За одну минуту до

–Может быть не поедешь к маме? Сходим куда-нибудь, может, в твой любимый театр. Или, если хочешь, махнем куда за город? Вроде бы у нас все начинает налаживаться, Недочка? – осторожно задал ее ряд вопросов Володя.

– Вов. Я поеду к маме, потому что она моя семья. Поднимешь? А мы с тобой друзья, нет не так, друзья со штампом в паспорте, которые иногда спят вместе. Ты же понимаешь, что мы так живет, потому что это удобно, практично, в общем, хорошо живем. Чего это ты вдруг решил вдруг поиграть в семью?

– Ну как же, мы же и есть семья. Разве нет. Мы ходим на семейные ужины, вместе обедаем, иногда ходим в кино, магазины, вместе готовим, в конце концов, с кем, как не женой мне заниматься сексом? Или ты предлагаешь так проводить время с друзьями? Ну сейчас, нет конечно, а вот потом, когда дети появятся, тогда, ты назовешь нас семьей? – все еще с надежной смотрел на нее Володя, любящий эту циничную девушку всей душой.

Неда рассмеялась, ее начала бить истерическая дрожь, расплескавшая кофе. Девушка заливалась:

– Вов, какие дети? Я не собираюсь рожать детей, потому что это не входит в мои цели в этой жизни, как и семейная жизнь с тобой. Если ты не хочешь со мной жить, я сразу же съеду, только скажи. Всегда найдется человек, разделяющий мои принципы существования.

– Но мне кажется, что ты уже его ждешь? Разве не так, ведь у тебя ранний токсикоз, разве я не прав? Да и по сроку, это где-то пара недель с моего дня рождения? Или я ошибаюсь?

– Я аборт сделала, не парься. – произнесла, практически не открывая рта Неда и вышла из комнаты.

Володя так и остался сидеть с чашкой кофе в руках, не понимая почему так происходит. Неужели он значит для нее настолько мало, что ему выделено место равное месту дивана или телевизора. Неужели это не он когда-то целовал ее, навещал ее маму в больнице, вместе с ней потом проходил дополнительные обследования. Он- никто? Абсолютно никто для Неды, для отца, для брата, сестры, матери, коллег. Просто сгусток энергии- не человек. Мужчина даже не отец, оттого что не подходит на эту роль из-за всего. Из-за чего? Из-за того, что он- это он, а не тот человек, которого бы окружающие хотели видеть.

После того дня, Володя превратился нынешнего себя. Неуверенного в себе до неприличия человека с огромным чувством вины перед каждым и обидой, перемешенной с тоской. А еще именно после того дня он ушел, оставив Неди квартиру и штамп в паспорте. А себя же стал утверждать, что тот разговор был ее просьбой о том, чтобы Володя съехал.

И что? Сейчас он умрет, превратится из пустого место в ничто, канет в лету бытия и все, конец. А может быть на том конце его ждет другая, хорошая жизнь? Там его ждут ребенок, которого бы он назвал Женей, и любил бы всей душой, и дедушка, счастливый от того, что внук скрасит его бытие.

Дедушка сам это сказал, когда Володя навещал его в больнице.

–Ты очень скрасил мою проданную жизнь. Владимир, я очень хочу, чтобы все у тебя было хорошо, чтобы ты был счастлив. Чтобы ты добился всего, что только захочешь, а главное, считай это моей просьбой, чтобы ты полюбил себя. Вот я с этим так и не справился, всю жизнь пытался что-то доказать, пыжился, что-то из себя строил. А ничего, не поменялось. Как был парнишкой из деревни, который любит свежий хлеб больше всего на свете, так им и остался. И даже огромные деньги ничего не изменили. Я умираю все тем же, поняв, что возможно обмануть их, тех кто платит, не нельзя обмануть себя, притворяясь ради того, чтобы тебя купили подороже. Внук, я знаю. Что ты другой. Ты тоже стараешься быть лучше, но ты делаешь не для себя, любимого, а для того чтобы не расстроить тех лицедеев, которые тебя не ценят. Ты, мой друг, лучший из них. Надеюсь, мы еще долго с тобой не встретимся на том свете. А если встретимся, я мечтаю, чтобы это был не ад.

Дедушка долго кашлял, а потом попросил плачущего Вову его оставить. Он хотел поспать, потому что слова сожгли его последние силы. Дедушка уснул, да так и не проснулся. Бог прибрал его во сне, говорят, что таким образом в рай попадают только праведники.

Володя думал об этом, поручаясь в небытие все глубже и глубже. Он, словно в замедленной съемке, двигался по какому-то коридору, из которого никак не мог найти выход. А может выхода нет и сейчас он так и исчезнет, пряма здесь. Но внезапно откуда-то сверху послышались голоса, словно его звали, тянули или будили.

«Все, вот я и умер. А это меня зовут души», – смиренно подумал Володя и приоткрыл глаза.

На него глазами полными ужаса смотрела девочка в зеленой блузке, у которой по лицу была размазана кровь, к которой прилипли волосы. Она что-то ему говорила, кажется трясла его за плечи, а вокруг нее сквозь туманного облако газа проникал свет, создавала божественное сияние, божественный нимб или что-то подобное.

– Пожалуйста, проснитесь. Пожалуйста, – лепетала девочка себе под нос, необычайно близко наклонившись над мужчиной.

Володя попытался издать звук, но вместо этого повернул голову набок. Лучше бы он этого не делал, потоку что прямо на него, глаза в глаза смотрела стеклянными глазами старушка –соседка, которой прострели шею, из которой бурым ручейком текла кровь, пытающаяся вернуться в прежнее русло. Ее платье, которое женщина с таким трудом выбирала, должно быть, для этого дня, было залито алой жидкостью, делая его еще более элегантным и траурным. Женщина безусловно была мертва, а тот, кто ее убил сейчас как раз заговорил. Девочка, дернулась из- за звук и прижалась к Володе.

–Не бойся, я тут, – прошептал он ей на ухо хриплым, словно неживым голосом.

А кто-то из тех, кто захватили зал, возможно даже их главарь, начал настраивать микрофон.

– Раз. Раз. Отлично. Добрый день дамы и господа. Рады приветствовать вас сегодня в этом прекрасном зале. Если вы будете сидеть тихо и не двигаться лишний раз, вы не пострадаете. Ну до поры, по крайне мере. А пока, позвольте представится. Мы Б.Е.С.Ч.Е.Л.О.В.Е.Ч.Н.О.С.Т. Так можете нас и называть. Пока все понятно?

Послышался голос, за ним шаги, удар. Кто-то крикнул затем упало. Удар. Крик. Выстрел.

– Ну же, тише. Тише. А теперь вопросов нет? Вот и славно. Сейчас, я постараюсь вам все рассказать. А пока, можете усесть поудобнее и не рыпаться. А то получится, как с тем милым мужчиной.

Девочка, лежащая на груди у Володи, заплакала, мужчина прикрыл ей рот ладонью, а свободной рукой погладил по голове.

–Все будет хорошо. Главное – тихо.

За одну минуту и два, и две четверти часа до…

Между рядами ходили люди в черных костюмах в лыжных очках на лицах. Их было двенадцать, а если почитать главарю, это была чертова дюжина. Володя опустил сидение своего и соседнего, освобождённого от убитой старушки стула. Сам сел на пол и усадил дрожащую девочку, намертво схватившую его за руку. Люди вокруг расположились кто- как. Одни сидели на креслах, обняв себя за колени, другие сидели на корточках в проходах, третьи просто забивались под сидение, надеясь таким образом избежать случайной смерти, постигшей их товарищей, по несчастью. Трупов было много, Володя это сразу заметил. Это были те несчастные случайно попавшие под предупредительные автоматные очереди или же те, кто доставил проблем. Последним нехотя били чем-то тяжелым в челюсть и сворачивали шею. Хруст был настолько громкий, то слышали даже зрители на задних рядах.

Свет так и не включили, зато лампы- прожекторы направили в зрительный зал, желая наблюдать за напуганными до смерти людьми, копошащихся на полу как тараканы. На сцене же стояло несколько переносных фонарей, подсвечивающих лидера группировки, восседающего, но бархатном пуфике и чинно покуривающего сигарету.

Он, как и его коллеги по цеху был в черной спортивном костюме, с большим черным рюкзаком за спиной, в огромных лыжных очках, натянутых на небольшую белобрысую голову. Рядом с ним стояла высокая женщина с автоматом, с которой они коротали время подшучивая друг над другом, пока другие осматривали зал на предмет опасности и сгоняли людей ближе, чтобы ни один не выскользнул.

Сбежать из зала было невозможно. Потому неизвестные собирали людей, чтобы те не создавали лишних проблемы. Володя и девочка сидели в самый центр, поэтому никуда уходить не собирались, а даже наоборот, всех сгоняли в их сторону.

Пока люди в черных костюмах двигались, словно хорошо запрограммированные машины, убирающие мусор. Володя успел осмотреть кровоточащий лоб девочки, которую в предсмертных конвульсиях поцарапала старушка.

– Как тебя зовут? Меня вот дядя Володя. А тебя, – приклеивая пластырь ко лбу спросил мужчина.

Девочка не отрываясь смотрела не него, словно видела его насквозь и хоть сейчас была готова была назвать все грехи мужчины. Но вместо этого тяжело вздохнула, желая таким образом унять дрожь во всем теле и произнесла

– Женя. – тоненьким и немного дрожащим голоском пропищала пострадавшая.

Володя приклеил пластырь ко лбу и извлек конфеты-драже из того же кармана, из которого мгновение назад достал лейкопластырь помощи.

– Держи. Можешь мне выбрать зелены. Люблю яблочные. А себе бери все остальные, – протянул он девочки конфеты.

Она держала их на ладони как что-то ценное, должно бы очень дорогое и невероятно, именно такое впечатление создавалось у мужчины.

– Можешь все есть. Мне не жалко. Ешь. – сказал он ей, желая, чтобы этот взгляд исчез.

–Нет. Сейчас. Я выберу. Я никогда такие конфеты не пробивала. Спасибо.

–Вот и попробуешь. Смелее. И не вздумай реветь. Знаю, что сложно. Знаю, что по бабушке сердце плачет. Но ты держись. Поплачешь, когда нас спасут.

–Я и не плачу. Она мне не бабушка, чтобы по ней болело сердце. – сказал Женя с космической скоростью поглощая конфеты.

Володя посмотрел на тело, которое они вытащили в проход и подумал, что это должно было быть очевидно. Слишком эта утонченная женщина был непохожа на хрупкую взъерошенную девочку, одетую в старомодную несколько не соответствующую возрасту блузу.

– Она мой опекун. Ей за меня платят. Вернее, платили. – и девочка снова замолчала.

Сказка про цветок Мироздания

Мужчина с забинтованной рукой закурил. Дымок расползался по закутку равномерно, из-за чего очень скоро синеватое марево висело над головой Гельки, все так же капающимся в книжке и не обращающем внимание на запах, неприятно щекочущий нос.

– Ой парень, я чего-то не примети тебя сразу. Надымил тут. Ох, попадет.

– Да ничего, вам очень повезло, что сегодня дежурит не тетя Груня. Она бы вас быстро выпроводила.

Мужчина затушил сигарету о портсигар и туда же ее и спрятал. Закрыл нагрудный карманчик кителя и похлопал по нему для верности, потом встал и стал мерить шагами комнату, замедляясь ненадолго около витражного окна и возвращаясь в отправную точку.

–Дядя, да вы сядьте. Моя мам мастер своего дела, она вам поможет.

– Да… Наверное. Хотя даже не знаю нужна ли мне помощь. Я бы, наверно, был бы не против и никуда не идти. И так и остаться ни с чем.

– Да бросьте. Ничего страшного нет там. Все будет в порядке. Хотите конфету?

–Не откажусь, парнишка. Давно сладкого не ел. – мужчина присел рядом с мальчиком и принялся усиленно работать челюстями.

– Как тебя зовут шкет? – спросил мужчина и протянул мальчишке руку.

– Гелька, а вас?

– Анхель Владленович. Будем знакомы.

– А вы кто? Ну по званию. Генерал?

–Полковник. До генерала еще работать. Но, видимо, уже не судьба. – улыбнулся мужчина.

– А может быть судьба. Вы рано сдаетесь. Вам еще долго ждать. Вас вызовут, когда моя мам освободиться. А это еще не скоро.

– Эх, как же ждать не люблю, Гелька. Вот хуже нет, чем штаны просиживать.

Мальчик посмотрел на мужчину, а потом на книгу. И задал свой извечный вопрос.

– А вы не знаете какую-нибудь интересную сказку, ну которою бы знали только вы. Я просто их собираю. Пожалуйста, – и посмотрел на мужчину своими бездонными, заполными морской водой глазами.

– Наверное, все же знают сказки. А вот про необычные. Слышал я от одного бойца своего историю, которая в сердце мне запала. Сейчас, дай бог памяти, расскажу и тебе.

«Где-то там, где заканчивается купол неба и начинается ромашковое поле серебряных звезд, там, где стоит каменный замок Луны и деревянный дворец Солнца, на самом отшибе, до которого дотекает лишь Млечный путь стоит дом, где живет Мироздание, не любящее суеты и лишнего шума, которое царит в центре купола небес.

В его небольшом домике, расположившегося под кроной древа Времени всегда было тихи и спокойно, а с небольшой веранды всегда можно было любоваться зеленой гладью молодой планшетки-питомца Солнца, по которой синими жилками текла кровь рек и пятками громоздились волдырями горы с белыми маковками.

Мирозданию нравился пейзаж, поэтому оно часами могло потягивать знаменитый эль, сделанный Полярной звездой, и смотреть на медленно крутящуюся вокруг хозяина питомца, которую оно про себя называло – Земля.

Но больше таких безмятежных посиделок, оно любило свою тепличку, где росли самые прекрасные цветы в поднебесье.

Вот и сегодня Мироздание решило проверит, как же его любимца там поживают. Оно натянуло на себя световую робу, подаренное перелетной Кометой за помощь в поиске ее искрящегося хвоста-платья.

В теплицы пахло зноем, которое посоветовало распылять Солнце и ночной прохладой, подаренной Луной. Но похоже цветам это нравилось, и они разрастались пышным цветом, привлекая внимания небожителей.

Здесь были алые вытянутые цветы с золотыми тычинками- Гневливость, белые, почти прозрачные крошечные звёздочки с резными листиками- Доброта. Рядами друг над другом громоздились Веселость, Успех, Честолюбие, Слава. Но самыми любимыми и потому самыми многочисленными были у старого садовод были цветочки Таланта, расшившего небольшими кустиками, сплошь покрытыми разноцветными цветочками с остренькими и раздвоенными лепесточками, которые напоминали кудри или лапки насекомых.

Мироздание всегда приносила лучшую млечную воду только для них, а удобрения щедро сыпались тоже только в их землю. Цветочки же благодарно цвели пуще старого и радовали вечно брюзжащего молчаливого старика.

Мирозданию все время чего-то не хватало, оно все думало, что цветы недостаточно яркие, недостаточно высокие или красивые. Старик никогда не чувствовал чего-то, что бы заставляло его остановиться и просто наслаждаться их видом. Поэтому цветки росли, здоровели и в один из тех дней, что так же похож на другие в поднебесье, где нет часов и Солнца, которые обычно выходит купаться в прохладны нижних слоях воздуха целыми днями было вне поля зрения жителей, произошло что-то странное.

Любимый Талант, радующей его множество восходов и заходов Солнца, начал засыхать, скукоживать. Его цветочки стали сворачиваться в маленькие круглые разноцветные шарики, очень скоро отваливающиеся от стеблей.

Это была катастрофа. Что делать со все этим Мироздание не представляло, поэтому решило наведаться к своему ближайшему соседу- Возрождение, жившему немного выше по склону, там, где клубился самый плотный в поднебесье туман.

Возрождение, когда его сосед свалился к нему на голову так внезапно, не очень и удивилось. Оно подало ему чай и немного песочного печенья, купленного у местного умельца- Метеора.

– Что привело тебя ко мне, соседушка. Неужели решил перебираться поближе к нам и больше не куковать в одиночестве со своими цветочками.

– Не смейся надо мной, сосед. Я нынче в большой печали. Погибают мои самые любимые цветы Таланта. Превращаются в какие-то шарики, которые не пахнут и более не радуют глаз. Что мне делать, сосед? Ведь знаю я, что ты у нас бывший заводчик. Может быть ты знаешь что-то и про цветы?

–Ну что я могу тебя сказать, дружище. Твои цветы более не могут жить здесь, где Время не имеет веса, времена года не сменяют друг друга. Они истратили свои последние запасы сил и превратились в семена, которые требуют благодатной почвы. Такой почвы нет здесь у нас, в поднебесье. Но ее можно найти на том зеленом шарике, где я поселил своих питомцев. Они там знатно обжились, освоились. Может быть и твоим цветам там найдется место?

–Ты что! Хочешь сделать из моих цветов паразитов, сосущих соки из тела питомца Солнца? Никогда я до такого не опущусь. Это выше моего достоинства.

–Ты что, Вселенная с тобой. Питомец Солнца? Кто тебе сказал эту глупость? Это садик нашей матушки-Вселенной, которая так любит всякие штуки, которых нельзя сотворить здесь, у нас. Выдумщица, одним словом. Она туда моих людей и пристроила. Думаю, будет не против твоих цветочков. Может быть это как-то на этих дураков повлияет? А то дерутся друг с другом, воют, льют кровь, почем зря. А я с таким трудом их из крошечек недозвездочек выхаживал, кормил, поил, одевал. И что? Да ничего. Что уж говорить теперь.

–Что ж. Правда. Может ты и прав. Надо бы эти семена на Землю переправить, ведь, наверняка, и другие цветы заходят в почве жить. Спасибо, сосед.

И на следующей день, который стал для Мироздания еще грустнее предыдущего, он отправился к солнечном порту, с которого каждое утро уплывало на своей лодочке Солнце, чтобы всласть накупаться в прохладном и незастоявшемся воздухе.

– Добрый денек, сосед. Не возьмешь к себе пассажиром? Хотелось бы садику Вселенной поближе подобраться, да новых жильцов туда доставить.

Солнце было компанейским парнем, поэтому без лишних вопросов уступило место старичку-брюзге и, весело болтая само с собой, отправилось в недалекий путь.

–Эй, дедушка. Прибыли. Вон самый краешек неба. Можешь оттуда спустить что тебе надо. Я как кружочек вокруг садика сделаю, так к тебе вернусь.

Старичок с большим трудом перелез через борт лодки и взгромоздился на край поднебесья, открывающий его взору совершенно невероятный мир.

Там пели невиданные доселе существа с двумя отростками из спины, с помощью которых летали, а изумрудные, как вода в вечном озере Смерти, поля были усыпаны цветами, не таким прекрасными, как у него, но тоже достойными. Недалеко текли воды, так не похожие на его родной Млечный путь, но такие же бесконечные и бурные.

И между ними ходили питомцы Возрождения. Люди. Они копошились себе там и сям, строили деревянные домики, копались в полях, смеялись, бегали. Где-то на окраинах плодоносных земель страдали и изнывали от гнета захватчиков. Воевали, бились, лили реки крови. И не видели того счастья, что окружает их на каждом шагу. Не хватало им чего-то? Может быть души? Хотя душа, по мнению друзей Мироздания, это продукт эволюции, формирующийся со временем, как и удачные гены после скрещивания у цветов.

Мироздание глубоко вздохнул и начал пригоршнями сыпать семена Таланта на Землю.

Где-то они падали в воду, откуда тут же поднимались огромными невероятно умными рыбами, способными понимать команды. Где-то приземлялись на землю, там они превращались в невиданные доселе растения, плоды которых были питательны и полезны и спасали от самого страшного голода. Но иногда они попадали на человека и прорастали внутри его какой-то невероятной силой или способностью.

Такие люди думали больше других, мечтали и иногда поднимали головы к небу, откуда на них все еще взирало Мироздание.

– Ну что, сосед. Отчаливает. Посадил свои семена.

– Посадил, дай бог, чтобы в благодатную почву.»

Полковник закончил свой рассказ и посмотрел на мальчика, восхищенно поглядывающего на него.

– Какая история. Мне еще не доводилось ни разу слушать про мир поднебесья. Я думал вы мне про бои станете рассказывать. А вы про талант…

Полковник вновь закурил

–Что толку в боях. В вот красивые слова…, наверное, малец, я бы хотел когда-нибудь придумать что-то столь же прекрасное. Когда-нибудь…

–Анхель. Глядите. Вас готовы принять, скажите моей маме, что я вас угостил конфетой. Удачи.

–И тебе Гелька удачи, надеюсь, что мы еще когда-нибудь встретимся

За одну минуту и полтора часа до…

Он погружался все глубже и глубже, легкие щипало и кололо, а душа изо всех сил рвалась на воздух. Но это не могло отменить его неминуемую кончину, становившейся столь очевидной для маленького Сережи, не особо умеющего плавать.

Его столкнули в воду. Местных деревенских мальчишек веселил бессловесный парнишка с черными сапфировыми глазами, глядящими на мир из-под звездочек-ресниц. Он ходил один, молчал и все смотрел н море, простирающее до самого горизонта. Маленький Слава не пытался с ними дружить, а напротив, избегал людей. Ребенок подолгу просиживал в полугротах в полупещерах, которых так много по высоким скалистым берегам Золотого.

К чести местных, они пытались с ним подружиться. Соседских парнишка семьи крымских татар, заходил в дом, даже звал погулять. Но потом так же быстро удалялся, заметив маму- скелета, спящую на лавке. Правда после их приезда бабушка смогла-таки заставить ее есть, и, по прошествии месяца, она уже не походила на барабанную палочку, обтянутую кожей. А через год с небольшую маму было уже не узнать, такой красивой и миловидной стала, некогда безнадежная женщин. Она начала новую жизнь, избавившись от «психологических якорей», как говорила бабушка.

Но мальчишек от пяти до двенадцати, которые бегали по поселку вечно визжащей и почти лающей стайкой, это ничуть не интересовало. Стайка всегда ищет слабого, чтобы выжить его или хорошенько поиздеваться, что в общем и происходило с городским немым мальчиком с миловидной внешностью.

Сначала старший мальчик с взъерошенными и колючими, как проволока, волосами сломал славинового любимого солдата в красивом камзоле с золотыми пуговицами, подаренного папой на прошлый новый год, все мальчика-шакальчики поняли, на кого надо лаять.

Слава приходил домой вечером весь в песке и пыли, с изодранными в кровь коленками, насквозь мокрый или пропахший бензином. Но мальчик упорно молчал, только бабушке, которую из-за сложности имени внук называл Царица, удавалось вытянуть из вечно побитого ребенка пару слов, никак не связанных с его злоключениями.

Главная неприятность произошла, когда солнце жарило пуще обычного, а море хранило гробовое безмолвие. Славика скинули со скалы, заманив туда рассказами о паруснике.

В поселке ходила легенда о затонувшем в этих вода паруснике «Смелый», на борту которого были несметные богатства- подати, которую везли в столицу. Местные верили, что судно иногда, в особенно жаркие дни, можно увидеть на горизонте, потому что сам Морской Дьявол поднимает его из пучины, чтобы уплыть подальше от нагревшихся гротов и мелководья, чтобы охладиться.

Славику о «Смелом» рассказала бабушка и посоветовала посмотреть на него, когда выдастся удачный денек. И он выдался. Посмотреть на корабль позвал Руслан, тот самым быстро ретировавшийся дружелюбный мальчик.

На Клыке, куда спешили товарищи, уже собрались все псы и шакалы, готовящиеся отгрызть молчаливому приезжему за его странности и излишнюю угрюмость. Мальчика двигали плечами, подвигая мальчишку к краю, чего он, конечно, не заметил, высматривая заветный парусник.

И тут. Удар. Короткий крик. Вода. И только уходящие в верх ленточки пузырьков составило мальчишке компанию.

Вода становилась все темнее, и в какой-то момента мальчик, внезапно начавший хвататься за жизнь, понял, что его накрыл темный саван Смерти. И дальше пустота. Абсолютная и непроглядная, такая, для описания которой не хватит никакой краски, известно миру.

Однако, жизнь не закончилась. Произошло первосортное чудо, о котором так любят снимать кино. Славика вынесло на берег ровнёхонько к любимому ракушечному пляжу, местных, где были самые чистые ракушки и самая голубая вода, не отравленная тушами приезжих.

– Парень, – кто-то начал бить его по щекам, нажимать на грудную клетку, пытаясь воспроизвести искусственное дыхание.

– Да ты что его колошматишь, он же дышит. Это же Айгулин ребятенок. Поднимай малого, надо отнести. А аккуратнее, нежнее.

Сильные рук, пахнущие солью и солнце, закинули Славика на плече. Пострадавшего понесли по извилистым тропинкам, где иногда по лицу больно ударяли ветки кипариса, а кожу нещадно жгло солнце.

Мальчика положили на стол, проверили нет ли у него переломав, больших ссадин или порезов, Тсеритса, склонившись над ним стала читать какие-то молитвы, не понятные окружающим.

Глубокий вдох. Славик инстинктивно резко сел.

– Как ты думаешь? Бабуль, а до дня морского можно дотронься.

Тогда бабушка заплакала, запричитала, начала прижимать его, мокрого с ног до головы, к себе. Бабушка была счастлива, что он заговорил, но еще больше женщина была рада тому, что ее любимый внук остался жив.

Вечером, когда прошел первый испуг, пришли слова. Они сыпались, как дождь из черных летних туч, меняя форму и размеры, но ничуть не уменьшая количество. Мальчишка начал смеяться, что доселе было невиданным для его семьи явлением.

Мам, вернувшаяся из местного магазина, где работала продавцом, застыла в недоумении, настолько вечерний сын был не похож на утреннего, мирно сопящего в своей кроватки.