьи»!О, свод небесный! победы арка!Войду ль в оковах в врата твои!

25 мая 1911

* * *

Я видел много городов,И малых и больших,Я слышал сонмы голосов,Гудящих в стенах их.Я видел склоны грозных гор,Ширь радостных морей,Я знал восторг, я знал позор,Все омуты страстей.Что ж мне осталось в мире сем?Он предо мной – как склеп.Я песни пел, – и вот я нем,Я видел огнь, – и слеп! .Я помню: ненависть, любовь,Молитвы, ужас, бред…Ужели начинать мне вновьВесь круг былых побед?Где новый Дант? другой Шекспир?Невиданный закат?Я до конца прошел весь мир,И нет путей назад!

1 августа 1911

* * *

Озими зеленые, оголенный лес,Небо серо-синее, мертвые цветы,Станции заброшенной сумрачный навес,И в мечтах задумчивых – маленькая ты.Милый мой воробушек! ты клюешь подсолнух,Прыгаешь доверчиво, смело предо мной;Оба мы купаемся в предосенних волнах:Ты с своей заботою, я с своей мечтой.Пусть, бросая в воздух бело-серый дым,Мимо нас стремительно мчатся поезда, —Мы живем мгновением, кратким и одним,Мы мгновеньем счастливы, нынче, как всегда.Осень пусть кончается; взвеют вихрем вьюгиБелый снег над яркостью поздних озимей,Будут мертвы бороны, будут мертвы плуги.Ты зиме доверишься, я – мечте моей.Прыгает воробушек, облака ползут,Лес стоит безжизненный над простором нив,Хорошо довериться быстрым снам минут,Чувствовать, что в вечность я влюблен и жив.

4 октября 1911

* * *

Так повелел всесильный Демиург,Чтоб были люди ремеслом различны.Тот – плотник, тот – купец, тот – драматург,Те – камни класть, те – суд вести привычны.Но ты – ты выбрал жребий необычный:Художник ты, и также ты хирург!Ты лечишь люд, и сельский и столичный,И пишешь нам блеск дня и темень пург.Так ты творца провел лукаво за нос,Нарушив, им назначенный, устав:Ты – разен, как Протей, двулик, как Янус!Прими же от меня, средь разных слав,И мой сонет, что преломил, как в призме,Недавний спор о материализме.

23 декабря 1911

* * *

Двадцать лет назад ты умерла.Как же нынче снова ты пришлаВ тихом сне, ко мне, – с лицом печальным,С тихим голосом, как будто дальним,Та же, та же, что была тогда!Пред тобой я плакал без стыдаО годах, прожитых бесполезно.Ты сказала тихо: «Ночью звездной,Здесь, в каких-то четырех стенах,Ты уснешь на белых простынях,И в стране, где счастие безбрежней,Встречу я тебя улыбкой прежней!»Облелеян нежностью былой,Снова был я мальчиком с тобой,Целовал протянутые руки,И, чрез годы медленной разлуки,Душу скорбную ласкала вновьПервая блаженная любовь.

Декабрь 1911

* * *

Две тени милые, два данные судьбой

Мне ангела…

ПушкинКак ангел тьмы и ангел света,Две тени строгие со мной,И властно требуют ответаЗа каждый день и подвиг мой.Один, «со взором серафима»,Лелеет сон моей души,Другой, смеясь, проходит мимоИ дерзко говорит: спеши!Но лишь я вслед за ним дерзаю,Бросаясь в гибельный хаос, —Другой зовет к земному маю,К блаженству думы, к счастью слез.И каждый вечер – двое! двое!Мне произносят приговор:Тот – неземное, тот – земное,Кляня, как ужас и позор.Но неземное сходно с бездной,В которую готов я пасть,А над земным свой полог звездныйВолшебно распростерла страсть.И я, теряя в жизни грани,Не зная, душу где сберечь,В порыве темных отрицанийНа ангелов взношу свой меч!

1907. 1911