На выдохе сна

И стало мне так страшно, так страшно. Сама не знаю как, вывернулась я и бросилась вон из квартиры. Рванула вниз по лестнице, бегу, а сама думаю: вот сейчас выскочит жилец из квартиры какой-нибудь и меня схватит. И правда – стоит мне пробежать, как сзади дверь хлопнет, и снова другая и так далее. А сверху эти, которые ненастоящие мои родители, тоже выбежали и кричат: «Настя, ты куда, вернись сейчас же!»

Выскочила я на улицу, стою перед подъездом, вся в шоке. Смотрю и не понимаю. Все в порядке, вот дом, вход крайний справа, только не мой это подъезд, да и все. Фальшивка, ловушка. А выглядит один в один.

Посидела я так на лавочке перед подъездом, а что делать, и не знаю. Домой надо возвращаться, скоро ночь, а где он, мой дом-то? Слезы у меня текут, жалко мне себя ужас как.

Опять подошла к подъезду. Заглянула внутрь. Ну не мой это подъезд и все, хоть убей. Нету там моих родителей, только оборотни эти, которые меня погубить хотят. Но где же мои-то родители? Где подъезд мой? Не мог же он вот так взять и исчезнуть.

Стою перед входом и глаза пялю на дом свой. Вот поддельный подъезд, а справа от него лесенка в подвал. Спустилась туда. Вот дверь в подвал. Смотрю, а еще правее какая-то другая дверка, такая низенькая, старая, неказистая. Я ее раньше никогда не видела. Что это за дверь, думаю. Толкнула ее, и она открылась. Вошла я туда и попала в свой подъезд.

Только опять он не такой, каким должен быть. Такое чувство, что тысяча лет прошла с тех пор, как тут люди жили. Все ступени мхом зеленым поросли, перила обломаны, в разбитые окна ветки деревьев влезли. Пролеты лестницы покривились, тут и там провалы зияют. На такую лестницу и ступить-то страшно.

Вышла я оттуда, стою и думаю. Что же делась? Куда мне идти: в красивый подъезд (но там же оборотни!) или в этот стремный? Короче, собралась с силами, вернулась в этот страшный подъезд и стала подниматься осторожно, прижимаясь к стенам. Ступени под ногами проваливаются, один раз даже нога застряла в корнях, еле выдернула. Короче, еле жива осталась, пока к себе на этаж поднялась. Дверь в квартиру нашу тоже вся старая, покоцанная и как будто жуком источена. Постучала я и стою ни жива ни мертва.

Дверь открывается, а на пороге мама моя! Моя, родненькая, настоящая! Как я бросилась ей на шею! «Мамочка, – кричу, – любимая!» А та тоже плачет, говорит: «Настенька, нашлась, доченька, я уж думала, мы и не свидимся с тобой». Как мы с ней слезами залились, и тут проснулась я. Лежу и плачу, и так грустно мне, что словами не передать. Так и лежала в постели и шмыгала, пока сестра не проснулась и не спросила: «Ты чего, простудилась, что ли?»

Приснилось и приснилось, скажете вы, что тут такого, кому подобные сны не снятся? Может, и так. Но мне от моих снов так муторно, так тошно. Засыпать боюсь, а как проснусь, хожу вся, как в воду опущенная. Даже голова стала часто болеть от всех этих сновидений, и слабость такая иногда накатывает дикая. Тут вдруг однажды ни с того ни с сего голова закружилась, едва в обморок не упала. Короче, совсем меня эти сны доконали. А главное-то даже не в этом, не в плохом самочувствие.

После того, как мне тот сон приснился, прошла неделя. Я уж про него и думать забыла совсем.

А тут прихожу раз домой после учебы. Дома мать одна. «Есть будешь? – спрашивает, – Я как раз борщ сварила». – «Да не, попозже, вместе с Наташкой поем, а ты налей мне, пока, пожалуйста, молока холодного». Чего-то мне молока захотелось.

Села я на табуретку и смотрю, как мать в холодильник полезла. Достала она молоко и мне наливает в кружку. Ко мне спиной стоит. А потом смотрю я и не пойму, что она такое делает. Взяла со стола рядом с мойкой банку отбеливателя для белья и в кружку с молоком выливает. Я только краем глаза успела это заметить, так быстро она это сделала.

Потом поворачивается ко мне, кружку протягивает, и говорит: «На, Настенька, выпей». Я на нее смотрю ошарашено и вдруг отчетливо понимаю сердцем, что не моя это мать. А она стоит с кружкой этой протянутой и улыбается, а глаза злые, как у той, из сна.

И пока я на нее так смотрю с ужасом, она вдруг тоже понимает, что я все знаю про нее, и улыбка начинает медленно с лица сползать, как пена мыльная со стены. Тогда она говорит мне злобно: «Ну, чего вылупилась, пей, тебе говорю!»

Я с места, как подорванная, сорвалась и в коридор бросилась. Сумку схватила и горохом вниз по лестнице. Выбежала из дома, подальше от подъезда отбежала, чтобы из окна не было видно, за дерево спряталась и стою, а меня всю трясет.

В голове пусто, только одна фраза вертится: «Господи, да что ж это такое происходит!» Простояла я так минут тридцать-сорок, потом смотрю – Наташка с пакетом идет. Я ее зову: «Пойди сюда!» Подошла. Я ей говорю: «Ты куда ходила?» – «За молоком и творогом. Мать послала. Дома нет». – «Как нет молока?» – «Ты что, забыла, мать вчера все молоко на блины пустила, утром на кашу не осталось. Отец с утра сердился». Тут я тоже это вспомнила.

«А ты чего тут стоишь? Домой идешь?» Вроде, смотрю – Наташка как Наташка, на себя похожа. «Ладно, пошли», – говорю. Вместе не так страшно. Ну, приходим домой, там мать нас встречает. «Наташк, принесла молока? Ну, молодец. Давайте садитесь, я вас рассольником покормлю». Я смотрю: мать как мать. «А борщ-то где?» – спрашиваю. «Какой борщ? У меня только рассольник позавчерашний». – «А ты что, борщ разве не варила?» – «Да когда мне варить-то было? Я только что с работы пришла. Тебе чего, приснился он, что ли?»

Ну блин, в самом деле, мне что, приснилось, что ли, как мать меня хлоркой потравить хотела? Короче, я в тот день и ложку супа в рот взять не могла, одним хлебом питалась и водой из-под крана. А ночью нож с кухни взяла и под подушкой держала. Заснуть боялась, всю ночь лежала не спала, к каждому шороху прислушивалась.

Утром все из квартиры ушли, я больной сказалась, осталась и наконец выспаться смогла. А потом села и стала думать, что делать. Или идти в дурку сдаваться, или что? На другой день я как-то в чувства пришла, заставила себя ходить на занятия. Всю неделю в интернете искала что-то похожее, и, короче, на одном форуме с девушкой разговор завела.

Она говорит, пиши в личку, я тебе кой-что присоветую, мне очень помогли. Поэтому я вам это и пишу.

Если честно, не сразу набралась духу написала. Только мне все хуже и хуже. Такие истории повторяться стали. Сны эти проклятые опять снятся, и жизни от них никакой нет. Если так дальше будет продолжаться, я уж и не знаю, что со мной будет. Скажите, пожалуйста, а можно что-то сделать или нет? Но вы моя последняя надежда.

С уважением, Настя».

Вот и все, что было в письме. Тогда сие повествование не показалось Саше хоть сколько-нибудь примечательным. Скорее, она была склонна предположить медленно развивающуюся шизофрению. Или, предположим, наркотический бред. А что, разве это не так начинается? Однако сейчас, когда маховик судьбы забросил ее в город из письма, почему бы не познакомиться с девушкой Настей поближе? А вдруг не все это блажь, и в этой истории есть зерно истины?

«Занятно, занятно», – сказала Саша и постучала пальцами по столу. Откуда-то из глубин души раздался робкий зов совести, и Саша поняла, что не сможет позволить себе расслабиться и насладиться жизнью, пока на историю не прольется хоть какой-нибудь свет. Она со вздохом выключила компьютер и пошла собираться. Сборы заняли пять минут, включая отправление сообщения Алексею о том, что она пошла на променад, но надеется увидеться с ним ближе к вечеру.

Глава 4. В поисках Насти

Когда неделю назад Александра писала ответ Насте, она ожидала, что та ответит, но отклика не последовало. И теперь Саша столкнулась с проблемой поиска корреспондентки.

«Итак, что мы знаем?» – размышляла она по дороге в пединститут. Девушку зовут Настя (будем надеяться, что имя не вымышленное), студентка первого курса пединститута (один в городе – повезло). Учится… (ну что бы ей написать, в какой группе учится!). Живет с родителями и младшей сестрой Натальей. Есть близкая подруга Вика. Это немало. Найти нетрудно, но побегать придется. Разумеется, чтобы поговорить по душам, надо девушку осторожно выловить где-нибудь в нейтральном месте (институт – вот оно!), но при этом не насторожить окружающих.

Институт имени Тодского располагался на симпатичной улочке, полной старых деревянных домов. Он был трехэтажный, стоящий глаголем, что наводило на мысль о его древнем происхождении, покрытый, как чешуей, облупившейся желтой краской, с белыми колоннами при входе, имевшими в середине приятную округлую выпуклость. Учебная часть находилась на первом этаже, и Александра была туда без промедления допущена доброй бабушкой-вахтером.

– Так вы говорите, что ищете свидетеля происшествия? – спросила дама, ведущая дела первого курса, подслеповато взглянув в корочку, которую Александра ей продемонстрировала.

– Да, видите ли, была свидетельница аварии, девушка, которая назвалась Анастасией, студенткой первого курса пединститута. Однако свидетельница полиции не дождалась, сославшись на неотложные дела, и удалилась с места происшествия. Дело уже дошло до суда, и показания свидетельницы могут иметь большое, а, может быть, даже решающее значение в деле. Необходимо найти девушку, чтобы записать ее показания. Разумеется, сделать это нужно как можно деликатнее.

Александра улыбнулась даме, адресуя улыбкой намек.

– Я понимаю, – чопорно сказала дама, роясь в личных делах, – Ну что за молодежь пошла! Неужели так трудно было выполнить свой гражданский долг, дождаться и дать показания? А теперь ее разыскивает полиция.

– Ну, не совсем полиция. И не надо винить девочку. Она могла плохо себя почувствовать, испугаться или что-то другое в этом роде. А может, она не сочла это важным. Вы нашли Анастасию?

– Я нашла четырех Анастасий. Вот их дела.

Александра быстро просмотрела личные дела и сфотографировала их. Лица девушек ей ни о чем не говорили, информации о членах семьи в деле не было. Записав, кто в какой группе учится, Саша вежливо поблагодарила чопорную даму и пошла искать девушек.

Расписание первого курса было тут же, на первом этаже. Все девушки учились в разных группах и были на разных занятиях. После часа поисков Александра смогла поговорить с тремя Анастасиями. Используя все ту же нехитрую историю о пропавшей свидетельнице, Саша спросила всех трех девушек о сестре по имени Наталья и получила отрицательный ответ. Судя по всему, искомым объектом была последняя, четвертая Анастасия.

Оставшаяся Анастасия в этот день в институт не явилась.

– Она уже неделю не ходит, – сказал Саше одногруппник Насти, высокий голубоглазый паренек. Паренек был гладко ухоженным, гладко причесанным и производил отрадное впечатление домашнего покладистого мальчика. – А зачем она вам?

Последовала детально изложенная легенда.

– Ну да, похоже на Настьку. В последнее время она вся такая дерганная. По сторонам озирается, может в стенку уставиться и сидеть так молча.

– Не скажешь, у нее есть сестра по имени Наташа?

– Кажется, сестра есть, а как зовут, не скажу. Может, и Наташа. А при чем тут это?

– Да понимаешь, свидетельница обмолвилась, что спешит к сестре Наташе.

– А, тогда все понятно.

– Так ты говоришь, что Настя себя вела в последнее время странно?

– Трудно сказать однозначно, странно или не странно ее поведение. Девушки вообще существа непредсказуемые. Возможно, Настя просто психует. Скоро сессия, так что, может, поэтому. А может, и болеет. Один раз ее даже чуть не вырвало на занятиях. Еле успела до туалета добежать. Кто ее знает, что с ней. А может, и принимает что-нибудь, – парень подмигнул Александре.

– Ты намекаешь, что Настя наркоманка?

– С чего вдруг такие далеко идущие выводы? – пошел на попятный паренек, – может, болеет, какие-нибудь лекарства пьет. Я просто делаю предположения.

– Ты близко знаешь Настю?

– Да не так чтоб очень. Вон, если интересуетесь, ее подруга Вика в конце коридора. Вон та, что в зеленом жилете и белой рубашке. Она вам даст более подробную информацию. Я мне надо идти. Извините.

Паренек быстро ретировался.

Саша догнала и сумела в последний момент перехватить Вику.

– Вика, подождите, мне надо с вами поговорить.

Вика внимательно выслушала Александру, помрачнела и отвела ее в уютный закуток между окнами.

– Здесь можно спокойно поговорить. Так вы говорите, Настя что-то видела и должна стать свидетелем?

– Да, а тебя что-то смущает?

Вика замялась.

– Извините, я не знаю, насколько удобно это рассказывать.

– Смелее, Вика. Настя ни в чем не виновата. Если она даст показания – хорошо, не даст – тоже не беда. Если у нее какие-то проблемы, то надо ей помочь. Может, в этом могу поспособствовать я. Поверь мне, я не враг Насте и искренне хочу помочь.

Убедительность в ее голосе заставила Вику пойти на откровенность.

– Короче, не хочу я о Насте такое говорить, но, похоже, у нее крыша поехала. Так что вряд ли она сможет быть свидетелем. Не-де-е-спо-собная – так, кажется, это называется?

– То есть, ты хочешь сказать, что в поведении твоей подруги есть некоторая ненормальность? А в чем это выражается?

– Раньше все было в порядке, но в последний месяц Настя так себя странно ведет…

– Расскажи, Вика, пожалуйста, подробно. Что случилось?

– Не то чтобы она что-то делала, но ее слова… Ну точно сумасшедшая.

– Вика, я не смогу ничего понять, пока ты не расскажешь.

– Короче, было раз в конце апреля это. Пошли мы с ней по улицам гулять. Захотели пирожные купить. Настя зашла в магазин, встала в очередь, а я по телефону говорила на улице. Вдруг она из магазина выскакивает, меня от магазина тянет, на ней лица нет, вся белая, губы трясутся. Я стала ее расспрашивать. Она не хотела ничего говорить. Потом долго мы с ней по улицам ходили, она никак успокоиться не могла, все о каких-то снах рассказывала, которые в реальность переходят. А потом говорит мне… Я ее лица в тот момент никогда не забуду. «Представляешь, Викуля, я стою в очереди, смотрю на людей в магазине, они ко мне поворачиваются, а у них вдруг у всех, представляешь, у всех, как в моем сне, лица начинают оплывать, как воск свечи, и стекать вниз. Они стоят с этими стекающими лицами и смотрят на меня. Вот этим, вместо лица. Я чуть с ума не сошла от ужаса».

Вика покосилась на Александру, ожидая ее реакции. Но Саша, нахмурившись, внимательно слушала и только кивнула ей в знак понимания.

– Вика, а еще такие случаи были?

– Может, и были, но мне Настя только в тот раз рассказала. Она говорила, что таких случаев становится все больше и больше. Что она уже не знает, что делать. Думает, не пойти ли к психиатру.

– Вика, скажи честно, а Настя не принимала случайно какие-нибудь наркотики?

– Я тоже ее сразу же про это спросила. Она обиделась. Стала мне руки показывать. Я говорю, что ты мне руки показываешь. Может, ты таблетки глотаешь или нюхаешь что-нибудь. Она на меня наорала и домой ушла. Короче, не думаю я, что она что-то такое принимает. Она бы мне про это рассказала.

– А почему Насти сейчас нет в институте?

– Она после майских праздников на занятия не пришла. И не звонит. Мы ведь поссорились. А я, если честно, боюсь ей звонить. Хотя, конечно, свинство с моей стороны. Подруга ведь все же.

– Вика, а ты можешь мне дать телефон Насти? С кем Настя живет?

– Да, конечно, запишите. Вот номер. Она с родителями живет. Мама – Валентина Константиновна и отец – Иван Алексеевич. Еще сестренка у нее младшая. В седьмом классе учится. Наташка.

– Хорошо, спасибо тебе.

Вика медленно натянула сумку на плечо.

– Простите…

– Да?

– А как вы думаете, сходить мне к Насте или нет, проведать ее? А то что я за подруга?

Александра посмотрела в глаза Вике.

– Конечно, сходи. Если ты действительно беспокоишься о ней. На то друзья и нужны, чтобы помогать друг другу в трудной ситуации. Ведь не для того же, чтобы только пирожные вместе есть.

Она улыбнулась. Вика покраснела, пробормотала что-то, махнула рукой на прощание и убежала.

Александра вышла на улицу. Та-а-ак. Конечно, однозначные выводы делать рано, но, похоже, что наркотики здесь ни при чем. Сумасшествие? Так быстро? Ну что ж, все может быть. Теперь надо было поговорить с самой Настей. Саша набрала номер телефона. Телефон не отвечал. Машинально продолжая набирать номер, Саша вышла из дверей института.

Так, что же теперь делать? Наверное, надо поехать к Насте и поговорить с ней. То, что Настя не ходит на занятия, да еще и не отвечает на телефон, настораживало. В порядке ли она?

Саша решила съездить к Насте и стала искать адрес в личном деле, но телефон вдруг зазвонил. Это был Алексей. Голос был веселый и жизнерадостный.

– Привет! Как самочувствие?

– Все нормально. Вот решила все-таки выйти погулять.

– Что нам снег, что нам зной, что нам дождик проливной… Но раз уж нам не страшны погодные катаклизмы, могу составить компанию. А заодно приглашаю на обед.

– Неожиданно, но приятно. Премного благодарна.

– Саша, раз уж мы настолько сблизились, что даже провели ночь под одной крышей…

– То есть, раз уж моя репутация насколько загублена, что и говорить больше не о чем…

– В точку! И раз уж глубина нравственного падения не поддается никакому измерению, то… не перейти ли нам на «ты»?

– Как мило. Действительно, только этого штриха не хватало для полноты картины.

– Саша, я серьезно.

– Конечно, Леша, давай на «ты». Так мне будет легче выражать благодарность и кланяться.

– Ты издеваешься?

– Это я издеваюсь? А кто заставил меня с самого рассвета молоть кофе и кусты роз под окном сажать?

– Нет, ну ты правда шутишь?

– Какие уж тут шутки?! Целых семь розовых кустов!

– Саш?..

Голос Алексея стал такой растерянный, что девушка рассмеялась.

– Ладно, где мы встретимся?

– А ты где сейчас?

Саша назвала улицу.

– Жди, буду через пятнадцать минут.

Так, похоже, поход к страждущей девушке откладывался на некоторое время. На пару часов, возможно. Саша уже чувствовала голод и была рада отложить расследование.

Глава 5. Глеб

Через пятнадцать минут на улице показался Алексей. Александра помахала рукой и запрыгнула в притормозившую машину.

– Привет!

Алексей так сиял, что Сашу начала мучить совесть. «Черт, свидание, как в романе. Только букета цветов не хватает. Так и знала, что опять начинаю влипать в историю. Надо будет срочно что-то делать». Однако в ответ она улыбнулась.

– Ты сегодня что-то слишком расслабленно работаешь.

– А я сегодня вообще больше не работаю. Преимущество начальника. Работать, когда хочу. Так что планировал составить тебе компанию на оставшуюся часть дня.

В его голосе Александра уловила некую виноватую нотку.

– Что-то случилось, Леша?

– Да, вот, понимаешь, друг мой позвонил. Только что. Мы уже год не виделись. Он давно из Закрайска уехал. А тут позвонил. Вернулся в город. По делу. Беда у меня, говорит. Подробностей не сообщал. Говорит, буду рад увидеться. Я ему, правда, сказал, что не обещаю насчет сегодняшнего дня, но…

– Я все понимаю, Алеша. Какие могут быть развлечения, если все мысли о друге. Ты иди к нему, побудь с ним, если надо.

– Да я вот что подумал… А может, он ко мне заскочит? Мы с ним посидим спокойно, поедим, выпьем, то да се… И ты нам компанию составишь. Если не против.

– Да нет, конечно, я, в общем, не против посидеть с вами… Но вы же по душам, наверное, хотели поговорить? Я разве не буду лишней?

– Ты нигде не можешь быть лишней, – с нежностью улыбнулся Алексей.

Сашу опять кольнула совесть.

– Тогда ладно. Только извини, мне через пару часов надо будет по делу отъехать.

– Сопровождение принимается?

– Извини, Леш, мне надо одной ехать. Это правда по делу.

– Да что ты оправдываешься? Я ж понимаю – по делу.

– Спасибо, что понимаешь. Тогда поехали в магазин, что ли. А то у тебя в холодильнике мышь повесилась.

– Ты не смотришь в корень. Вернее на полку над холодильником. Там бутылка стояла. Кстати, неплохая такая бутылочка. И банки огурцов закрученных тоже где-то завалялись.

– Это что, на первое, второе и на десерт?

– А что, нельзя? О, точно – надо добавить еще фуа-гра и лобстеров.

– Без проблем, тогда поехали за фуа-грой. Где ее тут у вас тоннами на вес продают?

– Соседний супермаркет подойдет?

– Леш, слушай, это не в плане оплаты за гостеприимство… Тут я в неоплатном долгу. Но могу я поучаствовать хотя бы в финансировании совместной трапезы?

– Ты что, опять о денежном вливании?

– Ну-у, я бы очень хотела.

– Ни-ни-ни-ни. И даже не думай.

– Это уже просто свинство с твоей стороны.

– Отработаешь как кулинар.

– Ну вот, я так и знала. Это уже даже не свинство, а эксплуатация в самом чистом виде.

– Да, я такой жуткий эксплуататор.

– Ладно, эксплуататор. Хоть так, может, за ночлег и постой расплачусь. А то мне реально неудобно. Я серьезно.

– Опять ты за свое!

– Ладно-ладно. Ты с другом-то уже договорился?

– Я сейчас, мигом.

– Тогда давай договаривайся и поехали.

Через час они раскладывали припасы из магазина на кухне Алексея. Ввиду затяжного дождя шашлыки решили не делать. Александра обещала приготовить свиные шницели, салат и картошку. На большие кулинарные изыски она попросила не рассчитывать. Алексей сказал, что его устроит сейчас даже заплесневелая горбушка, политая отработанным маслом, такой он голодный, и пошел встречать друга.

Александра увидела, как друзья обнялись на улице и пошли к дому. Алексей что-то по дороге говорил, улыбаясь, и показывал на дом.

– Прошу знакомиться. Мой старинный друг Глеб, – представил он своего друга.

Глеб вошел на кухню и поставил на стол пакет с пивом. Он был высокий, неторопливый в движениях. Выражение лица было непроницаемо. Глазами Глеб спокойно, без улыбки, обежал кухню и стоящую у столешницы Александру, которая чистила картошку.

– Александра. Ну или Саша, – приветливо улыбнулась та.

– Очень приятно, – Глеб кивнул, но не улыбнулся. Он сел на диван и откинулся на спинку, заложив руки за голову.

Алексей обвел их глазами.

– Народ, слушайте, мне тут надо несколько звонков сделать. По работе. Я понимаю, что это хамство, но можно я вас покину на некоторое время?

– Ладно, вали, – сказал Глеб.

– Леша, я позову, когда еда будет готова.

– Я постараюсь быстро. Не скучайте без меня.

Алексей что-то мимикой беззвучно попытался передать Глебу, потом махнул рукой, улыбнулся Саше, еще раз тревожно посмотрел на них и поднялся наверх.

В кухне повисло молчание. Саша почистила картошку и поставила на плиту. Так же молча она начала резать овощи. Глеб сидел, откинувшись на спинку дивана, и, казалось, дремал. Он выглядел утомленным и грустным. Саша не пыталась завязать беседу. Наконец Глеб открыл глаза и посмотрел на Сашу.

– И давно это у вас с Лехой?

Саша подняла глаза на Глеба.

– Вы хотите спросить, в каких мы отношениях с Алексеем?

– Это мне и так ясно, – усмехнулся Глеб.

– Тут вы ошибаетесь, Глеб. Мы познакомились с Лешей буквально только что. Сутки назад, если быть точной.

Брови Глеба поползли вверх. Он присвистнул.

– Быстро же вы его обработали!

– Боюсь, что вы опять заблуждаетесь, Глеб. Мы случайно встретились на дороге в Закрайск. Алексей подвозил меня. Мы приехали в город поздно вечером, и оказалось, что гостиница на ремонте. Алексей пригласил меня остановиться у него на одну ночь. Это было очень любезно с его стороны. И я согласилась, хотя и не сразу. Вот и все.

– Ну да, конечно, вы еще и уговаривать себя заставили.

Откровенная издевка в его голосе не понравилась Саше, но и убеждать в чем-то Глеба ей совсем не хотелось. Так же, как и разубеждать. Подумав, она решила все-таки внести ясность в ситуацию, посмотрела на Глеба и веско сказала:

– Глеб, вы можете рисовать в своем воображении какие угодно картины. Однако это не изменит того факта, что мы с Алексеем едва знакомы, и наше знакомство продлится недолго. Увы. У меня есть дела в вашем городе, но как только я с ними покончу, мне придется уехать.

– Вот как? И какие у вас могут быть дела в нашем городе? – в голосе Глеба сквозило недоверие с некоторой долей враждебности.

Саша ослепительно улыбнулась.

– Глеб, давайте заключим перемирие. Хотя бы в присутствии Леши. Поверьте, с моей стороны ему не угрожает никакая опасность. Я нисколько на него не посягаю. Заявляю это с предельной откровенностью. Однако клясться и божиться, чтобы вас убедить в этом, я не собираюсь. Я уже сказала, что вы вольны думать обо мне все, что вам заблагорассудится.

Глеб молча и недоверчиво смотрел, а Саша, не глядя на него, невозмутимо продолжила резать овощи. На ее губах играла улыбка, а руки ловко и уверенно управлялись с ножом. Глеб помолчал немного, потом подошел и ворчливо сказал: