Тьма над Гильдией

Нитха с первого похода в Подгорный Мир услышала шум, подобный рокоту прибоя. И с тех пор чутьем ориентируется в путанице складок, угадывая их скорость, величину, направление потока. Часто может даже сказать, что ожидает за незримой стеной складки.

Вот и сейчас – плавным движением указала вдоль ущелья, сказала задумчиво:

– Придется по пути побывать в степи. Складка узкая, пойдем поперек…

– Как это ты ухитряешься… – с завистью начал Дайру, но его остановила внезапная перемена в лице Нитхи.

– Здесь кто-то есть! – В протяжном голосе девочки слышались гортанные наррабанские нотки. – Кто-то недобрый! Враг!

– Ясное дело, есть, – лениво отозвался Нургидан. – Только сейчас учуяла?

– Не задавайся, – напряженно одернул его Дай-ру. – Кого унюхал?

– Во-он, вверху, щель темная – видите? Это вход в пещеру, а там – спрутомыши. Уж их-то вонь я ни с чем не спутаю. Сейчас эта банда спит, а то б запах кислее был.

Нитха метнула взгляд вверх и успокоилась. Из-вестная опасность – это пол-опасности.

– Вот и пусть спят, – тихо сказал Дайру. – Уста-ли зверушки, не будем их будить.

Возражений не было. Все поднялись и без лишней спешки двинулись по ущелью – в ту сторону, куда указала Нитха.

Когда они скрылись за поворотом, один из дальних валунов зашевелился и словно вырос… нет, это разогнулась скрюченная фигура, укутанная в серый плащ. Приподнялась, настороженно завертела большой головой…

Немного выждав, странное существо направилось в сторону, противоположную той, куда ушел маленький отряд. Существо бежало, склонившись к самой земле, почти задевая длинными руками замшелые сырые камни.

* * *

– Так и сказали – на болота, а потом в Аргосмир? – Голос тревожно дрогнул. Загорелая рука с серебряным браслетом Гильдии отвела полог из грязных шкур, закрывающий вход в пещеру. Под– горный Охотник вгляделся в белесый туман над ручьем. – Ты уверен, что твой Урр ничего не перепутал?

– Нет, – донесся из-за его спины ровный, невыразительный голос. – Урр не ошибается.

Подгорный Охотник не стал оборачиваться. Не хотелось лишний раз видеть, как в полумраке белеет лицо – красивое, словно вырезанное из мрамора, и такое же неподвижное. Неестественный покой этих правильных черт был почти пугающим.

Охотник подавил раздражение.

– Ну, он же рычит, как собака.

– Это не твое дело, гильдейский. Я понимаю каждое слово, сказанное Урром, а ты и не пытайся вникнуть в то, что тебе не дано.

Голос оставался монотонным, но Охотник уловил в нем горькую насмешку – и в ярости чуть не сорвал полог из шкур.

Проклятые пролазы! Почему Охотнику, взращенному и обученному в Гильдии, приходится якшаться с такой мразью? Они ведь не люди уже!

Вдруг возникло странное желание: спросить этих… этих… что погнало их в Подгорный Мир? В самый первый раз, пока в душу еще не вползла вкрадчи– вая отрава… Жадность? Тщеславие? Или Мир Людей был к ним так суров, что они рады были его покинуть? Ведь наверняка знали, что придется расплачиваться…

Впрочем, ему-то что за дело до парочки пролаз!

Внизу, в тумане, поднялась возня. Охотник встрепенулся, но сразу понял, что это змеепсы затеяли возню. Делят добычу? Играют? Или – Охотник усмехнулся – выкусывают друг у друга блох, как обычные собачонки?

Тьфу! Эти пролазы – сами Твари и с Тварями якшаются! Но они нужны ему, эти жалкие уроды. Нужны сегодня, сейчас – а потом пусть идут ко всем демонам!

Согнав с лица выражение брезгливости, Охотник обернулся к хозяевам пещеры:

– Твой Урр принес важные вести – если, конечно, это правда. Ты сам-то ему веришь, Майчели?

И опустился в низкое, с широкой спинкой кресло.

Да-да, в этой пещере, темной и сырой, стояли два кресла, узкий стол и кровать! Причем все это явно не самодельное! На обшарпанной мебели кое-где уцелел лак, над гнутыми ножками потрудился в свое время мастер-столяр. Правда, обивка давно протерлась, из-под нее лез конский волос, а по столешнице бежала трещина, но все же…

Охотник в который раз подивился: как эта «роскошь» очутилась в Подгорном Мире? Как ее сюда доставили… а главное – зачем? Тоска по нормальной человеческой жизни? Или таким нелепым способом пролазы доказывают себе, что они все еще люди, а не зверье в пещерном логове?..

Собеседник Охотника шевельнулся в кресле, по-правляя тяжелое бархатное покрывало, которым был закутан от промозглой сырости.

– Урр никогда не лжет, – сказал он. – Просто не умеет выдумывать. Это слишком сложно для него.

Темная груда у его ног завозилась, придвинулась ближе. Всклокоченная голова приподнялась, ткнулась в опущенную с подлокотника руку Майче– ли – так собака напоминает хозяину о себе и про– сит ласки.

– И как же это получилось, что твой дружок как раз сидел в засаде у Ворот? – недоверчиво скривил губы Охотник.

– Не просто у Ворот, – уточнил Майчели. – Там, куда эти ворота вывели гостей… Подгорный Мир отнял у моего напарника речь, но взамен дал некоторые свойства, о которых обычный человек и мечтать не может.

– Это он, выходит, заранее… чует?!

Хозяин пещеры не ответил, рассеянно водя кончиками пальцев по растрепанным жестким волосам существа, сидящего на полу у кресла.

Охотник заставил себя вернуться к беседе.

– Ладно, не мое это дело. Важно другое: Шенги не зря здесь объявился! «На болото, а потом в Аргосмир…» Разумеется, пронюхал про наши… дела. Если доберется до Аргосмира – будет беда.

– Твоя беда, гильдейский, – уточнил Майчели. – Не моя.

– Но я думал, что вы с Урром не захотите упустить столько… мяса! – Охотник с трудом вытолкнул это слово из горла.

Урр встрепенулся, приподнялся – по-звериному, на четвереньки. Из горла вырвалось раскатистое рычание.

Охотник с трудом сдержался, не выдал отвращения. Только отвел взгляд от лица… нет, от звериной морды с выпяченной челюстью и низким скошенным лбом, из-под которого блестели выпуклые глаза. Сходство со зверем завершали жесткие волосы, почти скрывающие эту мерзкую рожу.

Майчели чуть повернул неподвижное бледное лицо, выслушал нечленораздельные звуки, которые издавал его жутковатый напарник, и ответил все так же ровно:

– Нет, Урр, ты никуда не пойдешь. Я тебе запрещаю. Мяса у нас хватает, а Шенги – слишком опасный противник.

Рычание стало таким выразительным, что охотник без перевода понял негодование Урра.

Майчели ничего не ответил на протест напарника. Только глубже запустил пальцы в его жесткую гриву, нащупал ухо и резко крутанул.

Раздался визг. Урр вскочил было на ноги, но сразу смирился и вновь растянулся на полу, отвернувшись от Майчели и Охотника.

– Мы с Урром не намерены рисковать даром, – спокойно сказал пролаза. – С голоду не умираем, найдем добычу попроще.

Охотник тут же откликнулся на слово «даром».

– Так бы сразу и сказал! За мной не пропадет! Что вам надо: одежду, сапоги, стрелы для арбале-тов? – Он насмешливо оглядел нелепое убранство пещеры и добавил: – Может, зеркало во всю стену или жаровню с благовониями?

– Женщину, – без запинки ответил Майчели. – Женщину для Урра.

– Что-о?

– Я выразился вполне ясно. Урр давно без женщины, из-за этого он нервничает и злится. Купишь сильную, нестарую рабыню и приведешь сюда.

Урр, забыв обиду, довольно взвизгнул.

– Все равно ведь сожрете… – вырвалось у Охотника.

– Не сразу, – последовал хладнокровный ответ.

Охотник нахмурился. Конечно, жизнь рабыни – грошовая плата, когда на кону стоят интересы великих государств и его собственная судьба. И все же что-то в душе противилось такому решению. Вероятно, виной тут была не жалость к женщине, а ненависть к пролазам.

– Зачем такие сложности? Сам же сказал, что в компании Шенги есть девушка! Неужели такая страшная, что твой Урр на нее не позарится? – Едва договорив, Охотник почувствовал такое пре-зрение к себе – даже во рту горько стало!

Полузверь возбудился настолько, что вскочил на ноги и принялся подпрыгивать, радостно ухая. Но его напарник покачал головой:

– Нет. Она – ученица самого Шенги. А значит, очень опасна. Убьем ее сразу, как и остальных. Урр, прекрати кричать. Вот этот господин из Гильдии приведет тебе женщину.

И с вызовом посмотрел прямо в лицо «господину из Гильдии».

Но тот уже овладел собой и оставил наглость пролазы без внимания.

– Договорились… Но как вы их разыщете? Шенги со своими сопляками успел уже далеко уйти! Может, даже в соседнюю складку успел нырнуть. Пустишь по следу змеепсов?

– Сначала надо выйти на этот след. Этим займется Урр, а он отыскивает добычу не нюхом. У них свои секреты, но ты считай, что Гильдия уже скорбит по Совиной Лапе.

* * *

– Что плетешься, как больной ишак? – Нитха замедлила шаг, чтобы Дайру смог ее догнать. – Ой, да ты хромаешь! Сказать нашим, чтоб остановились?

– Сапоги… новые… – Дайру страдальчески скривился. – Правый еще ничего, а левый так ногу натер – до крови, наверное!

– Ой, нэни саи! И так в дальнюю дорогу?.. Ой, какой же ты дурак! Такой умный – и такой дурак, да?

– Тише, кобра, учитель услышит!

– Еще как услышит! Почему в городе ему не сказал, что сапог ногу натер?

Дайру смутился так, что даже перестал морщиться от боли.

– Да я не хотел говорить! Пока к сапожнику, пока то да се… могли день потерять…

– Ну и что? Подумаешь, день… – Девочка умолкла, остро взглянула в лицо приятелю. – Даайру! А ну, признавайся! Тебе надо было уйти из города?

Паренек не ответил, но рот его невольно разъехался в дерзкой, нахальной улыбке.

– Ты что-то натворил? С Витудагом, да? – предвкушающе взвизгнула Нитха. – Сознавайся, не– годяй!

Дайру не выдержал. Окинул довольным взглядом вечернюю равнину, колыхавшую высокие волны тугой зелено-коричневой травы.

– Ну, – начал он со скромностью художника, который беседует с почитателями своего таланта, – у меня было предчувствие. У моих хозяев могла случиться неприятность. Задержись мы, меня потребовали бы к Бавидагу, начали бы расспрашивать… Как что, так сразу я виноват…

Девушка пропустила мимо ушей последнюю фразу, явно лживую и лицемерную.

– Неприятность? Какая неприятность? – Она чуть не приплясывала. – Говори скорее, а то стукну!

– Ну, откуда мне знать… – Дайру бросил взгляд на девочку и понял: сейчас и впрямь стукнет. – Но мне почему-то кажется, что у них сбесилась выгребная яма и залила весь двор дерьмом.

От наплыва чувств Нитха задохнулась. Но и без слов, по отчаянной жестикуляции ясно было, что она требует подробностей! Немедленно! Сейчас!

Тянуть было опасно.

– Это не моя идея. Помнишь, мы гостили в Найлигриме? Там один парнишка увлекается алхимией, он мне и подсказал… не совсем алхимия, но… Дескать, если в жаркий день бросить в отхожее место немного опары, на какой у булочников тесто под-ходит, то хозяева получат массу незабываемых ощущений…

Он не успел договорить, а Нитха не успела всколыхнуть окрестности счастливым воплем. Шедший впереди учитель остановился. Нургидан огляделся и досадливо присвистнул. Ящер Циркач, до сих пор бежавший на четырех лапах и почти не заметный в высокой траве, встал столбиком и заозирался.

– Что, паучья стая? – небрежно поинтересовался Дайру, догоняя друзей.

– Она самая, – ответил Нургидан. Меч уже был у него в руке. – Уж такое наше везение… Ладно, подеремся – крепче спать будем!

– Я и без драк неплохо сплю! – капризно возразила Нитха, тоже достав меч из ножен.

– Стая? – Ящерок тревожно завертелся во все стороны. – Какая стая? Где?

– Еще далеко, – объяснил Шенги. – Видишь, вон там птицы кружатся? Это они летят над стаей. Рассчитывают на объедки.

– Волчьи пауки, – снизошел до объяснения Нургидан. – На редкость никудышные твари: ни шерсти с них, ни кожи хорошей, ни чучело набить… Хоть бы догадались шкурку попушистее отрастить или рога красивые… а то возись с ними за бесплатно!

– Очень некрасиво с их стороны! – кивнула Нитха. – Только о себе и заботятся!

При виде спокойствия двуногих приятелей Циркач приободрился, спросил с интересом:

– А есть их можно?

– Я не пробовал. И тебе не советую, – серьезно сказал Шенги. Охотник переложил меч в левую руку, грозно клацнул когтями правой.

Ящерок покосился на Дайру. Когда-то подружка-наездница растолковала чешуйчатому Братику, кто такие рабы и почему им нельзя носить оружие. Неужели этот тощий человечий детеныш будет драться голыми руками?..

Нет! Одним движением сорвал кожаный ремень. Оказывается, его холщовые штаны поддерживает матерчатый пояс, а ремень – для вида… Ого! А вот и не для вида! Вон с каким свистом эта штуковина рассекает воздух! Пряжка тяжелая, под такой удар попасть неохота!

Заметив внимание Циркача, Дайру весело подмигнул ему:

– А вон и гостей дорогих видно! Ничего стайка, морд двадцать…

Они и впрямь были недалеко, эти бурые твари размером с крупных псов. Бесформенный мешок брюха болтался меж крепкими, жесткими ногами. Над брюхом возвышалась головогрудь, покрытая хитиновым панцирем. Прежде всего в глаза бросались могучие жвала, не уступающие клыкам Циркача.

Все это ящерок разглядел мгновенно, а затем молча, как кот на мышь, прыгнул на ближайшего паука. Он не собирался трусить и отлеживаться в траве.

Паук, в которого ударил живой чешуйчатый таран, споткнулся, упал на подогнувшиеся передние ноги. Ящер оказался у него на спине, ударил клыками по неподатливому хитину.

Циркачом овладело неистовство, злая радость хищника на охоте – радость, которой молодой ящер был так долго лишен! Противник пах не так, как пахла болотная дичь его детства, но все же это была добыча, она жила, дергалась, сопротивлялась!

Увлеченный схваткой, Циркач не видел, как в самой гуще стаи восторженно орудовал мечом Нургидан. Юноша тоже горел азартом хищника, до– рвавшегося до драки. От четырех пауков, наседав-ших на него со всех сторон, летели клочья серой плоти и куски хитина.

Дайру действовал спокойнее, расчетливее. Возникнет рядом с пауком – сбоку, чтоб не попасть на страшные жвала. Точным, хлестким ударом разнесет головогрудь. И пока ослепленный, но живучий и злобный паук попытается до него дотянуться, переломает ему все шесть лап, не забывая при этом поглядывать по сторонам – не спешат ли на помощь недобитому врагу его собратья?

А вот Нитхе не повезло: громадный, покрытый сизыми шрамами паучище метко пустил в ее сторону длинную полосу слюны, густеющей на лету. Липкая лента захлестнула меч и руку. Девочка левой рукой попыталась сорвать «веревку» – опасная ошибка! Ладонь вляпалась в клейкую ленту. Пока Нитха пыталась освободиться, бурая туша надвинулась, нависла, сбила с ног. Жесткие лапы прижали девочку к земле…

Девчушка даже закричать не успела: сильная рука ухватилась за одно из жвал прямо перед ее лицом, длинные когти пробили бурый хитин. Шенги, резко разогнувшись, поднял тяжелую тварь и отшвырнул от своей ученицы.

Встав, Нитха с отвращением сорвала с рук паутину и огляделась. Учитель в помощи не нуждался: он добивал здоровенного паука, явно вожака. Нургидан развлекался, вспрыгнув на спину толстой паучихи и рубя направо и налево ее сородичей. Ящера Циркача забросали паутиной два шустрых самца, но там Нитхе делать нечего, там Дайру почти разобрался. Все-таки им повезло. Стая хоть большая, но почти одни самки, они паутиной не плюются…

Да, в стае действительно было мало самцов – а после этой заварушки остался один, совсем молодой, едва научившийся изрыгать паутину. Зато он был весьма смышлен. Увидев, что матерый вожак издох, да и прочие самцы пали в бою, молодой паучишка сообразил: ему же повезло! Он остался единственным в стае! Он теперь вожак!..

Не теряя ни мгновения, паук издал повелительный вопль, такой тонкий, что человеческие уши не уловили его. И тут же съежился: если жив хоть один самец, придется поплатиться за свою дерзость!

Но откликнулись лишь самки – с покорным шипением они покинули поле боя и ринулись наутек. Новый владыка стаи замыкал отступление, как и полагалось вожаку.

Люди, оставшиеся среди примятой травы и изуродованных паучьих трупов, перевели дыхание и огляделись.

Нургидан принялся освобождать ящера от паутины, возбужденно говоря:

– Мы разделали их, приятель! Мы их нашинковали! Размазали их, как мед по лепешке!

Циркач отвечал пронзительным стрекотом. Эти двое вполне понимали друг друга.

В стороне учитель повернул к себе за плечо Нитху и, убедившись, что на ней нет ран, принялся сердито ей выговаривать:

– Ты что, не видела, что у него жвала черные? И глаза очень, очень высоко сидят! Самец же! Надо было от плевков уворачиваться, телушка ты наррабанская!

Тем временем Дайру закусил губу и сосредоточенно, отрешившись от всего вокруг, шагнул в сторону. Длинное худощавое лицо, только что раскраснев– шееся от боевого задора, вдруг побледнело. Парнишка выждал несколько мгновений, осторожно сде– лал еще шаг…

Он выдержал бы любую битву, если бы знал, что повторится небывалое чудо, которое подарила ему судьба в начале этого лета.

Тогда тоже завершился бой – с чудовищем, похожим на зарывшегося в песок спрута. Случайный шаг – и мир необъяснимо и дивно изменился перед глазами Дайру.

Исчезли голые камни, исчезли бьющие в них прибоем волны песка. Вместо этого – деревья со светло-изумрудной листвой, щебет птиц, пение ручья. И огромные фиолетовые глаза на прелестном ли-чике.

Журчащий голос: «Ты герой, правда?..»

Нежные, теплые губы на губах Дайру…

Очнувшись от воспоминаний, парнишка поднес пальцы к губам, словно пытаясь удержать пригрезившийся поцелуй.

Бавидаг со своим сыном – будь оба прокляты! – могут нацепить на Дайру хоть два ошейника сразу! Но сам-то он знает, чей он раб – с этого лета и до последнего костра!..

И тут Дайру заметил, что учитель, выпустив плечо Нитхи, смотрит на него через «поле боя» тревожным, понимающим взглядом.

* * *

– А они неплохо потрудились, эти гильдейские! – Майчели с неподвижным лицом оглядывал останки пауков среди почти распрямившейся травы. – Как ты думаешь, Урр?

Получеловек-полузверь взрычал в ответ.

Майчели огляделся. По траве расходились волны: это свора змеепсов, сопровождающая пролаз, набросилась на падаль. Один из псов терзал мерт-вого паука-вожака почти у ног Майчели. Хозяин без приязни глядел на глотающее большие куски существо: гибкое, очень длинное тело на четырех парах коротких ног, вытянутая зубастая пасть, подвижный хвост, вислые уши, подрагивающие от жадного наслаждения…

Урр, не обращая внимания на змеепса, приплясывал и ухал – звал напарника вперед. Сейчас, на ладонях просторной и светлой степи, пролаза казался еще отвратительнее, чем в полумраке пеще– ры. Лоснящаяся безрукавка на голом волосатом торсе и заношенные штаны казались не одеждой, а частью тела, шкурой. Нелепее всего был гордо напяленный на голову шлем с поднятым забралом. Такие шлемы носят Черные Щитоносцы – силуранская тяжелая пехота. И где только Урр раздобыл это скособоченное чудо?

– Не надо спешить, – попенял Майчели напарнику и, опираясь на длинный посох, обошел змеепса.

Что-то странное было в фигуре пролазы. Пока он стоял неподвижно, эта странность скрадывалась: просто долговязый, тощий человек в нелепом балахоне, выцветшем и заплатанном. Но при ходьбе… Тело гнулось, качалось, словно вместо скелета был сплетенный из лозы каркас. И над этим раскачивающимся, до отвращения неустойчивым телом парила на длинной шее красивая голова с волнистыми локонами. По контрасту с этими прядями цвета ночи еще белее казались неподвижные черты – лик мраморной статуи. Лишь губы едва заметно шевелились, когда Майчели говорил. Его речь, спокойно-изысканная, выдавала человека образованного:

– Сейчас мы не догоним гильдейских. Посмотри на нашу свору. Неужели ты сумеешь оторвать псов от трапезы? Мой бедный друг, я вижу: ты и сам не отказался бы от сытного ужина, если бы не эта девушка впереди!

Урр возбужденно завопил.

– Говорю же, она опасна! Впрочем, это не имеет значения. Гильдейские сейчас на границе складки, а день клонится к вечеру. Зачем лезть в болото, если можно заночевать в степи? Так что можешь ни в чем себе не отказывать. – Майчели жестом хлебосольного хозяина указал на «поле боя». – Пожалуй, и я перекушу. Еще успеем до рассвета проведать Шенги.

* * *

Вечер не опустился на степь медленно и мягко, а упал, словно дракон на добычу. Люди, смеясь, отбили его атаку дерзким пламенем костра.

Над огнем на острых прутиках жарились ломти окорока. Кость от этого окорока досталась ящеру, и тот умиротворенно ее обгладывал.

Но даже аппетитный аромат мяса не мог заглушить запахи степи – запахи темные, туманные, томящие и тревожащие. Эти запахи – и шорох нагретой за день упругой, сильной травы – прерывали беседу, заставляли людей бросать взгляды во мрак, предвещали что-то опасное, но остро дразнящее душу.

Степь пыталась приручить людей – а они не приручались! Манила – а они не шли на зов! После короткой заминки разговор струился по прежнему руслу, и люди забывали уколовшее их предвкушение неизведанного.

Вокруг костра с солидным гудением летали крупные тяжелые жуки. Вероятно, кусачие. Но людей не трогали: не привыкли к мягкой коже и горячей крови. Самые нахальные пытались атаковать ящера. Тот хватал жуков на лету, клацая по-собачьи зубами.

Среди веселых воспоминаний и дружеских поддразниваний Дайру время от времени украдкой по-глядывал на учителя. Он чувствовал, что между ним и Шенги натянута незримая ниточка. Предстоял серьезный разговор – возможно, неприятный.

Так и случилось. Перед тем как улечься возле костра, Охотник распорядился:

– Когда маленькая луна догонит большую, караулить встанет Нургидан. А пока нас посторожит Дайру. Пошли, принесем хвороста.

Дайру, внешне спокойный, поднялся и пошел за учителем в низину, заросшую рыжей цеплялкой. (Ветки мелкие, колючие, спутались хуже войлока – но горят отлично.)

Когда они вдвоем наломали ворох сухих ветвей, учитель сказал негромко:

– Сам понимаешь, придется рассказать Лаурушу про твою встречу с Вианни.

Сердце Дайру забилось жестко и упрямо. Да, он все понимал – и все же спросил дерзко, вызывающе:

– Это еще зачем?

Очень редко осмеливался он так разговаривать с учителем.

– Девочка сказала, что ее отец – «самый главный в Подгорном Мире», – мягко ответил Шенги. – Если это Хозяин… такое нельзя скрывать от Гильдии!

То, чего боялся Дайру, наконец было названо вслух.

Голос отказал мальчику. Глядя учителю в лицо, он коротко, враждебно кивнул.

* * *

Сон наваливался, застил глаза пеленой – так и хотелось их протереть! Прежде чем уронить голову на дорожный мешок, Шенги поворошил хворост в костре. Искры золотым роем ринулись ввысь, свет плеснулся на лица спящих.

Циркач свернулся клубком, спрятал голову в лапы. Выглядело это очень уютно, но Шенги немного знал повадки ящеров и понимал, что не всякая собака сравнится с Циркачом в чуткости. Вряд ли кто-нибудь сумеет подкрасться к спящему ящерку…

У Нургидана злое лицо, брови хмурятся, губы подрагивают. Наверное, ему снится недавний бой… ах, вояка! Вид такой, словно готов хоть сейчас вскочить – и снова в драку! Может, ему и придется… Подгорный Мир – не место для тихих прогулок.

Нитха спит безмятежно, словно мать поет ей колыбельную. Свет костра позолотил смуглую щеку, сомкнутые ресницы отбрасывают тонкую тень, черная коса упала на землю.

Шенги поспешно отвернулся: казалось недостойным разглядывать спящую девочку.

А ведь еще недавно все было таким простым и привычным! Нитха, малышка, ученица, сорванец! Если б не коса до пояса, так совсем бы мальчишка! Что же изменилось? И когда?

Ну, когда – это ясно. В начале этого лета, в крепости Найлигрим.

Тогда девочка вышла к трапезе в нарядном платье, ладно облегавшем гибкую фигурку, и с причудливой прической, над которой потрудились искусные рабыни. И Шенги вдруг понял: озорной ребенок превратился в красавицу.

Ну и что? Все девочки рано или поздно подрастают. А некоторые еще и хорошеют. Так почему же мучительно сладко теперь смотреть на ученицу? И по– чему в этой сладости есть что-то постыдное? Ведь Нитха снова прежняя! Носит мальчишескую одежду, хохочет во все горло, норовит подставить ножку Нургидану или Дайру. Но в каждом движении проказницы сверкает новая, родником пробившаяся красота, задорная юная женственность.

И какое дело до этого ему, Шенги? Храни Безликие, не влюбился ли старый дурень?

Бред! Вздор! Шенги был влюблен в мать Нитхи – давно, почти мальчишкой! А сейчас… А что – сейчас?..

Сон смешал мысли, одурманил, но не дал облегчения: и в сновидении длилась та же темная пытка…

* * *

Громадная ярко-желтая луна тяжело ползла по небосклону – такая низкая, что только руку протянуть… На востоке уже заметно поднялась вторая – маленькая, алая. Она спешила догнать товарку, катилась, бежала, как отставший жеребенок за ленивой кобылой. Вот-вот они встретятся – и тогда пора будить Нургидана.