Всю жизнь я верил только в электричество

– И как у тебя, оно, Василий вырвалось-то , чтоб по морде хряпнуть? -удивлялся дорогой дядя Гриша.– Но ты, Санька, на свадьбе всем скажи, что избили тебя до полусмерти, но невесту не нашли. Уговор?

– Да чё ты, дядь Гриш! Уговор старый. Я слово свое никогда не отменяю.

Так и добрели до столов, за которыми, осеняемые волшебным пересветом крашеных лампочек, кто жевал, кто через силу запрокидывал стаканчики, а кто спал на скамейках или разместив голову на сложенные в полупустые тарелки руки.

  В то же время из темени поодиночке сползались на свет отдельные потерявшиеся, которые вздремнули малость в полыни до восстановления сознания. Мы сели к штакетнику палисадника и с радостью считали всех, кто  враскачку вваливался из тьмы на свет. Где-то через полчасика возвернулись сорок два охотника за вором из пятидесяти. Так посчитала Людка Терентьева, соседка наша. Через три дома жила. Она вообще любила считать всё, а тут как раз и случай выпал.

Невесты, тем не менее, на месте не было. Сидел довольный почему-то Серёга и жевал грузди, запивая их маленькими глотками водки.

– Чего лыбишься? – рявкнул на него дядя Гриша.– Не волнуется он. Не переживает. Думаешь, второй раз жениться дадим? А хрена вот тебе!

– Так ищите, мля! – зашумел одинокий муж.– Где баба моя? Кто клялся воров найти? Мне теперь что, свидетельство назад везти в Затоболовку. Попам в церкви тоже сказать, что непрочно обвенчали и невесту стырили как вилку со стола? Удивляюсь я на вас, мужики, мля. Вроде поели попили, сил набрались, а девку в родном краю сыскать слабо вам вышло.

– В родном краю! – эхом воскликнул двухметровый дядя Саша – Мозги ваши от курей! В родном краю!!! Это ж в лесу надо глядеть. Они её, собаки, в лесу спрятали. А утром, если мы не найдем сейчас, увезут её в Турцию. Или в Индию, мля!

– В Турцию-то на кой пёс? – удивился шофер дядя Лёня, который с нами на Каспий ездил.

– Этого мне знать не положено! Но увезти могут. Раз украли. Давай, по коням все! Шашки, нагайки – товьсь! Все за мной!

Он первый подскочил к чьёму-то мотоциклу, в фару которого был воткнут сверху ключ. Он мгновенно завел движок, создав за собой вонючую дымовую завесу, включил свет и испарился в темноте. Виден был только прыгающий луч от фары и задний красный фонарик. Мужики, которые были в состоянии двигаться, тоже устремились, выписывая вензеля ногами, кто к мотоциклу, кто к велосипедам с фонариками над колесом. Они тоже стали вылетать, петляя, из света во тьму и не спеша устремились к ближнему колку. Километра три до него. Остальные с фонариками-жучками в руках, создавая повизгивающий и скрипящий шум, тоже поковыляли за ушедшей вперед техникой.

Мы с малолетками в лес не побежали. А смотрели вдаль на мечущиеся разнокалиберные огни, освещающие бездорожье, собственную пыль и выхватывающие временами фрагменты березового красавца леса, где уверенно рассчитывали найти и законно покарать негодяев-воров.

Вскоре всё стихло и потемнело. Видимо, казаки достигли леса и спешились.

Серёга посвистел мелодию «темная ночь», которую красиво пел Бернес в кино. Потом выпил бутылку лимонада, взял ещё одну, прихватил горсть шоколадных конфет и сказал нам, потому, что движущихся рядом больше не было. Все тётки ужинали на кухне.

– Эй, шкеты. Вы тут поглядывайте, чтобы натурально не спёрли чего. А то тут из темени наверняка глядят за нами. Тоже врезать мечтают. А их не позвали. Всех же не напоишь, бляха муха.

И он пошел в дом, насвистывая то же самое. Причем насвистывал весело, хотя песня была печальной.

Мы сели за столы. Нашли нетронутую еду, перекусили прилично. Ну, а потом стали сторожить свадебное место и ждать возвращения казаков с живой невестой и связанными по рукам и ногам мерзавцами-ворами, у которых и кляпы воткнуты в рот, и фингалы под глазами фиксировали наказание. Мы так рассуждали, что покормят их напоследок и на добрую память о домашней еде, да отвезут в ближайшую тюрьму. От этой надежды и уверенности всем нам стало хорошо. И тогда незаметно к каждому из нас подкралась из темноты дремота. Она уложила всех на скамейки и стала показывать хорошие, веселые, как эта славная свадьба, сны.

– А ну, геть звiтсиля!!!– разбудил громовой голос сверху нас всех, кто зарылся носами в разнообразные блюда, лежал на траве в стороне от столов и света, ну и, конечно, нас, шкетов, вытянувшихся на скамейках. Команду выполняли все неодинаково. Из салатов и давленых солёных помидоров гости выковыривались с удивлением на раскрашенных мокрых лицах. Они туманно оглядывали то, в чем прибыли на праздник. Не узнавали ничего и оглядывались вокруг, восстанавливая через мутноватые глаза былое, хоть и недавнее прошлое. Те, кто мял туловищем, тяжелым от выпитого и закушенного, траву нежную, поднимались побыстрее и вливались в действительность сразу. Земля была ночью не тепла и не очень уютна, а от прохлады земной и трезвости в них обнаруживалось побольше. На скамейках вздремнули мы, шкеты, и не слишком одуревшие от проглоченной водки мужички и даже сильные духом крестьянские дамы. С них и было легче всего вскакивать. Ноги опустил – и ты уже вернулся в праздник.

Команду подавал двухметровый дядя Саша, вернувшийся из погони за вором невесты по ближайшим лесам. Выглядел он жутко. На нём осталось немного рубашки в полосочку, верхняя часть брюк и одна левая туфля. Здоровенные часы с белым металлическим браслетом сами не присутствовали на руке, но оставили за себя четкую белую с грязными каёмками полосу и такой же круг. В пышном седом волосе дяди Саши присутствовало много всяких предметов. Кусочки березовой коры, мелкие веточки и зелёные листики. С затылка до шеи тенью прозрачной поникла снесённая на ходу паутина, в середине которой сидел желтенький паучок, не успевший вовремя соскочить.

Он приехал первым на том же мотоцикле, изменившемся только внешне. Не было заднего номера на крыле, поскольку само крыло осталось в лесу. Гоняясь за злодеями, он смог попутно сломать левую подножку, помять фару и отодрать каким-то крупным предметом половину заднего сиденья.

– Мотоцикл чей? – крикнул вдаль дядя Саша. – Завтра будет как новый. Отвезём сегодня на МТС. Там пацаны с золотыми руками все.

– А народ-то, шо с тобой утёк в леса который, он где? – заботливо спросила тётя Валя, жена моего дяди Васи. – Меня, конкретно мой Василий интересует.

Вслед за её вопросом начал сам по себе вырисовываться ответ. Сначала появились четыре велосипедиста, которые несли на себе велосипеды. Они выглядели страшнее дяди Саши. Но вы, читатели, ориентируйтесь на его описание, а воображение само слепит вам образы остальных. Единственное, чего было натурально жаль, так это колес, погнутых в классические восьмерки. Такие колеса даже золотым рукам из МТС не поддадутся и покупать придется новые. Вслед за велосипедистами, которые тоже вразнобой интересовались у окружающих, чей был бывший велосипед, появился второй мотоциклист. Он был глубоко изранен встречными деревьями, сучками, ямами лесными и лобовым столкновением со стенкой лесной сторожки, сделанной из кизяка, на первой поляне. Поэтому и мотоцикл уже не был похож на средство передвижения. На нём не осталось ничего кроме рамы, мотора и руля. Колёса проколололись чем-то вроде шипов бороны. Дырья в шинах напомнили одному старому уже дядьке следы от прямого попадания из крупнокалиберного пулемета. Дядька воевал четыре года, ему там руку по локоть оторвало. И в следах военных он понимал всё.

– А никто в тебя не стрелял в лесу? – тихо спросил он мотоциклиста. – Из противотанкового ружья или из пулемёта на треноге?

Мотоциклист задумался.

– Ты аки подурел, Демьяныч! – шепнула безрукому тётка Дуня, уборщица из сельпо.– Тут какие будут тебе партизаны? Али ты чуешь, будто немчура с нашего совхозу, которая на свадьбу не попала, пошла в лес вас, дураков, поджидать? Так если б они, вас бы ни одного не осталось. У них  ведь в лесах попрятаны танки, пушки, гранаты с длинными ручками.

– От дура ты, Дунька, мля! – ответил Демьяныч. – Метешь помелом своим окаянщину, как коридоры в сельпо. То ж с Поволжья немчура. Они пулемёта и в глаза сроду не видали. В кино разве что…Тьфу!

Затем из темноты выдвинулась самая большая бригада смелых и храбрых поисковиков невесты. Смотрелась она вполне сносно. Ну, там, мелкие царапины на руках и физиономиях, порванные небольшими кусками штаны, белые рубашки, покрашенные намертво соком свежих листьев, небольшие фингалы под потухшими от начинающегося похмелья глазами. И всё вроде.

Дядя Вася смотрелся получше других. Он, когда в лес заходил, разделся до трусов. Повесил всё на березку, полуботинки уложил рядом на куст вишарника. Поэтому у него только носки стёрлись почти до щиколоток. Но носки копейки стоят. Не обидно.

Сильнее всех пострадал, конечно, второй мотоциклист. Может и было на нём живое место. Но он и сам не мог показать – какое. Место его было не на свадьбе, а в районной  больнице. В травмотологии или у хирурга. И кто-нибудь другой сразу туда и ускакал бы. Да только не казак же!  Смеялся бы над ним весь поселок до конца его жизни.

– Ты вот чего, – дядя Вася знал все приемы первой медицинской помощи. На двухнедельные курсы совхоз пятерых в город по разнарядке посылал три года назад. – Пойдем щас во двор. Там никого пока. Разденешься догола. И мы польём тебя всего водкой. Оно бы, мля, лучше спиртом. Но водка тоже убьет враз всю заразу, шо ты нахватал в лесу. И раны посушит. Завтра будешь такой же, как вчерась. Молодой и красивый. Славка, Шурка, Володька Прибылов, с нами пойдете. Водку будете лить на дядю Костю.

– Какие с них поливальщики? – возмутились дуэтом братья отца моего младшие. Шурик и Володя. – Они водку понюхают и хоть гробы заранее заказывай. Мы польём. А ты его, Василь, держать будешь, шобы он не сорвался да не убег.

– Ладно, кубыть! – согласился раненый и мы маленькой толпой пошли во двор. Володя прихватил со стола три бутылки и три стакана

– Во дворе всё есть. Там ещё водки на две недели хватит. Пусть народ тут похмеляется, – дядя Вася забрал у Володи бутылки и всучил их одному из пробудившихся в подносе с тушеной рыбой. – На, братик, поправься малехо!

И мы вошли во двор. Дядя Костя снял медленно что-то, похожее на бывшие штаны, ещё медленней стянул продырявленные и разодранные со всех сторон  портки, бросил на землю то, что недавно называлось рубахой, со спины через голову скинул исподнюю рубашку, похожую на крупноячеистую рыболовную сеть, вылез из трусов и изготовился.

– Трусы можешь надеть,– посоветовал умный Шурик. – Всяко может быть.

Дядя Костя намёка не уловил, но в трусы влез и подтянул их до пупа. Вот тут мы его и разглядели окончательно. Он весь кровоточил изо всех глубоких и мелких разрезов, которые острые сучья делают не хуже ножа.

– Голову покажи. – Володя взял его за шею и нагнул.– У-у-у!  Голову бы лучше совсем отрезать. И так уже ничего не осталось целого.

Пока дядя Костя размышлял над серьёзностью ужасного этого предложения, все трое откупорили по бутылке и начали поливать водкой пострадавшего. Он с первых секунд ничего и не понял, зато потом взвился как конь на дыбы и заорал страшно. Как утопающий, который понимал, что на берегу нет никого и спасти его некому. Дядя Вася держал его изо всех сил, но этого было явно недостаточно.

– Шурка, малой пусть поливает, а я держать буду!

  И Володя прихватил мученика снизу за ноги.

После следующих трёх бутылок вопли дяди  Кости перешли в хрипы, стоны и звериный рык. Глаза его вылезли из глазниц, рот пытался выхватить из водочных паров хоть каплю чистого воздуха, а руки он выворачивал так замысловато, что сумел освободиться от хватки дяди Васи, Потом он подпрыгнул так резво, что мокрые щиколотки Володя тоже не удержал. Свободный дядя Костя, раздираемый на мелкие детали болью, которую принесла водка в раны, сделал два бешеных круга во дворе, матерясь так многослойно и десятиэтажно, что даже закаленный жизнью дядя Вася сделал утвердительное заключение: – Да! В методике лечения мы не ошиблись. Если не помрет от болевого шока в течение двадцати минут, то завтра его можно по новой запускать в колючки. Как новый будет. Ни царапинки, мля, не останется.

Дядя Костя вылетел как снаряд из ворот и, сметая по пути всё и всех, унесся по дороге, которая вела вокруг деревни.

– А чего это он чесанул, как будто в тазике со скипидаром посидел?– Удивился двухметровый дядя Саша.

– Скоро вернется. Вон оттуда, – Шурик показал пальцем на другую сторону поселка. – И мы вместе с ним ещё погуляем. До рассвета ещё почти четыре часа.

– Всех настырно прошу занять закрепленные за ними места у столов. Вторая часть свадьбы продолжается, несмотря на отсутствие выбывших по болезни, тех, кого жены угнали и скурвившихся слабаков, – Дядя Гриша махнул фуражкой, топнул копытом культи оземь и свистнул гармонистам: – А ну, кудрявые, гопака нам на все лады! Да шоб с деревьев листья обсыпались!

Все быстро расселись, кухонные тётки чередой прибежали с подносами. Принесли жареные грибы, домашнюю колбасу, солёную рыбу, осыпанную луком, огурцы маринованные и много всего такого же, да ещё и мясо с кровинкой, истекавшее соком и манящее запахом. Заиграли три гармошки, а ровно под начало звуков из-за спин гармонистов вылетели четверо плясунов и стали скакать с таким усердием, будто свадьба ещё вообще не начиналась, а они её открывали весельем пляски. Все стали снова пить, есть и разговаривать друг с другом про то, как удалась свадьба.

Тут открылась калитка ворот Серёгиного дома и вышла из неё невеста бывшая, а теперича жена Наталья Николаевна.

-Драсти всем честным народам! – засмеялась она заливисто и красиво. -Спасибо вам, милаи наши, что дождались. Скрали мене окаянные людишки, да муж мой, Сергуня, отбил меня, поугробил сотню воров моих, да на руках десять вёрст пёр.! Во какой мужик у меня!

– Сухое спасибо рот дерет! – обрадовался найденной невесте большой дядя Саша.– Седайте на свой трон, раз так хорошо кончилось всё. Да горько выпьем!

– Ой, горько!– нестройно, но напористо закричал уцелевший народ.

– Погодьте!–  Сзади к Наталье подошла тётя Валя, сняла с неё фату, расплела косу толстую искусственную, вынув из неё ленту белую. Затем сплела из нее две тонких косички, в которые вставила ленточки желтые. Потом косы свернула на макушке в кольцо, закрепила его шпилькой. После чего надела на Наташкину новую прическу странного вида шапочку фиолетового с коричневым оттенком цвета. Шапочка издали напоминала смешной невысокий колпак.

– Теперича ты жена подлинная. Не невеста ты больше. Муж, а ну, цалуй жонку свою как положено. Под хорошее «горько»!

– Горько! – завопили все, чокаясь стаканами.

И под звон этот Серёга смачно чмокнул жену в порозовевшую от счастья щеку.

– Эй, гуляй милая! Гуляй, публика! Гуляй, пляши, народ честной! – закричал гармонист и все трое растянули меха. Так широко и певуче начиналась свадебная застольная.

Снова стало интересно. Мы, не нужные никому уже, снова пошли на свои места в палисадник, чтобы ничего не пропустить из нашего общего замечательного деревенского праздника.

Веселье стало ярче сразу после появления дяди Кости в трусах. Он сделал круг по огибающей Владимировку дороге и ветер встречный охладил зверство водки, впитавшейся в «боевые» его раны. Продезинфицированный дядя Костя с ходу сел за стол, крикнул Шурику и дяде Васе что-то вроде «Ну, мужики, благодарствую вам! Вылечили зараз» и приступил к ужину с отменным аппетитом, который он нагулял бегом по объездной дороге. Все, кто сидел рядом с ним, аккуратно отодвинулись подальше, поскольку дополнительные пары водки, струящиеся окрест дяди Кости, ещё могли действовать на сидящих слишком близко, как живой продукт в количестве двести граммов на одного человека. Водочный запах доставал и на нас за штакетником. Он был тошнотворный и имел привкус прокисшего теста. Но мы заткнули носы, а воздух чистый вдыхали прямо от самой земли. Туда пары водочные не опускались. Жена дяди Кости сгоняла за угол домой и быстренько вернулась с синей рубашкой и полосатыми серыми штанами.

– А ботинки?  А носки? – совсем пришел в себя раненый. – Они во дворе у жениха. Найди, да принеси.

И через пять минут это был совсем другой человек. Поскольку он пропустил всё, то жутко поразился наличию за столом невесты.

– Ты хто? – спросил он, приподнявшись и приложив ладонь ребром ко лбу.-Тебя ж не нашли. Они, гады, украли, а мы, гады, не сыскали.

– А запасная у меня была. В сарайке держал до поры. Мало ли чё… А тут запчасть и сгодилась вовремя. А та, какую украли – нехай с бандюганом и живет!– захохотал Серёга и сразу же отхватил увесистую затрещину. Рука у Натальи  была тяжелая. Как у мамы Зинаиды. Она усмиряла, рассказывали, шумного в подпитии мужа без дополнительного оборудования – нежной рукой доильщицы. Пальцы у неё были как из железа. Она брала его пальцами за шею и сгибала до постели. Держала, пока Николай не засыпал.

Дядя Костя этого уже не видел. Он пил водку, ел рыбу, потом мясо с солёными грибами, периодически повторяя себе под нос одно и то же:-Что ж горько так, а? Горько, говорю!

  Но народ был занят, поскольку первый наплыв пьяного угара откатился назад благодаря времени и отрезвляющим приключениям. Народ  не замечал  ни Наташкиного подзатыльника, который помог Серёге прекратить ржать и начать есть всё подряд. Тем более, никто не прислушивался к тому, что бубнит жующий и глотающий дядя Костя. Играли гармонисты, визжали пляшущие тётки и не до смерти напившиеся мужички, горели разноцветные лампочки, ветерок красиво шевелил  ленты на кончиках веток, метались туда-сюда кухонные работницы с подносами и пустой посудой. Дело шло к трём часам ночи, как сказала на бегу одна из разносчиц еды.

– Три часа ещё, а половину гостей как повышибало. Корейцы тихо смылись и немцы. Наши вон полегли в траву. Хорошо хоть, что не сбежали со свадьбы. Грех это.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.