Причуды чуда

Юлия Павловна буквально не узнавала соседку – всегда немного чопорная, вечно острая на язык, в этот вечер она много суетилась, смеялась, что-то прелестно щебетала и была само добродушие.

Только когда котлеты с грибным соусом и пюре из картофеля были полностью поглощены Никитой и Юлией Павловной, а пара рюмочек холодненькой водки (под горячее) опустошены, Людмила Сергеевна позволила разговору продолжиться. Сначала женщины, как гостеприимные хозяйки, дали возможность Никите вспомнить обо всем, что навеял ему старый дом, а потом на его вопрос: «Ну и как вы здесь вдвоем поживаете?» начали наперебой стали рассказывать о своей жизни.

Они и сами не подозревали, сколько событий, смешных и трогательных историй произошло с ними за это короткое время. «А помните, Людмила Сергеевна, как вы кашу не доварили и в сердцах всё спустили в унитаз, так что брызги были даже в коридоре…», «А помнишь, Юля, как ты забыла утром расчесаться и явилась на кухню точно хиппи, с настоящими дредами», – радостно восклицали соседки, спеша угостить Никиту, который весело внимал им, очередным примечательным фактом их коммунальной жизни. «А когда вы в кухню в одном тапке пришли!» «Да это я тебе в дверь один тапок пульнула!» «Это когда я вас психопаткой назвала, потому что вы мой суп сдвинули с конфорки? Я жду-жду, он никак не закипает, смотрю…»

Каждая такая история заканчивалась очередным взрывом хохота. Смеялись все трое, вскоре Никита уже не мог смеяться, а только всхлипывал и бесконечно повторял «ой, не могу!» и «ну вы даёте!» А ведь совсем недавно полная мрачных предчувствий Юлия Павловна полагала – любой, даже маломальский спор с Людмилой Сергеевной может всерьёз рассорить ее с соседкой, так что они днями не будут разговаривать друг с другом. И что любая мелочь способна стать причиной острой, не проходящей обиды. Сейчас же все недоразумения и даже конфликты воспринимались легко и потешно, как забавный анекдот.

– Я гляжу, у вас тут каждый день праздник, не соскучишься, – наконец произнёс Никита, вытирая слезящиеся от смеха глаза.

– Ну-ка, Никита, давай, лучше рассказывай, как у тебя дела семейные. Когда прибавления ждете? – решительно поменяла тему Людмила Сергеевна, посерьёзнев. – Дети – это самое важное в жизни. И лучше, когда ребёнок не один.

– Я как раз так не думаю, – медленно проговорил Никита, который от этого поворота тоже сразу посерьезнел, – у моей жены уже есть ребенок от первого брака. Девочка, три года, нам пока хватает с ней забот, куда еще одного? Я пока не готов.

– Так ты папаша уже? Ничего себе, а я и не знала! Три года – совсем большая уже, можно и второго заводить. Сыночек будет в самый раз, – с жаром изрекла Людмила Сергеевна.

– Да я на ноги еще не встал, – возразил молодой человек, явно ощущая себя не в своей тарелке от предложенной темы,– на новой работе закрепиться надо, квартира опять же новая, не обставлена до конца. Успеем еще детей завести, куда торопиться?

– Это только кажется, что некуда торопиться. На самом деле, всему свое время. Упустишь его, и уже не наверстать. Совместные дети – фундамент для семьи. Как сказали бы в советское время, они базис, основа, без них брак шаткий. Дети – посредники между мужем и женой. Я бы провела аналогию с тортом. Два коржа – родители, а ребенок, как крем между коржами – все самое вкусное, самое сладкое там, в креме, он же и скрепляет эти два коржа, – Юлия Павловна тоже не преминула включиться в этот разговор.

Никита, почувствовав, что женщины единодушны и явно настроены на то, чтобы продолжить наступление на него с двух фронтов, решил отвечать не обеим сразу, а выбрал для атаки Юлию Павловну.

–А у вас, Юлия Павловна, были дети? – с лёгким вызовом поинтересовался он.

Женщина не ожидала такой перемены курса в разговоре и немного запнулась, подбирая для ответа нужные слова:

– Мне всегда очень трудно отвечать на этот вопрос. И вспоминать очень больно. Но вам, Никита, я расскажу.

На щеках Юлии Павловны загорелись два пунцовых пятна, она заметно напряглась, но продолжала говорить, постепенно повышая голос:

– Может, Никита, моя история даже заставит вас взглянуть с какой-то другой стороны на проблему детей. У меня в первом браке был сын, но я его убила!

Последние слова женщина почти выкрикнула. Людмила Сергеевна слабо вскрикнула и прикрыла рот ладонью, лицо её одновременно выражало ужас от осознания факта и сочувствие к Юлии Павловне. Никита побелел, выпрямил спину, непроизвольно вытянувшись во весь немалый свой рост, и хотел было остановить рассказчицу, не желая дать ей погрузиться в тяжёлые воспоминания, но та покачала головой, показывая своим видом, что хочет продолжить свою исповедь. Она слегка сгорбилась и, опустив глаза в пол, приглушённым теперь голосом начала свой рассказ:

– Сын мой родился со слабым здоровьем. Часто болел. Ему было семь лет, когда сильная простуда свалила его в кровать. Температура не спадала несколько дней, и врач, очень пожилая женщина, такая, знаете, старой советской закваски, которая привыкла все болезни лечить йодом и рыбьим жиром, прописала какие-то «современные» антибиотики. Причём, их надо было вводить внутримышечно, делать уколы. Я умела колоть, родители мои в старости болели, пришлось научиться. Купила я в аптеке шприц, лекарство в пузырьках, новокаин в ампулах и сделала своему мальчику укол…

Тут Юлия Павловна не выдержала, уронила голову на ладони и заплакала. Людмила Сергеевна соскочила со своего стула, встала за спиной у соседки, положила ей руки на плечи, постаралась прижать к себе. Никита молча смотрел расширившимися зрачками на Юлию Павловну.

– Спасибо, я в порядке, – через минуту сказала Юлия Павловна, взяв себя в руки,– в общем, все очень быстро произошло. Сын умер в течение десяти минут после первого же укола. Аллергический шок, я даже не успела скорую вызвать. А врачиха та еще лет десять деток лечила, ей как с гуся вода. Муж первый, отец ребёнка, не простил мне, мы разошлись практически сразу после похорон. Я очень долго приходила в себя, а потом всё боялась забеременеть – вдруг ребёнок такой же больной будет и снова умрет. Не один раз у меня была возможность выйти замуж, завести детей, но, как правило, мой отказ от материнства расстраивал очередное замужество. Пока я не встретила своего второго мужа Сашу. К сожалению, нам было уже много лет. Ах, если бы только я встретила его раньше, обязательно решилась бы на ребенка! С ним я ничего не боялась. Но было уже слишком поздно. А теперь и Саши нет, и детей нет. Жаль, очень жаль. Не была бы сейчас одна, как перст.

На кухне воцарилось тишина, каждый задумался о чем-то своем. История Юлии Павловны явно заставила Никиту поразмыслить, он вжался в стул, нахмурился. Людмила Сергеевна всё стояла за спиной Юлии Павловны, обнимая её одной рукой и ласково поглаживая волосы другой.

– Я тоже сглупила в жизни, не родила второго ребенка, – прервала сгустившееся общее молчание Людмила Сергеевна, вернувшись на своё место. – Сын у нас уже был, а места в одной комнате было мало. Это потом уже, после смерти соседки вторая комната нам досталась. Помнишь, Никита, Анастасию Семеновну? Ну, старушка с нами жила, когда ты маленький был, ты должен помнить!

– Да, помню, разумеется! – Никита откровенно обрадовался, что к нему, наконец, обратились, включили в разговор, – Она ещё всегда карамель для меня в кармане фартука держала. И угощала, пока мама не видит.

– Вот-вот! – подхватила Людмила Сергеевна и затем продолжила, – После смерти её комнату нам отдали, на расширение. Нас ведь трое тогда было, вот и увеличили нам жилплощадь. Только это не повлияло на увеличение семьи. Сначала я очень хотела родить, но только работа в больнице всё время отнимала. Да и сын наш настоящий сорванец был. Глаз да глаз за ним. Так и не решились мы на ещё одного ребенка. А надо было, в этом я с тобой, Юля, согласна! Все думала – успею еще, какие мои годы. Так жизнь и промчалась…

Людмила Сергеевна взяла крохотную паузу и, уже с большим энтузиазмом закончила:

– Ничего не откладывай, Никита, всё надо делать вовремя. И детей рожать, пока молодые. Старикам дети не положены, природу не обманешь, старикам внуки нужны. Но чтобы были внуки, в молодости детей родить и воспитать надо. А то будешь как мы, одиноким и никому ненужным. Ладно, нас с Юлей жизнь свела, спасибо Господу, а то куковали бы…

– Ну уж, ненужными! – не согласился с ней Никита, – Вы как родные сестрички. Похожи, точно две капли мёда. И дома у вас хорошо и уютно, будто вы одна семья.

Женщины смущённо, но радостно переглянулись.

– Ладно, обязательно подумаю над вашими словами, – закончил этот странный разговор Никита, поднимаясь со своего места, – спасибо, отдохнул в вашей компании, словно у мамы в гостях побывал, давно так хорошо не было!

Никита ушел, соседки, прибравшись на кухне, разошлись по комнатам, время было уже позднее. Расчёсываясь перед сном, Юлия Павловна долго смотрела в зеркало, пытаясь понять, почему Никита назвал их с Людмилой Сергеевной сестричками. Никакое, даже малейшее сходство она так и не нашла. «Глаза у меня карие, продолговатые, а у Людмилы Сергеевны светло-серые и почти круглые. Я смуглокожая, а она совсем белёсая. Да и комплекция у меня другая, не такая сухая, как у Людмилы Сергеевны», – вертясь перед так и сяк, размышляла Юлия Павловна, изучая своё изображение. «Нет, мы решительно вовсе не похожи!» – вынесла она вердикт и с этими мыслями отправилась спать.

Где-то под утро Юлии Павловне приснился странный сон. Обычно она плохо помнила свои сны, забывала их почти сразу, как открывала глаза, но этот врезался в память. Точнее не весь сон, а отдельные его части, связанные между собой одним сюжетом. Во сне она сначала ощутила себя в некоем тусклом пространстве, не имеющем ни верха, ни низа, ни каких-либо других сторон. Пространство было абсолютно пустым, но эта пустота почему-то совсем не пугала Юлию Павловну, которая обычно страдала агорафобией и всегда старалась иметь крышу над головой.

Внезапно боковым зрением Юлия Павловна ощутила в пустоте какое-то движение. Она перевела туда взгляд, но сразу поняла – это бесполезно. Она ничего не сможет увидеть, глядя прямо перед собой, лишь уловить ускользающее нечто самым краешком глаза. Впрочем, во сне это её нисколько не смутило, она старательно уставилась вперёд, параллельно вглядываясь боковым зрением туда, где заметила движение. И тут же увидела лицо своего мужа Саши. Только одно Сашино лицо, без остальных частей тела. Даже не лицо, а его улыбку, она тотчас вспомнила про Чеширского кота, но секунду спустя уже не думала об этом, потому что какой-то голос внутри неё сказал Саше: «Как же мне тебя не хватает, я совсем одна!»

«Ты должна найти родственную душу, тогда не будешь одна», – пришёл ей такой же внутренний ответ, и Юлия Павловна поняла, что Саша говорит с ней. «Ты моя родственная душа, – начала было Юлия Павловна, но Сашино улыбающееся лицо начало бледнеть, растворяться в пустоте, и женщина, силясь остановить его, поспешно выкрикнула, – я пыталась, но никого не нашла. Как мне найти родственную душу?» Сашина улыбка вернулась на своё место и даже расширилась, стала ярче. Юлии Павловне показалось, что он со значением подмигнул ей.

И сразу пространство вокруг женщины наполнилось огромным множеством медленно плывущих в нём шаров. Совсем крохотных, не больше тех, которыми играют в настольный теннис. Ошеломлённая странной картиной, Юлия Павловна начала рассматривать эти шары и внезапно поняла, что тоже стала таким же шариком, перемещающимся в общем потоке.

В следующий миг она точно знала, что каждый шар имеет свой цвет. И что некоторые шары образуют пары и даже группы. Откуда пришло это знание, Юлию Павловну во сне не интересовало – знает, и точка. Гораздо больше её сейчас занимало то движение, в которое она вовлеклась. Сначала это движение казалось ей бессистемным и хаотичным, но уже через мгновение женщина увидела в этом хаосе закономерность. Точнее, даже так – никакого хаоса не было и в помине.

Шары двигались с разной скоростью и в разных направлениях, но при этом образовывали пары и даже группы. И вот внутри своих пар или групп движение шаров было согласованным. Все они исполняли удивительно синхронный хороводный танец, вращаясь вокруг общего центра, но в центре пары или группы была пустота. И ещё она поняла – все шары в парах и группах были одного цвета.

Как только ей пришла эта мысль, Юлия Павловна увидела, как одна из пар, шары в которой заметно отличились оттенками, разорвала своё совместное кружение, и шары полетели в разные стороны.

«А какого цвета я?» – неожиданно подумала Юлия Павловна и впала во сне в отчаяние, потому что не знала, как узнать свой цвет. Отчаянье это было жгучим как острая боль, но очень кратковременным, потому что Сашин голос в её голове спокойно произнёс: «Посмотри на меня». Юлия Павловна принялась разглядывать Сашино лицо боковым зрением, вначале она плохо понимала, что нужно делать, но несколько секунд спустя почувствовала, как изменился оттенок этого лица.

Она именно не увидела, а ощутила – Сашин образ был белёсо-голубоватого цвета. Такой цвет приобретает небо над спокойным морем самым ранним утром, над гранью соприкосновения морской и небесной стихий, когда трудно разобрать, какого оттенка больше – белого или голубого. И женщина без дополнительных пояснений поняла, белёсо-голубоватый – это её цвет.

Дальше её бросило в новый фрагмент сна. Шары вокруг Юлии Павловны своей густотой теперь напоминали водоросли, от которых цветёт вода. У неё рябило в глазах от буйства красок этих цветовых пятен. Больше всего было шаров земляного и красного оттенков. Кстати, именно багровые шары чаще собирались в большие группы. Хотя нет, хватало и жёлтых «хороводов». Заметив вдалеке синеватое пятно, Юлия Павловна радостно устремилась к нему, но нужный шар тотчас растворился среди прочих. Несколько раз она бросалась к шарам синих оттенков, но всякий раз они или оказывались сине-зелёными, сиреневыми, в общем, не совсем нужного цвета. Или, когда женщина была совсем рядом, бесследно растворялись в общей массе.

Юлия Павловна растерялась, потому что абсолютно не понимала, куда ей нужно идти, где же её родственная душа. Кругом всё представлялось таким чужим, бестолковым и суетливым. «Вперёд – это там, где красный свет», – внезапно раздался в её голове Сашин голос. «А где здесь красный свет?» – спросила во сне Юлия Павловна. Ответ снова пришёл из ниоткуда: «ты сама знаешь, потому что уже шла на этот свет». С этой мыслью Юлия Павловна проснулась.

В течение всего утра она никак не могла отделаться от дум о том, что пережила во сне. «Что бы это значило? – блуждали в её голове настырные мысли, – сон, конечно, всего лишь сон. Ерунда, в общем. Но почему тогда я настолько отчётливо его помню? Может быть, в нём что-то есть?» Отвлечься наконец от этих размышлений Юлию Павловну заставил вопрос Людмилы Сергеевны, которая уже давно появилась на кухне и всё это время пристально наблюдала за соседкой, явно ничто вокруг не замечавшей и полностью погруженной в себя:

– Юля, у тебя всё нормально? Ты плохо спала?

– Ой, Людмила Сергеевна, а я и не заметила, как вы вошли! Всё в порядке, просто задумалась немного, – сконфузившись от того что её застали врасплох, Юлия Павловна подняла глаза на соседку, та стояла перед ней в кофточке белёсо-голубоватого цвета, которую до этого ни разу не надевала. По крайней мере, раньше она на Людмиле Сергеевне ее не видела.

– Как вам идёт эта блузка! – вырвалось у Юлии Павловны.

И только после этих слов, произнесённых неосознанно, наспех, в мозгу Юлии Павловны сверкнуло воспоминание о том, какого цвета она была во сне. Тот самый оттенок! Видимо, лицо у неё выражало в этот миг такую вселенскую растерянность, что соседка улыбнулась Юлии Павловне, подошла к ней ближе и ласково потрепала по руке. А потом развернулась и проследовала в свою комнату. А Юлия Павловна осталась на кухне, только через несколько минут осознав, что уже давно сидит с открытым ртом. «Боже мой, – думала женщина, – Как это просто! Всё правильно, красный свет привёл меня именно сюда, в эту квартиру. Значит…»

И ощущение родства с соседкой проклюнулось в ней подобно ростку из семечка, с каждым днем набирая силу и укрепляясь в своей правоте.

Глава 5 Колокольчик беды

Такая идиллия продолжалась примерно с полгода, пока не случилась беда. Она подкралась неожиданно, как зима в сентябре, когда вчера ещё всё цвело и зеленело, а сегодня везде лежит снег. Будто все это время беда медленно надвигалась, заполняя пустые уголки своей вязкой тенью, украдкой сочилась сквозь щели, оборачиваясь внезапным ночным кошмаром, память о котором полностью исчезает утром рабочего дня, с его подступающими проблемами. Нависала над головой непонятно откуда взявшимся напряжением, которое, впрочем, улетучивалось так же быстро, как и возникало. Пока, наконец, не стала заметной невооруженным глазом.

Как известно, с началом четвёртого квартала во всех организациях кипит напряженная работа: надо успеть закрыть объекты в срок, добиться, чтобы все сделанное приняли заказчики. Если есть ошибки, исправить их незамедлительно, поэтому сверхурочные часы приветствуются и кое-где даже становятся обязательными. Не минула чаша сия и Юлию Павловну. Домой она теперь приходила затемно, поэтому вечерние чаепития с соседкой стали удаваться лишь от случая к случаю. Да и Людмила Сергеевна в это время реже начала появляться на кухне, ссылалась то на усталость, то на легкое недомогание, то на поздний час, то на интересное кино по телевизору… Закончилась и совместная стряпня разных вкусностей, закончилась без слов, просто тихо сошла на нет.

Выходные для Юлии Павловны пролетали стремительно, в заботах. Времени едва хватало на готовку еды на следующую неделю, стирку, приборку и прочие мелкие домашние дела. Тем более что порой приходилось выходить на работу даже по субботам. В квартире понемногу утвердилась атмосфера, которая бывает в зале ожидания аэропорта или вокзала. Слабый налёт безразличия ко всему, лёгкий не уют, желание скорее забиться в свой уголок и никого не видеть.

Вымотанная до крайности, Юлия Павловна вообще мало что замечала вокруг, голова её была занята исключительно производственными вопросами, всё остальное отступило даже не на второй, а на третий или четвёртый план. Поэтому сперва она не придавала значение зловещим знакам, предвещающим грядущие проблемы. Считала, во всём виноваты накопившаяся усталость и её природная мнительность. Последняя выражалась в неизменной убеждённости женщины – если какая-то неприятность может приключиться, значит, так оно обязательно и будет. Причём, в самой тяжёлой форме. Зная себя, она решительно гнала мрачные мысли. И какое-то время это удавалось.

То, что предчувствия её не обманули и случилась беда, Юлия Павловна поняла, когда однажды в пятницу вечером заметила – печенье в стеклянной вазе на кухонном столе, которое она по инерции продолжала печь в редкие свободные минуты, и которое так нравилось Людмиле Сергеевне, на этот раз вообще не тронуто. «А ведь ваза не пустеет уже пару недель кряду, раньше такого никогда не было», – вдруг осознала женщина и удивилась, почему она обратила на это внимание только сейчас. Даже не задумываясь об этом вопиющем факте в горячке насыщенных заботами рабочих дней и дурмане накопившейся усталости.

Мысль о не съеденном печенье больно обожгла Юлию Павловну, которая в этот момент жадно поглощала свой ужин, заставила на несколько секунд замереть с поднесённой ко рту ложкой. Но в этот вечер женщине так хотелось побыстрее раздеться и лечь в постель, что она не стала дальше раздумывать над этим странным обстоятельством, а, быстро покидав в себя остатки еды, сполоснула тарелку, выключила свет, дотащилась до свой комнаты, кое-как разделась и рухнула в кровать.

Ей казалось, что она уснёт, едва коснётся ухом подушки. Контора Юлия Павловны «авралила» уже которую неделю, женщина постоянно варилась в эмоциональной каше доведённых до кипения безотлагательных дел, приправленной острым перчиком начальственного негодования и постоянной накачки, и вымоталась так, что пару раз засыпала с зубной щеткой во рту и просыпалась лишь когда втыкалась головой в зеркало над умывальником. Но именно сегодня сон почему-то не шел, что-то не давало Юлии Павловне покоя, что-то тревожило её. Но сколько бы ни силилась, женщина никак не могла вычленить из потока разнообразных мыслей, проносящихся ежесекундно в голове, ту, которая внесла смятение в её душу. Только тревога словно одинокий зимний колокольчик тихо позванивала внутри, да сердце слегка ныло в груди.

– Нет, так не пойдет, – решила измаявшаяся от череды тяжёлых дум Юлия Павловна,– надо вернуться на место событий. Туда, где зародилась эта тревога, на кухню, и постоять там, посмотреть, ощутить заново, понять что не так. А ведь здесь явно что-то не так…

С этой мыслью она накинула халатик и опять отправилась туда, откуда пришла совсем недавно. Щёлкнув выключателем, Юлия Павловна вошла, остановилась посреди кухни и стала припоминать, что за мысль встревожила ее, что не дает ей покоя. Она обвела взглядом по периметру все пространство, и когда это не помогло, подошла к столу, села, положив руки перед собой. И тут её взгляд упал на пирожницу с печеньем.

– Вот! Пирожница! Она почти полная, – Юлия Павловна мгновенно вспомнила, именно на нетронутое печенье она обратила внимание за ужином. Колокольчик в голове зазвучал заметно громче. Юлия Павловна попробовала освежить в памяти, когда она в последний раз видела Людмилу Сергеевну.

– Позавчера я пришла совсем поздно, свет у Людмилы Сергеевны уже не горел. – стала перечислять Юлия Павловна вслух, – Вчера вечером соседка мельком выглянула из своей комнаты, когда я затворяла входную дверь. Я пожелала ей спокойной ночи, а сегодня я её и вовсе не видела, хотя пришла раньше.

Женщина снова огляделась по сторонам. По углам скопилась не бросившаяся ранее в глаза пыль, кое-где на полу белели крошки.

– Быть не может. Людмила Сергеевна никогда не допускала на кухне такой беспорядок. Значит, она не делала уборку уже давно.

Колокольчик непрерывно звенел в голове, впрочем, это был уже не колокольчик, а какая-то пожарная сигнализация. Юлия Павловна закрыла ладонями уши, пытаясь не слушать её раздражающий звон. Но звон никак не утихал и теперь раздавался у Юлии Павловны внутри гулко и громко как набат. Кое-как уняв возникшую противную дрожь в пальцах рук, для чего пришлось встать, выпить стакан воды и ополоснуть горевшее лицо, Юлия Павловна призвала себя к спокойствию. По опыту она знала, подавить набегающую и стремительно поглощающую её панику можно лишь с помощью логики. Этому женщину научил, конечно же, покойный муж Саша.

«Для начала убедись, что Людмила Сергеевна действительно почти не бывает на кухне, – приказала своему трусливому «я» Юлия Павловна, – а только потом уже можешь паниковать. Вдруг всё совсем не так, как кажется на первый взгляд».

Набравшись наглости, Юлия Павловна тщательно обследовала шкафы и холодильник своей соседки. В хлебнице она обнаружила заплесневелые остатки хлеба, мусор из ведра давно не выбрасывали и оттуда ощутимо пованивало. В холодильнике Людмилы Сергеевны витал отчётливый гнилостный душок: два дохлых огурца замылились, помидор пошёл бугристыми пятнами, а суп в кастрюльке покрылся неопрятной серой пеной.

– Что же она ест? Господи, она жива хоть?! Как же я раньше ничего не заметила? Что делать, зайти к ней, спросить про здоровье или подождать до утра? А вдруг она уже умерла и лежит там! Да я же не усну. Господи, помоги! Молитву бы вспомнить… Всё из башки проклятущей повыскакивало, – заверещал в голове Юлии Павловны испуганный, плаксивый голос.

– Так, ну-ка сядь, посиди немного, соберись с духом, ничего не надо делать впопыхах, – тут же возразил ему другой голос, интонациями отдалённо напоминающий Сашин.

Усилием воли женщина заставила себя сесть на стул и просидела, почти не двигаясь, добрые десять минут. Потом встала и решительным шагом направилась к двери соседки. Постучала пару раз громко и отчётливо, а потом, не услышав ответ, с тяжёлым сердцем, вошла внутрь.

Людмиле Сергеевне принадлежали две комнаты, обе были изолированными и в каждую из коридора имелся отдельный вход. Но Людмила Сергеевна с мужем решили сделать это пространство более приватным, закрыли одну дверь наглухо, а из большей комнаты в маленькую проделали проход, отчего комнаты получились смежными – гостиная и спальня. Юлия Павловна прошла через темную гостиную к двери в спальню и снова постучала. На этот раз за дверью послышалось легкое движение и недовольный голос Людмилы Сергеевны пробурчал: «Что тебе Юля, давай все отложим до завтра, иди спать».

– Да, конечно, извините, встретимся завтра, спокойной ночи, – и Юлия Павловна в спешке покинула комнату соседки. Она закрыла за собой дверь, прислонилась к ней спиной и медленно выдохнула, как ей показалось, весь воздух из легких.