Бладшот

– Отделение реабилитации. Здесь пациенты испытывают возможности новых протезов, новых тел, – объяснил Хартинг, увлекая Бладшота с Кей Ти за собой, через зал.

– По-моему, вы говорили, что я – единственный в своем роде.

– Так и есть. И каждый из них – тоже единственный в своем роде, – ответил Хартинг. – С Кей Ти вы уже знакомы…

Бладшот оглянулся на Кей Ти. Лицо ее оставалось по-прежнему непроницаемым – и, видимо, не без причины. Что-то подсказывало: вся эта сдержанность – неспроста.

– Бывшая пловчиха-спасательница ВМС, – продолжал доктор. – Участвовала в той спасательной операции в Сирии, во время недавних химических ударов. Вся нижняя часть дыхательных путей сожжена хлором. Теперь дышит при помощи вот такого надключичного респиратора, – он указал кивком в сторону устройства на горле Кей Ти. – Что сообщает ей полную неуязвимость к воздействию летучих веществ!

Последние слова прозвучали так, будто это эффектный фокус, которым всем надлежит восхититься.

«Или как ключевая фраза в анекдоте», – с горечью подумал Бладшот, настороженно глядя на солдата в странной разгрузке, направившегося к ним. На ходу он ловко вертел в руке нож-«бабочку», однако, судя по шрамам на месте глаз, был абсолютно слеп.

– Тиббс, окончил Форт-Беннинг[6] лучшим по специальности. Был одним из самых высококвалифицированных снайперов в армии… пока осколок иракской мины не лишил его зрения. – Тут Хартинг снова выдержал эффектную паузу. – Но мы исправили это при помощи оптических протезов, системы встроенных в снаряжение камер, подключенных непосредственно к зрительным нервам.

«Он что, аплодисментов ждет?» – мысленно удивился Бладшот.

– Теперь от его взгляда, можно сказать, ничто не укроется, – закончил доктор.

Все это время Тиббс взирал на Бладшота, вертя в руке нож, то раскрывая его, то с лязгом пряча клинок в рукоять. Если он армейский, а «RST» берет в работу только лучших из лучших, выходит, был снайпером «Дельты» – то есть, и вправду спецом высшего класса. Разгрузка с объективами камер соединялась кабелем с разъемом, вживленным в шею чуть ниже затылка. Объективы двигались сами собой, точно изучая Бладшота с ног до головы. Интересно, что сейчас видит Тиббс при помощи этих камер? Может ли разглядеть армию крохотных нанитов в его венах?

Хартинг подвел всех троих к беговой дорожке, которую занимал здоровяк.

– И, наконец, капрал Джимми Дальтон. Бывший спецназовец ВМФ, «морской котик». Оставил ноги в Афганистане, напоровшись на растяжку, а мы сконструировали ему новую пару, – пояснил Хартинг.

Дальтон, не прекращая бега, бесцеремонно смерил Бладшота оценивающим взглядом.

– Шестой отряд, – басовито пророкотал он. Казалось, его голос просто создан для того, чтоб нагонять страх. – Из тех, кто кончил бен Ладена.

– Ага, кто только из «котиков» его не кончал, – заметил Тиббс, покачав головой.

Бладшот оглядел всех по очереди – Кей Ти, Тиббса, Дальтона…

– Увечные воины… – начал он.

– Больше не увечные, – поправил его доктор. – Улучшенные. Усовершенствованные. Пусть враги знают: даже серьезно раненные, мы вернемся в строй с новыми, небывалыми силами! – Энтузиазм в его голосе сменился чем-то большим – одержимостью, исступлением. – А называются они группой «Бензопила»!

Пришлось Бладшоту сдерживать смех.

– Как? Почему «Бензопила»? – спросил он.

Дальтон хлопнул ладонью по клавише, останавливая дорожку, и повернулся к Бладшоту лицом.

– Потому что звучит круто, – сказал он.

Название явно придумал он, и колкости в адрес собственной выдумки принимал за личное оскорбление.

На этот раз Бладшот и не подумал сдерживать смеха.

– Ну, а мы с вами начнем с базового нагрузочного тестирования, – деловито сказал Хартинг. – Свободные веса, быстрота рефлекторной реакции…

– Нет, погодите, – оборвал его Бладшот.

Хартинг запнулся и умолк, искренне изумленный: неужели новый член этой высокотехнологичной семейки Аддамс в самом деле его перебил?

– «Бензопила»? Бладшот? Нет. Может, память я и потерял, но чутье-то при мне, и с ним все в полном порядке. Если вы еще не поняли, я в эти игры играть не желаю.

– Продукт высоких технологий в ваших венах – вовсе не игра. Это козырь, в корне меняющий расстановку сил, – заговорил Хартинг, очевидно глубоко раздосадованный тем, что Бладшот не разделяет его энтузиазма насчет дивного нового мира технологически реинкарнированных солдат.

Бладшот попросту покачал головой, развернулся и двинулся к выходу в холл, к лифтам.

– Над «подачей товара» вам, док, еще работать и работать, – бросил он через плечо.

– Куда же вы? – окликнул его Хартинг.

– Назад, спать! Или, надеюсь, просто проснуться…

Двери спортивного комплекса с шипением сомкнулись за его спиной, и Бладшот нажал кнопку вызова лифта.

– И что теперь? – спросила Кей Ти.

Собственные чувства в момент пробуждения с имплантатом на горле – страх перед этаким насилием над ее телом пополам с облегчением оттого, что осталась жива – она помнила прекрасно. Понимание, чего это стоило, пришло позже, медленно, постепенно. Дальтон ухватился за новообретенную силу обеими руками: похоже, он, хоть и служил в «котиках», вечно страдал от невесть чем порожденного комплекса неполноценности, Тиббс видел во всем этом просто продолжение воинской службы, а вот с Бладшотом все, очевидно, получилось гораздо сложнее. Возможно, на вид он и казался самым нормальным членом «Бензопилы», но изменен был намного, намного масштабнее прочих…

Из холла донесся звон, сигнализирующий о прибытии лифта.

– Пусть он придет в себя, – решил Хартинг. – Дальтон, покажи ему его комнату.

Плечистый отставной «котик» рысцой устремился за Бладшотом. Электронные ноги несли его вперед ничуть не хуже настоящих.

Глава десятая

Недоуменно таращась на панель с рядами зеленых и красных светодиодов там, где полагалось быть кнопкам с номерами этажей, Бладшот пришел к заключению, что с минимализмом в этом заведении, определенно, переборщили.

Тут в лифт вдвинулась внушительная туша Дальтона.

– Жилые, – сказал он, мазнув по панели пластиковой карточкой и устремив угрожающий взгляд на Бладшота.

Будто на школьном дворе… и оба это понимали. Дальтон всего лишь хотел показать Бладшоту его место в пищевой цепочке. Очевидно, парень – просто один из тех, кто не знает меры в подобных вещах… Правда, менее опасным бывший «котик» от этого не становился, и в мыслях Бладшот уже выбрал самый быстрый, самый рациональный способ покончить с ним, если потребуется.

Пока лифт поднимался кверху, на солнечный свет, Бладшот задумался: что там, на остальных этажах? В лифте требуется электронный пропуск, а может, и система распознавания голоса имеется – одним словом, безопасность на высоте. Интересно, здание принадлежит «RST» целиком? Если так, размах их деятельности превосходит все ожидания.

Размышляя, Бладшот старательно игнорировал спутника – до тех самых пор, пока лифт не остановился и дверцы не разошлись в стороны.

Дальтон проводил его до самого кубрика. Снова минимализм: одинокая кровать, прикроватная тумбочка, на кровати – небольшая стопка утилитарно простого постельного белья. Пожалуй, именно так и должна выглядеть (и пахнуть) больничная палата, вот только окон в комнате не имелось. Единственной уникальной чертой оказалась вмятина в металле кроватной спинки. Взглянув на нее, Бладшот невольно задумался: кто бы ее мог оставить?

Для пробы он сел на кровать, предоставив Дальтону возвышаться над ним. Проверил ящики тумбочки, но они оказались пусты.

– Ух ты. Похоже, Хартинг на всем экономит, – пошутил он.

Однако Дальтон даже не улыбнулся. Просто стоял и испепелял его взглядом.

– Мы только что познакомились. Отчего у меня такое чувство, будто ты меня уже невзлюбил? – спросил Бладшот.

– Потому что много субчиков вроде тебя повидал, – ответил Дальтон.

«Погибших и оживленных солдат с нанитами вместо крови?» – удивился Бладшот. Пожалуй, здесь и такое было возможно, однако его терпение подходило к концу. Он пришел в себя мертвым, лишенным памяти, и этого для одного дня было вполне достаточно. А что про него думает этот тип… да пусть думает, что хочет. К тому же, Бладшоту казалось, что этакому идиотскому соперничеству в команде лучших из лучших бойцов не место. В конце концов, все они – плотоядные хищники высшего порядка, а игры в «вожака стаи» лучше оставить для детской лиги.

– Это каких же? – спросил Бладшот вслух.

– Которые привыкли на чужом горбу выезжать.

Над этим Бладшот ненадолго задумался.

– Ну, если я на чужом горбу привык выезжать, то как здесь оказался? – с улыбкой спросил он, широким жестом указав на стены комнаты.

Но Дальтон его вопроса словно бы не услышал.

– Закончишь дрыхнуть – мы будем там, внизу, делом заниматься.

– А я даже не знаю, что это за дело, – напомнил ему Бладшот.

Действительно, ему ничего не объяснили и ни в чем его не убедили. Кроме того… слишком уж много разного свалилось на его голову за один день. Сейчас Бладшоту требовалось время, чтоб все это переварить. Чтобы решить, как быть дальше. Становиться чьей-то лабораторной мышью ему ничуть не хотелось, однако он еще не знал, какими располагает возможностями. Если вообще хоть какими-то располагает. Очевидно, Хартинг и его команда им дорожат. С вещами, которыми дорожат, расстаются только ради денег, или уступая грубой силе, а денег у Бладшота не было ни гроша…

– Скоро увидишь, – буркнул Дальтон и вышел из комнаты.

Едва двери сомкнулись за его спиной, Бладшот поник головой, от улыбки на его лице не осталось и следа. До сих пор он еще как-то держался, однако сейчас, оставшись один, осознал: ведь он в самом деле один. Абсолютно, совершенно один. Ни жизни, ни настоящей семьи, ни прошлого, ни воспоминаний, никакого понятия о самом себе, кроме того, что он – результат научного эксперимента…

На душе стало еще тоскливее. Стоило лечь, кровать показалась какой-то пустой. Чего-то (кого-то?) в ней не хватало. И вмятина в спинке будто бы предвещала нечто недоброе, хотя вполне могла появиться чисто случайно. Бладшот чувствовал себя совсем как человек, безуспешно старающийся вспомнить ускользнувшую мысль, вот только мыслью этой была вся его жизнь, ускользнувшая, исчезнувшая без остатка…

Сон его оказался чередой разрозненных образов, мелькавших перед глазами, будто в фильме, смонтированном без всякого порядка. Полная пара ванная комната, смутное отражение чьего-то лица в треснутом зеркале, шум драки, хаоса, боя. Знакомый шум… А вот бойня: увесистые ломти мяса покачиваются на крюках, словно только что кем-то потревоженные. Окровавленные запястья, притянутые к подлокотникам, да не одна пара рук – две: вот мужские руки, вот женские. Мышцы напряжены в борьбе за свободу. Полная утрата самоконтроля, чувство беспомощности, неизвестно чем вызванный страх… вот только, кто б это ни был, боится он не за себя. Язык огня, вспышка дульного пламени, сокрушительный удар угодившей в грудь пули. Жар. Все замедляется, чтобы он смог оценить, что чувствуешь, когда свинец пробивает себе путь сквозь мышцы, кость, внутренние органы…

Ресницы дрогнули, веки приподнялись, и Бладшот на миллисекунду замер, оценивая обстановку. Прямо над ним стоял человек – некто с весьма убедительно выглядевшим пистолетом сорок пятого калибра в руке. Удар, в котором Бладшот тут же почувствовал всю новообретенную мощь, оказался хоть и неловок, но невероятно, фантастически быстр… вот только фигура у кровати оказалась призраком, тенью. Кулак, прошедший сквозь призрачного стрелка, с грохотом врезался в металлическую стену.

Сна не осталось ни в одном глазу. Взмокший от пота, хрипло, часто дыша, по-прежнему в полном одиночестве, Бладшот взял себя в руки, выровнял дыхание, и перевел взгляд с вмятины на стене на точно такую же, той же формы вмятину в спинке кровати.

Все это был не сон – он знал точно. Слишком уж реально для обычного сна. Нет, все эти образы – воспоминания. Его собственные воспоминания. Благодаря каким-то остаткам прежних знаний, а может, мириадам микропроцессоров, заменивших кровь, Бладшот знал, что такое посттравматический стресс и воспоминания о травмирующих переживаниях. Теперь ему следовало бы выяснить побольше, но мысли о продолжении сна пугали: чутье подсказывало, что череда промелькнувших перед глазами событий закончилась плохо.

Бладшот бросил взгляд на костяшки пальцев и сжал кулак. Наниты исправно делали свое дело, латая нанесенную самому себе рану, и пальцы на глазах становились как новенькие.

Секунду-другую Бладшот смотрел на заживленные костяшки. Жаркий подкожный зуд понемногу унялся. Нет, все это чересчур. Выбравшись из постели, он зашагал из угла в угол, точно зверь в клетке. Инстинктивная осведомленность о работе внутренних органов подсказывала: адреналин на пределе. Реакция на стресс: «борьба или бегство». И где этот Дальтон, когда он действительно нужен? Нет-нет, отсюда надо убираться…

«Ну, и куда ты пойдешь?» – спросил внутренний голос, прозвучавший в точности так же, как его собственный.

Действительно, у него ведь нет личности. Нет ни единой из связей, определяющих человека, делающих человека реальным хоть в каком-либо общепринятом смысле. Его не существует. Придется начинать все с нуля.

Если так, нужно запастись терпением. «RST» он, очевидно, зачем-то нужен, а если так, «ты – мне, я – тебе»… Вот только в эту минуту ему настоятельно требовалось выплеснуть лишнюю энергию, не то он вполне может прикончить первого же, кто подвернется под руку. Больше всего беспокоило то, что мысль об убийстве первого встречного ничуть его не волнует.

Тут двери в кубрик, словно откликнувшись на его мысли, разъехались в стороны, и Бладшот вышел в коридор.

Глава одиннадцатая

Согласно изначальному замыслу, хрустально-голубая подсветка плавательного бассейна наверняка должна была навевать покой, однако Бладшоту прежде всего напоминала о радиоактивном излучении. Одно непонятно: кто провел эту параллель – он сам, или микропроцессоры нанитов? Если не считать света со дна бассейна, спортивный комплекс был темен. Темен и совершенно пуст. Оглядевшись, Бладшот прошел к боксерскому мешку. Нет, присоединяться к группе «Бензопила» он даже не думал. Не станет он прыгать в кольцо и балансировать мячом на носу (этим «морские котики» пусть балуются). А вот проверить пределы возможностей возвращенного к жизни тела, нашпигованного техническими новинками, было весьма любопытно. Для пробы Бладшот ткнул тяжелый мешок кулаком. Мешок только слегка покачнулся. Ничуть не впечатленный, Бладшот окинул его скептическим взглядом, но тут же вспомнил о вмятине в металлической стенке, принял правильную стойку и ударил еще – как можно быстрее и жестче. На сей раз кулак пробил покрышку мешка, да так, что песок хлынул наружу. Взглянув на дыру в мешке, Бладшот призадумался: да есть ли его новым возможностям хоть какой-то предел?

Отыскав гимнастический мат, Бладшот примотал его скотчем к одной из бетонных колонн невдалеке от центра зала и подступил к ней, как будто безжизненная бетонная глыба и есть противник. Подступил, примерился, раз-другой скорректировал стойку, и, наконец, чутье подсказало, что стойка верна. Возможно, это чутье было результатом многочисленных тренировок, «мышечной памяти», хотя стойка сложилась, выкристаллизовалась из предоставленной нанитами информации о тысячах техник рукопашного боя. Последнее теперь тоже происходило инстинктивно, само по себе. Вложив в удар всю силу, Бладшот нанес «противнику» сокрушительный боковой. И едва не вскрикнул, сморщившись от боли в сломанных костяшках пальцев и еще нескольких костях кисти. Однако боль оказалась не такой сильной, как следовало ожидать. Секунды не прошло, а он уже чувствовал все тот же странный зуд: наниты взялись за починку поврежденного кулака. Раны на глазах затянулись, осколки кости с хрустом встали по местам.

Признаться, Бладшот был разочарован. На миг он замер, взял себя в руки и задумчиво оглядел пятна крови на мате. Тем временем микропроцессоры нанитов деловито рассчитали механическую прочность армированного бетона, силу удара, необходимую для того, чтоб его повредить, и прочность, так сказать, ударной поверхности – в данном случае, костей и мышц, – необходимую для нанесения такого удара. Бладшот ударил снова. Перед самым соприкосновением костяшек с матом в сжатой кисти возникло новое ощущение: мышцы и кости перестроились, прибавили в прочности, однако… Все еще больно. Бладшот оглядел кулак. На этот раз рука пострадала гораздо меньше. Тогда он принялся бить сплеча, наносить колонне удар за ударом, вкладывая в каждый всю возможную силу. Несмотря на боль, дело пошло неплохо: кулаки заживали сами собой и с каждым ударом делались крепче. В воздухе заклубилась бетонная пыль, весь зал содрогался, стойки с гантелями мелко тряслись, но Бладшот, даже не замечая этого, бил все сильней и сильней. Оглушительный рев, последний мощный удар… Колонна треснула. Хищно оскалив зубы, Бладшот снова взглянул на кулак. Крови не было. Если не брать в счет слоя мелкой бетонной пыли, с рукой все было в порядке.

«Что бы еще попробовать?» – подумал он, сдувая пыль с кулака.

Оставив колонну в покое, Бладшот подошел к стойке с гантелями. Пятьдесят фунтов, сто фунтов, сто пятьдесят… Последняя пара оказалась трехсотфунтовками чудовищной величины. Ухватив одну, он стиснул зубы и потянул ее кверху. Треск рвущихся мышц… но боль и на этот раз оказалась не такой сильной, как можно было ожидать. За ней последовал все тот же электрический зуд: наниты взялись устранять повреждения, а их микропроцессоры – считать, каким образом можно достичь силы и прочности опорной конструкции, необходимых для подъема этакой тяжести. Попутно крохотные машины снабдили Бладшота полной подборкой научных и медицинских познаний касательно тяжелой атлетики. Бицепсы вздулись буграми, мышцы в области укрепленных нанитами костей ног и позвоночника тоже прибавили в силе. Казалось, результат их подсчетов, как и в случае с бетонной колонной, окажется не без изъянов, однако учились наниты быстро. Попробовав еще раз, Бладшот сумел взять этот вес.

Бладшот бежал по дорожке. Прочное полотно стонало под ногами. Пульс учащался, однако его частота не превышала пределов частоты пульса напряженно тренирующегося человека. И жжение в легких, и одышка, и боль в ногах для спринта на беговой дорожке были вполне нормальными. И снова Бладшот знал все это только благодаря информации, откопанной микропроцессорами в сети. Ненормальной была только поддерживаемая им скорость бега. Глядя на цифровой дисплей, Бладшот не верил собственным глазам: двадцать восемь миль в час! Он удлинил шаг, мощнее заработал локтями, прибавил прыти. Беговая дорожка запротестовала, шум моторов сделался выше, тоньше. Двадцать девять миль в час – скорость самого быстрого бегуна на свете! Тридцать миль в час – а это уже скачущий галопом конь! Вот теперь легкие вправду горели огнем…

Сидя на бетонной кромке смотрового окна, открывавшего вид в глубину бассейна, залитый холодным синеватым сиянием ламп подсветки, Бладшот переводил дух. После такой нагрузки, которой он только что себя подверг, дыхание выравнивалось на удивление быстро, ну, а нагрузка пошла на пользу. До этого он явно был напряжен, как сжатая пружина: пожалуй, пробуждение из мертвых еще и не то с нервами сделать может. И сон делу тоже не помог. Накопленную агрессию следовало выплеснуть, удалить к чертям из системы, прежде чем ему снова придется иметь дело с каким-нибудь накачанным киборгом из бывших бойцов вроде Дальтона, на каждом шагу силящегося утвердиться в положении альфа-самца…

Последняя мысль вызывала улыбку – особенно после того, на что сам Бладшот оказался способен.

– Так вот, значит, что это был за грохот.

Бладшот резко вскинул взгляд. У поврежденной колонны, оценивая нанесенный ей урон, стояла Кей Ти – в купальнике, вокруг пояса обернуто полотенце. Купальный костюм прикрывал дыхательный аппарат. Покачав головой, девушка обошла бортик бассейна над его головой. Вдоль ее правой руки вилась татуировка – абстрактный орнамент, с первого взгляда показавшийся Бладшоту похожим на волнистое перо, но, приглядевшись, он решил, что это, скорее, щупальце. Ну да, нечто, связанное с морем, подходило пловчихе-спасательнице куда лучше.

– Рано же вы поднялись, – заметила она.

– Не спалось.

– Да, если бы я еще утром была мертва, мне бы, наверное, тоже не спалось, – согласилась Кей Ти.

– Сон снился кошмарный, – продолжал Бладшот, пристально вглядываясь в ее лицо. – А может, я начал прошлое вспоминать. Это ведь прогресс, верно?

Все, что угодно, любая мелочь… Хартинг с командой явно знали больше, чем ему рассказали. Ну, Хартинга он понимал: этот держался королем всего, чем заведовал, и откровенно наслаждался властью. Дальтон и Тиббс были в точности теми, кем выглядели: не слишком умны, прекрасно тренированы, одним словом – грубая мускульная сила, причем, как минимум, Дальтон твердо держит сторону Хартинга. А вот Кей Ти Бладшот пока раскусить не сумел. Отчасти потому, что в присутствии остальных она становилась необычайно молчаливой.

– Вскоре вы вспомните достаточно, чтоб захотеть снова забыть обо всем, – заверила девушка.

Бладшот рассмеялся. Кей Ти сбросила полотенце и с легкостью, с изяществом, свидетельствовавшим о том, что вода для нее – родная стихия, нырнула в бассейн. Бладшот поднялся и повернулся к смотровому окну. Достигнув дна, Кей Ти принялась проделывать под водой упражнения наподобие ката из азиатских боевых искусств. Казалось, в воде ей уютно, как дома. Встретившись с Бладшотом взглядом, Кей Ти подмигнула. На поверхность, вдохнуть воздуха, она даже не собиралась: очевидно, вживленное в горло устройство позволяло ей подолгу оставаться под водой. Наблюдая за ней, Бладшот пытался понять, что кроется за ее словами. «Вспомните достаточно, чтоб захотеть снова забыть обо всем…» К тому же, между женственностью и водой чувствовалась какая-то взаимосвязь. Нет, не воспоминания – скорее, смутные отголоски образа женщины, любившей океан… но, стоило только подумать об этом, отголоски улетучились, утекли, будто вода между пальцев.

Тем временем Кей Ти завершила комплекс, оттолкнулась от дна, вынырнула на поверхность, наконец-то сделала вдох, выбралась из бассейна и двинулась вниз, к Бладшоту. Ему захотелось спросить, что она имела в виду, однако торопиться с этим, пожалуй, не стоило.

– Да вы в воде просто как рыба, – сказал он.

– Я люблю воду. Вода – мое убежище. Под водой меня никому не достать, – откликнулась она.

Ответ звучал настороженно, однако она подошла и присела рядом, на кромку смотрового окна. Вблизи Бладшот разглядел и другую татуировку – в верхней части груди, по-видимому, окаймлявшую дыхательный аппарат. Купальный костюм частично скрывал ее, но, судя по невеликой части, остававшейся на виду, то было предельно стилизованное изображение распростертых крыльев.

– Вы и прежде получали ранения, – проговорил он, и это был вовсе не вопрос.

– Было дело…

Вдаваться в подробности Кей Ти явно не хотелось, но если ее удастся вывести на разговор о собственном прошлом, возможно, она расскажет и то, что знает о нем. Вот только как заставить ее раскрыться перед результатом научного эксперимента, с которым она знакома всего-то день?

– Все мы здесь – товар порченый, – наконец сказала она.

Взгляды их на миг встретились. Возможно, Кей Ти была самым неразговорчивым, но и наименее неприятным человеком из всего того паноптикума, с которым Бладшот познакомился после пробуждения, а потому с ней было проще.

Девушка вынула что-то из кармашка купальника и бросила ему:

– Держите.

Брошенная вещица оказалась монетой – памятной монетой в честь военного корабля. Бладшот поднял взгляд на Кей Ти. Очевидно, эта монета многое для нее значила.

– В первый год службы на том корабле я была единственной женщиной в экипаже. Мастер-чиф[7] понял, что я на всем свете одна, и вот… таким образом провозгласил меня членом корабельной семьи. Ну, а вы теперь – один из нас, – пояснила Кей Ти.

Щедрый подарок, доброе дело по отношению к новичку, однако имелся в нем и кое-какой другой смысл. Кей Ти получила от мастер-чифа эту монету, когда очень нуждалась в подобном подарке, а теперь передала ее дальше, пустила в оборот, чтобы хоть как-то поддержать новичка в их невеликой странной команде. Может быть, вот он, первый камешек в здании нового «я»? По крайней мере, Бладшот надеялся, что все обстоит именно так, что со стороны Кей Ти это действительно шаг навстречу, а не топорно-прямолинейная обработка «молодого бойца».

– Спасибо, – сказал он, разглядывая монету.

Он вправду не знал, что еще на это сказать. Несмотря на все опасения, он был тронут, однако никак не мог избавиться от ощущения, будто Кей Ти что-то недоговаривает.

– Уверена, в этом мире есть те, кому вы вовсе не безразличны. Просто вы об этом еще не знаете, – сказала она.