Полная версия
Семь рыбок золотых и одна черная
Часть I
Анечка.
Сентябрь был сухим и теплым. Осень подходила незаметно, стыдливо, как девица, которая только что поняла, что она красива и на нее все смотрят, но не привыкла к этому. То тут, то там на деревьях проглядывали цветными вкраплениями желтые, красные, коричневые листья, как будто осень разбрасывала бусы-самоцветы. И люди, спеша на работу или домой, обычно не замечая городскую природу, в последние дни заглядывались на неё, улыбались, всматривались в деревья, и даже в отдельные листочки – так они были красивы.
Обычный рабочий день начинался легко и красиво. Утренняя прохлада свежим ветром овевала лицо, принося свежие мечты и желания. Анечка Веритина шла на первую в своей жизни работу. Она окончила институт, получила профессию переводчика, и вот теперь, окрыленная надеждами на успешную карьеру и радужное будущее, летела на крыльях счастья от предвкушения устроенности своей прекрасной жизни. На девушке была ослепительно белая блузка и черная узкая юбка, что делало её похожей на школьницу, если бы не туфли на высоком каблуке, нет, на очень высоком каблуке, и стильная маленькая сумочка. Длинные волосы были распущены – она привыкла так ходить, но в сумочке лежала заколка, которой она собиралась заколоть волосы по приходу на службу. Выглядела она очень юной, лет на семнадцать, и этому способствовало детское выражение лица и широко распахнутые, с детским удивлением и восторгом, глаза.
От метро до фирмы, которую Анечка называла теперь «моя фирма», путь пролегал через сквер. Деревья небольшого городского оазиса представились ей волшебным лесом. Вот уже с дубов падают желуди, желтые и еще не созревшие зеленые, пока их немного, но скоро будет тьма. Она вспомнила, как в детстве собирала желуди, а потом вместе с родителями в зоопарке кормила ими диких свиней – бородавочников, для них это было большое лакомство. Теплое осеннее утро так заворожило девушку, что она решила пойти медленно и насладиться последними минутами покоя перед бурной трудовой деятельностью, как она сама себе говорила, и впитать зеленый цвет листвы, который, она знала, успокаивает, и который скоро исчезнет до весны. А спокойствия ей просто не хватало – буквально всё волновало её сегодня: и новая работа, как там её встретят, и это необычное утро, которое предвещало то ли радость, то ли страх. Почему предвещало, она сама точно не знала, но уверила себя, что сегодня решится в её жизни что-то главное. Перед ней предстанет красавец, рыцарь на белом коне, который посадит её рядом с собой и они будут вот так ехать и ехать по сказочному лесу. Она оглянулась. Прохожих было немного, очень редко можно было увидеть сидящих на скамейках. Девушка ухмыльнулась: всадника точно не было.
– И это в то время, когда космические корабли бороздят просторы вселенной… Действительно, глупые видения, – шепотом укорила она себя.
А который час? Анечка вздрогнула.
– Если я не потороплюсь, я опоздаю в первый день на мою первую работу.
Идти в туфлях на таких каблуках было довольно сложно, ещё и узкая юбка не давала сделать широкий шаг, но Анечка перешла на что-то подобное спортивной ходьбе – не опоздать бы.
Ускоряя шаг и оглядываясь по сторонам, Анечка все-таки споткнулась и с размаху спикировала лицом в асфальт. Шедший за ней мужчина подбежал к ней, помог встать и усадил на скамейку. Подошла молодая женщина, сидевшая на скамейке с малышом с другой стороны аллеи.
– Вы разбили лицо и очки, – покачал головой молодой человек.
Аня только что не всхлипывала, осматривая разбитые коленки.
– У меня есть аптечка, я сейчас принесу, – засуетилась молодая мама, – я всегда беру её с собой, мой малыш частенько падает.
Она вернулась с пакетом, из которого стала доставать бутылочки, ватные тампоны, пластырь.
– Вот и скорая помощь. Ну, я вижу вы в надежных руках сестры милосердия. А я спешу, простите.
Молодой человек ушел, а женщина, смочив тампон, поднесла руку к щеке пострадавшей.
– Что это? – Отпрянула Анечка.
– Ничего страшного, это перекись водорода, – успокоила ее женщина.
– Только не зеленкой! И коленки еще, – дрожащим голосом проговорила Анна, приподнимая подол юбки.
– Зеленку оставлю сыну, – улыбаясь, ответила мама, взглянув на малыша.
И пока она, оставив ребенка, мазала ей коленки, малыш внимательно смотрел на процедуру, открыв рот.
Анна улыбнулась.
– Вот видишь, как падать! Держись крепко на ногах. А то мама будет и тебя вот также мазать зеленкой.
– Это ему знакомо, – засмеялась мать.
– Сколько ему?
– Три.
– Привет, малыш! О, я, кажется, опаздываю. Большое спасибо.
Анна встала, одернула юбку. Хорошо, что при приеме на работу, её предупредили о корпоративном дресс-коде: юбка должна закрывать колени. Тогда она возмутилась «старушечьей длиной», а сейчас ей это пригодилось, она была рада, что юбка закрыла ссадины, залепленные пластырем. Потом протерла стекла очков, одно треснуло прямо на середине. Встряхнула волосы, которые спускались до пояса, и гордой походкой пошла к своей цели.
Она опоздала на целую минуту, но, к счастью, всё обошлось. Встретили её там хорошо, сотрудники ей понравились. Место ей выделили в небольшом кабинете окнами во двор. Это была теневая сторона здания, но два окна, светлая мебель: три огромных компьютерных стола, шкаф купе с зеркальной панелью – компенсировали недостаток солнца. За двумя столами уже работали двое сотрудников: Татьяна и Виктор. Татьяне на вид было лет тридцать, серьезная до мозга костей, как определила Анечка. А Виктор был высокий нескладный паренек с задумчивым выражением лица, худой, в очках, как и она сама, и с раскатистой буквой «р» в разговоре.
«Просто Дон Кихот какой-то», – подумала почему-то Анечка.
В кабинете было много цветов – детище Татьяны. «Если женщина разводит цветы, значит, она должна быть доброй и милой», – подумала Анечка. В коридоре, рядом с дверью, стоял кулер с горячей и холодной водой, так что проблем с чашечкой кофе у неё не возникало. Работы в первый день было немного, видимо, сказалась доброта Татьяны, но зато часто заходили сотрудники из других отделов. Кто-то просто рассматривал ее, кто-то церемонно знакомился с новой переводчицей. Ей было неловко за ссадину на щеке, она старалась повернуться другой половиной лица, но это было ужасно неудобно: тогда получалось, что она смотрит в стену. Она представила свой профиль как барельеф на стене и улыбнулась.
«Интеллигентные люди – совершенно не замечают мою разодранную щеку! Повезло мне с новыми сотрудниками», – решила Анечка.
Время бежало быстро.
После обеда дверь вдруг с шумом открылась, и в кабинет ввалился полный мужчина лет сорока. У него были длинные темные лоснящиеся волосы, как будто намазанные маслом, собранные сзади в хвост, близко посаженные маленькие глазки, которые отыскали Анечку и жадно впились в неё.
– А вот и она, новенькая. – Казалось, он был доволен осмотром. – А что у нас с щекой? Витулек, уж не ты ли? Айя-яй, такая невеста симпатичная… Женихи-то тебя обскачут!
– Ой, ли? Уж не ты ли, Евгений Алексеевич, со своими детишками? – Татьяна ухмыльнулась.
– А что? Детишки у меня примерные. Вот только разведусь!
– Ладно, у нас свой жених лучше некоторых, – она посмотрела на Виктора.
Виктор фыркнул, взял бокал с надписью «Босс» и выскочил из кабинета.
– Не скучайте, девушки, сейчас много работы, но я еще приду, – гость подмигнул Анечке и мотнул хвостом, повернувшись к выходу.
– Ладно, и без него у нас женихов много, – подвела итог Татьяна.
– Без Виктора или того, с детишками?
– Без обоих. Кстати, Евгений Алексеевич – умный мужик. – Она помолчала. – Да, бабы каются, а девки замуж собираются, – грустно подытожила Татьяна.
– Так все плохо?
– Будем работать, – грустно ответила женщина, глядя в никуда.
*
Рабочий день быстро пролетел. Выйдя из здания и попрощавшись с Татьяной, Анечка увидела своего школьного друга, который, можно сказать, таял от любви к ней со школьной скамьи. Он стоял с букетом необыкновенно разнообразных цветов, но при этом необычайно красивым.
– Вовка! – обрадовалась Анечка.
– Поздравляю с первым рабочим днем, – передал он ей букет.
– Как ты узнал?
– Сорока натрещала.
– Ах, да. Знаю я этих сорок!
– А кто же еще? Они, сердечные. Ты же сама не соизволила. – Он кивнул головой на разбитую щеку Ани. – Ты теперь работаешь на ринге? Стоит тебя одну отпустить в люди, как ты уже и приложилась…
– К бутылке?
– К асфальту, скорее всего. За тобой нужен глаз да глаз.
– Ты на что намекаешь?
– Выходи за меня замуж, со мной падать не будешь, – вдруг решительно высказался молодой человек.
– Лучше удочери меня, будешь водить меня за руку и менять памперсы, – стала заводиться Анна.
– Ладно, не кипятись. Погуляем?
– Давай погуляем. А то всё кабинет, кабинет, – она попыталась изобразить акцент знаменитого киногероя.
– Тогда мы пойдем в эту сторону, – определил Владимир.
Владимир Корниенко безоглядно влюбился в Аню в восьмом классе, когда пришел к ее в класс новеньким. Его отца, военнослужащего, перевели преподавателем в Академию, и Володя после гарнизонов и небольших городов, оказавшись в столичной школе, показал всем, что такое свободная жизнь. Его выдумок хватало на весь класс, да и на всю школу тоже. Он постоянно кого-то донимал усиленным вниманием, что-то переставлял, так, что нельзя было сразу найти, то прятал классные журналы или портфели одноклассников, успевал зашивать рукава рубашек одноклассникам в раздевалке, а однажды умудрился прибить кеды к полу Леньке-отличнику, получая двойки за поведение и приводя частенько родителей по требованию учителей. Но учился он хорошо, да и в классе его любили и уважали потому, что шутки его были добродушными, и ещё он давал списывать математику. Если Аня в то время была уже девушкой, то Вовка, как его все называли, был сущим ребенком. И вместо того, чтобы встречать её, провожать, дарить цветы и выражать прочие сантименты, он пытался оказывать ей знаки внимания по-своему: то сумку её спрячет, то её стол испачкает или передвинет его в другой угол, то на тетради нарисует ей кривого чертика. Анечка не понимала, что так можно проявлять ухаживания, она сердилась на бестолкового одноклассника, её раздражала в нем, по ее словам, детсадовская инициатива. Тем более что он и ростом был ниже её, и только к выпускному балу он друг подрос и стал даже выше Анечки.
Поступив в университет имени Баумана, он с годами повзрослел, понял, чего от парней хотят девушки, но для Анны он как был ребенком, так им и остался. Она не воспринимала его как кавалера. Тем более, у него время от времени прорывалась его детская вредность. Столы он больше не двигал, но в разговоре обязательно в какой-то момент начинал противоречить, именно там, где нужно было безоговорочно соглашаться, как считала Анечка.
Вот как сейчас. Они прошли довольно много, Анечка захотела пить и предложила зайти в кафе, мимо которого они проходили. Но он стал, как всегда, ее отговаривать. Анечка, привыкшая к тому, что друг всегда противоречит ей, стала настаивать. Тогда он рассказал целую историю, как он с друзьями был недавно в этом кафе, и их чуть было не отравили. Пока он рассказывал историю с какими-то жуткими подробностями, они прошли мимо.
В конце концов, он сжалился над ней и предложил ей другое кафе, к которому они как раз подошли.
– А здесь вас не травили?
– Не-ет, здесь отменная еда, и питьё тоже.
За столиком, к которому подвел её Владимир, сидели их одноклассники, которые пять лет после окончания школы периодически встречались, сплотившись в дружную команду, поддерживая друг друга в трудных ситуациях, если таковые случались, а в основном отдыхая вместе, хотя все заканчивали разные вузы. Это были Марина с Сергеем, влюбленная пара, Ольга, Наталья и Юрий. А Марина и Аня в школе лучшими подругами, и про себя говорили, что были всегда вместе, как лед с водой. Одинаковые очки, прически, по два хвоста с бантами – их называли сиамскими близнецами, хотя они были очень разными.
Аня по очереди расцеловала всех сидящих.
– Сюрприз удался!
– А меня? – заволновался Владимир.
– А тебя два раза за страшную историю об отравлении в жутком кафе. Конспираторы! – погрозила она пальцем Владимиру.
– А можно – три?
– Нет, – строго остановила она его.
Она и так уже снизошла до неслыханной милости, хотя в другом случае не было бы и двух поцелуев. Она считала, что не вправе давать ему хоть маленькую надежду, поскольку любви, какой хотел этот человек, она к нему не испытывала. А подавать безосновательную надежду человеку, которого она не любила, было с её стороны нечестно.
Присутствующие здесь друзья Ани, закончив вузы, уже работали. Аня же отстала от них, потому что ездила в Англию, чтобы проведать мать, а заодно и стажироваться в изучении английского языка.
– Анечка, это тебя Вова поцарапал? – Предположила Марина, увидев ссадину на её лице.
– Бандитская пуля. А Вовка меня спасал.
– Да? Так он – твой спасатель? Или спаситель? – Игриво подмигнула подруга.
Анечка вдруг вспомнила своего «спасателя», того, кто поднял её. Он промелькнул в её сознании, и она только сейчас поняла, что он молодой и очень симпатичный. Это заставило её покраснеть.
Друзья, увидев, как покраснела Аня, дружно засмеялись.
Анна сидела с друзьями, и ей не хотелось, чтобы вечер кончался. Ей нравилось смеяться с друзьями, обсуждать проблемы мирового масштаба, сплетничать про знакомых и смотреть на Сергея. Как Вовка любит её, Анна любила Сергея. Безнадежно, безмолвно. Или любила мысль о том, что она любит Сергея. В этом она боялась даже признаться себе самой. Ей было радостно и грустно одновременно. Скорее всего – это отголосок детства, сказала она себе. Она слушала ребят, что-то отвечала, хором они хохотали, привлекая внимание сидящих за другими столами. За такие минуты, считала она, можно много отдать, и как это хорошо, что у неё такие славные друзья.
Марина и Сергей с первого класса сидели за одной партой, кажется, до седьмого. А потом вдруг Марина стала смущаться, когда по привычке их называли женихом и невестой, и пересела к Ане. В школе она была рядом с Аней, а из школы уходила всегда вместе с Сергеем.
А Ольга безнадежно страдала от любви к Вовке. Она была тихая, всегда оставалась на заднем плане, в противоположность шустрому Владимиру. Да еще она очень смущалась своего высокого роста, ей чудилось, что она намного выше Володи, хотя они были одинакового роста, а это делало её еще тише и незаметнее. Это был её секрет, Володя даже не догадывался об этом, и два человека, которые как противоположности, могли создать единое целое, и внешне были похожи, оставались на разных полюсах с разными мыслями. Так часто бывает. Классики давно уже об этом сказали: «Юноша девушку любит, а той по сердцу другой, другой полюбил другую – и та его стала женой». «Старо, как мир», – философствовала Анечка.
Её сладкие мысли прервал Сергей. Высокопарно он объявил, что они с Мариной в скором времени поженятся, что все приглашаются на банкет, а еще – у них будет ребенок.
– Но это секрет, предки пока не знают об этом.
Все дружно стали поздравлять их, Вовка закричал «горько!», а Ане стало смешно. Она представила себя древней старухой с клюкой, шамкающей беззубым ртом: «Как васы правнутьки? А? Я – нитиво. Как всегда – одна». Да, грустно, до тошноты. Но какая прекрасная пара: ребята замечательно смотрятся вместе, и дети у них будут красивыми.
– Один знаменитый американец сказал: «Детей иметь не следует, а внуков – непременно». Ну, если уж решили родить, то обязательно возьмите меня в крестные мамы, – решительно, тоном, не терпящим возражений, изрекла Анечка.
Эта мысль так понравилась друзьям, что все стали предлагать свои услуги: кто просился в свидетели, кто – в крестные матери или отцы.
– Ребята, не обижайтесь, но у нас в крестные берут только родственников, – остановил всех жених.
– Почему? – Хором удивилась друзья.
– Ну, не знаю, наверное, родственники всегда будут рядом.
– А друзья? Где будут друзья? – вопрошали молодые люди.
– Друзья тоже всегда будут, – стала помогать Марина жениху.
– А как же – не имей сто рублей, а имей сто друзей?
– Мой отец говорит: свой своему поневоле рад. Ну, а друзья могут и уйти.
– Друзья, мне кажется, гораздо надежнее, – запротестовала Анечка, – кстати, по этому поводу есть народная мудрость: лучше плохой друг, чем хороший родственник.
– Ну, ты и переврала! – возмутился спокойный Юрий. – Там все не так: хороший сосед – лучше всякого ближнего родственника. Это о соседях, а не друзьях.
Компания вспыхнула, загалдела, кто-то выступал за друзей, кто-то за родственников.
Но спорить быстро устали, чуть успокоившись, выпили шампанского за молодую семью и решили расходиться, так как всем завтра надо было идти на работу.
*
На следующий день Анна шла на работу гораздо уверенней, чем в первый день. Но, идя по скверу, она замедлила шаг.
– Спешить – здоровью вредить, – она вспомнила своё вчерашнее падение и пошла медленной, но гордой походкой.
День был насыщен событиями и людьми. Она знакомилась с очередными сотрудниками, путалась в именах и фамилиях, да и работы прибавилось. А еще она вспомнила того, кто помог ей подняться. И опять у неё разыгралось воображение. Вот если бы на аллее не оказалось «сестры милосердия» – и что ей дома не сиделось! – он довел бы её до работы, они познакомились бы и, наверняка, он пригласил бы её на свидание. Но ничего это не случилось вчера, и не увидела она его и сегодня, хотя очень энергично оглядывалась, проходя по скверу. Анечка благополучно пришла в свою фирму. Когда её загрузили работой, она решила, что её просто в первый день пожалели. Даже в коридор за кипятком удавалось выйти не часто. Она споткнулась на предложении, которое никак не удавалось перевести. Она перепробовала несколько вариантов, но ни один ей не нравился. Наконец сделав из двух предложений одно с придаточным, она залюбовалась своим творением.
– Технические характеристики качественно выполненной… – начала она удовлетворенно перечитывать предложение, но не успела.
Ей срочно велели прийти в отдел кадров.
Она шла по лестнице, а в голове все крутилась статья, которую она переводила. Навстречу ей сбегал молодой человек. Анечка, чтобы не столкнуться с ним, шагнула в сторону, и бегущий человек тоже шагнул в её сторону, Анечка шагнула в другую сторону, и тот тоже шагнул в другую так, что они столкнулись.
– Простите, – сказали они одновременно и разошлись.
Молодой человек продолжил свой спуск, а ошарашенная Аня остановилась, как вкопанная. Это был тот самый человек, который помог ей подняться после того злополучного падения на аллее сквера. Но он, конечно же, не узнал её. Да если бы и узнал, разве он кинулся бы к ней в объятия? «Я была бы не против», – мелькнула непрошеная мысль.
Сначала она испугалась, потом обрадовалась. У неё слегка затряслись коленки, задрожали руки.
– Что это со мной? Никогда такого не было. Держи себя в руках, – уговаривала она сама себя.
Она забыла, куда шла. Постояла, мысленно вернулась назад и вспомнила звонок из отдела кадров.
«Как называется это болезнь, когда теряют память?»
Следующие два дня Анна пыталась узнать, кто же он, её «спасатель». Но она не могла описать человека, о котором спрашивала. Ну, красивый, ну, высокий, а – дальше? Как спросить о человеке, о котором ты ничего не знаешь. Осталось положиться на волю случая.
Случай представился сам, и, как всегда, некстати.
Это было в пятницу на следующей неделе. Во время обеденного перерыва Аня и Татьяна, вернувшись из кафе, которое было на первом этаже здания, решили выпить кофе. Взяв чашки, вышли в коридор к кулеру. Аня, налив воды в свою чашку, куда она уже насыпала кофе, повернулась, чтобы уступить место Татьяне, столкнулась с человеком, идущим по коридору, облив его при этом горячим напитком. Она подняла глаза и вскрикнула от неожиданности: это был человек, о котором она тщетно пыталась что-то узнать.
– Что же вы сделали? – Спокойно, но мрачно спросил пострадавший. – Мне нужно ехать на встречу с директором банка.
Анечка хотела извиниться, но от мысли о содеянном, от сдвинутых бровей пострадавшего стала заикаться и что-то невнятно бормотать.
– П-п-простите-те, я…я…не…не…чаянно…я…
Он не стал слушать, повернулся и пошел в другую сторону, к выходу, бросив на ходу:
– Ну и сотрудничков набрали неуклюжих!
Анечка расплакалась.
«Я хотела с ним познакомиться, а вместо этого облила его горячим кофе. Всё! Это крах всему. Крах моему счастью».
– Я пропала.
Татьяна решила, что новенькая плачет от страха за карьеру.
– Ну, не надо, не плачь, – утешала её Татьяна, – всё образуется. Никто тебя не уволит. Ну, с кем не бывает? А потом он адекватный руководитель, без истерик.
– Как руководитель? – Перестала плакать Аня. – Какой руководитель?
– Коммерческий директор. Андрей Николаевич Антонов. А что тебя так напугало?
– Всё! Теперь точно уволят, – обреченно выдохнула Анечка.
– Давай всё-таки выпьем кофе, поговорим, успокоишься!
– Теперь можно всё.
*
Анечка жила одна. Ее мать, похоронив пять лет назад мужа, отца Анечки, через год вышла замуж за предпринимателя, который был на шесть лет ее моложе, и переехала к мужу. А сейчас она вместе с ним жила не первый месяц в Англии, как она говорила, «по делам службы».
Анечка выросла в счастливой семье. У неё были любящие родители, которые чаще шутили, чем говорили серьезно. Но были они на удивление разными людьми. У матери был легкий характер: она не обижалась, не умела грустить или хмуриться, была легкой на подъем и могла петь сама для себя, не обращая внимания на чьё-либо присутствие. Отец Анечки был серьёзным и спокойным во всех серьёзных делах, он был старше жены на восемь лет и воспринимал её как ребёнка. Но отдыхать он любил весело, с выдумкой и шалостями, забывая о работе, о проблемах, как будто послушный и воспитанный подросток, перелезая через забор к соседям в сад за яблоками, становился сорвиголовой.
А ещё не чаял души в своей дочурке. С самого её рождения он был для неё больше матерью, чем настоящая: он сам купал её по вечерам, гулял, как только приходил домой с работы, а когда та стала подрастать, читал ей книжки, занимался с ней после школы, проверяя все домашние задания. Вместе они любили мчаться на «Жигулях» с ветерком, оба были влюблены в скорость. Он и Анечку научил отличному вождению, правила дорожного движения она знала назубок ещё с младшей школы, а когда ей исполнилось восемнадцать, она без проблем получила права.
Анечка платила отцу той же дорогой монетой любви, которую он вложил в неё. Для неё он был и другом и подругой, и матерью и отцом. Только ему рассказывала она сначала детские секреты, а потом и девичьи, доверяя ему всё. Он знал всех её друзей и подруг, частенько давал ей советы, которым она неуклонно следовала. А мать, как легкий мотылек, порхала вокруг них, радуясь, но не вникая и не влезая в эту дружбу. Впрочем, она оправдывала сравнение с мотыльком, среднего роста, миниатюрная, с хорошей фигуркой, она и выглядела очень молодо, их даже незнакомые люди принимали скорее за подруг, чем за мать с дочерью.
А Анечка была похожа на отца и внешне, и характером. Среднего роста, не красавица, но с запоминающейся внешностью: черты лица правильные, на подбородке ямочка, уголки губ, когда она улыбалась, поднимались вверх, придавая радостное выражение лица, а глаза – синие, бездонные, казалось, таили необыкновенную тайну. Но в целом она создавала впечатление очень серьезного человека, а редкая улыбка скорее подчеркивала её серьёзность.
Николай Игоревич был центром семьи, а для Анечки – ещё и центром вселенной.
Умер он так же, как и жил, спокойно и серьёзно. Вечером пришел с работы серьезный, погруженный в свои мысли, то ли грустный, то ли расстроенный, нехотя отвечал на вопросы жены, сказал, что очень устал, и лег спать. Умер во сне – не выдержало сердце.
Отдав с самого начала семейной жизни все вопросы в ведение мужа, Алла Сергеевна растерялась, когда он умер, и несколько месяцев жила как слепой котенок, натыкаясь на неразрешимые проблемы. Ей было невдомек, что Анечке тоже могло быть плохо, настолько она погрузилась в свои переживания. А Анечка, оставшись одна со своим горем, металась из крайности в крайность: то часами плакала, то могла сидеть и просто смотреть в одну точку, то, выйдя из дома на лекции, могла пройти пол-Москвы, так и не дойдя до института, а то могла лежать в кровати и день, и два.
Помогли ей друзья, которые устроили дежурства, стараясь постоянно быть рядом с ней. Потом пришла в себя Алла Сергеевна, как будто проснувшись ото сна и удивившись, что Анечку охраняют друзья, сменила их на посту. Теперь мать и дочь всегда были вместе, помогая друг другу перенести горе, понемногу приходя в себя и привыкая к одиночеству без мужа и отца.