Причуды чуда

– Слава Богу, она жива, может я дурочка, напридумывала всякую чушь, а все совсем не так, все хорошо, – щеки ее залились румянцем, Юлия Павловна сконфуженно улыбнулась сама себе и отправилась спать.

Ночь выдалась не самая лучшая. Несмотря на дикую усталость, женщина просыпалась буквально каждые полчаса. Юлия Павловна все время поглядывала на, казалось, застывшие намертво цифры на электронных часах, но ночь никак не кончалась. Вконец измучившись, под утро она-таки забылась тяжелым сном, но проснулась уже в шесть утра, несмотря на то что наступила суббота и в этот раз на работу идти было не надо.

Деятельная натура Юлии Павловны требовала какого-то немедленного действия, участия, и для начала она решила навести порядок на кухне. Женщина оделась, тихонько, чтобы не потревожить Людмилу Сергеевну, прошла на кухню, быстро позавтракала и принялась за уборку. Во-первых, решительно выбросила все испорченные продукты из холодильника соседки. Во-вторых, вылила тухлый суп и до блеска вычистила кастрюлю. Потом протерла пол на кухне и в коридоре, собрала весь мусор, свой и Людмилы Сергеевны, и вынесла его.

Вернувшись с улицы, Юлия Павловна села на кухне – в ожидании, когда же соседка, наконец, встанет, но та никак не появлялась из-за своей двери. Чтобы не сидеть зря, Юлия Павловна решила сварить куриный бульон.

«Скорее всего, у Людмилы Сергеевны проблемы с желудком, – решила Юлия Павловна, – свежий бульон – лучшая пища в такой ситуации». Когда к двенадцати часам бульон был готов, все дела сделаны, а соседка так и не вышла из комнаты, Юлия Павловна была твердо уверена в том, что вчера ей не показалось, и беда не просто постучалась в их дом – она уже поселилась в нем.

Ушедшая было тревога нахлынула с новой силой, стремительно перелилась через край, чем заставила Юлию Павловну незамедлительно вновь отправиться к соседке. Со словами: «Людмила Сергеевна, я вхожу» женщина быстро распахнула дверь спальни и в оцепенении замерла на пороге. Несмотря на полдень, комната была погружена в сумрак, тяжелый кислый запах заставил Юлию Павловну резко отшатнуться, но она быстро пришла в себя и, не дождавшись реакции соседки на свое вторжение, стремительно подошла к окну, раздвинула плотно закрытые шторы и распахнула окно.

То, что предстало ее взору, никак не вязалось с образом Людмилы Сергеевны, всегда подтянутой, строгой и на редкость чистоплотной. Не мог человек с медицинским образованием довести свое жилище до такого запустения по доброй воле.

На тумбочке притулились две пустые немытые кружки, наверно из-под чая, одна из них лежит на боку, рядом со стаканом, внутри которого на стенках виднеется неприятный белесый налет. Вскрытая упаковка из-под таблеток валяется на полу, скомканные салфетки усеивают комнату как хлопья грязноватого снега. Из-под кровати выглядывает большой оранжевый таз с непонятным содержимым, из которого явственно разит чем-то резким, то ли желчью, то ли мочой. Рядом с тазом на полу распласталась огромная грязноватая тряпка, похожая на простыню. Одно или два полотенца скомканы и брошены на спинку стула. Шкаф с бельем открыт, его содержимое переворошено, с верхней полки что-то свисает, а на полу перед шкафом в беспорядке вывалена груда чистого белья, вероятно упавшая во время неудачной попытки отыскать что-то нужное.

С ужасом взирая на этот кавардак, Юлия Павловна с шумом выдохнула, а затем перевела взгляд на соседку. Людмила Сергеевна лежала на боку, слегка прикрытая одеялом в несвежем пододеяльнике, простыня застелена наспех, поэтому сбилась, обнажая белый толстый матрас. Волосы соседки неопрятными космами разметались по желтоватой наволочке. При виде Юлии Павловны Людмила Сергеевна с трудом повернула голову, взгляды женщин встретились. Было похоже, Людмила Сергеевна собирается что-то сказать непрошеной гостье, она чуть приподнялась на кровати, но тотчас рухнула без сил обратно и попыталась отвернуться, чтобы скрыть блеснувшие слёзы.

– Людмила Сергеевна, что же это такое? – заговорила Юлия Павловна, голос её постепенно набирал силу вместе с осознанием того, что требуется сделать, – почему вы меня не позвали, умереть собрались тут по-тихому? Я не позволю вам, даже слышать ничего не желаю! Быстро сообщите мне свои данные – какого вы года рождения, где ваш медицинский полис? Что у вас болит, как давно? Я вызываю скорую помощь. Пусть вас везут на обследование, а пока скорая едет, я соберу вам вещи в больницу.

– И не смейте перечить мне. Всё будет, как я сказала! – последнюю фразу Юлия Павловна произнесла четко и громко, чтобы у соседки не возникла даже тень сомнения, сгинуть в одиночестве ей не дадут.

Скорая, к счастью, приехала быстро, как только врачи узнали, кто нуждается в помощи. Бывшие медицинские работники – особая категория для них. После осмотра больной, приехавший доктор отвёл Юлию Павловну в коридор и приглушённым голосом сообщил, её соседка находится в очень тяжелом состоянии: обезвоженный организм, повышенная температура, сильные боли в животе, надо разбираться. «А к врачу следовало обратиться уже давно», – добавил он, но тут же поправил себя. Мол, на месте Людмилы Сергеевны он вёл бы себя точно так же. Это особенность всех медиков – других лечат, а сами себе помочь никогда не могут. Всё им кажется, у них лишь легкое недомогание и не стоит никого беспокоить.

Юлия Павловна, прихватив собранную сумку с вещами, поехала на карете скорой помощи вместе с Людмилой Сергеевной. Помогла устроить соседку в палату, ещё какое-то время провела с больной. Вернулась из стационара женщина только вечером, измотанная не столько физически, сколько морально. Приемный покой, оформление документов, атмосфера человеческих страданий, врачи в белых халатах, запахи, стоны и главное – взгляд Людмилы Сергеевны, брошенный перед тем, как Юлия Павловна собралась уходить. Уж слишком он напоминал прощальный.

Вернувшись, Юлия Павловна наскоро перекусила на кухне и ушла к себе. Надо было отвлечься, посмотреть какой-нибудь дурацкий фильм, только не думать о том, что сегодня произошло. Завтра, все завтра!

Наутро Юлия Павловна встала с тяжелой головой, ночь так и не принесла ей долгожданное облегчение. Поднялось давление, пришлось пить таблетки и ждать, пока организм справится с этой напастью. Кое-как, собравшись с духом, она заставила себя войти в комнату соседки. «Надо всё здесь привести в порядок: прибрать в шкафах, сменить постельное белье на кровати, по возможности всё выстирать. Когда Людмила Сергеевна вернётся, пусть ничто не будет напоминать ей о болезни. Это самое важное», – внушала самой себе женщина, чтобы мобилизоваться и, невзирая на плохое самочувствие и неуклонное подспудное желание лечь и растечься по кровати, осуществить задуманное.

Путём больших усилий начав приборку, Юлия Павловна потихоньку втянулась и спустя пару часов уже любовалась результатами своего труда. Пол блестел как ёлочная игрушка, кровать аккуратно заправлена, нигде ни соринки. Благодаря открытым окнам, комнаты Людмилы Сергеевны наполнились морозным воздухом, который, похоже, прогнал даже след от памяти о вчерашней трагедии.

Но расслабляться Юлии Павловне было некогда. Ещё предстояло приготовить Людмиле Сергеевне что-нибудь диетическое, но вкусненькое, зайти в магазин за водой или соком и скорее в больницу, посещения там возможны только до девятнадцати часов. Пока на плите поспевали паровые котлетки из телятины – Юлия Павловна по собственному опыту знала, что такие котлетки идут в больнице на ура: и вкусно, и полезно – женщина задумалась о том, что ждёт её впереди.

А впереди уже замаячила череда до предела напряжённых дней. Помимо того, что на работе аврал, который точно не рассосется до новогодних праздников, а стало быть придется работать не покладая рук, отныне ей предстоит ещё и что-нибудь готовить для больной каждый день. Причём, такое, что станет есть привередливая Людмила Сергеевна, которая знает толк в пище и очень не любит, когда её жалеют. Так что постараться, дабы соблюсти все приличия и удовлетворить все капризы соседки, придётся.

А ещё придётся каждый день ходить в больницу, навещать больную и при этом выглядеть беззаботной и веселой, чтобы у Людмилы Сергеевны, не дай Бог, не сформировалось, чувство вины. Но бросить соседку в больнице одну Юлия Павловна не могла. Это просто немыслимо!

С этого дня Юлия Павловна навещала ее ежедневно, как по расписанию, Людмила Сергеевна всякий раз с нетерпением ждала встречи, но никогда не показывала, как ей это важно. А напротив, постоянно ворчала, что может обслуживать себя сама, в больнице её все любят, да и к больничной еде она давно привыкла. «И вообще, Юля, нечего сюда таскаться каждый день. Чай, не зоопарк здесь, а я не слон или жираф, чтобы меня разглядывать. Займись лучше собой, вон, лица на тебе нет. Поспи подольше», – примерно такой тирадой встречала Людмила Сергеевна Юлию Павловну, когда та входила в палату, но спустя 5-10 минут начинала жадно расспрашивать обо всём, что происходит, потом принималась за принесённую еду, готовила Юлия Павловна хорошо, а затем долго рассказывала о себе, о больнице, о лечении. В итоге встреча двух женщин продолжалась минимум полчаса, но чаще дольше.

Прошло время, и Людмиле Сергеевне стало лучше. Юлия Павловна поняла это однажды вечером, зайдя в палату и увидев обращённые к ней глаза Людмилы Сергеевны. Они буквально лучились от облегчения, от предвкушения того, что можно, наконец, оставить больничные стены в прошлом и вернуться домой, в привычный «большой» мир. Глядя на сияющее лицо соседки, Юлия Павловна вдруг почувствовала как распадается на атомы плотный комок, застрявший где-то в подвздошьи еще в тот день, когда Людмилу Сергеевну увезли на скорой, и мешавший ей вдыхать полной грудью. Этот комок находился там всё время, пока болела соседка. А сегодня она в первый раз за много дней дышала свободно. Чувствуя, как лёгкие насыщаются воздухом, которому уже ничто не препятствует, и удивляясь, как же она могла не замечать эту постоянную сдавленность в груди, это бескрайнее напряжение, утекающее сейчас с каждым новым выдохом.

Сразу же после приветствия, Людмила Сергеевна радостно объявила Юлии Павловне, на следующей неделе ее выписывают, курс лечения почти закончен, можно ехать домой. Соседка была оживлена и много расспрашивала Юлию Павловну о погоде, о том, что творится дома и в городе. Та сначала подхватила радостный тон, но постепенно начала замечать, что бледность никуда не ушла с щёк Людмилы Сергеевны, да и вообще вид у неё был далеко не цветущий. «Выписка – это, конечно, хорошо, но что-то здесь не так. Здоровой Людмила Сергеевна явно не выглядит», – уже на выходе из палаты поняла Юлия Павловна и решила обязательно расспросить лечащего врача о том, что за хворь у соседки, и каковы её возможные последствия. На ее счастье он дежурил сегодня по отделению. Об этом ей сообщила медсестра, остановленная в коридоре Юлией Павловной.

– Здравствуйте, Геннадий Михайлович, можно поговорить с вами минуточку? – произнесла женщина, заглянув в ординаторскую. О том, что его зовут именно так, ей подсказала медсестра,– я по поводу Поповой Людмилы Сергеевны.

– Вы родственница? – задал вопрос врач, даже не поздоровавшись.

– Нет, я соседка, мы живем в одной квартире, а родственников у нее нет, я наверное единственный близкий ей человек, – ответила Юлия Павловна и решительно вошла внутрь и закрыла за собой дверь.

Геннадий Михайлович сидел за письменным столом, до краёв заваленным медицинскими картами и множеством иных разнокалиберных бумажек. Из всего освещения в комнате горела одинокая настольная лампа, да еще слабо мерцал монитор компьютера.

– Проходите, присаживайтесь, – предложил доктор, разворачиваясь лицом к вошедшей, – значит, будем говорить с вами, раз родственников нет, но учтите, разговор будет неприятным.

– А, что разве Людмила Сергеевна не пошла на поправку? Или опять что-то случилось? Я только от нее, она уже домой собирается, только об этом и говорит, – выпалила Юлия Павловна, присаживаясь на край стула.

– Видите ли, мы помогли ей выйти из кризиса, сняли острые боли, улучшили самочувствие, но вылечить полностью мы ее не можем. Мне очень жаль, но у Поповой рак поджелудочной железы четвертой стадии. Опухоль сдавливает внутренние органы, нервы, это и становится причиной болевого синдрома, при этом возникает тошнота, рвота. Нарушается аппетит. В нашем случае даже химиотерапия бесполезна. Мы ничем не можем ей помочь, – говоря всё это, Геннадий Михайлович смотрел в глаза своей собеседницы твердым не мигающим взглядом, не пытаясь отвернуться.

– Что же мне делать? И когда она умрет, сколько осталось? Какой кошмар, Господи! – Юлия Павловна не знала, куда ей деть руки, она бесконечно сжимала, комкала пальцы правой руки левой и наоборот.

– Не думаю, что это продлится больше двух месяцев. Единственное, что мы можем предложить, поскольку Людмила Сергеевна медицинский работник вот – и Геннадий Михайлович протянул женщине визитку.

– Звоните, когда она перестанет есть и пить, мы заберем её сюда, чтобы облегчить последние дни.

– Она еще не знает? – спросила Юлия Павловна.

– Я скажу ей завтра. Перед выпиской. Сам, – заявил доктор отрывистым и безапелляционным тоном.

Юлия Павловна поняла, что разговор закончен. Врач вернулся к своим бумажкам, а оглушённая ужасной новостью Юлия Павловна потащилась домой. Слезы непрестанно заволакивали её глаза, не помня себя, как зомби Юлия Павловна добралась до дома, по дороге то и дело, спотыкаясь и наталкиваясь на прохожих.

Она проревела полночи, сидя на кровать. Просто так, потому что даже представить не могла, что теперь будет с нею, с этой квартирой, с Людмилой Сергеевной. Потерять ещё одного близкого человека за такое короткое время – это уж слишком! Но на следующий день Юлия Павловна взяла себя в руки. Как могла, натянула на лицо улыбку и пошла забирать соседку из больницы. Улыбка, впрочем, отклеилась тотчас, лишь она глазами встретилась с Людмилой Сергеевной. Их взгляды соприкоснулись на один миг и тут же разошлись в разные стороны. И более не пересекались до самого дома. Обе старательно делали вид, что всё в обыденно, что главное сейчас – собрать пожитки, ничто не забыть, вызвать такси, одеться, получить выписку.

Женщины доехали до дома на такси. Они сидели в полном молчании, забившись в разные углы машины, так же молча поднялись в квартиру, зашли внутрь. Юлия Павловна донесла тяжелую сумку соседки до порога её комнаты. Людмила Сергеевна, не глядя на неё, выхватила сумку из рук и с натугой занесла её, захлопнув за собой дверь. Больше в этот вечер Юлия Павловна её не видела и не слышала.

Это не было похоже на ссору, скорее, каждая из женщин чувствовала, любое брошенное слово может прорвать хлипкую плотину с трудом сдерживаемых эмоций. А переварить эти эмоции, справиться с ними, ни одна из них сегодня не была в состоянии.

Глава 6 Искусство давать прозвища

На другой день Юлия Павловна встала с осознанием – нужно действовать. «Негоже умирать раньше времени, мы ещё поживём, мы ещё посмотрим… – крутились у неё в голове не совсем оформившиеся, но вполне определённые мысли, – что бы ни случилось завтра, нужно продолжать жить сегодня. А сегодня все живы. И вообще, нужно это отпраздновать, что все живы. Устрою-ка я праздник жизни!» Сказано – сделано, и Юлия Павловна, испытывающая мощный прилив вдохновения, принялась воплощать своё намерение в жизнь.

– Людмила Сергеевна, идите на кухню, я ужин приготовила. Только приведите себя в порядок, у нас гость будет. Я, когда в магазин ходила, встретила Вадима Олеговича, соседа верхнего. Он спросил, выписали вас или нет. Я сказала, что вы дома уже. Так вот, он к нам зайдет сегодня часов в семь, а сейчас уже без десяти, – Юлия Павловна говорила очень громко, стоя перед дверью соседки, при этом тихонько постукивая по поверхности костяшками пальцев.

Запертая дверь вдруг распахнулась, на пороге стояла Людмила Сергеевна, аккуратно причесанная в красивом халате, который Юлия Павловна на ней ещё ни разу не видела. Женщина слегка вздрогнула от неожиданности, но не смутилась и продолжила свой монолог:

– Я купила утку и потушила ее с картошкой, получилось просто объеденье. А еще я взяла большую бутылку какого-то иностранного виски, я не очень в этом разбираюсь, но мне показалось, что вино и такой огромный мужчина, как наш сосед – это как-то не серьезно. А еще наморозила льда, ведь виски пьют со льдом или я что-то путаю?

– А ещё я очень рада вас видеть, – женщина говорила немного сбивчиво, иногда повторяя отдельные фразы, потому что смущение опять вернулось к ней, и Юлия Павловна стремилась заглушить его потоком слов.

– А почему утка? – внезапно спросила соседка с интересом, – Ведь это жирно очень. Мне никогда не удавалось приготовить утку сносно. Хочу попробовать, что у тебя получилось.

И обе женщины отправились на кухню, где Юлия Павловна уже накрыла стол, разложила приборы и расставила стаканы. Людмилу Сергеевну было просто не узнать. Внешне она полностью вернулась в своё прежнее бодрое, активное и слегка начальственное состояние. Зайдя на кухню, сразу принялась двигать стулья, поправлять занавески.

– Я кожу с утки сняла, – воодушевлённая позитивной переменой, случившейся с соседкой, защебетала Юлия Павловна, – весь жир выбросила, ведь он под кожей в основном, поэтому получилось совсем не жирно. Еще и морковки немного бросила. Попробуйте, Людмила Сергеевна, по-моему, не плохо.

Людмила Сергеевна взяла со стола ложку, зачерпнула немного жижечки из большой кастрюли, попробовала, как дегустатор пробует вино, зримо двигая челюстями, на ее лице возникла довольная улыбка.

– А ведь и правда вкусно! – вынесла она свой вердикт, – мне бы и в голову не пришло, снять с утки кожу. Я пару раз пыталась приготовить эту злосчастную птицу – не получилось. И больше я никогда не покупала утку. И вообще ни разу не ела – ни дома, ни в гостях, ни в ресторане. Даже и не подозревала, что она может быть такой вкусной.

– Пойду-ка, переоденусь к ужину, – положив ложку, спохватилась соседка, бросив взгляд на свой халат, и заторопилась к выходу.

– Я быстро, ещё икру принесу, у меня есть баночка черной икры. А хлеб белый у тебя есть, и масло сливочное? – последние слова Людмила Сергеевна проговорила уже на ходу, направляясь к своей двери.

– Да, есть батон. Сейчас нарежу, – бросила вслед соседке Юлия Павловна, доставая нож из ящика стола.

Вадим Олегович, как и обещал, этим вечером пришел к ним в гости. Опоздал минут на десять, но это было неважно. Открывать вызвалась Людмила Сергеевна, а Юлия Павловна осталась на кухне доделывать бутерброды. Не зная почему, она вдруг заторопилась, уронила нож на пол, подняла, вымыла его и тотчас снова бухнула на пол. Вообще, с приходом мужчины дом быстро наполнился какой-то суетой. Хотя ни Вадима Олеговича, ни Людмилы Сергеевны пока не было видно – они так и стояли в прихожей – в квартире явно что-то происходило. Из коридора до Юлии Павловны доносился довольный смех соседки, перемежающийся с басовитым говорком Вадима Олеговича. Слова не разобрать, но, судя по интонации, разговор был приятным.

Юлия Павловна продолжала нарезать батон, намазывать масло и накладывать икру, попутно во все уши вслушиваясь к звукам из прихожей. Ей очень хотелось понять, что же там происходит, но воспитание не позволяло откровенно подслушивать сторонние разговоры, и женщина томилась от неизвестности.

Наконец Людмила Сергеевна появилась в дверях кухни. Щеки ее покрылись легким румянцем, глаза влажно блестели, в руках она держала огромный букет из роз нежно-кораллового цвета. Вадим Олегович, сияя улыбкой, шёл следом. Он как ребёнка на руках нёс бутылку дорогого коньяка.

– Юля, достань вазу, вон в том шкафу. Нет-нет в следующем. Да вот же она, разве не видишь? – приказала Людмила Сергеевна, указывая взглядом на шкаф в углу.

Юлия Павловна поспешила выполнить приказ, чтобы скрыть неожиданно для неё самой проступившую на лице краску. И почему она так смутилась?! «Подумаешь, какой-то домоуправляющий! Знавали мы гостей и покруче!» – уговаривала она себя, но уговоры помогали слабо.

– Какие они красивые, и пахнут чудно! – между тем, Людмила Сергеевна окунула лицо в нежные лепестки роз, вдыхая их аромат, затем гордо водрузила букет в протянутую Юлией Павловной вазу.

– Спасибо, Вадим, давненько я не держала в руках такую красоту, – проворковала она, обращаясь к стоящему с довольным видом Вадиму Олеговичу.

– Давайте я налью в вазу воду и лучше будет на стол цветы поставить? – подсуетилась Юлия Павловна, забирая букет из рук соседки.

– Помнится, частенько я видел вашего мужа с подобными букетами, – произнес Вадим Олегович, по-прежнему улыбаясь.

– Да, мой муж любил делать мне подарки, – улыбка не сходила и с лица Людмилы Сергеевны, видно было как сильно она рада этим цветам, гостю, встрече.

– Вадим Олегович, присаживайтесь к столу. У нас сегодня утка, Юля приготовила. Очень вкусная, я уже попробовала, – предложила Людмила Сергеевна как гостеприимная хозяйка.

Они долго сидели на кухне, разговаривая о самых разных вещах, вспоминали прошлое, какие-то интересные моменты и забавные случаи, потягивали виски c кубиками льда. Никогда до этого Юлия Павловна не пила виски со льдом, но с каждым глотком всё больше проникалась таким сочетанием. Уже после третьей рюмки все заметно захмелели. Вадим Олегович оказался интересным собеседником, а Людмила Сергеевна, очевидно позабыв про свои хвори, кокетничала с ним, как юная студентка – то ли в шутку, а может и всерьёз.

– А помните, Людмила Сергеевна, как с вашей лёгкой руки мы звали соседа вашего бывшего, Никиту? – Вадим Олегович хитро посмотрел на Людмилу Сергеевну, потом перевёл взгляд на Юлию Павловну и подмигнул ей. – Ваша соседка, Юлия Павловна, всегда отличалась редким даром удивительно точно давать прозвища. Например, одного из дворников прозвала Рыбом. Потому что он вечно был под мухой, а когда сердился, без слов хлопал беззубым ртом, облик имел вяленый, а манеры – скользкие. Его с тех пор иначе как «Рыб» и не называл никто. Даже имя настоящее вспомнить не могли.

– А как прозвали Никиту? – спросила заинтригованная Юлия Павловна.

– Ньютоном! – выпалил, сияя, Вадим Олегович. Ему явно нравилась эта история, которую он поспешил рассказать:

– У нас во дворе росла старая яблоня с удивительно крупными, но кислыми яблоками. Так однажды Никита, тогда ещё совсем пацан, выскочил из парадной и понёсся куда-то радостно, во весь опор. И когда он пробегал под яблоней, ему точно в темечко попало сорвавшееся с ветки огромное яблоко. Причём стукнуло его с таким звуком, что все кругом обернулись! Никита от испуга ударился в рёв, шишка у него вскочила, а Людмила Сергеевна к нему подбежала, голову мальчика к себе прижала и говорит: «Не беда, Никитушка, зато ты теперь наверняка Ньютоном будешь!». А Никите, к слову, физика всегда с трудом давалась, но историю про Ньютона он знал. И что вы думаете, парень тут же успокоился, расцвёл, довольный. Потом его частенько Ньютоном называли, а он с тех пор поумнел, институт окончил. И всегда очень ценил Людмилу Сергеевну, за доброту её удивительную.

– Кстати, а Юлии Павловне вы прозвище ещё не дали? – обратился он к Людмиле Сергеевне в шутку.

– Юля для меня – родной человек. Пожалуй, единственный. Для меня она всегда Юля,– неожиданно серьёзно и даже слегка холодно ответила Вадиму Олеговичу Людмила Сергеевна.

Тот сразу потупился и, кажется, немного покраснел. Чтобы разрядить обстановку Юлия Павловна поспешила рассказать свою историю:

– Знаете, а с моим мужем тоже случай забавный был, почти как с Никитой. В студенчестве приятели подарили ему блок-флейту. В то время играть на флейте в наших кругах считалось высшим пилотажем. Так вот, мой Саша сразу же решил освоить инструмент, но быстро выяснилось, что дома этому отнюдь не рады. Его мама даже поставила ультиматум: или бросай занятия, или живи, где хочешь. Друзья от Сашиной игры тоже были не в восторге, пришлось моему страдальцу репетировать на улице. Он выбрал уединённое место, сел на лавку и начал наигрывать что-то простенькое. И что вы думаете, при первых же звуках флейты откуда-то прилетела здоровенная и наглая ворона, устроилась в ветвях дерева прямо над лавкой, где расположился флейтист, и давай каркать. Только он начинает играть, ворона тут же отвечает громким раздражённым воплем. Промаявшись так минут десять – а ни Саша, ни ворона уступать не хотели – неудачливый музыкант уже было хотел покинуть насиженное место, но решил попробовать ещё один пассаж напоследок. К его удивлению, на этот раз было тихо. Воодушевлённый, он взял самую высокую ноту, и в это момент мерзкая птица… нагадила на него. Как рассказывал Саша, вороний помёт запутался у него в волосах, скатился на ухо, огромным пятном расплылся по плечу новой рубахи. Сделав своё грязное дело, ворона победоносно каркнула, сделала круг над Сашиной головой и улетела. А он остался обтекать на лавке. С тех пор Саша ни разу не прикоснулся к флейте. Как он любил повторять, признание его таланта было слишком наглядным и вещественным, чтобы продолжать упорствовать.