Дар в наследство

– С тобой всё в порядке? – напрягся Вадим, не выпуская девушку из рук.

– Что-то голова закружилась, – томно пролепетала кокетка, кося глазами по сторонам в поисках своего ухажера, но Виктора нигде не было.

– Где Витя?

– Курит, позвать? – разочарование так явно читалось на потемневшем лице парня, что девушке стало жаль незадачливого кавалера.

– Не надо. – шепнула блондинка, теснее прижимаясь к крепкому телу, от чего лицо парня предательски вспыхнуло.

– Хочешь на воздух? – заикаясь, предложил он, не понимая игры.

– Пошли. – прошептала одними губами Анжела и, встретившись с серыми глазами подруги, робко улыбнулась. – Сейчас, только девчонкам скажу. – и, нехотя отстранившись, протиснулась к тем.

– Саш, тут такое дело, тебе же нравится Витька, не отнекивайся, я же вижу, так вот, отвлекли его, пожалуйста. – и, наткнувшись на взметнувшееся возмущение, жалобно заканючила. – Ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Я ему сама потом расскажу, обещаю! – сделав страшные глаза, она быстро кивнула в сторону нерешительно топтавшегося парня. Естественно, Саша всё поняла, этого и следовало ожидать. Такой вьюнок, как Кислый, никак не подходил стройной эффектной блондинке, не то что Дымов. Высокий, подтянутый симпатичный блондин. Вон как на неё смотрит. Странно, что до подруги дошло это только сейчас.

– Давай, – пожала плечом Александра и повернулась за поддержкой к смуглой подруге. Но Велиана на них не смотрела. Взгляд её жгучих глаз был прочно прикован к чему-то пониже Вадима.

– Лий… – тронула за плечо её Саша. – Да очнись ты! – толкнула сильнее, но девушка словно погрузилась в транс, отстранившись от всего мира.

– Ну как всегда! – покачав головой, Анжелика мимолетно коснулась губами холодной щеки Александры. – Спасибо, – и быстро скользнула к парнишке. Вадим взял её под руку и медленно повёл к выходу, виртуозно лавируя сквозь прихожан. Никто так и не увидел маленького тощего мальчугана в ветхой дерюге, стоявшего позади Вадима и смотревшего Лиане, казалось, в самую душу. Парочка растворилась в толпе, а с ними ушёл и мальчишка. Зачарованная цыганка подалась было за ними, но крепкая рука подруги ловко схватила её за рукав, не давая шагнуть.

– Пусть идут, Лий, – в голосе струилась печаль.

– Ну как же, а ты? – встрепенулась цыганочка, прекрасно зная о чувствах подруги к симпатичному однокласснику.

– Насильно мил не будешь. Куда мне тягаться с Анжелкой. – вздохнула брюнетка и, крепче сжав в пальцах чадящий огарок, поспешно отвернулась, торопясь спрятать влагу в глазах. Помолчав, Велиана ласково коснулась напряженной спины.

– Всё у тебя будет хорошо, Саш, вот увидишь. – под тёплыми поглаживаниями подруга заметно расслабилась, и вздыбившиеся пики плеч устало поникли.

Глава 3

«Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, по глаголу Твоему, с миром;

яко видеста очи мои спасение Твое,

еже еси уготовал пред лицем всех людей,

свет во откровение языков, и славу людей Твоих Израиля».

Зычным басом неслось от алтаря, а смущенный парень упорно шёл прочь, ведя за собой хрупкую блондинку. У самого выхода, где столпотворение заметно рассеялось, она резко дёрнула руку, привлекая к себе растерянного спутника. На улицу ей не хотелось и, указав на неприметную в стороне ведущую вниз лестницу, она горячо зашептала, приникнув к самому уху подростка:

– Ты что-то говорил про экскурсию? Хочу прямо сейчас. Покажи мне, что там внизу?

– Да я и сам толком не знаю, подвал, наверное, или столовая…

– Так давай глянем, – и взбалмошная девица устремилась вперёд, увлекая за собой растерянного спутника. Внизу действительно оказалась столовая с широким дубовым столом и длинными лавками. Ну девушка не успокоилась и, окинув ищущим взглядом помещение, потянула подростка дальше, где в темноте унылого закутка притаилась невзрачная, побитая временем дверца. Едва ли подумав, Анжела потянула на себя заскорузлую ручку, поежившись от натужного скрипа. Ещё одна лестница, тёмные щербатые ступени, затхлый сырой воздух пронизывал легкие гнилостным смрадом. Бездумно ступавший за подругой Вадим, ссутулив поникшие плечи, резко застыл на пороге. С занесенной ногой он стоял, испуганно глядя в царящую черноту, а тело стремительно охватывала мелкая дрожь. В голове прояснилось, влюбленный дурман отступил, уступая место тревожному страху. Внезапно он ощутил, как ужас когтистыми лапами сдавливает тело, липкими щупальцами пробираясь под одежду, но Анжела упрямо тащила его вперёд, будто не замечая заминки.

– Подожди, – несмело позвал её он, останавливаясь и прислонясь спиной к стылой стене. Лицо покрылось холодными бисеринками пота, а лёгкие загорелись от недостатка кислорода, в висках застучали бешеные молоточки. Пытаясь поглубже вдохнуть, Вадим хватал ртом воздух, стараясь остановить накатившую паническую атаку:

– Тут.. Тут… как-то стрёмно…

– Ты что, испугался? – промурлыкала девушка, игриво ведя тёплым пальчиком по щеке кавалера, – Это же церковь, что тут может быть страшного? Пошли, не бойся, трусишка! – зазывно хихикнула она, прижимаясь вплотную к парнишке и слегка прикусывая мочку его уха.

– Тут нас ещё видно, глупыш, – жаркий шепот и лёгкое прикосновение к набухшей ширинке сделали своё дело, заставив напрочь забыть о каких-либо страхах. Вадим охнул и подчинился. Тихонько посмеиваясь, блондинка скользнула вперёд, освещая дорогу чадящим огрызком. Пушистые лапы свисающей плесени щекотали Вадиму лицо, заставляя кривиться и морщиться, непрерывно уворачиваясь от мерзких наростов. Тяжёлый затхлый смрад липким комком застревал на зубах, отказываясь проваливаться в горло. Дышать становилось всё труднее, а продвигаться вперед – всё тяжелее. Будто сам воздух сгустился в непреодолимую стену. Горящие свечи немилосердно трещали, что заставляло парня задумчиво хмуриться. «Что-то не так. Священные свечи так не должны гореть. Пламя должно быть гладким и плавным, а тут…» – промелькнуло в голове, но, как только Анжела прижала его к единственной целой стене своим пышущим телом, мысли покинули разгоряченную голову. Вниз полетел бирюзовый пуховик, за ним и погасший огарок.

– Нельзя гасить… – попытался воспротивиться парень, но мелькнули желанные губы, и воцарилась кромешная тьма. Остатки второй свечи полетели на пол, а за ними и куртка. Нежные пальчики, щекоча и пощипывая, шарили под рубашкой, сводили с ума. В штанах вдруг стало тесно. Судорожно вздохнув, Вадим стиснул в медвежьих объятиях хрупкое тело. И дрогнув застыл, испугавшись своей наглой дерзости. Девушка призывно вздохнула, прижимаясь губами к вожделенному рту. Тысячи звёзд разом вспыхнули, затмевая сознание, руша цепи юношеских страхов, гоня прочь неуверенность. И он расслабился, подчинился, самозабвенно отвечая на поцелуй, не смея и в мыслях противиться нечаянному счастью. Кровь бросилась ему в голову, пот заливал глаза. Всё еще не веря в происходящее дрожащими пальцами Вадим робко касался желанного тела. С каждым стоном Анжелы движения его становились всё смелей и уверенней. Аромат женщины кружил голову, отодвигая всё дальше привычную скромность, выпуская наружу первобытного зверя. Брюки вспухли под натиском оживших эмоций, в голове помутилось. Сверкая из-под ресниц хитрым взглядом, девушка ликовала. Её ловкие пальчики скользнули вниз, и ни с чем не сравнимый звук молнии вконец лишил его разума.

– Ого, какой ты большой! – радостно охнула девушка, слегка отстраняясь и приседая на корточки. Горло Вадима сдавил спазм, сердце заухало радостной птицей. Неужели всё это реально? Она рядом с ним, фея-мечта его сбывшихся грёз? Словно током пронзило безумство желанья, он рванулся поднять её, но она не дала. Хриплый стон встрепенулся царапая горло, в животе вспух саднящий пузырь. Грудь сдавило, дыхание спёрло, а душа окрылённая нечаянным счастьем устремилась, казалось, к чертогам святым.

Довольно улыбаясь в душе, хищница мучила свою добровольную жертву жгучими ласками, то отдаляясь, то приникая вновь, упиваясь своей абсолютной властью над ним. Но вот Вадим напрягся, стараясь сдержаться, она поняла, подскочила, суетливо стянула бельё и прижалась к нему ягодицами. Повторять и не надо было. Разбуженный зверь подхватил свою фею и к стенке руками прижал, наклонил, растворяясь в пучине желания.

Отдавшись на волю безудержных чувств, презрев рамки пристойности, они в унисон задышали в извечном чарующем танце любви.

«Как долго он жаждал, надеялся, верил. Теперь никому не отдаст, не отпустит».

«Какая же дура, впустую жгла время. Теперь уж она своего не упустит!»

Так мысли роились, плясали и пели. А из темноты на них тени смотрели.

Как долго терзали друг друга подростки в темноте мрачного подземелья, история умалчивает. Наконец-то, насытившись, тела расцепились, и, тяжело дыша, оба привалились к холодной стене разгоряченными бешеной схваткой телами.

– Уф, – выдохнул Вадик, – ну ты, Анжелка, даёшь!

– А сам-то! – задыхаясь, фыркнула та.

– А что я? – удивился подросток. – Это всё ты, просто Вау! – подруга зарделась наивным простым комплементам, но сделанным от чистой души.

– Ты тоже ничё так, – шепнула она, придвигаясь поближе к парнишке.

– Раз так, повторим? – подхватил её на руки, прижимаясь губами к подставленной шейке.

– Какой же ты быстрый, Дымок, – смеясь, отвечала подруга, трепеща от желания. – Давай, только не здесь.

– Ты ж со мной теперь? – дрогнувшим голосом спросил он, не спеша отстраняться.

– А ты сомневаешься? – горячо прошептала Анжела и тут же сама поняла: так и есть. После горячих, страстных объятий она и смотреть не хотела в сторону теперь уже бывшего ухажера.

– А как же…

– Не знаю ещё, – прервала она готовый сорваться вопрос, на который пока не знала ответ. – Как-то надо сказать ему…

– Надо, – серьёзно ответил парнишка, представляя терзания лучшего друга, и стыд захлестнул горячей волной.

Со всех сторон вдруг повеяло могильным холодом. Изо рта протянулась белесая дымка.

– Что-то стало холодать, – зябко повела плечом девушка, чувствуя, как стремительно остывает разгорячённая кожа. Ёжась она отодвинулась от борющегося с собственной совестью парня, и зашарила руками по полу в поисках одежды.

– Дым, ты что замолчал? – покрываясь мурашками встрепенулась Анжела. Осознав, что больше не слышит партнёра, она озадаченно сдвинула брови.

– Вадь, ты чего? Не пугай меня… – голос предательски дрогнул. Анжела застыла, прислушиваясь. Сквозь панический грохот своего сердца, она смогла различить лишь глухой шелест возни и сдавленный хрип. Похолодев от дурного предчувствия, девушка лихорадочно зашарила по карманам пуховика, в поисках телефона. Дрожащие руки, вдруг стали неловкими. Куртка всё время норовила выскользнуть из вспотевших ладоней. Негнущиеся пальцы, казались скользкими, неповоротливыми сардельками и как на зло, не попадали в карман. А шум становился всё громче. Хрип превратился в сипение. Вытаращив глаза в кромешную тьму и скривив от ужаса рот, девушка безмолвно рыдала. Наконец-то ей удалось справиться и, выронив пуховик, Анжела вскинула телефон, судорожно давя на все кнопки. Экран вспыхнул, она резко выдохнула и согнулась, будто бы получив жестокий удар под дых.

Отказываясь осознавать увиденное, она конвульсивно дёрнулась, избавляясь от завтрака и шумно отплёвываясь. Тусклый свет телефона, метаясь по мрачному зеву, раз за разом ввергал её ужас, не позволяя расслабиться, перегружая сознание. Наконец, не в силах больше противиться и обманывать восприятие, пятно света увязло в шевелящейся массе.

Глаза девушки закатились, ослабевшие пальцы разжались, гаджет выпал милосердно пряча во мрак сюрреалистическую картину. Зажав рот ладонями, Анжела всхлипнула и прижавшись спиной к шершавой стене, безвольно сползла на жёсткий цемент. А в затухающем разуме навечно запечатлелась картина.

Бесформенный образ исчезающего в серой жиже некогда твёрдой стены всклокоченного любовника. Светлые волосы, вставшие дыбом, в ужасе вылезшие из орбит глаза, и в немом крике распахнутый рот. А по всему телу – детские бледные руки. Гибкими змеями оплели они тело, прочно вцепились в руки и ноги, смертельным объятием стиснули горло.

«Поиграй с нами! Помоги нам!» – витало вокруг, эхом отскакивая от покрытых чёрной плесенью стен, хохоча и беснуясь. Отчаянно дёргаясь, Вадим растворялся под грудой скребущих ладошек, сминающих живую плоть мертвенных пальчиков, так и не сдавшись, борясь до последнего мига. Безумная мольба и нестерпимая мука плескались во взгляде, сквозь сплетение шарящих пальцев, прожигая душу Анжелы, разрывая на куски истерзанное девичье сердце. Девушка не выдержала, и сознание покинуло хрупкое тело.

А наверху, в самый разгар праздничной мессы, зашлось в панике сердце цыганской колдуньи. В неясном порыве обернувшись к друзьям, она тихо шепнула: «Беда…» – и опрометью бросилась к выходу. Ничего не понимающие Виктор с Александрой растерянно переглянулись и поспешили за ней. Вскоре с помощью прислужников в белых одеждах Анжела была обнаружена в проходе у дальней заброшенной кельи цокольного этажа. Что делала девушка там, куда сами монахи боятся ступить? И куда подевался Вадим?

Пока суета окружала беспамятную блондинку, Лиана тревожно осматривалась. Что-то не нравилось девушке в этом сыром помещении – забытом, заброшенном, вызывающем тысячи колючих мурашек. Серые тусклые стены, твёрдый цемент под ногами, хрустящий строительный мусор. «Ну, точно, похоже на жуткое место из сна!» – как ушатом холодной воды окатило цыганку. И тут же, из ниоткуда, порывами призрачных вихрей запрыгали, зашумели слова: «Поиграй с нами!», «Помоги нам!», «Найди нас!»

Детский топот и смех закружили водопадом, она покачнулась, невольно прислонившись к стене, и, ахнув, осела.

Глава 4

Словно от толчка, он внезапно проснулся. Печь давно погасла, и хату нещадно выстудили вездесущие сквозняки. Мужчина тяжело вздохнул и тоскливо покосился в окно. Снежные хлопья густо залепили стекло, но глухая темень слепо таращилась в ночи.

– Опять ветродуй поменял направление и загасил запальник! Беда одна с нынешними зимами. Когда уж весна. – пробурчал сам себе мужичок и нехотя спустил босые ноги с кровати. Кожу смачно лизнул морозный язык. Мужика передернуло. Нащупав сведёнными судорогой пальцами промерзшие валенки, он суетливо сунул в них зябкие ноги и быстро вскочил. Не давая себе времени околеть, мужик заохал, затопал, замахал руками, разогревая сведённые мышцы, и кинулся растапливать печь, пока хата совсем не превратилась в ледяную избу. Неловкие пальцы кололо мелкими иглами, нос, усы и борода взялись серебристыми оковами, замерзая и отвисая хрустящими гроздьями. Пока, наконец, робкий огонёк разметал по углам тени, мужик успел уже продрогнуть до самых костей. В простой белой сорочке до пят он, как и был, бухнулся на колени перед гудящим пылающим чревом и стал нараспев читать псалмы, то и дело размашисто осенняя себя крестным знамением.

Впереди ждал новый суровый день. Как раз сегодня и должен был прибыть гонец из столицы с заветным посланием. Нетерпение завладело священником, и язык неприминул запнуться. Уж сколько лет посылает прошение за прошением на позволение постройки католического храма в Курской губернии, но всё напрасно. Будто бы кто-то свыше упорно противится этому свершению. И вот надо же, именно сегодняшний день и так бестолково начался. Мужик зябко поежился, грохот бухающей на ветру ставни и неумолкающий свист разыгравшейся за окном вьюги отбили напрочь надежду на добрый и светлый день. Воздух насквозь пропитался морозной сыростью.

– Боже милостивый, помилуй мя грешного! Пусть гонец обрадует согласием хоть на этот раз! – жалобно всхлипнул мужик, рукавом утирая мокрую поросль на грубом лице.

– Не того просишь, Георгий! – вкрадчивый голос громом раздался в ответ. Мужик поперхнулся ворвавшимся смрадом, закашлялся и с испугом воззрился в открытый очаг. Рука сама протянулась к заслонке, но пламя, дрожа, уже вытекало наружу. Грохнувшись на грузный зад, мужик, суетливо отталкиваясь пятками, заелозил по полу, пока не упёрся в холодную стену. Смотрит во всё глаза на опаляющего волос выходца, а самому кажется, что не в хате у стены привалился он, а на сковороде жаркой в гиене огненной мается. Уж рот открыл, чтоб закричать, а тварь бездушная все ближе гнется, душу живую вытягивает, воздух в груди выпаривает, и мочи нет комок ершистый вдохнуть, и силушки нет противостоять напору адскому. Схватил себя за ворот мужик и давай сорочку тянуть да рвать, чтобы воздухом свежим насытиться. Да не рвётся проклятая, а всё туже ворот стягивает, над смиренным глумится. Так рот в крике немом и раззявил, а глаза пуще прежнего из орбит повыкатывались. Некуда спрятаться полоумному в диком ужасе, только волос пучками рвать остаётся. Потянулся мужик, руки трусятся, головенка-то ходуном ходит, куцый волос сквозь пальцы утечь норовит. Что за небыль такая творится с ним? Челюсть, отвиснув, мелко заклацала, а в выпученных глазах отразился нависший скалой силуэт. «Свят… Свят… Свят!» – взмолился мужик в молитве неистовой, но изо рта так ни звука не выцедил. Рука дрогнула, с головы сползла и змеёй пред глазами зависла, и уж пальцы сложились щепотью, а будто камень пудовый повис на ней и крестом осенить не пускает, так и рухнула рука плетью придавленной. Глаза свет режет, терпеть мочи нет, только веки застыли, не слушаясь, а зрачки сжались в зерно маковое, заплясал в глазах абрис огненный.

С багрянцем рыжие цветы роились, тая, оплывали, чтоб снова возникнуть в пылающем облике, разлившись над жертвой сияющим облаком. Две алые дыры сверлили страдальца, склонившись над ним, сковав прочно ужасом плоть. Разверзлась пучина, и голос псалмом вознёсся, не давая священнику взор отвернуть.

– Чего оробел, богомолец? Язык прикусил невзначай? А хочешь, поведаю страшную тайну? В суме у гонца вновь с отказом печать! Ну что приуныл, знать и сам чаял, грешный? Почто спину гнешь и хвалу воздаешь тому, кто отринул людской дух мятежный? Зачем ему вы? Сорная пыль со ступней! Ведь пропасть церквей православных натыкано, до вас, до католиков, как до червей!

Взгляд священника потух, челюсть сжалась, но страх не покинул, дара речи лишил,

Но также с ним вместе пришло понимание, никто его жизни лишать не спешил.

По тесной клетушке пронёсся злой хохот:

– Зачем жизнь твоя мне, подумай ты сам? Мне душу продай и служи в новом храме, что не Христосик, а я тебе дам!

«Ну как же? Как можно?» – метались вскачь мысли, а палец печать прижимал уж к листку.

Боль вспыхнула ярко, и горестно вскрикнув, Георгий отдёрнул кровавую руку ко рту.

– Ну вот, порешили! – сверкнула улыбка, ощерив клыкастую страшную пасть.

– Чтоб жить было легче и мне служил верно, лишу тебя жалости и пошлю власть!

Взмахнуло исчадье пылающей дланью, и вспыхнул священник чудесным огнём, Сжигающем совесть, изгоняющем жалость, оставляя гнилую душонку лишь в нём.

Очнувшись поутру в уютной кровати, священник уже не пугался гонца.

Он загодя знал, что таится в конверте,

А палец зудел, как исходная веха такого лихого начала конца.

***

– Лия! – будто из-под толщи воды прорезался голос, медленно возвращая в реальность. Он то приближался раскатистыми волнами, то отдалялся вновь, оставляя за собой послевкусие недосказанности.

Девушка слабо приоткрыла глаза. Мягкий колеблющийся свет и специфический аромат мгновенно оповестили обостренный видениями мозг, что она всё ещё в храме. Девушка пошевелилась, и тут же коршуном над ней нависла подруга. Глаза Саши были испуганы, губы дрожали. В руках одноклассница теребила ни в чем не повинную серую шапочку.

– Анжела? – хрипло выдавила Лия и с трудом поднялась на ноги, держась за нежно-персиковую стену храма. Только сейчас девушка увидела стоящих вокруг них монахов и, озабоченно нахмурившись, выжидательно уставилась на Александру. Стар и млад, обряженные в белые одеяния, с горящими в руках свечами они тихо перешептывались между собой, но из-за гулкого буханья в ушах собственной крови Велиана с трудом могла слышать неясные обрывки:

– …глупая молодёжь…

– …вот Бог послал…

– …надо сообщить…

– Скорая увезла, Кислый поехал с ней, а я с тобой осталась. – выдохнула одноклассница, хватая Лиану за руку. – Пошли отсюда… – неловко накинув капор, цыганка безропотно поплелась за подругой. Надо всё хорошенько обдумать. И, судя по выражению Сашиных глаз, делать они это будут вместе.

Глава 5

Без яркой и взбалмошной Анжелики в тесной комнатке общежития казалось уныло и пусто. Хмурое воскресное утро полновластно захватило город, окуная в повседневную бешеную рутину. Хоть и наступил выходной, но народу на улицах ничуть не убавилось. Все куда-то спешили, бежали, ехали, и так без конца! Только лишь в светлых стенах готического храма царила «мертвая» тишина, а седобородый настоятель, подобострастно склонившись, бесшумно молился: «Боже всемилостивый, за что наслал страшную кару? Помоги избавиться от плодов греховных! Почто беду не отвёл от отроков беспечных? Помоги, не губи душу невинную раба твоего отрока Вадимия! И ныне, и присно, и во веки веков. Аминь!»

С трудом поднявшись с колен, уже отживший большую половину отпущенных лет настоятель, смиренно взяв в руки свечу, направился вниз. В ту древнюю часть старого храма, которую с давних времён оккупировала нечисть. Он медленно ступал по обшарпанным ступеням, едва освещая путь тусклым колеблющимся огарком. В лицо дохнуло могильной сыростью и плесенью, старик брезгливо поморщился, но назад не повернул. Углубляясь все дальше, он всё сильнее ощущал тяжесть удушливой атмосферы. Тишина завораживала. Она клубилась и пела тоненькими голосами, как будто псалом, но он мог и ошибаться. Возможно, доносятся голоса сверху? Но нет, в храме ведь только взрослые, а тут… Словно в ответ, совсем рядом рассмеялся ребёнок, священник испуганно вздрогнул и закрутился на месте, пытаясь уследить за бешенной каруселью мелькавших отзвуков:

– Поиграй…

– Поиграй…

Вокруг него слышался топот лёгких шагов и пугающее хихиканье.

– Где же вы? – всё никак настоятелю не удавалась разглядеть малышей. Впрочем, ему вообще ничего не было видно, лишь голые бетонные стены.

– Прошу вас, кем бы вы ни были, отпустите отрока! – бухнулся на колени старец, сложив руки в молитве. В ладонях его, отражая свечу, поблескивали чётки. Тишина словно обухом саданула по ушам. Так он стоял и молился, а из чёрного киселя за ним молча наблюдали две хрупкие детские фигурки. Они тянулись к нему, злобно кривя лица, щёлкая сухими тонкими косточками корявых пальцев, раззявив рты бездонными провалами. Но сила Божьего слова была столь велика, что все потуги тёмных сил были никчёмны. Незримые чары отскакивали от прочного кокона веры, светящимися протуберанцами окружившего склонившегося в молитве священника.

Глава 6

Утро было нудное, растянутое в пространстве, как потерявшая свой аромат жевательная резинка. Хмурые тучи клубились над городом. Вот-вот, и они дадут брешь, щедро рассыпая над улочками сверкающую белизну. Многочисленные прохожие зябко прятали лица в тёплые воротники, суетливо натягивали капюшоны и, пытаясь скрыть утренний мандраж, пританцовывали на остановках. В такую погоду лучше сидеть дома с горячей кружкой ароматного чая в руках, чем с высунутым языком бежать на ненавистную работу.

Лиана судорожно вздохнула и отвернулась от окна. Александра испуганной птичкой сидела у больничной кровати, где тихонько посапывала тень былой Анжелики. Почему тень? Да потому что в обколотой успокоительными измученной девушке с ввалившимися щеками и тёмными кругами под глазами едва ли можно было узнать былую яркую красотку. Блондинка крепко спала, но глазные яблоки двигались хаотичными рывками, губы пунцовыми вишнями выделялись на осунувшемся лице. Лиана склонилась над подругой, заботливо поправляя свесившуюся бледную кисть, но та с внезапной силой стиснула запястье цыганки. Девушка, вздрогнув, попыталась отпрянуть, но впившиеся в смуглую кожу сухие пальцы держали крепко. Вскинувшись, девушка подняла взгляд и провалилась в бледно-голубые, почти прозрачные озёра распахнутых глаз. Первобытный страх плескался в них, подобно цунами, норовя выбраться наружу и поглотить весь мир.

– Руки… Много… Утащили… Найди… Спаси!.. – хриплый голос, больше похожий на воронье карканье, вырвался из приоткрытых губ и ворвался в сердце тревожным набатом.

– Куда, Анжела? Куда утащили? – сжав тонкую ладонь подруги, Лиана в бешенстве трясла её, срываясь на крик. А у самой перед мысленным взором стояло нахлынувшее видение. Множество маленьких рук, цепляющихся за Вадима, и исчезающий парень в холодной стене.

– Лия! Лиана, что с тобой? Очнись! – испуганный голос Александры и звонкая пощёчина вернули цыганку в реальность.

– Я… Я в порядке, – промямлила та, потирая горящую щеку. – Анжела сказала…

– Лия, Анжела ничего не могла тебе сказать! – отчаянным криком перебила подругу Саша. – Она всё это время спала!