Уалий

– Пришли, – сказал он.

Мы с Тирром в недоумении огляделись вокруг. Рядом с нами находился старый каменный фонтан. Дно его потрескалось и поросло травой. Воды в фонтане не было. И, должно быть, уже очень давно. В центре фонтана громоздилась большая бронзовая статуя. Она имела вид хищной рыбы с выпученными глазами и оттопыренным плавником. Туловище рыбы было неестественно выгнуто, словно волной ее выбросило на берег и она корчилась, и извивалась, стремясь вернуться обратно в море. Больше ничего примечательного рядом не было. И уж точно рядом не было ничего такого, где бы могла скрываться потайная дверь, как предполагала Ирис.

Консул спустился на дно фонтана и подошел к бронзовой рыбе. Запустив руку между жабрами, он нащупал что-то внутри. Раздулся глухой щелчок, внутри рыбы зажужжало и к моему изумлению с металлическим скрежетом она медленно разинула пасть, при том так широко, что нижняя челюсть опустилась до самой земли, образовав проход. Рыба замерла.

– Что же вы встали? Идемте, – произнес консул и первым шагнул в пасть рыбе.

Очутившись в желудке у рыбы, мы поставили сундук на пол и немного отдышались. Здесь, внутри, было холодно и очень темно. Консул покрутил фонарь, прибавив пламя. Бронзовое чудовище выглядело правдоподобно не только снаружи, но и внутри. Желудок рыбы имел вытянутую анатомическую форму, расширяясь по сторонам и сужаясь наверху, где над нашими головами тянулись к хвосту кости позвоночника. Было немного жутковато. Зато я с облегчением заметил, что пес не последовал за нами, оставшись ждать снаружи.

– Пора двигаться дальше, – сказал консул, и голос его разнесся гулким эхом по всему утробу.

Мы двинулись в глубину рыбы. Вначале мне показалось, что верхняя стенка желудка, а вместе с ней и позвоночник стали подниматься вверх, но вскоре я понял, что это мы спускаемся вниз. Желудок рыбы плавно уходил во мрак земли. Фонарь едва освещал наши руки и лица. Нас окутали тьма и безмолвие. Мне показалось, что это длилось целую вечность, хотя на самом деле прошло не более пяти минут прежде, чем впереди я заметил слабое сияние. Мрак стал рассеиваться, и внезапно каменные своды над нами расступились, и мы очутились на краю странной поляны. Со всех сторон нас окружали отвесные скалистые склоны. Небо окончательно прояснилось, и все вокруг было залито мягким серебристым сиянием звезд. Невдалеке от нас находилась деревянная хижина, причем из трубы на крыше клубился дымок, а из окон лучился желтоватый свет. Чуть в стороне от хижины широкое брезентовое полотно скрывало нечто внушительных размеров. Кое-где сквозь полотно выступали острые углы, но понять, что именно находилось внутри было невозможно. На другой стороне поляны темнела кедровая роща.

– Где мы? – спросил Тирр.

– На дне древнего вулкана, – ответил консул.

Вслед за консулом мы направились прямиком к хижине. Под ногами у нас бежала узкая, но хорошо протоптанная тропинка. Мы обогнули хижину и очутились напротив входа. У подножия деревянных ступеней стояла бочка с прозрачной водой. Вдоль стены ровными рядами уложены были поленья для растопки очага. На вид это была обыкновенная лесная хижина, какие я много раз видел раньше. В таких селились охотники или дровосеки. Но чтобы добраться до хижины обыкновенного охотника не нужно пробираться через потайной ход в желудке огромной бронзовой рыбы. А иного пути сюда, кажется, не было.

Я огляделся по сторонам. Отвесные склоны, кольцом окружавшие долину, были так высоки, что при взгляде на них невольно кружилась голова. Вдобавок они сужались по мере подъема, образуя наверху закругленное жерло. Должно быть, прямые солнечные лучи попадали сюда лишь в полдень, когда солнце, находясь в зените, зависало над вулканом. В остальное время здесь должны были царить тень, прохлада и сырость. Кому могло понадобиться поселиться в таком странном месте?

Тем временем консул поднялся на крыльцо и постучал в дверь. Изнутри хижины донесся шорох и чьи-то шаги. Внезапная догадка мелькнула в моей голове. В следующий миг дверь отворилась и в лучах желтоватого света я увидел . . . профессора Кварца!

Лишь однажды я видел лицо профессора на газетной вырезке, которую отыскал в архиве городской библиотеки. И все же я сразу узнал его. Седые волосы профессора были взлохмочены. Высокая залысина делала и без того большой лоб еще внушительнее, придавая лицу умный и благородный вид. Темный в клетку пиджак на профессоре был расстегнут. В одной руке он держал очки. Весь вид профессора выдавал крайнее оживление, словно мы оторвали его от работы в тот самый миг, когда он стоял на пороге очень важного открытия.

– Вы не поверите, мой дорогой друг . . . Расчеты привели меня к совершенно неожиданному выводу, – громко и торжественно заявил профессор прямо с порога.

– Добрый вечер, профессор – поздоровался консул. – Я сегодня в сопровождении двух юных господ. Позвольте представить . . .

Лицо профессора выразило крайнее замешательство. Он поспешно нацепил на нос очки и прищурился, стараясь разглядеть в темноте наши с Тирром лица.

– Мой племенник Тирр, – произнес консул, беря Тирра за плечо. – Вы уже много слышали о нем, а теперь мне представился случай вас познакомить. А это его друг – Уалий. Вы можете быть совершенно уверенны, профессор, этим юным господам вполне можно доверять, – консул обернулся к нам с Тирром. – Знакомьтесь, перед вами профессор Кварц.

– Добрый вечер, – поздоровался Тирр.

– Добрый вечер, – ответил профессор.

Видя растерянность профессора, консул жестом пригласил нас с Тирром войти в хижину.

– Сейчас я вам все объясню, дорогой профессор. Давайте же не будем толпиться у порога, – произнес консул.

Внутри хижина оказалась просторнее, чем можно было ожидать. В очаге горел огонь. Над языками пламени висел на крюке черный от копоти чайник. В другом углу стоял письменный стол, весь заваленный бумагами и чертежами. Рядом с ним находилась длинная деревянная столешница с разнообразными металлическими деталями на ней, каких мне никогда не доводилось видеть прежде. Впрочем, они немного напоминали собой элементы часового механизма, хотя были значительно крупнее и имели весьма причудливую форму. Чуть дальше на табурете стояло нечто похожее на большую кастрюлю с запаянной крышкой. Внутри нее что-то громко бурлило. Из маленьких отверстий то и дело со свистом вырывались струйки пара. С помощью изогнутого шланга устройство соединялось с металлическим баком, стоявшим здесь же на полу. Из другого шланга в огромную стеклянную банку по капле медленно стекала мутноватая жидкость. У изголовья кровати стояла на подножках академическая доска, исписанная мелом. То были какие-то математические формулы и уравнения, значения которых я разобрать не смог. В комнате было еще множество других странных предметов, которые причудливо уживались рядом с такими привычными глазу вещами, как рукомойник, дуршлаг, веник и чугунный утюг.

– Прошу меня извинить за беспорядок в моем скромном жилище, – сказал профессор, закрывая за нами дверь. – Консул не предупредил, что сегодня мне предстоит принимать гостей.

– В некотором смысле это стало неожиданностью и для меня самого, – ответил консул.

– Прошу вас . . . – профессор придвинул стулья для меня с Тирром.

Консул разместился в кресле, сам профессор присел на краю кровати. Сложив руки на коленях, профессор выжидательно поглядел на консула.

– Что же, вижу вам всем хотелось бы услышать объяснение происходящему, – с улыбкой произнес консул. – Не буду злоупотреблять вашим терпением. Итак, с чего начать?

Консул закинул ногу на ногу и сцепил пальцы рук, стараясь сконцентрироваться.

– Три года тому назад я оказался в числе других присутствующих при докладе профессора Кварца в Академии наук, – начал консул. – Доклад был посвящен созданию летательного аппарата. Профессор утверждал, что при помощи этого аппарата человек способен подняться в небо. Сказать, что доклад стал сенсацией – значит не сказать ничего. Думаю, что известие об извержении вулкана, и то наделало бы меньше шума.

– Три года, подумать только, – вздохнул профессор. – Кажется это было лишь вчера . . .

– Едва профессор озвучил тему своего выступления, как я понял, что отныне его жизни угрожает смертельная опасность, – продолжил консул. – Провозгласив возможность летать, профессор тем самым вторгся в запретную область, попытка приблизиться к которой равносильна самоубийству. И хотя в то время мы были с профессор Кварцом едва знакомы, я счел своим долгом предупредить его об опасности. Вечером того же дня я явился к профессору. Он принял меня в своем кабинете. Напрасно я старался объяснить, какая страшная угроза нависла над ним. Профессор не верил ни одному моему слову.

– Должен признаться, я даже заподозрил, что у вас не все в порядке с головой, дорогой консул, – тихо рассмеялся профессор.

– Словом, положение дел становилось безвыходным. Я понимал, что с минуты на минуту за профессором должны прийти. Времени не было, и я решился на отчаянный ход. Заранее предполагая, что придется пойти на крайние меры, я имел при себе флакон с сильнодействующим снотворным. Я поднес его к лицу профессора, когда тот отвернулся, и профессор бессильно опустился на мои руки. Снаружи ждала карета. Я приехал один. Было темно, и на счастье никто не видел, как я затащил профессора в карету и быстро погнал прочь. Как я и предполагал, в тот же вечер за профессором пришли люди наместника. Не найдя профессора, они перевернули весь дом, забрав с собой чертежи и все, что могло иметь отношение к изобретению летательного аппарата. Что же до меня, до я спрятал профессора в единственном надежном месте – в этой самой хижине. Еще в детстве отец рассказал мне о потайном ходе, ведущим из глотки бронзовой рыбы в эту всеми забытую долину на дне древнего вулкана. Для верности я за большие деньги купил у бродячих торговцев черного пса. С тех пор он живет в старом саду, охраняя его от непрошенных гостей.

– Что же было дальше? – спросил Тирр.

– На следующее утро, когда профессор очнулся, я показал ему статью на главной странице свежей газеты. Там писали, что профессор Кварц объявлен отступником, а за его поимку назначено солидное вознаграждение.

– Каким же я был глупцом, – профессор покачал головой. – Я надеялся, что изобретение летательного аппарата станет моим триумфом, а обернулось тем, что меня заклеймили отступником. И хуже того – со временем меня предали забвению.

– Вовсе нет, – возразил я. – Люди помнят вас, а ваши достижения продолжают жить.

– Благодарю за эти слова, – ответил растроганный профессор.

Я хотел было поведать профессору Кварцу о том, что своими глазами видел, как ожил и пришел в движение изобретенный им паровой комбайн, но в последний миг передумал. Я решил, что это лишь разбередит его раны, заставив сожалеть о том, что навсегда им утрачено.

– Как бы там ни было, – снова произнес профессор. – Я обязан консулу жизнью.

– Прошу вас, не начинайте, – консул протестующе замахал руками.

– Но это именно так, – продолжал настаивать профессор. – Если бы не вы, я вряд ли дожил бы до этого дня.

– Но я не понимаю . . . что за опасность угрожает жизни профессора? – вмешался в разговор Тирр. – От кого вы прячетесь здесь?

– Наместник, – ответил консул. – Вот опасность, которая угрожает профессору. А теперь и мне.

– Но почему? – удивился Тирр. – Ведь профессор не сделал ничего противозаконного. Разве не так?

– Увы, профессор совершил самое страшное из всех возможных преступлений, – консул печально улыбнулся. – Он вознамерился создать летательный аппарат, а значит бросил вызов самим небесным теням.

– Все равно не понимаю, – пробормотал Тирр.

– Что же . . . , – консул поднялся с кресла и заходил по комнате. – То, что я скажу прозвучит дико. Возможно, тебе и Уалию потребуется время, чтобы осознать услышанное. И в этом не будет ничего удивительного. Слишком глубоко засела ложь в наших умах. С малых лет нас приучают трепетать и поклоняться небесным теням. Вместе с молоком матери мы впитываем страх и благоговение пред ними, и эти чувства проносим через всю свою жизнь. Могущество небесных теней для нас, людей, также неоспоримо, как жаркий свет солнца или соленый вкус морской воды. Но правда в том, что все это чудовищный обман. Хотел бы я взглянуть в лицо тому, кто задумал его и воплотил в жизнь. Поистине то был страшный человек. Если только можно называть человеком того, кто на многие столетия обрек на страдания целый народ. Божественная природа небесных теней всего лишь вымысел. Эти летательные аппараты . . . да, да . . . огромные летательные аппараты были изобретены с единственной целью – сеять ужас и смерть. Поверьте мне, я знаю, о чем говорю. Множество раз я видел эти зловещие механизмы собственными глазами. Видел также близко и ясно, как вижу сейчас всех вас. Разумеется, узнай об этом наместник, и в тот же день я буду объявлен отступником и сгину навсегда. Но пока удача благоволила мне. Зачем, вы спросите меня, был придуман этот чудовищный обман? Затем, что под непосильным гнетом поборов народ давно бы уже взбунтовался, свергнув ненавистного наместника и все его окружение. Рано или поздно людской гнев прорвался бы и разрушил все, что стало на пути. Никакие солдаты не могли бы противостоять праведной ярости толпы, никакие цепи сдержать ее. Такова человеческая природа, жаждущая справедливости, готовая за нее вступить в бой с любым врагом из плоти и крови. Но как возможно бороться против высших сил? Разве возможно одержать победу в схватке с грозой или ураганным ветром. Человек всего лишь щепка против божественной силы природы. А именно в это нас и заставили верить – в божественное могущество небесных теней.

Консул умолк. Мы с Тирром переглянулись. Рассказ его дяди проливал свет на события, свидетелями которых однажды мы стали. Увиденное в ту ночь невозможно было забыть. Прошло много месяцев, а я все также просыпался посреди ночи в холодном поту, оттого что незнакомцы, появившиеся из небесных теней, хватали меня и тащили в пасть металлических чудовищ. Мы никогда не говорили об этом с Тирром, но уверен, что ночные кошмары преследовали и его. И это было еще пол беды. С тех пор меня неотступно терзали вопросы, на которые не было ответа. И вот, наконец, ответы стали приходить.

– Теперь вы понимаете, какая опасность грозит нам? – снова заговорил консул. – Созданием летательного аппарата профессор Кварц угрожает раскрыть тайну, которая ревностно охранялась в течение многих лет. И верьте мне, наш наместник готов пролить реки крови, чтобы помешать этому. Ничто не остановит его. Он вовсе не дурак. Он сознает, что поднявшись к облакам люди вскоре раскроют обман. И уж тогда ничто не сдержит гнева бедняков . . .

– Я думаю, достаточно на этот раз, – осторожно прервал своего друга профессор Кварц. – Эти двое юных господ уже достаточно услышали. Предоставим им возможность обдумать и осознать услышанное. Объясните лучше, чем обязан визиту столь многочисленных гостей? Я несомненно рад новым лицам, однако ж в последнее время вижу их так редко, что невольно начинаю волноваться, уж не случилось ли чего?

– Вы весьма проницательны, профессор, – ответил консул. – Действительно, не праздное любопытство привело сюда этих юношей. Они здесь, чтобы оказать нам с вами неоценимую услугу.

– Какую же, позвольте узнать?

– Спасти наши жизни.

Ироничная улыбка мгновенно исчезла с лица профессора.

– Должно быть, вы шутите, – сказал профессор недоверчиво.

– Вовсе нет, – спокойно ответил консул. – И это всецело моя вина. Я недооценил наместника и его тайную полицию. Я был совершенно уверен в том, что принятые мною меры предосторожности достаточны. Но я ошибся. Кто-то из слуг в поместье донес на меня и наместник заподозрил неладное, подослав лучшего из своих агентов, чтобы он . . . чтобы она выяснила истинное положение вещей. Увы, я был слеп и не сумел обнаружить коварства. А теперь уже слишком поздно. Завтра ночью агент проникнет сюда и узнает всю правду. Простите меня, дорогой профессор, за эту неприятную весть.

– Надеюсь, вы потрудитесь посвятить меня в подробности, – взволнованно сказал профессор Кварц. – Потому что пока я ничего не понимаю. И в первую очередь я не понимаю, почему вы так спокойны. Ведь если все это правда, то дела наши очень плохи.

– Я спокоен, дорогой профессор, потому что именно при таком скверном раскладе важно сохранять здравый рассудок. Кроме того, мы перехитрим агента наместника. Она ничего не узнает ни о вас, ни о летательном аппарате. За этим сюда и пришли мой племянник с другом. Они помогут нам.

Профессор внимательно поглядел на нас с Тирром. При этом я постарался принять бодрый и уверенный вид, хотя на самом деле был растерян и понятия не имел, что нам предстоит делать и как вообще консул собирается выпутаться из западни.

– И что же вы задумали? – профессор вновь обратился к консулу.

– Все просто, – ответил консул. – Этой ночью мы поднимем наш летательный аппарат в воздух. Через жерло вулкана мы покинем долину и спрячем его в надежном месте подальше отсюда. И вас вместе с ним.

– Но аппарат еще не готов, – громко воскликнул профессор. – Не устранены перебои в работе двигателя. Кроме того, мы не закончили проверку системы управления. Никто не знает, как аппарат поведет себя в полете. Это безумие подниматься на нем в воздух сейчас.

– Профессор . . .

– Даже не пытайтесь склонить меня к этому, – продолжал кричать профессор. – А что, если откажет двигатель? Или мы не справимся с управлением и врежемся в скалу? Вообразите себе последствия. Аппарат будет разбит, искорежен . . . О, я этого не вынесу. Нет и еще раз нет . . . Об этом не может быть и речи. Я не позволю погубить дело всей моей жизни. Аппарат никуда не полетит. Не в ближайшее время. Это исключено.

Дождавшись, когда профессор Кварц смолкнет, консул произнес ровным и твердым голосом.

– Вы все сказали, профессор? Так послушайте меня. Если завтра ночью агент наместника найдет рядом с хижиной летательный аппарат, то мы оба не увидим восхода солнца. Что же до самого аппарата, то его судьбу предсказать не сложно. Он будет разобран до самых мелких кусочков, после чего все они будут утоплены в море или расплавлены в печи . . . Аппарат должен быть поднят в воздух сегодня ночью. Если это не случится сегодня, это не случится никогда.

Воцарилось молчание. Сняв очки, профессор достал из кармана платок и принялся тщательно протирать их. Это длилось довольно долго. Мы с Тирром наблюдали за ним, не смея заговорить. Консул тоже хранил молчание. Покончив с очками, профессор вытер пот с лица. После чего убрал платок обратно в карман и нацепил очки на нос.

– Что вы предлагаете? – тихо произнес он.

* * *

Нам с Тирром не терпелось поскорее взглянуть на летательный аппарат. Как мы поняли, он находился под куском брезента снаружи хижины. Но вместо этого нам пришлось наводить чистоту внутри нее. Консул сказал, что прежде всего необходимо замести все следы пребывания профессора Кварца. И мы взялись за дело. Все самое необходимое – чертежи, образцы некоторых механизмов и деталей, а также немногочисленные личные вещи профессора – были аккуратно сложены нами на крыльце. Все остальное консул приказал отнести подальше от хижины и сжечь на костре. Что нельзя было сжечь решено было закопать в земле и забросать сухими листьями, чтобы ни одна живая душа не могла найти. Напрасно профессор Кварц пытался спасти книги по физике и математике – консул был безжалостен. Он лично проверил каждую вещь, которую профессор изъявил желание забрать с собой, и отправил на сожжение больше половины из этого.

– Это варварство, предавать огню труды лучших ученых мужей, – сердито бормотал профессор.

– В нашем положении каждый грамм на счету, – отвечал консул. – Чем легче будет летательный аппарат, тем больше шансов, что он взлетит и благополучно приземлится.

Профессор недовольно ворчал, но подчинялся. Он понимал, что консул прав и ничего не мог возразить.

Покончив с этим, мы принялись оттирать с пола и со стен следы машинного масла, горючих растворов и копоти. Засучив рукава, консул и профессор трудились наравне с нами. Удивительно и забавно было наблюдать за тем, как двое выдающихся людей ползают на корачках, усердно работая мокрой тряпкой.

– Ну как вам такой род деятельности, дорогой профессор? – шутливо спрашивал консул. – Это вам не мелом по доске калякать.

– За меня не беспокойтесь, мне не в первой, – отвечал профессор Кварц. – За многие месяцы заточения в этой хижине я отлично научился обходиться по хозяйству. Чем не можете похвастаться вы, любезный консул. Готов спорить, что ведро с грязной водой и половая тряпка еще долго будут являться вам в кошмарах.

Когда и с этим было покончено, консул велел притащить сундук.

– А это еще зачем? – в изумлении воскликнул профессор, когда мы с Тирром принялись извлекать из сундука лабораторную посуду, колбы с реагентом и книги по алхимии. – Неужели мы избавились ото всех моих бесценных вещей только ради того, чтобы устроить из хижины алхимическую лабораторию?!

– Вы не перестаете поражать меня своей проницательностью, профессор! – ответил ему консул. – Именно это мы и собираемся сделать. Устроить в хижине алхимическую лабораторию.

– Вы шутите!

– Вовсе нет.

– Но зачем, объясните мне! – потребовал профессор.

– А чего, по вашему, жаждет добиться каждый порядочный алхимик? – спросил консул.

– Известно чего, – ответил профессор. – Обратить железо в золото.

– Совершенно верно! Для этого мы и принесли сюда все это. Чтобы из обычного железа добыть золото.

– Определенно один из нас сошел с ума, – пробормотал профессор. – Для чего нам это нужно, скажите на милость? Тем более, сейчас. Не говоря уже о том, что алхимики из нас с вами скверные. Мы скорее спалим эту хижину, чем хоть на шаг приблизимся к открытию новой формулы.

– Не волнуйтесь, никакого научно подвига от нас не потребуется, – успокоил профессора консул. – Мы всего лишь притворимся, что стремимся к этому. Опережая ваш вопрос, я отвечу . . . Это нужно, чтобы ввести в заблуждение агента тайной полиции.

– Разве не достаточно того, что мы уже сделали? По-моему, ваша затея лишь все усложняет.

– Не могу с вами согласиться, профессор, – возразил консул. – Представьте себе, что завтра в это самое время агент проникает в хижину. Агент отлично информирована и знает, что на протяжении многих месяцев я каждую ночь прихожу сюда. Стало быть, преследую некую цель. Однако ж, что видит агент? Одни лишь голые стены. Что она подумает, как по-вашему? При том, что агент весьма не глупа.

– Подумает, что ее пытаются одурачить, – произнес профессор.

– А этого мы допустить не можем. Вернувшись к наместнику, агент должна заявить, что задание выполнено и тайна раскрыта. В противном случае, агенты наместника продолжат преследовать нас.

– Что же, дорогой консул, вы меня убедили! Обещаю более не спорить с вами и не задавать вопросов.

И в подтверждение своих слов профессор поднял в воздух обе руки, выражая согласие и покорность.

– Но дядя, ведь государственным служащим запрещено заниматься алхимией, – вмешался в разговор Тирр.

– Именно поэтому мой выбор и пал на нее, – ответил консул. – Это объяснит, почему я держал свое занятие в тайне ото всех.

– Но ведь тебя могут арестовать!

– Возможно, – ответил консул спокойно. – И все же незаконное занятие алхимией несравненно меньше тревожит наместника, чем создание летательного аппарата. По крайней мере, за алхимию меня не объявят отступником. А значит, моей жизни ничто не угрожает. Кроме того, у нас нет выбора. Самое главное сейчас – спасти профессора и летательный аппарат. А для этого мы должны пустить агентов наместника по ложному следу. Все остальное второстепенно.

Поскольку ни у кого из нас не было другого плана, мы сделали, как велел консул. За пару часов мы вчетвером создали внутри хижины настоящую лабораторию. Я всюду разложил добытые в городской библиотеке книги, переложив закладками те их разделы, которые касались свойств драгоценных металлов. Для большей правдоподобности под руководством профессора Кварца мы даже провели несколько опытов. Во время одного из них мы долго нагревали над пламенем какое-то синее вещество, после чего смешали его с реагентом в стеклянной колбе. В результате бурной химической реакции содержимое стало так активно шипеть и пениться, выливаясь наружу, как если бы собиралось затопить всю хижину. К счастью, на деле оказалось, что профессор Кварц весьма неплохо разбирается в химии, так что все мы остались целы и невредимы.

Уставшие, но довольные собой, мы вышли на крыльцо.

– Думаю, пора взглянуть на наш аппарат, – произнес консул.

При его словах мы с Тирром мгновенно оживились. Ради этого мгновения я готов был трудиться еще целую ночь напролет. Неужели я в самом деле увижу настоящий летательный аппарат? От волнения у меня даже скрутило желудок. Консул с профессором ловко стащили на землю брезент, и перед нашими глазами предстало нечто грандиозное и прекрасное!