Кошмар По-эта

XXII. Азатот

Меня доставил бес в пустые далиЗа все известные скопленья звезд,Где время и материя пропали,Был Хаос лишь, сумбурный зла форпост.Шептал там в мраке Властелин громадныйО снах своих, осмыслить что не мог,Вкруг вились твари внешности нескладнойВ воронках, что раздул лучей поток.Они плясали дико под скуленьеБезумной флейты в мерзостных когтях,Чьих волн бесцельных глупое смешеньеЗакон привносит во вселенных прах.«Посланник я Его», – мне бес сказалИ тумака Владыке грубо дал.

XXIII. Mirage

I do not know if ever it existed —That lost world floating dimly on Time’s stream —And yet I see it often, violet-misted,And shimmering at the back of some vague dream.There were strange towers and curious lapping rivers,Labyrinths of wonder, and low vaults of light,And bough-crossed skies of flame, like that which quiversWistfully just before a winter’s night.Great moors led off to sedgy shores unpeopled,Where vast birds wheeled, while on a windswept hillThere was a village, ancient and white-steepled,With evening chimes for which I listen still.I do not know what land it is – or dareAsk when or why I was, or will be, there.

XXIII. Мираж

А был ли он, я спрашиваю снова —Забытый мир, чрез Время что плывет —Но часто зрю его во мге лиловой,Сна смутного мерцающий налет.Там были башни, с плеском странным реки,Диковин лабиринт, простор небесИ та заря, что будит в человекеПо вечерам желание чудес.Безлюдный брег, осокой обрамлен,Где вились птицы, а над нимДеревня с колокольнею, чей звонВечерний памятью моей храним.Не знаю, что за край – спросить боюсь,Когда там был, иль только окажусь.

XXIV. The Canal

Somewhere in dream there is an evil placeWhere tall, deserted buildings crowd alongA deep, black, narrow channel, reeking strongOf frightful things whence oily currents race.Lanes with old walls half meeting overheadWind off to streets one may or may not know,And feeble moonlight sheds a spectral glowOver long rows of windows, dark and dead.There are no footfalls, and the one soft soundIs of the oily water as it glidesUnder stone bridges, and along the sidesOf its deep flume, to some vague ocean bound.None lives to tell when that stream washed awayIts dream-lost region from the world of clay.

XXIV. Канал

Есть место жуткое в неясном сне,Там окружают без жильцов домаКанал дурной, смердящий как чумаОт мерзости какой-то в глубине.Там переулки, сузившись в верхах,До улиц вьются, что на картах нет,Луна роняет призрачный свой светНа окна мертвые в косых рядах.Шагов не слышно там, звучит лишь плескСкользящих черных маслянистых вод —Теченье под мостами их несетДо океана, зрим вдали чей блеск.Неведомо, когда унес потокИз яви сей заблудший в снах мирок.

XXV. St. Toad’s

“Beware St. Toad’s cracked chimes!” I heard him screamAs I plunged into those mad lanes that windIn labyrinths obscure and undefinedSouth of the river where old centuries dream.He was a furtive figure, bent and ragged,And in a flash had staggered out of sight,So still I burrowed onward in the nightToward where more roof-lines rose, malign and jagged.No guide-book told of what was lurking here —But now I heard another old man shriek:“Beware St. Toad’s cracked chimes!” And growing weak,I paused, when a third greybeard croaked in fear:“Beware St. Toad’s cracked chimes!” Aghast, I fled —Till suddenly that black spire loomed ahead.

XXV. Сент-Тоуд

«Эй, берегись, Сент-Тоуд там звонит!» —Он крикнул, лишь нырнул я второпяхВ безумных улиц лабиринт впотьмахРеки южней, где древность в грезах спит.То был старик согбенный, в рвань одетый,В мгновенье скрылся он из виду прочь,И я продолжил погружаться в ночьТуда, где крыши зубьями воздеты.В чем ужас здесь, не сказано нигде —Но снова я услышал жуткий зов:«Беги от треснувших колоколов!»И третий старец каркнул о беде:«Сент-тоудского звона берегись!»Я побежал – и шпиль злой взнесся ввысь.

XXVI. The Familiars

John Whateley lived about a mile from town,Up where the hills begin to huddle thick;We never thought his wits were very quick,Seeing the way he let his farm run down.He used to waste his time on some queer booksHe’d found around the attic of his place,Till funny lines got creased into his face,And folks all said they didn’t like his looks.When he began those night-howls we declaredHe’d better be locked up away from harm,So three men from the Aylesbury town farmWent for him – but came back alone and scared.They’d found him talking to two crouching thingsThat at their step flew off on great black wings.

XXVI. Домашние духи

От града в миле Джон Уэйтли жил,Где начинают кучиться холмы;Его сметливым не считали мы,Поскольку в прах он ферму разорил.Бывало, сутками так и сидитЗа найденной в мансарде стопкой книг —В итоге сморщился забавно лик,И всех людей пугать его стал вид.Когда ж он начал выть, решил наш сходЕго упечь в психушку, потомуЯвились трое эйлсберских к нему,Вот только дали деру от ворот:Беседовал он с тварями двумя,Умчали кои крыльями шумя.

XXVII. The Elder Pharos

From Leng, where rocky peaks climb bleak and bareUnder cold stars obscure to human sight,There shoots at dusk a single beam of lightWhose far blue rays make shepherds whine in prayer.They say (though none has been there) that it comesOut of a pharos in a tower of stone,Where the last Elder One lives on alone,Talking to Chaos with the beat of drums.The Thing, they whisper, wears a silken maskOf yellow, whose queer folds appear to hideA face not of this earth, though none dares askJust what those features are, which bulge inside.Many, in man’s first youth, sought out that glow,But what they found, no one will ever know.

XXVII. Маяк Старшего

От Ленга, где вершины взметеныДо хладных звезд, невидных никому,Несется света луч сквозь полутьму,Чей блеск мольбой встречают чабаны.По их рассказам (не были хоть там),Из маяка на башне он идет,Последний Старший где один живет,Стуча посланья Хаосу в тамтам.Из жёлта шелка маска Существа,И складки странные на ней таятЛик неземной, но спросит кто едва,Что у него за выдавленный склад.Искали многие маячный свет,Но что нашли – не даст никто ответ.

XXVIII. Expectancy

I cannot tell why some things hold for meA sense of unplumbed marvels to befall,Or of a rift in the horizon’s wallOpening to worlds where only gods can be.There is a breathless, vague expectancy,As of vast ancient pomps I half recall,Or wild adventures, uncorporeal,Ecstasy-fraught, and as a day-dream free.It is in sunsets and strange city spires,Old villages and woods and misty downs,South winds, the sea, low hills, and lighted towns,Old gardens, half-heard songs, and the moon’s fires.But though its lure alone makes life worth living,None gains or guesses what it hints at giving.

XXVIII. Ожидание

Способны вещи некие внушитьМне чувство, будто грянут чудеса,Иль что разверзнутся вдруг небеса,Открыв миры, где боги могут быть.Есть ожиданье, враз не объяснить —Как пышности, в былом что ныне вся,Иль приключений, в коих грез краса,А дух в восторге мчится во всю прыть.Оно в закатах, в шпилях городов,В селеньях старых, в рощах и холмах,Во мглистых дюнах, в городских огнях,В негромких песнях, в магии садов.И хоть за лишь один соблазн жить стоит,Не алчут знать, намек его что кроет.

XXIX. Nostalgia

Once every year, in autumn’s wistful glow,The birds fly out over an ocean waste,Calling and chattering in a joyous hasteTo reach some land their inner memories know.Great terraced gardens where bright blossoms blow,And lines of mangoes luscious to the taste,And temple-groves with branches interlacedOver cool paths – all these their vague dreams shew.They search the sea for marks of their old shore —For the tall city, white and turreted —But only empty waters stretch ahead,So that at last they turn away once more.Yet sunken deep where alien polyps throng,The old towers miss their lost, remembered song.

XXIX. Ностальгия

Раз в год, в печальных осени огнях,За океаны стаи птиц летят,В счастливой спешке щебеча вразлад,Чтоб оказаться в памятных краях.Висячие сады в чудных цветах,И манго сладкие, за рядом ряд,И в рощах храмов ветви шелестятНад тропками – все это видят в снах.В полете ищут линии бреговДа в шпилях града белого черты —Но лишь пустые воды впереди,Так что меняют курс они свой вновь.А средь полипов в глубине морскойЖдут песнь их башни древние с тоской.

XXX. Background

I never can be tied to raw, new things,For I first saw the light in an old town,Where from my window huddled roofs sloped downTo a quaint harbour rich with visionings.Streets with carved doorways where the sunset beamsFlooded old fanlights and small window-panes,And Georgian steeples topped with gilded vanes —These were the sights that shaped my childhood dreams.Such treasures, left from times of cautious leaven,Cannot but loose the hold of flimsier wraithsThat flit with shifting ways and muddled faithsAcross the changeless walls of earth and heaven.They cut the moment’s thongs and leave me freeTo stand alone before eternity.

XXX. Истоки

Не надо нового мне барахла —Ведь свет сперва явил мне старый град,От моего окна где крыш каскадСпускался в гавань – видам нет числа.И улицы, заката где лучиОконца красили дверей резных,И шпили с блеском флюгеров златых —Все это в детстве снилось мне в ночи.Сей клад из сдержанной закваски летТех призраков докучных гонит вон,Снуют что с чепухой со всех сторонМеж неба и земли бессменных сред.Они мгновенья путы рвут на мне —И вот я с вечностью наедине.

XXXI. The Dweller

It had been old when Babylon was new;None knows how long it slept beneath that mound,Where in the end our questing shovels foundIts granite blocks and brought it back to view.There were vast pavements and foundation-walls,And crumbling slabs and statues, carved to shewFantastic beings of some long agoPast anything the world of man recalls.And then we saw those stone steps leading downThrough a choked gate of graven dolomiteTo some black haven of eternal nightWhere elder signs and primal secrets frown.We cleared a path – but raced in mad retreatWhen from below we heard those clumping feet.

XXXI. Житель

Он стар был, Вавилон когда был нов;То тайна, сколько спал он под холмом,Его гранит где мы с большим трудомОтрыли и явили миру вновь.Там были основанья крепостейИ статуи, в которых отраженВид фантастических существ времен,Что не остались в памяти людей.А после мы нашли ступеней ряд,Вниз ведших чрез фигурные вратаВ покои, в коих ночь царит всегда,И Знаки Старших холодно глядят.Мы внутрь вошли, и ужас нас объял:Там в недрах кто-то тяжело ступал.

XXXII. Alienation

His solid flesh had never been away,For each dawn found him in his usual place,But every night his spirit loved to raceThrough gulfs and worlds remote from common day.He had seen Yaddith, yet retained his mind,And come back safely from the Ghooric zone,When one still night across curved space was thrownThat beckoning piping from the voids behind.He waked that morning as an older man,And nothing since has looked the same to him.Objects around float nebulous and dim —False, phantom trifles of some vaster plan.His folk and friends are now an alien throngTo which he struggles vainly to belong.

XXXII. Отчуждение

Не уходил он плотью никогда,Рассвет его в постели заставал,Но еженощно дух его леталК мирам, где нет земного ни следа.Он Йаддит зрел, не тронувшись умом,И в Гурской области не встретил смерть,Вдруг флейты зов вселенной круговертьПронзил из бездн в безмолвии ночном.Он будто постарел с тех самых пор,И видится ему весь мир иным.Вокруг предметы плавают, что дым —Лишь плана большего фантомный вздор.Семья, друзья ему теперь чужды,Не может быть он частью их среды.

XXXIII. Harbour Whistles

Over old roofs and past decaying spiresThe harbour whistles chant all through the night;Throats from strange ports, and beaches far and white,And fabulous oceans, ranged in motley choirs.Each to the other alien and unknown,Yet all, by some obscurely focussed forceFrom brooding gulfs beyond the Zodiac’s course,Fused into one mysterious cosmic drone.Through shadowy dreams they send a marching lineOf still more shadowy shapes and hints and views;Echoes from outer voids, and subtle cluesTo things which they themselves cannot define.And always in that chorus, faintly blent,We catch some notes no earth-ship ever sent.

XXXIII. Портовые гудки

Над крышами, одна другой старей,Всю ночь звучит из порта песнь гудков;В том хоре голоса седых брегов,Чужих причалов, сказочных морей.Хоть каждый с остальными незнаком,Но под влияньем наведенных силИз хмурых бездн, что Зодиак сокрыл,Слились все в гуле космоса одном.Туманом снов они пускают стройНеясных форм, намеков и картин,Отзвучий пустоты вовне, причинВещей, самим что не постичь порой.И в этом хоре слышим мы всегдаТе звуки, что не шлют с Земли суда.

XXXIV. Recapture

The way led down a dark, half-wooded heathWhere moss-grey boulders humped above the mould,And curious drops, disquieting and cold,Sprayed up from unseen streams in gulfs beneath.There was no wind, nor any trace of soundIn puzzling shrub, or alien-featured tree,Nor any view before – till suddenly,Straight in my path, I saw a monstrous mound.Half to the sky those steep sides loomed upspread,Rank-grassed, and cluttered by a crumbling flightOf lava stairs that scaled the fear-topped heightIn steps too vast for any human tread.I shrieked – and knew what primal star and yearHad sucked me back from man’s dream-transient sphere!

XXXIV. Поимка

По мрачной пустоши тропа вела,Где в сером мху лежали валуны,И брызги, столь тревожны, холодны,Из вод взметались, бездна что гнала.Стих ветер, не доносился больше звукОт древа чуждой формы и кустов,И тут, пейзаж пустынный расколов,Пред мной поднялся холм огромный вдруг.Взнеслись те склоны круто к небесам,По ним ступень обломки средь травыВзбирались до пугающей главы,Размером не под стать людским шагам.Узнал я в страхе год и свет звезды,Меня вернувшие с земной тщеты!

XXXV. Evening Star

I saw it from that hidden, silent placeWhere the old wood half shuts the meadow in.It shone through all the sunset’s glories – thinAt first, but with a slowly brightening face.Night came, and that lone beacon, amber-hued,Beat on my sight as never it did of old;The evening star – but grown a thousandfoldMore haunting in this hush and solitude.It traced strange pictures on the quivering air —Half-memories that had always filled my eyes —Vast towers and gardens; curious seas and skiesOf some dim life – I never could tell where.But now I knew that through the cosmic domeThose rays were calling from my far, lost home.

XXXV. Вечерняя звезда

Я в тайном месте на нее взирал,Где луг укрылся в вековом лесу.Она сверкала сквозь зари красу,Когда всю силу блеск ее набрал.В ночи маяк сей цвета янтаряКак никогда в былом меня потряс;Всех звезд светил он ярче в сотню раз,В тиши сильнее за душу беря.Являлись в воздухе картины те,Стояли что всегда в моих глазах —Сады и башни, дива в небесахНеясной жизни – я не ведал, где.Но вдруг я понял: через звездный сводВ лучах тех дом забытый весть мне шлет.

XXXVI. Continuity

There is in certain ancient things a traceOf some dim essence – more than form or weight;A tenuous aether, indeterminate,Yet linked with all the laws of time and space.A faint, veiled sign of continuitiesThat outward eyes can never quite descry;Of locked dimensions harbouring years gone by,And out of reach except for hidden keys.It moves me most when slanting sunbeams glowOn old farm buildings set against a hill,And paint with life the shapes which linger stillFrom centuries less a dream than this we know.In that strange light I feel I am not farFrom the fixt mass whose sides the ages are.

XXXVI. Непрерывность

В вещах старинных след порой явленНеясной сути – более, чем вес;Эфир тончайший, словно из небес,Но с временем, пространством связан он.Знак непрерывности столь тускл, размыт,Что весь не обнаружить никогда;В нем заперты минувшие года,Ключом лишь тайным может быть открыт.Он трогает меня, когда закатПылает в старых фермах под холмомИ образы живит, что меньшим сном,Чем видно нам, эпох ярмо влачат.Я верю в странном свете том: близкаКо мне твердыня, грани чьи века.

Poemata Minora, Volume II / Маленькие стихотворения, Том II

To The Gods, Heroes, & Ideals Of The ANCIENTS

This Volume is Affectionately DEDICATED By A GREAT ADMIRER.

I submit to the publik these idle lines, hoping they will please. They form a sort of series, with my Odyssey, Iliad, Aeneid, and the like.

Данный том с любовью ПОСВЯЩАЕТСЯ ЯРЫМ ПОКЛОННИКОМ Богам, Героям и Идеалам ДРЕВНИХ

Представляю публике сии праздные строки с надеждой, что они ей понравятся. Вместе с моими «Одиссеей», «Илиадой», «Энеидой» и прочими они образуют что-то вроде цикла.

Ode to Selene or Diana

Immortal Moon, in maiden splendour shine.Dispense thy beams, divine Latona’s child.Thy silver rays all grosser things define,And hide harsh truth in sweet illusion mild.In thy soft light, the city of unrestThat stands so squalid in thy brother’s glareThrows off its habit, and in silence blestBecomes a vision, sparkling bright and fair.The modern world, with all its care & pain,The smoky streets, the hideous clanging mills,Face ‘neath thy beams, Selene, and againWe dream as shepherds on Chaldœa’s hills.Take heed, Diana, of my humble plea.Convey me where my happiness may last —Draw me against the tide of time’s rough sea,And let my spirit rest amid the past.

Ода Селене, или Диане

Луна, сияй же в девственном величье.Лучись, дитя Латоны неземной.В свету твоем вещей крупней обличье,Суровость правды скрыта мягкой мгой.Когда сверкаешь, город суетливый,Что в блеске брата твоего убог,Свой нрав меняет, и в тиши счастливойБлистает как виденье, чист и строг.Мир новый, боль где скрыла благодать,Где шум заводов, да в дыму аллеи,Глядит в тебя, Селена, и опятьМечтаем мы, как пастухи в Халдее.Диана, внемли моему прошенью.Туда неси, мое где счастье есть —Наперекор волн времени теченью,Покой души в былом дай мне обресть.

To the Old Pagan Religion

Olympian Gods! How can I let ye goAnd pin my faith to this new Christian creed?Can I resign the deities I knowFor him who on a cross for man did bleed?How in my weakness can my hopes dependOn one lone God, though mighty be his pow’r?Why can Jove’s host no more assistance lend,To soothe my pains, and cheer my troubled hour?Are there no Dryads on these wooded mountsO’er which I oft in desolation roam?Are there no Naiads in these crystal founts?Nor Nereids upon the ocean foam?Fast spreads the new; the older faith declines.The name of Christ resounds upon the air.But my wrack’d soul in solitude repinesAnd gives the Gods their last-receivèd pray’r.

Древней языческой религии

Олимпа Боги! Вас могу ль утратитьИ пригвоздиться к вере во Христа?Могу ль предать своих богов я радиТерпевшего мучения креста?И как же в слабости мне уповатьНа Бога одного, пусть он велик?Ужель мне не поможет Зевса ратьВ страданиях моих и в грусти миг?Неужто нет дриад в холмах лесистых,Где часто я брожу совсем один?И нет наяд в источниках сих чистых?И нереид среди морских глубин?Но никнет вера древности пред новой.Христово имя воздух сотрясает.Моя ж душа с расшатанной основой,Богов в мольбе последней призывает.

On the Ruin of Rome

Low dost thou lie, O Rome, neath the foot of the TeutonSlaves are thy men, and bent to the will of thy conqueror:Whither hath gone, great city, the race             that gave law to all nations,Subdu’d the east and the west,             and made them bow down to thy consuls.Knew not defeat, but gave it to all who attack’d thee?Dead! and replac’d by these wretches             who cower in confusionDead! They who gave us this empire to guard and to live inRome, thou didst fall from thy pow’r             with the proud race that made thee,And we, base Italians, enjoy’d             what we could not have builded.

На развалинах Рима

Низко лежишь, о Рим, под пятою тевтонаВ рабстве мужи твои, чтут захватчика волю:Город великий, племя где то,                    что народы повергло,Запад с востоком                    пред консулами твоими склонив?Непобедимый, сдался ты всем нападавшим?Мертв! лишь отбросы жалкие                    вместо тебяМертв! тот народ, что империю дал намРим, ты все ж пал,                    с гордым племенем, тебя сотворившим,А мы, итальяшки, владеем тем,                    чего недостойны.

To Pan

Seated in a woodland glenBy a shallow streamOnce I fell a-musing, whenI was lull’d into a dream.From the brook a shape aroseHalf a man and half a goat.Hoofs it had instead of toesAnd a beard adorn’d its throat.On a set of rustic reedsSweetly play’d this hybrid manNaught car’d I for earthly needs,For I knew that this was Pan.Nymphs and Satyrs gather’d roundTo enjoy the lively sound.All too soon I woke in painAnd return’d to haunts of men.But in rural vales I’d fainLive and hear Pan’s pipes again.

К Пану

Раз в долине я лесной,Ручеек где пробегал,Наслаждался грез игройИ тихонько задремал.Воды разом отступили,Человек-козел возник.Вместо ног копыта были,Бородой украшен лик.На сиденье он простомСладко трели выводил,Я забыл о всем земном —Ибо знал, что Пан то был.Вкруг сатиры, нимфы встали,Песням радостно внимали.Пробудясь от сказки сей,Я вернулся в быт людей.Лучше б жил я средь полей,Внемля звукам Пана флейт.

On the Vanity of Human Ambition

Apollo, chasing Daphne, gain’d his prizeBut lo! she turn’d to wood before his eyes.More modern swains at golden prizes aim,And ever strive some worldly thing to claim.Yet ‘tis the same as in Apollo’s case,For, once attain’d, the purest gold seems base.All that men seek ‘s unworthy of the quest,Yet seek they will, and never pause for rest.True bliss, methinks, a man can only findIn virtuous life, & cultivated mind.

На тщетность человеческих стремлений

Гонялся Аполлон за Дафной зря:Схватил – в руках лишь дерева кора.И нынче метят пастушки на злато,Им вещи суетной добиться надо.Но Аполлона случай то как раз:Сокровище добыв, в нем видят грязь.Что люди ищут, поисков не стоит —Однако их ничто не успокоит.А истинное счастье, мнится мне,В безгрешности и развитом уме.

[To His Mother on Thanksgiving]

Dear Mother: —If, as you start toward Lillie’s festive spread,You find me snoring loudly in my bed,Awake me not, for I would fain repose,And thro’ the day in quiet slumbers doze.But lest I starve, for lack of food to eat,Leave here a dish of Quaker Puffèd Wheat,Or breakfast biscuit, which, it matters not,To break my fast when out of bed I’ve got.And if to supper you perchance should stay,Thus to complete a glorious festive day,Announce the fact to me by Telephone,That whilst you eat, I may prepare my own.

[Матери на День благодарения]

Дорогая мама —Когда на праздник к Лилли ты пойдешь,Храпящим громко коль меня найдешь,То не буди, покой так нужен мне,Хочу проспать весь день во сладком сне.Чтоб с голоду не умер я покуда,Поставь мне здесь пшеничных хлопьев блюдоИль с завтрака осталось что печенье —Чем пост прервать вслед сна, мне нет значенья.А если ужинать там будешь вдруг,Веселый так чтоб завершить досуг,О сем по телефону извести —Я приготовлю сам, пока ешь ты.

The End of the Jackson War

Indulgent sir, pray spare an inch or two,And print the carping critics’ joint adieu.So long it is since we began the frayThat readers swear we’ve filched your Log away!Forgive, we beg, the sinners that presumeTo fill with venomed verse such precious room.Inflamed by war, and in a martial rage,We held a while the centre of the stageTill, blinded by each other’s furious fire,We battled on, forgetting to retire.But fiercest feuds draw sometimes to their ends,And ancient foemen live to meet as friends:So do we now, conjoin’d in lasting peace,Lay down our pens, and mutual slander cease.What sound is this? ‘Tis but a joyous yellFrom thankful thousands, as we say farewell.

Конец джексоновской войны

О сэр, достанет дюйма для изданьяОт критиков совместного прощанья.Давно свою мы ссору развязали,Клянут уж нас, что ваш «Журнал» украли!Простите, молим, наши все грехи —В сокровищницу с ядом слать стихи.Неистовой захвачены борьбой,Удерживали сцену за собой,И яростным огнем ослеплены,Забыв об отдыхе, сражались мы.Стихает ярость распрей иногда,Друзьями сходятся враги тогда:Вот так и мы, мир прочный заключим,Отложим перья, ругань прекратим.Но что за шум? Звучит то ликованьеОт тысяч благодарных за прощанье.