Полное собрание стихотворений

В мое окно стучаться светлым перстнем?

Ты любишь самозванцев – где мой Кремль?

Давным-давно любовный ход мой крестный

Окончен. Дом мой темен, глух и нем.

И семь печатей спят на сердце сем.

И думаешь: сиротскую суму

Ты для того надела в год сиротский,

Чтоб разносить любовную чуму

По всем домам, чтоб утверждать господство

На каждом........ Черт в моем дому!

– И отвечаю я: – Быть по сему!

Июль 1919

Бабушка

1. “Когда я буду бабушкой…”

Когда я буду бабушкой —

Годов через десяточек —

Причудницей, забавницей, —

Вихрь с головы до пяточек!

И внук – кудряш – Егорушка

Взревет: “Давай ружье!”

Я брошу лист и перышко —

Сокровище мое!

Мать всплачет: “Год три месяца,

А уж, гляди, как зол!”

А я скажу: “Пусть бесится!

Знать, в бабушку пошел!”

Егор, моя утробушка!

Егор, ребро от ребрышка!

Егорушка, Егорушка,

Егорий – свет – храбрец!

Когда я буду бабушкой —

Седой каргою с трубкою! —

И внучка, в полночь крадучись,

Шепнет, взметнувши юбками:

“Koгo, скажите, бабушка,

Мне взять из семерых?” —

Я опрокину лавочку,

Я закружусь, как вихрь.

Мать: “Ни стыда, ни совести!

И в гроб пойдет пляша!”

А я-то: “На здоровьице!

Знать, в бабушку пошла!”

Кто ходок в пляске рыночной —

Тот лих и на перинушке, —

Маринушка, Маринушка,

Марина – синь-моря!

“А целовалась, бабушка,

Голубушка, со сколькими?”

– “Я дань платила песнями,

Я дань взымала кольцами.

Ни ночки даром проспанной:

Все в райском во саду!”

– “А как же, бабка, Господу

Предстанешь на суду?”

“Свистят скворцы в скворешнице,

Весна-то – глянь! – бела…

Скажу: – Родимый, – грешница!

Счастливая была!

Вы ж, ребрышко от ребрышка,

Маринушка с Егорушкой,

Моей землицы горсточку

Возьмите в узелок”.

23 июля 1919

2. “А как бабушке…”

А как бабушке

Помирать, помирать, —

Стали голуби

Ворковать, ворковать.

“Что ты, старая,

Так лихуешься?

А она в ответ:

“Что воркуете?”

– “А воркуем мы

Про твою весну!”

– “А лихуюсь я,

Что идти ко сну,

Что навек засну

Сном закованным —

Я, бессонная,

Я, фартовая!

Что луга мои яицкие не скошены,

Жемчуга мои бурмицкие не сношены,

Что леса мои волынские не срублены,

На Руси не все мальчишки перелюблены!”

А как бабушке

Отходить, отходить, —

Стали голуби

В окно крыльями бить.

“Что уж страшен так,

Бабка, голос твой?”

– “Не хочу отдать

Девкам – молодцев”.

– “Нагулялась ты, —

Пора знать и стыд!”

– “Этой малостью

Разве будешь сыт?

Что над тем костром

Я – холодная,

Что за тем столом

Я – голодная”.

А как бабушку

Понесли, понесли, —

Все-то голуби

Полегли, полегли:

Книзу – крылышком,

Кверху – лапочкой…

– Помолитесь, внучки юные, за бабушку!

25 июля 1919

“Ты меня никогда не прогонишь…”

Ты меня никогда не прогонишь:

Не отталкивают весну!

Ты меня и перстом не тронешь:

Слишком нежно пою ко сну!

Ты меня никогда не ославишь:

Мое имя – вода для уст!

Ты меня никогда не оставишь:

Дверь открыта, и дом твой – пуст!

Июль 1919

“А во лбу моем – знай…”

А во лбу моем – знай! —

Звезды горят.

В правой рученьке – рай,

В левой рученьке – ад.

Есть и шелковый пояс —

От всех мытарств.

Головою покоюсь

На Книге Царств.

Много ль нас таких

На святой Руси —

У ветров спроси,

У волков спроси.

Так из края в край,

Так из града в град.

В правой рученьке – рай,

В левой рученьке – ад.

Рай и ад намешала тебе в питье,

День единый теперь – житие твое.

Проводи, жених,

До седьмой версты!

Много нас таких

На святой Руси.

Июль 1919

Тебе – через сто лет

К тебе, имеющему быть рожденным

Столетие спустя, как отдышу, —

Из самых недр, – как на смерть осужденный,

Своей рукой – пишу:

– Друг! Не ищи меня! Другая мода!

Меня не помнят даже старики.

– Ртом не достать! – Через летейски воды

Протягиваю две руки.

Как два костра, глаза твои я вижу,

Пылающие мне в могилу – в ад, —

Ту видящие, что рукой не движет,

Умершую сто лет назад.

Со мной в руке – почти что горстка пыли —

Мои стихи! – я вижу: на ветру

Ты ищешь дом, где родилась я – или

В котором я умру.

На встречных женщин – тех, живых, счастливых, —

Горжусь, как смотришь, и ловлю слова:

– Сборище самозванок! Все мертвы вы!

Она одна жива!

Я ей служил служеньем добровольца!

Все тайны знал, весь склад ее перстней!

Грабительницы мертвых! Эти кольца

Украдены у ней!

О, сто моих колец! Мне тянет жилы,

Раскаиваюсь в первый раз,

Что столько я их вкривь и вкось дарила, —

Тебя не дождалась!

И грустно мне еще, что в этот вечер,

Сегодняшний – так долго шла я вслед

Садящемуся солнцу, – и навстречу

Тебе – через сто лет.

Бьюсь об заклад, что бросишь ты проклятье

Моим друзьям во мглу могил:

– Все восхваляли! Розового платья

Никто не подарил!

Кто бескорыстней был?! – Нет, я корыстна!

Раз не убьешь, – корысти нет скрывать,

Что я у всех выпрашивала письма,

Чтоб ночью целовать.

Сказать? – Скажу! Небытие – условность.

Ты мне сейчас – страстнейший из гостей,

И ты окажешь перлу всех любовниц

Во имя той – костей.

Август 1919

“А плакала я уже бабьей…”

А плакала я уже бабьей

Слезой – солонейшей солью.

Как та – на лужочке – с граблей —

Как эта – с серпочком – в поле.

От голосу – слабже воска,

Как сахар в чаю моченный.

Стрелочкам своим поноску

Носила, как пес ученый.

– “Ешь зернышко, я ж единой

Скорлупкой сыта с орешка!”

Никто не видал змеиной

В углах – по краям – усмешки.

Не знали мои герои,

Что сей голубок под схимой —

Как Царь – за святой горою

Гордыни несосвятимой.

Август 1919

“Два дерева хотят друг к другу…”

Два дерева хотят друг к другу.

Два дерева. Напротив дом мой.

Деревья старые. Дом старый.

Я молода, а то б, пожалуй,

Чужих деревьев не жалела.

То, что поменьше, тянет руки,

Как женщина, из жил последних

Вытянулось, – смотреть жестоко,

Как тянется – к тому, другому,

Что старше, стойче и – кто знает? —

Еще несчастнее, быть может.

Два дерева: в пылу заката

И под дождем – еще под снегом —

Всегда, всегда: одно к другому,

Таков закон: одно к другому,

Закон один: одно к другому.

Август 1919

“Консуэла! – Утешенье…”

Консуэла! – Утешенье!

Люди добрые, не сглазьте!

Наградил второю тенью

Бог меня – и первым счастьем.

Видно с ангелом спала я,

Бога приняла в объятья.

Каждый час благословляю

Полночь твоего зачатья.

И ведет меня – до сроку —

К Богу – по дороге белой —

Первенец мой синеокий:

Утешенье! – Консуэла!

Ну, а раньше – стать другая!

Я была счастливой тварью!

Все мой дом оберегали, —

Каждый под подушкой шарил!

Награждали – как случалось:

Кто – улыбкой, кто – полушкой…

А случалось – оставалось

Даже сердце под подушкой!..

Времячко мое златое!

Сонм чудесных прегрешений!

Всех вас вымела метлою

Консуэла – Утешенье.

А чердак мой чисто метен,

Сор подобран – на жаровню.

Смерть хоть сим же часом встретим:

Ни сориночки любовной!

– Вор! – Напрасно ждешь! – Не выйду!

Буду спать, как повелела

Мне – от всей моей Обиды

Утешенье – Консуэла!

Москва, октябрь 1919

Але

1. “Ни кровинки в тебе здоровой…”

Ни кровинки в тебе здоровой. —

Ты похожа на циркового.

Вон над бездной встает, ликуя,

Рассылающий поцелуи.

Напряженной улыбкой хлещет

Эту сволочь, что рукоплещет.

Ни кровиночки в тонком теле, —

Все новиночек мы хотели.

Что, голубчик, дрожат поджилки?

Все как надо: канат – носилки.

Разлетается в ладан сизый

Материнская антреприза.

Москва, октябрь 1919

2. “Упадешь – перстом не двину…”

Упадешь – перстом не двину.

Я люблю тебя как сына.

Всей мечтой своей довлея,

Не щадя и не жалея.

Я учу: губам полезно

Раскаленное железо,

Бархатных ковров полезней —

Гвозди – молодым ступням.

А еще в ночи беззвездной

Под ногой – полезны – бездны!

Первенец мой крутолобый!

Вместо всей моей учебы —

Материнская утроба

Лучше – для тебя была б.

Октябрь 1919

“Бог! – Я живу! – Бог! – Значит ты не умер…”

Бог! – Я живу! – Бог! – Значит ты не умер!

Бог, мы союзники с тобой!

Но ты старик угрюмый,

А я – герольд с трубой.

Бог! Можешь спать в своей ночной лазури!

Доколе я среди живых —

Твой дом стоит! – Я лбом встречаю бури,

Я барабанщик войск твоих.

Я твой горнист. – Сигнал вечерний

И зорю раннюю трублю.

Бог! – Я любовью не дочерней, —

Сыновне я тебя люблю.

Смотри: кустом неопалимым

Горит походный мой шатер.

Не поменяюсь с серафимом:

Я твой Господен волонтер.

Дай срок: взыграет Царь-Девица

По всем по селам! – А дотоль —

Пусть для других – чердачная певица

И старый карточный король!

Октябрь 1919

“А человек идет за плугом…”

А человек идет за плугом

И строит гнезда.

Одна пред Господом заслуга:

Глядеть на звезды.

И вот за то тебе спасибо,

Что, цепенея,

Двух звезд моих не видишь – ибо

Нашел – вечнее.

Обман сменяется обманом,

Рахилью – Лия.

Все женщины ведут в туманы:

Я – как другие.

Октябрь 1919

“Маска – музыка… А третье…”

Маска – музыка… А третье

Что любимое? – Не скажет.

И я тоже не скажу.

Только знаю, только знаю

– Шалой головой ручаюсь! —

Что не мать – и не жена.

Только знаю, только знаю,

Что как музыка и маска,

Как Москва – маяк – магнит —

Как метель – и как мазурка

Начинается на М.

– Море или мандарины?

Москва, октябрь 1919

“Чердачный дворец мой, дворцовый чердак…”

Чердачный дворец мой, дворцовый чердак!

Взойдите. Гора рукописных бумаг…

Так. – Руку! – Держите направо, —

Здесь лужа от крыши дырявой.

Теперь полюбуйтесь, воссев на сундук,

Какую мне Фландрию вывел паук.

Не слушайте толков досужих,

Что женщина – может без кружев!

Ну-с, перечень наших чердачных чудес:

Здесь нас посещают и ангел, и бес,

И тот, кто обоих превыше.

Недолго ведь с неба – на крышу!

Вам дети мои – два чердачных царька,

С веселою музой моею, – пока

Вам призрачный ужин согрею, —

Покажут мою эмпирею.

– А что с Вами будет, как выйдут дрова?

– Дрова? Но на то у поэта – слова

Всегда – огневые – в запасе!

Нам нынешний год не опасен…

От века поэтовы корки черствы,

И дела нам нету до красной Москвы!

Глядите: от края – до края —

Вот наша Москва – голубая!

А если уж слишком поэта доймет

Московский, чумной, девятнадцатый год, —

Что ж, – мы проживем и без хлеба!

Недолго ведь с крыши – на небо.

Октябрь 1919

“Поскорее бы с тобою разделаться…”

Поскорее бы с тобою разделаться,

Юность – молодость, – эка невидаль!

Все: отселева – и доселева

Зачеркнуть бы крест на крест – наотмашь!

И почить бы в глубинах кресельных,

Меж небесных планид бесчисленных,

И учить бы науке висельной

Юных крестниц своих и крестников.

– Как пожар зажечь, – как пирог испечь,

Чтобы в рот – да в гроб, как складнее речь

На суду держать, как отца и мать

.....................……………. продать.

Подь-ка, подь сюда, мой воробушек!

В том дому жемчуга с горошину.

Будет жемчуг.......…………….

А воробушек – на веревочке!

На пути твоем – целых семь планид,

Чтоб высоко встать – надо кровь пролить.

Лей да лей, не жалей учености,

Весельчак ты мой, висельченочек!

– Ну, а ты зачем? – Душно с мужем спать!

– Уложи его, чтоб ему не встать,

Да с ветрами вступив в супружество —

Берегись! – голова закружится!

И плетет – плетет ………........ паук

– “От румян-белил встал горбом – сундук,

Вся, как купол, красой покроешься, —

После виселицы – отмоешься!”

Так – из темных обвалов кресельных,

Меж небесных планид бесчисленных

...............................……………….

Юных висельников и висельниц.

Внук с пирушки шел, видит – свет зажжен,

....................в полу круг прожжен.

– Где же бабка? – В краю безвестном!

Прямо в ад провалилась с креслом!

Октябрь 1919

“Уходящее лето, раздвинув лазоревый полог…”

Уходящее лето, раздвинув лазоревый полог

(Которого нету – ибо сплю на рогоже – девятнадцатый год)

Уходящее лето – последнюю розу

– От великой любви – прямо на сердце бросило мне.

На кого же похоже твое уходящее лето?

На поэта?

– Ну нет!

На г..........д...........в..........!

Октябрь 1919

“А была я когда-то цветами увенчана…”

А была я когда-то цветами увенчана

И слагали мне стансы – поэты.

Девятнадцатый год, ты забыл, что я женщина…

Я сама позабыла про это!

Скажут имя мое – и тотчас же, как в зеркале

............................................

И повис надо мной, как над брошенной церковью,

Тяжкий вздох сожалений бесплодных.

Так, в...... Москве погребенная заживо,

Наблюдаю с усмешкою тонкой,

Как меня – даже ты, что три года охаживал! —

Обходить научился сторонкой.

Октябрь 1919

“Сам посуди: так топором рубила…”

Сам посуди: так топором рубила,

Что невдомек: дрова трещат – аль ребра?

А главное: тебе не согрубила,

А главное: <сама> осталась доброй.

Работала за мужика, за бабу,

А больше уж нельзя – лопнут виски!

– Нет, руку приложить тебе пора бы:

У человека только две руки!

Октябрь 1919

С. Э.

Хочешь знать, как дни проходят,

Дни мои в стране обид?

Две руки пилою водят,

Сердце – имя говорит.

Эх! Прошел бы ты по дому —

Знал бы! Так в ночи пою,

Точно по чему другому —

Не по дереву – пилю.

И чудят, чудят пилою

Руки – вольные досель.

И метет, метет метлою

Богородица-Метель.

Ноябрь 1919

“Дорожкою простонародною…”

Дорожкою простонародною,

Смиренною, богоугодною,

Идем – свободные, немодные,

Душой и телом – благородные.

Сбылися древние пророчества:

Где вы – Величества? Высочества?

Мать с дочерью идем – две странницы.

Чернь черная навстречу чванится.

Быть может – вздох от нас останется,

А может – Бог на нас оглянется…

Пусть будет – как Ему захочется:

Мы не Величества, Высочества.

Так, скромные, богоугодные,

Душой и телом – благородные,

Дорожкою простонародною —

Так, доченька, к себе на родину:

В страну Мечты и Одиночества —

Где мы– Величества, Высочества.

<1919>

Бальмонту

Пышно и бесстрастно вянут

Розы нашего румянца.

Лишь камзол теснее стянут:

Голодаем как испанцы.

Ничего не можем даром

Взять – скорее гору сдвинем!

И ко всем гордыням старым —

Голод: новая гордыня.

В вывернутой наизнанку

Мантии Врагов Народа

Утверждаем всей осанкой:

Луковица – и свобода.

Жизни ломовое дышло

Спеси не перешибило

Скакуну. Как бы не вышло:

– Луковица – и могила.

Будет наш ответ у входа

В Рай, под деревцем миндальным:

– Царь! На пиршестве народа

Голодали – как гидальго!

Ноябрь 1919

“Высоко мое оконце…”

Высоко мое оконце!

Не достанешь перстеньком!

На стене чердачной солнце

От окна легло крестом.

Тонкий крест оконной рамы.

Мир. – На вечны времена.

И мерещится мне: в самом

Небе я погребена!

Ноябрь 1919

Але

1. “Когда-нибудь, прелестное созданье…”

Когда-нибудь, прелестное созданье,

Я стану для тебя воспоминаньем.

Там, в памяти твоей голубоокой,

Затерянным – так далеко-далёко.

Забудешь ты мой профиль горбоносый,

И лоб в апофеозе папиросы,

И вечный смех мой, коим всех морочу,

И сотню – на руке моей рабочей —

Серебряных перстней, – чердак-каюту,

Моих бумаг божественную смуту…

Как в страшный год, возвышены Бедою,

Ты – маленькой была, я – молодою.

2. “О бродяга, родства не помнящий…”

О бродяга, родства не помнящий —

Юность! – Помню: метель мела,

Сердце пело. – Из нежной комнаты

Я в метель тебя увела.

.............................……………….

И твой голос в метельной мгле:

– “Остригите мне, мама, волосы!

Они тянут меня к земле!”

Ноябрь 1919

3. “О бродяга, родства не помнящий…”

Маленький домашний дух,

Мой домашний гений!

Вот она, разлука двух

Сродных вдохновений!

Жалко мне, когда в печи

Жар, – а ты не видишь!

В дверь – звезда в моей ночи! —

Не взойдешь, не выйдешь!

Платьица твои висят,

Точно плод запретный.

На окне чердачном – сад

Расцветает – тщетно.

Голуби в окно стучат, —

Скучно с голубями!

Мне ветра привет кричат, —

Бог с ними, с ветрами!

Не сказать ветрам седым,

Стаям голубиным —

Чудодейственным твоим

Голосом: – Марина!

Ноябрь 1919

“В темных вагонах…”

В темных вагонах

На шатких, страшных

Подножках, смертью перегруженных,

Между рабов вчерашних

Я все думаю о тебе, мой сын, —

Принц с головой обритой!

Были волосы – каждый волос —

В царство ценою .......……………

На волосок от любви народы —

В гневе – одним волоском дитяти

Можно............ сковать!

– И на приютской чумной кровати

Принц с головой обритой.

Принц мой приютский!

Можешь ли ты улыбнуться?

Слишком уж много снегу

В этом году!

Много снегу и мало хлеба.

Шатки подножки.

Кунцево, ноябрь 1919

“О души бессмертный дар…”

О души бессмертный дар!

Слезный след жемчужный!

Бедный, бедный мой товар,

Никому не нужный!

Сердце нынче не в цене, —

Все другим богаты!

Приговор мой на стене:

– Чересчур легка ты!..

19 декабря 1919

“Я не хочу ни есть, ни пить, ни жить…”

Я не хочу ни есть, ни пить, ни жить.

А так: руки скрестить – тихонько плыть

Глазами по пустому небосклону.

Ни за свободу я – ни против оной

– О, Господи! – не шевельну перстом.

Я не дышать хочу – руки крестом!

Декабрь 1919

“Поцеловала в голову…”

Поцеловала в голову,

Не догадалась – в губы!

А все ж – по старой памяти —

Ты хороша, Любовь!

Немножко бы веселого

Вина, – да скинуть шубу, —

О как – по старой памяти —

Ты б загудела, кровь!

Да нет, да нет, – в таком году

Сама любовь – не женщина!

Сама Венера, взяв топор,

Громит в щепы подвал.

В чумном да ледяном аду,

С Зимою перевенчанный,

Амур свои два крылышка

На валенки сменял.

Прелестное создание!

Сплети-ка мне веревочку

Да сядь – по старой памяти —

К девчонке на кровать.

– До дальнего свидания!

– Доколь опять научимся

Получше, чем в головочку

Мальчишек целовать.

Декабрь 1919

Четверостишия

1

На скольких руках – мои кольца,

На скольких устах – мои песни,

На скольких очах – мои слезы…

По всем площадям – моя юность!

2

Бабушке – и злая внучка мила!

Горе я свое за ручку взяла:

“Сто ночей подряд не спать – невтерпеж!

Прогуляйся, – может, лучше уснешь!”

3

Так, выбившись из страстной колеи,

Настанет день – скажу: “не до любви!”

Но где же, на календаре веков,

Ты, день, когда скажу: “не до стихов!”

4

Словно теплая слеза —

Капля капнула в глаза.

Там, в небесной вышине,

Кто-то плачет обо мне.

5

Плутая по своим же песням,

Случайно попадаю – в души.

Предупреждаю – не жилица!

Еще не выстроен мой дом.

6

“Завтра будет: после-завтра” —

Так Любовь считает в первый

День, а в день последний: “хоть бы

Нынче было век назад!”

7

Птичка все же рвется в рощу,

Как зерном ни угощаем,

Я взяла тебя из грязи, —

В грязь родную возвращаю.

8

Ты зовешь меня блудницей, —

Прав, – но малость упустил:

Надо мне, чтоб гость был статен,

Во-вторых – чтоб не платил.

9

Пятистишие

Решено – играем оба,

И притом: играем разно:

Ты – по чести, я – плутуя.

Но, при всей игре нечистой,

Насмерть заиграюсь – я.

10

Как пойманную птицу – сердце

Несу к тебе, с одной тревогой:

Как бы не отняли мальчишки,

Как бы не выбилась – сама!

11

И если где прольются слезы, —

Всех помирю, войдя!

Я – иволга, мой голос первый

В лесу, после дождя.

12

Всё в ваших домах

Под замком, кроме сердца.

Лишь то мое в доме,

Что плохо лежит.

13

Я не мятежница – и чту устав:

Через меня шагнувший ввысь – мне друг.

Однако, памятуй, что, в руки взяв