– Please, don’t be sorry! It’s totally my fault!2 – на очень даже качественном английском с едва уловимым, характерным для Экибастузского угольного бассейна акцентом расшаркался перед иностранкой восточный красавец, заметно приободрившийся от прикосновений заграничной штучки.

Далее гостья Игр, как явствует из её отчёта на имя резидента ЦРУ в СССР, вроде как понарошку потеряла бдительность, очаровалась новым знакомым, и тот увёз её на такси за город, где посреди картофельного поля грязно взял прямо в свете фар и под улюлюканье совершенно незнакомого водителя.

– Наподдать тебе ещё, тупорылая забугорная шлюшка? – блаженно поинтересовался у барышни Заурбек, как только за рекой прокричали первые петухи.

– What does it mean?3 – притворилась дурочкой Мэри Смит, хотя прекрасно понимала и говорила по-русски. Более того, девушка очень любила песни Шаинского и в свободное от работы время беспрестанно их напевала.

– You’re so beautiful that I am crazy about you!4 – весьма вольно перевёл советский гражданин и, не позволив даме встать с колен и закурить, ласково добавил, – I definitely have something better than the bloody cigarette!5

Воспитываясь апатичным, вечно хмурым отцом-евангелистом в канонических баптистских традициях, первые семнадцать лет жизни Мэри Смит провела в лошадином седле на бескрайних равнинах Среднего Запада и ничего шикарнее кофеен ближайшего к ним Детройта не посещала. Так бы и осталась она на родительской ферме до гробовой доски, если бы не школьный выпускной, сыгравший в её жизни поистине судьбоносную роль.

Денёк тот, кстати, хоть и был погожим, но поначалу как-то не задался. Утром недоношенный брат Мэри, младший сестры на три года и давно злившийся на неё за то, что та категорически отказывалась оголять в его присутствии свою грудь, вырезал ножницами глубокое декольте на платье, взятым девушкой напрокат специально к выпускному балу. А наряд-то пошил не кто-нибудь, а лучший в их широтах портной, ходивший в подмастерьях у раннего Кельвина Кляйна.

Дальше – больше. После ланча подуставшая от застольных молитв и сохнувшая без умелых ласк мать Мэри уединилась с наёмным мукомолом, кубинцем Хорхе на мельнице, где за секунду до кульминации ей не в то горло предательски попала мучная пыль. Бедняжка уже начала синеть, но смогла откашляться и обрести спасительное дыхание благодаря находчивости беглеца с острова Свободы. Смышлёный нелегал, рассудив, что нового шанса может и не представиться, воспользовался ситуацией и склонил-таки любовницу к одному из видов секса, коего набожная и страдавшая от хронического геморроя глупышка до тех пор всячески избегала.

Трудолюбивый латинос на радостях так расстарался, что совсем забыл об осторожности и не заметил, как сзади, прося прощения у господа, крался на цыпочках мстительный муж с «Магнумом» наизготовку.

От неизбежной расправы прелюбодеев избавил пасшийся без привязи любимый мамин жеребец по кличке Ниндзя, успевший на ближних подступах вырубить отца Мэри правым задним копытом так, что у рогоносца напрочь стёрлись воспоминания о последних двадцати годах жизни. И хоть очнулся мужчина уже через пару минут, но пребывал он теперь в полном неведении, что имеет двоих детей и жену-изменщицу. Словно и не разменивал шестой десяток, обеспамятевший фермер резво поднялся, оседлал Ниндзю вопреки воле последнего и, безжалостно пришпоривая бедную животину, навсегда ускакал в сторону то ли Великих озёр, то ли Большого каньона.

Неопределённость в показаниях не позволила местному шерифу Фрэнку «Громиле» Джонсону выделить основное направление поисков. Неторопливо размышляя, по какой же, чёрт побери, дороге пустить свой неприхотливый пикап, слуга закона смачно сплюнул через губу жевательный табак и нечаянно попал себе прямо на ковбойский сапог из дорогущей кожи калифорнийского аллигатора, которого собственноручно подорвал тротиловой шашкой в заповеднике под Санта-Барбарой во время последнего отпуска. Сей досадный эпизод в насыщенной событиями биографии Фрэнка произошел вследствие того, что блюститель порядка нечаянно перепутал ЛСД с аспирином.

– Shit happens!6 – философски заключил шериф Джонсон, стёр плевок одолженной у Хорхе сомбреро, брезгливо вернул шляпу её опешившему владельцу и поспешил промочить глотку качественным контрабандным виски, что от души наливал в своём баре самым дорогим клиентам вспыльчивый, как порох, ирландец Чарли Мак-Грегор. Кстати, именно потомок его очень дальних родственников с Британских островов много лет спустя стал драться за деньги, ради победы чуть не продал дьяволу душу, но однажды повёл себя, как конченный засранец, за что едва не был прилюдно придушен самым позорнейшим образом.

Казалось бы, для одного дня хватит бед, но на голову несчастной Мэри обрушилась очередная напасть, впоследствии обернувшаяся нежданным благом. В самый разгар торжества, куда она, несмотря на все каверзы судьбы, всё-таки добрела, в неё посреди ясного вечернего неба откуда ни возьмись шандарахнула молния. Даже не помыслив пасть ниц, девушка озарила окрестности вмиг образовавшимся вокруг неё ярко светящимся ореолом и пару минут подымилась на фоне чарующего заката. После чего, провоцируя слюноотделение у невольных свидетелей деликатесными ароматами филе-миньона в самой начальной стадии прожарки, она уверенно затараторила по-русски.

Открывшаяся способность изъясняться, окая, на чистейшем верхневолжском наречии и электрическая сверхпроводимость весьма пропорционального тела привлекли внимание американских спецслужб, за казённый счёт отправивших обладательницу паранормальных качеств сначала в разведывательную школу, а по её отличном окончании – секретным агентом под прикрытием дипломатического иммунитета в американское посольство в СССР.

– Ты ведь выйдешь за меня замуж? – по прошествии года романтических отношений поинтересовался у Мэри Заурбек, припал на левое колено и протянул в правой руке алую шкатулочку с недорогим, но очень стильным колечком, выменянным по случаю на бутылку «Пшеничной» у соседа-алкоголика из тридцать девятой квартиры.

– My Darling! O, Baby! Of course I will!7 – не раздумывая, так как давно имела чёткие инструкции от руководства на сей счёт, согласилась новоявленная невеста и натурально пустила слезу из правого глаза. В него практиковавший в лучшей клинике Кремниевой долины офтальмолог специально для подобных целей имплантировал микроскопическую капсулу. – I am so happy!8

– Ты мой восхитительный паровозик из Ромашково! Чух-чух-чух! Пых-пых-пых! Ты отвезёшь меня в Америку?

– Yes, yes, America!9 – радостно затрясла химической завивкой Мэри. – We will go to the United States and live there happily together until we both die on the same day! Welcome to the free world!10

Заурбек вежливо поблагодарил даму сердца и отправился прямиком к своему мудрому отцу за благословением.

– Я даже слышать ничего про это не хочу! Не то, что обсуждать! – впервые в жизни сумев округлить глаза, чуть ли не матом возопил Пирдубирдыев-старший. – Какая свадьба с иностранкой? Ладно бы хоть Болгария была, а не Америка! Баран!! Покарай тебя Аллах!!!

– А если это любовь, отец?! – сын вознёс к небесам одну из рук, по привычке соорудив из второй фигу в кармане.

– Да я кизяк клал на твою любовь с самой высокой колокольни! Слышишь? – как-то уж совсем по-славянски принялся возмущаться убелённый сединами азиат. – Ты пойми, шакал вшивый! Как только про Америку заикнёшься, тебя из института выпрут к едрене фене, а я партбилет на стол положу. Хорошо, если обратно в аул сошлют! А могут и… По тундре, по железной дороге… Это ж вся наша с матерью жизнь – верблюду под хвост. Ты этого добиваешься? Ну, уж, дудки! Только через мой труп!

Махмуд Алибабаевич будто в воду глядел. И месяц не прошел, как дождливым пятничным вечером, когда трудовой люд уже возрадовался долгожданным выходным, но ещё не упился до поросячьего визга, они с Сауле Абдурахмановной сидели каждый в принявшем форму тела своего владельца кресле перед цветным ламповым телевизором. Убаюкиваемая мантрами, читаемыми родными до боли голосами дикторов программы «Время», чета томилась ожиданием показа восточногерманского вестерна. Фильм повествовал о противостоянии добрых американских индейцев зловредным европейским колонизаторам. Мудрый Инчу-Чун вот-вот должен был наставить на путь истинный сына своего Виннету, когда занесённый Заурбеком разделочный топорик войны с хрустом пробил оказавшуюся довольно тонкой теменную кость отцовского черепа. Не зря семейное поверье гласило, что у всех мужчин рода Пирдубирдыевых родничок зарастал долго и неосновательно. А следом Алибек ничтоже сумняшеся перерезал горло не успевшей пикнуть матери. Орудием послужил древнейший персидский кинжал, чьи массивные ножны закрывали проеденную молью дыру в настенном туркменском ковре ручной работы, украшавшем родительскую опочивальню.

Потом они в ванной сообща пилили тела заранее купленными в хозяйственном магазине ножовками, смывая в канализацию всякую требуху, а крупные куски пакуя в прочные пакеты для строительного мусора.

На плохо освещённых, обезлюдевших улицах бушевал ливень. Всю ночь напролёт никем не замеченные живодёры окольными тропами таскали мешки на ближайший пруд. Там подонки, подгружая ношу оставшимися от развалин усадьбы булыжниками, топили останки как можно дальше от берега.

Малость передохнув, поутру подельники тщательно отмыли квартиру, орудия убийств прокипятили, и Заурбек как ни в чём не бывало отправился в милицию, не забыв предварительно плотно и с аппетитом позавтракать.

Операцию под чересчур длинным для кодового названием «Тропой свободы или куда кривая выведет» кукловоды из Лэнгли принялись разрабатывать, не имея конкретной цели. Зато начали они её не медля, как только пронюхали, что папа у Заурбека засекречен, а сам отпрыск не прочь свалить за бугор. Паренёк как-то доверительно проговорился обо всём сразу в пьяной беседе с сокурсником, а последний оказался глубоко законспирированным агентом влияния, чьи родители по роду деятельности годами не вылезали из загранки и тоже были завербованы. Этакая трудовая династия на службе у империализма.

Зажравшийся сучонок вовлекал старшего сына Пирдубирдыевых постепенно, через фарцовку и валютные спекуляции, пока не пробил час замочить барыгу, которому подельники сдавали чужестранные банкноты. Кровью, однако, повязать не вышло: перебегавшего в неположенном месте Кутузовский проспект однокашника на глазах у Заурбека по иронии судьбы сбил «Бьюик» с дипломатическими номерами посольства Соединённых Штатов.

– O-oops!11 – развела руками американская разведка и ввела в операцию Мэри Смит, которая неделю неотступно следовала за старшим сыном Пирдубирдыевых, прежде чем смогла элегантно подставиться.

Далее целый год парочка бесстыже совокуплялась, изображая взаимную любовь, а в штаб-квартире заказчика всё никак не могли придумать, что делать дальше. Наконец, определились, что агент Смит должна тонкими намёками подтолкнуть недотёпу к предложению о замужестве. Тот, конечно, клюнет, а Мэри сразу же позовёт его с собой в этот свободный, господи, благослови Америку, мир. А дальше и с папашей Пирдубирдыевым и его военной тайной что-нибудь да придумается. Аллилуйя!

Но, как и в случае с нарушителем правил дорожного движения, всё снова пошло наперекосяк.

О судьбах Заурбека и Алибека наверняка ничего не известно. То ли Советская власть справедливо поставила их к стенке. То ли проявила гуманизм и позволила душегубам мучиться, пока не сдохнут, в лечебном заведении закрытого типа.

Мэри же срочно отозвали на родину. Весь причитавшийся ей нешуточный гонорар за вычетом подоходного налога она отнесла в банк, а полагавшийся очередной отпуск посвятила вдыханию подзабытых на чужбине, но по-прежнему таких родных и терпких запахов родительской фермы.

Лишь перезрелый полоумный брат традиционно продолжал докучать домогательствами, за что частенько бывал бит сестрой, обученной приёмам той самой смертоносной борьбы, что помогла Шерлоку Холмсу одолеть профессора Мориарти.

Впрочем, это казалось сущим пустяком на фоне вида безгранично счастливой матери, обретшей радости бытия в нежных объятиях проказника Хорхе, вскорости после бегства отца переехавшего со всем своим арсеналом реанимационных средств на постоянное место жительства в хозяйскую спальню.

Далее следы разведчицы теряются. Однако, заслуживающие доверия источники сообщали, что лёгкая на подъём авантюристка впоследствии стала главным действующим лицом очередной провокации ЦРУ, цель которой на момент её проведения также была весьма туманна. Говорят, что агента Смит значительно омолодили при помощи пластических операций и криогенной камеры, изменили имя на Саманту и под видом простой американской школьницы, написавшей письмо Генеральному секретарю ЦК КПСС Андропову, снова заслали в Советский Союз. Правда? Нет? Так поди ж теперь узнай…

ВКУСНАЯ ИСТОРИЯ ПРО ГЕНЕТИКУ

Варвара Александровна Кулибина хоть и не имела никаких родственных связей с прославленным изобретателем, но наклонности проявляла явно технические. Поэтому никто не удивился, что после десятилетки девушка пошла учиться на инженера. Даже мать, привыкшая по поводу и без округлять вечно залитые зенки, и та восприняла данную новость на редкость обыденно.

– Мам, я поступила в политехнический! – поделилась радостью вчерашняя абитуриентка, едва переступив порог запущенной типовой распашонки, что давно облюбовала для посиделок местная алкашня, но с брезгливостью обходили стороной знавшие меру соседи. – Ставь скорее чайник, отметим! Я твой любимый «Пешт» купила!

– Да? Лучше б винища принесла! – послышался звон падающей порожней тары, а одна бутылка долго катилась, прежде чем затормозить о чугунную батарею. Неухоженная, с папиросой в жёлтых зубах физиономия выглядевшей в сорок лет безнадёжной старухой родительницы высунулась из оккупированной тараканами кухни. – И вообще, зачем тебе институт?

– Чтобы образование было! – девушка тщетно силилась отыскать в угрюмом взгляде опустившейся женщины остатки хоть чего-то человеческого. – И чтобы из дерьма этого вырваться!

– Чушь это всё! – безапелляционно констатировала пропойца. – У меня вон два высших, а толку – пшик.

– Пить надо меньше! – дочь испытала сильное желание запустить в непутёвую мамашу тортом, но в последний момент с трудом сдержалась.

– Ты на кого руку поднимаешь, коза драная! – погрозила кулаком забулдыжка.

– Как тебе не стыдно! – горемычное дитя поставила коробку с тортом на пыльное трюмо, переобулась в ветхие шлёпанцы, которые были давно ей малы, и, давясь горькими слезами, удалилась в свою комнату.

Двери в детскую не было. Кто-то из маменькиных собутыльников в похмельном синдроме снял её с петель и обменял на пол-литра пива. Так что вход лишь обозначала шторка из наполовину облетевших и обнаживших проволочный скелет бамбуковых палочек.

– Ох-ох! Какие мы обидчивые! – ханыга поковырялась во рту спичкой и зашаркала к себе. В зале без устали пахал чёрно-белый телевизор, который каким-то чудом пока не продали. С рябившего экрана заботливая врач Белянчикова вкладывала в умы советских граждан сведения о пагубном вреде алкоголизма. – Ты тут ещё со своими нравоучениями! Без тебя тошно!

Заместитель председателя горисполкома товарищ Вельяминов провёл совещание по проблемам коммунального хозяйства максимально оперативно, ибо вынашивал на вечер далеко идущие планы.

– Вопросы есть или задачи ясны? – чиновник глянул на привезённые прошлым летом из заграничной поездки японские часы на батарейке и, не дожидаясь ответа, поднялся из-за стола. – Тогда все свободны. Кроме товарища Кулибиной.

– Я? – испуганно задёргав пышными ресничками, переспросила недавняя студентка, с сентября зачисленная в штат на должность инспектора угольных котельных.

– Да, Варвара Александровна, вас я попрошу остаться, – начальник, совсем как старина Мюллер из «Семнадцати мгновений весны», хитро прищурился.

– Герман Андреевич, что-то не так в моей работе? – не терпелось юной особе спросить, но она стойко дождалась, пока последний из участников достопочтенного производственного собрания не покинул в гробовой тишине кабинет и наглухо не закрыл за собой двойные дубовые двери с бронзовыми скобами-ручками.

– Что вы! Нет, конечно! – настроенный крайне дружелюбно руководитель достал из сейфа тарелку с кружочками лимона, початую бутылку коньяка и аккуратно разлил пятизвёздочный нектар по крохотным рюмочкам, которые, будто факир, извлёк, как показалось, прямо из рукава фасонистого пиджака. – Ну, как вам у нас? Как работается? Есть ли проблемы?

– Нет, вроде… – замялась сотрудница. – Или есть? Вы прямо скажите, что не так?

– Да не переживайте вы! – приободрил вконец растерявшуюся собеседницу Герман Андреевич. – Всё так! И вообще, вы крайне добросовестно исполняете свои обязанности!

– Правда?

– Честное слово!

– Спасибо! – тут девушка, наконец, расслабилась и пригубила самую малость. – Я, так-то, не пью…

– Я тоже! – зампред выдохнул и залпом опрокинул рюмашку. – Вы что сегодня вечером делаете?

– Дома буду, – лёгкий румянец покрыл миловидное личико молодки. – Сегодня по первой программе вторая серия!

– Может, ну её, эту серию? – мужчина ослабил модный, в тонкую полоску галстук. – Есть дела поинтереснее! Хочу пригласить вас в загородный ресторанчик, куда вход простому смертному заказан. Как вам моё предложение?

– Ну, как же… Вторая ж серия…

– Варенька! Вы ведь позволите мне вас так называть? – Герман Андреевич был сама любезность. – Давайте поступим следующим образом: сегодня вы соизволите со мной отужинать, а завтра я разрешаю вам задержаться до обеда. Выспитесь как следует. Заодно и повтор второй серии посмотрите. Уговор?

– Ну разве что так, – не зная, куда пристроить руки, кареглазка потеребила каштановые локоны и без тени дешёвого кокетства чуть неуклюже потупила взор. – Я согласна.

– Тогда по окончании рабочего дня выходите и садитесь на автобус номер пять, – скупая начальственность вмиг вернулась к товарищу Вельяминову. – Проедете семь остановок до больницы. Там около киоска «Союзпечати» я вас на личной машине перехвачу. Меня на ней мало кто видел. Я всё больше на «Волге» служебной… С шофёром… Ну, вы понимаете… Просто будет в корне неправильно, если нас коллеги вместе увидят. Пересуды ненужные пойдут, сплетни! Хоть я развёлся бог знает сколько лет тому назад, да и вы, насколько я знаю, не замужем, но бережёного – бог бережёт.

– А не бережёного – конвой стережёт! – чуть было не слетело с уст вовремя спохватившейся прелестницы.

Щегольская шестая модель «Жигулей» алого цвета словно парила над ровнейшим асфальтом загородной трассы, проложенной сквозь почётный караул пушистых голубых елей и корабельных сосен, устремившихся стройными стволами высоко в небо. В свете фар и придорожных фонарей отблескивали и переливались бриллиантовой роскошью на хвойных ветвях снежные шапки, умело маскировавшие заборы дач местной партийно-советской элиты.

Несмотря на снежную зиму, дорожное полотно было сухим и чистым. Герман Андреевич, успешный, с благородно седеющими висками, импозантный и расчетливый чинуша слегка за сорок, вёл легковушку играючи, разбавляя путешествие остроумными шутками и умело теша самолюбие пассажирки непошлыми комплиментами. Дефицитные зимние покрышки из ограниченной экспериментальной партии послушно входили в повороты, агрессивно цепляясь за поверхность ребристым протектором.

– Ой, вы сейчас нас угробите! – картинно вскидывалась Варвара и, элегантно оттопыривая мизинчик, хваталась за пластиковую ручку над головой всякий раз, когда водитель на запредельной скорости закладывал очередной вираж.

– Не говорите ерунды, голубушка! – самоуверенно отзывался гонщик и пуще прежнего жал на акселератор. – За рулём – асс!

Наконец, метрах в двадцати от обочины из непроглядного сумрака ночного леса вырос, словно колосс, настоящий сказочный терем с золотым петушком на шпиле. Три этажа вековых бревенчатых стен встречали иностранные делегации и прочих важных персон глубокими бойницами почти миниатюрных, с закруглёнными углами окошек, обрамлённых резными, раскрашенными под лубок наличниками и ставенками из морёных, побитых непогодой досок, что поскрипывали на тяжёлых кованых петлях всякий раз, когда принимался дуть ветер. Из-за домотканых, с деревенскими мотивами занавесок манил уютом приглушённый свет декоративных лампадок. А вся округа просто утопала в неповторимом аромате полыхавших в русской печи берёзовых и липовых поленьев, дым от которых валил из красной кирпичной трубы, возвышавшейся над коньком крытой шифером, двускатной крыши.

На прилегающую к срубу, огороженную высоченным частоколом территорию вёл упирающийся в крепостные ворота едва заметный съезд, перед которым сигнализировал всякому незваному гостю запретом знак 3.1. Водитель и глазом не повел, а лихо направил «Ладу» под «кирпич» и троекратно крякнул клаксоном. Врата автоматически враз отворились, что даже притормаживать не пришлось. И также быстро закрылись, едва машина вкатилась на просторную, выскобленную до тротуарной плитки стоянку.

Вельяминов тонкими и длинными, как у пианиста, пальцами выключил зажигание. Небрежно поигрывая стильным металлическим брелоком с тремя равноудаленными друг от друга спицами внутри кольца, он выпорхнул из своего сиденья, обошёл капот и протянул пассажирке руку:

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

Мне так жаль! (англ.)

Пожалуйста, не извиняйтесь! Это полностью моя вина! (англ.)

Что это означает? (англ.)

Ты такая красивая, что я схожу по тебе с ума! (англ.)

У меня определённо есть кое-что получше, чем эта чёртова сигарета! (англ.)

Дерьмо случается! (англ.)

Мой дорогой! О, малыш! Конечно, да! (англ.)

Я так счастлива! (англ.)

Да, да, Америка!

Мы поедем в Соединённые Штаты и будем жить там счастливо вместе, пока оба не умрём в один день! Добро пожаловать в свободный мир! (англ.)

Ой! (англ.)