Одолжение себе

Мила Маравская

Одолжение себе

Самой лучшей бабушке посвящается

Что может нравиться в зиме?

Свежий морозный воздух, щиплющий за нос и щеки и заставляющий поневоле взбодриться, кутаясь в теплый воротник. Столь желанная для глаз картина пронзительно-голубого неба и яркого солнца, благоволящего к нам лишь несколько коротких часов в сутки, да и то, если это позволяют мрачные циклоны. Пушистый снег, то тихо падающий с небес легкими хлопьями волшебства, то застилающий весь белый свет резкими порывами бушующей метели. Тишина и загадочность заснеженного леса с протоптанной кем-то неровной тропинкой, ведущей в таинственную неизвестность. Темно-фиолетовое ночное небо с ярким сиянием звезд, которые заглядывают прямо в душу и поднимают из ее глубин серебристым ковшом созвездий что-то абсолютно неведомое. Легкое и беззаботное скольжение по льду или снегу навстречу холодному ветерку, или стремительный спуск с горы, окатывающий адреналиновой волной с головы до ног. Долгие и темные вечера, слизывающие мокрым языком осадков слишком короткие зимние дни. Полные туманного сумрака холодные утренние зори, заслоненные громадами непроходимой серой облачности. Праздничные фейерверки и брызги новогодней радости, летящие прямо в лицо вместе с запущенным кем-то липким снежком. Сверкающие искры в причудливых сосульках, рожденные, как и жемчужно-золотое сияние плотного снежного наста, яркими, но такими холодными лучами низкого зимнего солнца.

В зиме может нравиться очень многое, но особенно, пожалуй, неотвратимое приближение будущей весны.

Глава 1

Этот зимний вечер пятницы ничем не отличался от сотен других подобных ему вечеров. Огромный город жил своей типичной для этого сезона жизнью. Люди суетились, торопясь поскорее закончить неотложные дела, и никто не обращал внимания на то, как медленно и печально таял снег на брусчатых тротуарах, а на газонах уныло дремали грязноватые сугробы.

Город был наполнен безостановочными звуками шуршащих шин и пронзительными сигналами автомобилей. Они ползли, перемигиваясь красными фонарями, в бесконечных пробках, порой неуклюже наталкиваясь друг на друга. Разноцветные огни витрин и подсвеченные рекламные щиты придавали улицам города неизменно праздничный вид. Окна многочисленных уютных кафе и ресторанов смотрели на прохожих весело и бодро, приглашая заглянуть внутрь, чтобы угоститься чем-нибудь теплым, ароматным и расслабляющим.

Для нее этот вечер начала уик-энда начинался весьма привычно. Она так же, как все, стремилась побыстрее закончить дела в офисе, чтобы в совершенно определенное время оказаться именно в том месте, где было уже достаточно давно неизменно приятно проводить вечер в конце утомительной недели рабочего марафона.

Весь этот долгий день она предвкушала дивный вечер в компании по-прежнему приятного ей человека, который, как ей представлялось, имел все шансы задержаться в ее жизни очень надолго. Но как-то неожиданно, уже выходя за порог офиса, она поймала себя на мысли, что все то приятное благодушие, которое она источала весь день, было лишь некой сублимацией и не более того.

Она тут же постаралась отмахнуться от этой совсем уж нерадостной мысли, но интуиция – непознанная и неподвластная человеку категория собственного мироощущения – еще никогда ее не подводила. Не подвела и на этот раз.

В своем более позднем продолжении вечер стал абсолютно непохожим на другие подобные ему вечера за последние два с половиной года ее благополучной и в целом вполне счастливой жизни.

От неприятного и тревожного чувства, зарождающегося где-то под ложечкой, теперь уже не спасали ни привычный антураж любимого кафе, оживленный звучанием зажигательного хита этого музыкального сезона, ни любимое кофейное мороженое с миндалем и шоколадом, ни глинтвейн из черной смородины. Все почему-то было «мимо»!

А что же он? Он не стал долго искать предисловий и с какой-то странноватой полуулыбкой на лице, сохранившем матовый загар – напоминание об их сентябрьском отпуске, твердо и спокойно сказал, пытаясь смотреть ей прямо в глаза:

– Знаешь, давно хотел тебе сказать, – тут он остановился и поднабрал воздуха в легкие. – У меня уже несколько месяцев есть другая… девушка! И, похоже, я ее люблю! – он опять остановился, чтобы сделать вдох. – Не могу больше скрывать это от тебя, нет смысла! – скороговоркой проговорил он и закусил нижнюю губу.

К этому моменту первые глотки глинтвейна успели согреть ее пищевод, а ложечка с мороженым совершала неспешное движение по направлению к губам, но вынуждена была замереть на полпути.

Она медленно перевела взгляд с мороженого на его лицо. Во взгляде, устремленном сейчас на нее, не читалось ни малейшего волнения или неловкости, которые так уместно было бы испытывать после подобного признания.

Ей вдруг показалось, что в выражении его лица доминировало сейчас слабо различимое… злорадство. Резкая твердость скул и подбородка дополняли определенно хищное выражение морального превосходства и надменности, к которым она уже давно привыкла и даже находила их очаровательными.

«Дура!» – только и подумала она, положив, мороженое в рот.

Не получив никакого ответа на свою ошеломляющую новость, он, помедлив немного, решил все же продолжить речь. Мороженое тем временем медленно таяло у нее во рту, обволакивая рецепторы приятными оттенками вкусов.

Видимо, желая что-то объяснить, он начал быстро говорить, активно жестикулируя и иногда коротко улыбаясь. Он кривил губы и гримасничал, хмурил брови и округлял глаза, но она, к сожалению, уже больше ничего не слышала!

В ее голове возник какой-то невообразимо монотонный шум, стремительно перерастающий в пульсирующую боль в висках. И лишь прохлада мороженого, ощущаемая во рту, продолжала хоть как-то связывать ее рассудок с реальностью.

«Скачок давления…» – машинально подумала она о шуме и боли в голове, проглотив, наконец, мороженое и безуспешно пытаясь прислушаться к тому, что же он говорит.

Он усердно старался что-то ей объяснить и вызвать в ней хоть какой-нибудь отклик, но она по-прежнему молчала.

На миг ей показалось, что она совсем перестала дышать. Пустая ложечка в ее руке так и зависла в воздухе, не достигнув вазочки с мороженым. Непрекращающийся шум в голове не позволял ей услышать ни единого слова из тех, что он произносил. Но при этом у нее было совершенно четкое ощущение, что каждое сказанное им слово – это мощный электрический разряд, проходящий сейчас через все ее тело и стремящийся непременно поразить жизненно важные органы.

К счастью, его тирада иссякла.

Она. все еще молча, смотрела на и сквозь него одновременно. Шум в голове не прекратился, но начал заметно стихать. Ее рука медленно вернула ложку на положенное ей место.

Вечерняя иллюминация улицы, проходя сквозь оконные стекла, разноцветными бликами играла на лицах, придавая некую театральность его трагическому образу в антураже кафе с многочисленными посетителями.

Он же, как, впрочем, и всегда, был не вполне уверен, что по выражению ее лица понимает, какие именно чувства и эмоции она переживает в данный момент. Умение держать удар, надо признать, всегда было ее коньком!

Внешне абсолютно спокойная, даже безучастная, она, тем не менее, просто физически ощущала, как корчилась от нестерпимой боли и умирала ее мечта. Еще несколько мгновений, и агония позади! Иллюзия простого человеческого счастья окончательно превратилась в пепел, брошенный морозным ветерком в лицо вечернего города.

Рассудок подвис, как процессор от перегрева системы, неспособный справиться с обрушившимся на него ударом эмоциональных сигналов. Очередная надежда на вечную любовь, теплившаяся в ее душе, угасла и остыла, превратившись в НИЧТО.

Она все еще молчала. Внутри нее наступило полное затишье, вакуум в мыслях, эмоциях, чувствах и словах. Слова… были сейчас просто не к месту!

Ее странное оцепенение длилось недолго. Он продолжал смотреть на нее в ожидании ответа – вероятно, о чем-то спросив. Ответом же на его, увы, не услышанный вопрос стала неожиданная даже для нее самой неподдельно радостная улыбка, вдруг озарившая ее лицо.

Он был не просто удивлен, он был ошеломлен. Нет, ему не могло показаться! Это была настоящая, немного детская и наивная улыбка, приоткрывавшая верхний ряд несколько крупноватых зубов, что придавало ее лицу особый шарм.

Она продолжала улыбаться, и это не было сейчас попыткой лицедейства, к которому она всегда так тяготела. В данный момент ее действительно вдруг посетили искренняя радость и облегчение, накрыв с головой, словно теплая морская волна. Что-то яркое и горячее словно бы взорвалось у нее внутри фонтаном миллионов светящихся искр, разнося дивное тепло по всему телу.

– Вот и прекрасно! – наконец спокойно сказала она, выдохнув и продолжая улыбаться. – Я очень рада… что все это закончилось! Спасибо тебе!

– И тебе… – неуверенно произнес он в ответ.

На его лице отразилась искренняя растерянность. Настолько растерянным она, пожалуй, еще не видела его никогда!

Она быстро поднялась и, подхватив пальто и легко лавируя между столиками, не оглядываясь, пошла сквозь кафе к выходу.

– Сумасшедшая… – тихо сказал он сам себе. – Ты просто сумасшедшая! Стой! – сорвался он на крик.

В эту секунду все посетители кафе как по команде посмотрели сначала на него, а затем на нее, но, видимо, не найдя ничего интересного, вновь вернулись к своим разговорам, еде и напиткам.

Да, теперь она действительно прекрасно его слышала. Но желания оглянуться на его голос, как это всегда бывало, сейчас почему-то уже не возникло. Теперь его слова прозвучали в унисон с обычной городской какофонией и уже не могли ни удержать, ни остановить ее.

Она вышла на улицу, подставив морозному ветерку лицо, сохранившее легкие следы летне-осеннего загара. К своему огромному удивлению, она не чувствовала ничего, кроме дивного очарования этого зимнего городского вечера. Шум в голове окончательно прошел вместе с первыми глотками морозного воздуха. А вот некая теплота внутри все же осталась.

«Это – глинтвейн!» – подумала она и печально улыбнулась.

А вокруг нее была все та же невообразимая бездна Вселенной, зажатая для всех обитателей этого сумасшедшего земного города в административные и архитектурные границы.

Какая-то нелепо декадентская, но вполне изящная мысль пришла в голову: «Даже когда гибнут целые миры, кто-то успевает поймать в надвигающемся ужасе грозящего хаоса короткие мгновения счастья! И этим кто-то сейчас была именно я!» – и снова печальная улыбка отразилась на ее лице.

Глава 2

Дорога домой абсолютно ничем не запомнилась. Бесконечные дорожные пробки. Полная пустота в душе и голове. Тихая музыка в салоне автомобиля, а за окном – люди, спешащие домой, бесконечные огни улиц и машин… Природа же постаралась, как могла, приукрасить эту городскую суету пятничного вечера медленно падающим декабрьским снегом.

«Вот сейчас приду домой и наревусь до обморока! – со спокойной грустью думала она, уже почти доехав.– Но откуда такое спокойствие? Я что, уже давно была готова к подобному финалу?» – спросила она себя, скривив губы в некоем подобии полуулыбки. И сама же ответила на свой вопрос:

«Холодок, который пробежал между нами примерно полгода назад, после моего возвращения из той злополучной поездки…» – на глазах выступили слезы. Она поспешила взять себя в руки, продолжив совершенно спокойно, и как бы констатируя: «Пропасть между нами становилась все шире и глубже…» – отогнать мрачные мысли у нее уже никак не получалось.

«А почему это так удивительно тихо? Ах да… мобильник отключен!» – и она тяжело вздохнула, но с явным облегчением.

Поворот ключа в замочной скважине потребовал от нее каких-то дополнительных усилий и сопровождался неким неприятным лязгающим звуком. Это было довольно странно. Но несколько десятков лишних секунд мучения с замком явно того стоили, потому что за этой, к удивлению, не желавшей открываться дверью был ее дом! Милый дом, столь желанный и любимый, особенно в конце изнурительной рабочей пятидневки.

«Неделька выдалась – блеск! – подумала она почти без эмоций. – Особенно финал! Да открывайся же ты!» – с легкой долей раздражения добавила она уже вслух.

Ее небольшая квартирка «не далеко от центра» была для нее, пожалуй, единственным уголком в этом обезумевшем от собственного ритма городе, который неизменно гарантировал ей не только свет, тепло и иные коммунальные удобства, но и физическое и душевное спокойствие, а порой и уединение. Именно это и было в данный момент самым желанным!

Усталость валила с ног, а нервное напряжение сегодняшнего «дивного вечера» давало о себе знать легкой дрожью в руках. Последние душевные силы стремительно покидали ее, а измотанное недельной суетой тело каждой клеточкой желало скорейшего расслабления и отдыха.

Дверь наконец-то открылась. Полоска наружного света упала на пол и стену прихожей. Она с облегчением перешагнула через порог и закрыла за собой дверь. В полной темноте, повернув внутренний замок правой рукой, левой она сбросила сумку с плеча и потянулась к выключателю.

– Не нужно включать свет! – неожиданно раздался из комнаты негромкий, но очень знакомый женский голос.

– Мама?! – невольно вздрогнув, спросила она в темноту. – Что ты здесь делаешь?! – она не столько удивилась, сколько почувствовала легкую досаду и раздражение, которые были вполне оправданными – общаться с кем бы то ни было нет ни малейшего желания. А уж тем более с мамой!

Послышался тихий бархатистый смех:

– Ну, нет… Я – не мама! Или… уж точно не твоя!

Сейчас она уже и сама понимала это. Неприятный холодок скользнул где-то в районе затылка и торопливо побежал по спине. Смесь недоумения и тревоги окатила ее холодноватой волной. В висках опять застучало, а непослушная рука, как парализованная, застыла где-то на полпути к выключателю. Следующий вопрос, который автоматически сорвался с губ, был вполне логичным для данной ситуации:

– Тогда кто? – в ее интонации не было, пожалуй, ничего, кроме усталости и раздражения. – Вы зачем здесь?!

Голос, явно смягченный улыбкой на губах, ответил ей с еще более знакомой интонацией:

– Рада буду тебе ответить на все вопросы! Проходи в комнату!

«Где-то здесь за шкафом у меня стоит бейсбольная бита – подарок старого друга – отбиваться от поклонников», – быстро подумала она, но произнесла:

– Видимо, нужно включить свет, и тогда все само собой разъяснится! – и она снова попыталась нащупать выключатель.

– Мысль, конечно, хорошая, но делать этого не нужно! Правда! – прозвучал все тот же голос из темноты, и его такая знакомая интонация, как ей показалось, была весьма дружеской и миролюбивой. – Не волнуйся, пожалуйста, иди сюда, присядь в кресло. Надо поговорить! – доброжелательно и в то же время требовательно произнес этот знакомый голос.

– По-го-во-рить?! – выдавила она с нажимом и, повысив голос, возмущенно заметила: – Да, поговорить – это то, что мне нужно сейчас больше всего!

При этом она продолжала пытаться определить принадлежность голоса и место нахождения злополучного выключателя на стене.

Этот довольно приятный женский голос определенно не принадлежал ни одной из ее подруг или знакомых, в этом она была совершенно уверена. «Тогда кто?!» – спрашивала она себя и не находила ответа.

В следующей волне накативших на нее эмоций доминировал скорее праведный гнев: «Кто же эта особа, явившаяся без приглашения, проникшая в дом неизвестно каким способом и к тому же испытывающая ее терпение, да еще и в полной темноте!?» – мысли промчались вереницей.

– Понимаю, не лучшее время для разговоров…– спокойно и даже с сочувствием в голосе ответила незваная гостья.

В эту минуту больше всего удивляло другое – ее собственная реакция на данную ситуацию. Она вовсе не была напугана, не ощущала ни малейшей опасности или угрозы. В таких знакомых интонациях голоса незваной гостьи доминировало дружеское расположение, а тональность была ласковой и извиняющейся.

Поэтому, вероятно, ее рука, еще несколько секунд назад безрезультатно нащупывавшая на стене выключатель, теперь уже вполне послушно расстегивала молнию на сапоге, а другая продолжала раскручивать намотанный на шею шарф.

– Ну, хорошо, – практически примирительно, с глубоким вздохом сказала она, – поговорим… и в темноте, если вам так удобнее?!

Приятный смех из комнаты зазвучал вновь:

– Поверь, так будет удобнее именно тебе! – с ударением на последнее слово ответила ей гостья из темной комнаты.

– Это уже слишком! – резковато отозвалась она, почему-то снова наталкиваясь мыслью на бейсбольную биту за шкафом.

Тем не менее давали о себе знать не только общая недельная усталость, но и эмоциональное опустошение от сегодняшнего «очаровательного вечера», который окончательно выбил ее из колеи.

Желание расслабиться, удобно устроившись в уютном кресле, явно брало верх над сиюминутными импульсивными мыслями и эмоциями.

– Ладно, как скажете! – несколько раздраженно, но все же спокойно сказала она. – Вам повезло, что зимой вечера такие темные, иначе ваше инкогнито давно было бы раскрыто! – резюмировала она, снимая с себя пальто.

– Ты права! – ответила гостья. – Именно поэтому я и выбрала этот декабрьский вечер! Но… и не только поэтому, конечно! Видишь ли… – тут снова зазвучал тихий смех. – Извини, видеть ты пока меня действительно не можешь! – как ей послышалось, гостья была очень довольна этим обстоятельством. – Но поверь, я для тебя не незнакомка, ты меня прекрасно знаешь! – голос из комнаты немного надломился, – Ну, может быть, не совсем меня… в общем, мы с тобой давние знакомые!

– Да, похоже на правду! – ответила она, делая шаг в глубину комнаты по направлению к своему любимому креслу. – Тем более глупо сидеть в темноте, ведь голос ваш абсолютно точно кажется мне знакомым!

– В твоем кресле сижу я, садись в другое! – спокойно скомандовала гостья.

– Спасибо за заботу! – огрызнулась она. – Вы сделали все для того, чтобы мне было максимально комфортно в моем же собственном доме!

– Ну-ну, не сердись… – протянула гостья, – ты всегда была весьма язвительна, я совсем забыла об этом! – сейчас было слышно, что гостья явно улыбалась. – Извини, пожалуйста, но если бы не острая необходимость, поверь, я бы никогда не стала тебя беспокоить! Особенно сегодня!

«Театр абсурда! – подумала она с горечью, заходя в комнату. – Опять сюрпризы, ненавижу их!» – она секунду вернулась мыслями к сегодняшней встрече в кафе, но постаралась отогнать неприятные воспоминания и спросила:

– Так вы сами назовете себя или мне еще предстоит поломать над этим голову… в темноте? – подойдя к пустому креслу, она рухнула в него, окончательно обессилевшая.

– Давай начнем все же не с моего имени! – предложила гостья.

– Ясно, имени у вас нет, а лицо покрыто особой чешуей, не переносящей искусственный свет, – произнесла она устало, удобнее устраиваясь в кресле напротив гостьи.

Между ними было около пяти метров комнатного полумрака.

Зрение постепенно адаптировалось к слабому освещению. Этот свет принадлежал окнам соседних домов, он кое-как пробивался сквозь плотные шторы, которые кто-то предусмотрительно задернул, не оставив даже малейшего просвета.

Но она, тем не менее, уже смогла различить в противоположном кресле силуэт женщины с собранными в высокую прическу волосами, изящную руку на подлокотнике и темную длинную одежду гостьи, спускающуюся до самого пола. Однако, так как та сидела, откинувшись на высокую спинку кресла и спиной к окну, ее лицо было абсолютно неразличимо.

– Если позволишь, все по порядку: кто я есть и зачем я здесь – вещи настолько тесно взаимосвязанные, что, полагаю, у тебя отпадут всякие вопросы, как только я тебе все объясню!

– Звучит многообещающе! – утомленным голосом на выдохе заметила она. – Но начнем все же с того, кто вы есть.

– Прошу тебя, не злись! – попыталась успокоить ее гостья. – Я не отношусь к разряду людей, приходящих без приглашения в пятницу вечером и испытывающих терпение хозяев разгадыванием шарад!

– Да-а?! А выглядит именно так! – мгновенно среагировала она.

– Прости еще раз! Наберись, пожалуйста, терпения и послушай меня несколько минут, не перебивая, и, надеюсь, ты все поймешь и сможешь извинить меня за это вторжение! – гостья сказала это со всей любезностью в голосе, на которую, вероятно, была способна.

«Видимо, меня ждет еще одно душераздирающее признание!» – с горечью подумала она и произнесла:

– Хорошо, даю вам три минуты, но не больше! Я очень устала и не готова к долгому вечеру откровений непонятно с кем и в полной темноте!

Ее голос действительно звучал утомленно, но уют мягкого кресла, на которое она по привычке закинула уставшие ноги, и обволакивающее тепло квартиры, пусть даже и в практически полной темноте, вселили в нее спокойствие и благодушие по отношению к незваной гостье.

«Пореву попозже!» – подумала она и печально улыбнулась этой мысли.

– Постараюсь уложиться в три минуты! – более сухо и деловито ответила женщина из темноты. – Итак, ты меня хорошо знаешь, и пока этого достаточно! Называть свое имя я не буду, потому что к концу моего короткого рассказа необходимость в этом отпадет. Самое главное сейчас – это то, почему я здесь и именно сейчас!

– Прямо-таки гора с плеч! – снова не удержалась от комментария она. – Ну, хорошо, я уже оценила важность момента, поэтому, если можно, давайте по существу!

– Конечно, спасибо! Времени действительно у меня не так много, поэтому начну с главного… – гостья сделала короткую паузу. – Я явилась сюда именно сегодня вечером, потому что… – гостья еще чуть помедлила: – У тебя сейчас именно такое эмоционально-психическое состояние, спровоцированное высоким градусом нервного напряжения, которое позволит нам без существенных проблем осуществить задуманный мною план и изменить твою жизнь к лучшему! – гостья старалась говорить спокойно, но волнение в ее голосе все же слышалось.

Если бы в комнате было светло, то таинственная незнакомка смогла бы увидеть полностью отвисшую нижнюю челюсть собеседницы. Затем саркастическая гримаса исказила утомленное лицо хозяйки квартиры, а улыбка, которая сейчас блуждала по нему, выражала только одну мысль, которую та и озвучила:

– Это еще что за бред?! Вы что, действительно вторглись в мой дом без разрешения только для того, чтобы нести всю эту нелепицу?! – отбросив всякие церемонии, спросила она металлическим голосом. – А кстати, как вы вошли?!

Гостья никак не отреагировала на ее резкий тон и, проигнорировав последний вопрос, быстро, но спокойно ответила:

– Я хотела бы попросить тебя об одном одолжении, – гостья явно заторопилась.

– А именно? – резко отозвалась она, почувствовав, что близится развязка интриги.

– Чтобы ты вернулась на полгода назад и исправила то, что тогда сделала! – гостья немного повысила голос и, еще больше заторопившись, добавила: – В противном случае это будет иметь для тебя только негативные последствия, потому что уже изменило твою дальнейшую жизнь и, поверь мне, не в лучшую сторону!

Но она уже не слушала, да и не желала слушать пророческие бредни неизвестно кого. Она ощутила себя участницей нелепого телешоу розыгрышей, и волна праведного гнева захлестнула ее настолько, что она стремительно рванулась из кресла, чтобы положить конец этому бессовестному фарсу.

Глава 3

Однако попытка демонстративно подняться с кресла окончилась абсолютно ничем. Неожиданно для себя она обнаружила, что тело совершенно ее не слушается.

Какими-то невидимыми путами она была как будто скована по рукам и ногам. Они удерживали ее в кресле в занятой позе так, что она не могла пошевелиться вовсе и даже повернуть голову.

– А это еще что такое?! – в недоумении спросила она.

– Это действует наш с тобой договор! – торопливо, но спокойно ответила гостья.

– Какой договор? – не поняла она.

– Мы с тобой договорились, что ты выслушаешь меня в течение трех минут… – спокойно пояснила гостья, – И у меня еще остались чуть больше двух с половиной минут!

Ее собеседница ничего не ответила, так как продолжала безрезультатно пытаться освободиться из невидимого плена.

И гостья продолжила:

– Мы сами с тобой установили эти правила игры, поэтому тебе придется их придерживаться!

– Какой игры? Почему я не могу пошевелиться?! – уже теперь несколько испугавшись, спросила она. – Вы меня что, загипнотизировали или меня парализовало?

– Нет, конечно! – послышался легкий смех. – Ни то ни другое! Просто так действует наш с тобой договор!

– То есть? – она все еще ничего не понимала.

– Ты сказала: «Даю три минуты», – я согласилась! Поэтому ты будешь вынуждена выслушать меня в течение этих трех минут и никак не сможешь помешать мне сказать все то, что я намериваюсь!