Медный король

На спине у пленника было высокое седло со стременами. Бока с выступающими ребрами хранили следы шпор, давние и свежие. Получеловек лежал, подобрав лапы, стараясь казаться равнодушным, и только кончик хвоста выдавал его – то подрагивал, то начинал метаться и бить по земле.

Тела убитых зверуинов по приказу Развияра оттащили к реке и бросили в воду. Когда последние печорки скрылись в подземных коридорах, Развияр собрал вокруг себя всех жителей поселка, кто мог ходить и не был занят на пастбище.

– Вы не беззащитны, – сказал он, слово в слово повторяя напутствие властелина. – Дань, которую вы платите, означает скорую смерть всем вашим врагам. Эти твари сунутся не скоро, – добавил он от себя и посмотрел на лежащего на земле зверуина. – Вставай.

Тот дернул ноздрями, но поднялся. Огневуха сидела, по обыкновению, на камне, и вид ее пугал горцев куда больше, чем целое полчище четвероногих разбойников.

Развияр подошел к получеловеку. На глазах всего поселка и четверых стражников встал на камень, закинул ногу на спину четвероногому; у того задергалась полосатая шкура на боках. Развияр сел в седло, чувствуя, как играют напряженные мышцы зверуина. Нащупал стремена. Продел в них ноги так же, как это делали всадники – пятками внутрь, носками наружу и вверх. Перед ним оказался затылок зверуина – человеческий склоненный затылок. Получеловек низко опустил голову.

– Иди за мной, – сказал Развияр огневухе. – И не убивай его, пока не скажу!

Горцы, выпучив глаза, смотрели ему вслед. Но не менее потрясенно глядели его собственные товарищи, стражники.

* * *

Развияр ехал верхом впервые в жизни. Ярость битвы высыхала на нем, как вода: саднил бок, пораненный когтями. Все сильнее становилась боль в правой руке, опухла кисть, пальцы сделались чужими. Левой рукой он удерживал веревку, накинутую на шею зверуину вместо узды. Рядом шла огневуха.

Поднималось солнце. Поток на дне ущелья рокотал и плевался пеной. Пленник, медленно переступающий лапами, время от времени поворачивал голову, будто мельком, к нависшему над пропастью краю тропинки.

– А вот не кинешься, – сказал Развияр почти весело.

Напряглась голая загорелая спина с белым шрамом на левой лопатке.

– Любишь жизнь, правда? – Развияр сдавил бока зверуина сапогами. Его все сильнее мучила боль, хотелось говорить, он не мог удержаться. – Ну прыгни, попробуй.

Он дернул на себя веревку. Пленник захрипел и закашлялся.

– Пошел быстрее! – крикнул Развияр. – Пошел!

Четвероногий ускорил шаг. Потом пустился галопом, нарочно жестким и неровным, так что Развияра стало подкидывать в седле и от боли помутилось перед глазами.

– Стой!

Пленник остановился, и одновременно остановилась огневуха. Развияр перевел дыхание. Проще всего было выбраться из седла и пойти пешком, но он хотел появиться в замке именно так – верхом, с огневухой у сапога.

– Пошел, – скомандовал Развияр глухо. – Помалу.

Его товарищи отстали. В замке уже знали, чем закончилось ночное сражение – мальчишки-носильщики принесли тяжелораненого. Дозорный на башне увидел Развияра первым; навстречу вышел наставник Бран, только что вернувшийся с перевала, с ним стражники и младшая десятка. Рабы оставили работу, надсмотрщики явились поглядеть на невиданное зрелище, из окон, с галерей, с балюстрад смотрели слуги и женщины.

Развияр выпрямился в седле, стараясь забыть о боли. Его пленник ниже опустил голову. Огневуха смирно сложила на спине серые крылья, усыпанные пеплом, будто пыльцой.

Он проехал вдоль неровного строя любопытствующих. Он слышал потрясенный шепот за спиной. Люди глазели на четвероногого и шарахались от огневухи.

Властелин вышел на балкон. Развияр натянул веревку, приказывая зверуину остановиться. Перед замком не было площади, куда уместился бы народ, высыпавший из каменных нор, поэтому толпа волновалась, теснилась, выплескиваясь на галереи, на стены, взбиралась на перекладины лебедок и насосов. Вокруг всадника-Развияра оставалось свободное пространство, и утренний воздух дрожал, нагреваясь, над крыльями черной личинки.

Наступила тишина; все смотрели на Развияра, а он впервые растерялся.

– Зачем ты притащил это? – спросил властелин, и в его голосе была брезгливость.

– Это пленник…

Властелин мельком глянул на толпу.

– Работать, – сказал коротко, бросив взгляд поверх голов. Стражники опомнились, надзиратели засуетились, через несколько минут галереи и окна опустели.

Властелин медленно спустился навстречу Развияру. Тот, скрипнув зубами от боли, выбрался из седла. Властелин долго рассматривал зверуина, а четвероногий молчал и глядел в землю.

– Напрасно, – сказал властелин. – Отведи к потоку, прикажи личинке убить его, тело сбрось.

Развияр скорее почувствовал, чем увидел, как замерли покрытые шерстью бока. Получеловек перестал дышать.

– Прикажи личинке прыгнуть в поток. Потом поднимись ко мне, – не дожидаясь ответа, властелин повернулся и двинулся обратно в замок. Развияр дернул за веревку; четвероногий пошел за ним неожиданно покорно. От его лап оставались в пыли круглые, невиданные следы.

Они миновали склады, каменные постройки, где обычно разгружались караваны. Никто не смел идти следом. Спустились по узкой тропе – вернее, Развияр спустился, огневуха просто слетела, а зверуин сошел рядом с тропой, и поразительно было, как легко он ступает по крутому сыпучему склону.

Остановились над потоком. Торчали из воды черные скалы, как неровные зубы, вода бурлила между ними и падала в глубокий котел, поверхность которого была покрыта клочьями пены. Четвероногий смотрел на эту пену, будто надеясь прочитать в ее кружевном рисунке нечто очень важное. Личинка, безучастная, уселась на камень в нескольких шагах.

Развияр оглянулся на замок. Отсюда, снизу, были видны только верхушки башен.

Ревела вода. Расслышит ли огневуха приказ? Ей все равно, у нее нет ушей, она исполняет волю, а не слова…

Четвероногий чуть повернул голову. Развияр увидел его ухо, прикрытое слипшимися сосульками волос, впалую щеку и кончик острого носа. Он молчал и не отдавал приказа; шло время, властелин ждал. Белые клочья пены кружились над камнями в потоке.

Развияр молчал. Огневуха сидела, сложив крылья.

Четвероногий резко обернулся – будто решившись. Посмотрел Развияру в глаза и сразу же потупился, будто обжегшись.

Посмотрел еще раз – в страхе, не веря. Покосился на огневуху – и снова на Развияра.

Ревела вода.

Зверуин открыл рот, схватил воздуха, так что прыгнули голые плечи. Сорвавшись с места, получеловек одним прыжком перескочил на ближайший черный камень; Развияр видел, как разъезжаются на мокром его лапы. Зверуин прыгнул еще, и еще, сорвался, и Развияр решил было, что это конец, но четвероногий выбрался на скалу, размахивая мокрым хвостом, ловя равновесие. Еще прыжок; зверуин перебрался через поток по верхушкам мокрых камней, совершив то, чего не мог бы сделать ни один человек, да, наверное, и не всякий четвероногий.

Он выскочил на противоположный берег потока – туда, где круто заламывалась вверх стена ущелья. И рванул вверх по нехоженым тропам, и обернулся только один раз – через плечо.

Огневуха сидела, равнодушная. Развияр сглотнул; власти его оставалось три дня и две ночи, а рана вдруг открылась, и по рукаву на землю снова полилась кровь.

– Иди в воду, – приказал Развияр огневухе.

И, уже на обратном пути в гору, потерял сознание.

* * *

– Ты справился, маленький гекса, – сказал властелин.

Развияр стоял перед ним, пошатываясь. Он провалялся неделю; несколько раз его навещал сотник Бран, выспрашивал подробности ночного боя, держался отстраненно и холодно. Потом, лежа ночью без сна, Развияр сообразил: сотнику Брану, служившему в замке много лет, воспитывавшему телохранителей и воинов, никогда не доверяли разбить скорлупу огневушьего яйца. Кроме того, уничтожение врага с помощью послушного чудовища казалось сотнику издевательством над воинским искусством.

– Ты справился, хотя и не безукоризненно, – сказал властелин. – Можешь сесть.

Развияр опустился на деревянный табурет. Его не держали ноги: объявляя себя здоровым, он переоценил собственные силы.

– Ты вправе ждать награды, – сообщил властелин. – Говори, чего ты хочешь.

– Мне ничего не надо, – сказал Развияр. – У меня все есть.

Властелин скептически поджал отмеченные шрамом губы. Развияр не отводил взгляд – смотрел прямо.

– Что, – негромко начал властелин, – она не захотела с тобой бежать?

Развияр вздрогнул. Властелин ухмыльнулся:

– И ты решил, что, раз она такая же, как все, – почему бы не пользоваться ею, как все стражники пользуются всеми женщинами от вечернего колокола до утреннего. Разумеется, ведь она не оставалась в одиночестве ни в одну из ночей, пока ты валялся раненый.

Развияр нервно сглотнул.

– Ты спрашивал, почему я доверяю тебе… Потому что я вижу тебя насквозь, маленький гекса.

– Вы маг? – вырвалось у Развияра.

– Нет. К сожалению. Но этот замок построен магом, и маг хранит его.

– Кто это? – Развияр не мог удержаться. – Где он?

– Пошли, – властелин поднялся. – Если ты в состоянии перебирать ногами – я покажу тебе. Здесь недалеко.

* * *

Деревянная платформа, подвешенная на четырех тросах, опускалась все глубже в колодец. Властелин держал фонарь, вверх ползли каменные стены со следами зубов скальных червей.

– Червей было много… Сначала семь, потом он призвал еще одного, их стало восемь. Скальные черви всегда голодны, и высшее искусство мага – заставить их выгрызать стены, окна, дверные проемы, а не поглощать весь камень, до которого смогут дотянуться. Но кроме червей, здесь работали люди – каменщики, резчики, ваятели. Ты еще не видел и трети всех помещений замка… А сейчас мы спускаемся к корню. Так он называл эту шахту. Если начнешь задыхаться – скажи.

Платформа покачнулась. Развияр едва устоял на ногах; властелин подхватил его под локоть.

Повеяло затхлым ветром. Платформа замедлила ход. Прямо перед Развияром выполз откуда-то снизу и остановился черный проем в стене.

– Мы пойдем туда? – Развияр с трудом сглотнул.

Властелин повернул покрытое шрамами лицо:

– Ты боишься?

– Да, – сказал Развияр.

Властелин помолчал.

– Тогда мы вернемся. Я хотел, чтобы ты его увидел… Но если тебе тяжело – вернемся.

Развияр дышал ртом. Громада замка, громада скалы давили ему на уши. Колодец висел над головой, подземные ветры гудели в нем запредельным, нечеловеческим басом.

– Я пойду.

– Хорошо. Держись за меня, если тебе трудно идти… маленький гекса.

В коридоре, прямом и узком, странно вел себя звук – слышался отовсюду. Камни над головой дышали загнанно и хрипло – дыханием Развияра. Огонь фонаря освещал стены, по которым скатывались капли испарины, и пол, иногда отражаясь в лужах, но впереди по-прежнему была чернота – как будто фонарь боялся опередить идущих хотя бы на несколько шагов. Страх замкнутого пространства, прежде непонятный Развияру, теперь сводил с ума – только гордость помогала удержаться, не закричать и не броситься прочь, разбиваясь о стены вслед за собственным криком.

Он стал думать о море, какое оно широкое. О горах, какие у них далекие вершины. О лесе, где можно ходить, куда вздумается; он представил, как поднимается, ступень за ступенью, по высокой лестнице, и ему стало немного легче.

Неизвестно, сколько прошло времени, когда рука властелина плотнее сжала его локоть:

– Смотри.

Звуки рассыпались, утонули в пустоте. Резко отступили стены. Развияр и его могущественный проводник оказались в подземном зале, пустом, круглом. В центре, на квадратной каменной тумбе, лежали останки человека… Нет. Останки зверуина.

Властелин поставил фонарь у его изголовья.

Мертвец лежал здесь давно. Наполовину истлела одежда – шитый золотыми нитками мундир на человеческих плечах. Но сам труп сохранился, почти не подвластный разложению: смуглое лицо, обтянутое тонкой кожей. Глубоко запавшие, плотно закрытые глаза. Мертвый покоился на боку, в позе спящего, подобрав широкие когтистые лапы, сложив руки на груди. На правой руке, на указательном пальце, сияло при свете фонаря кольцо с крупным бирюзовым камнем.

Развияр и властелин стояли молча. Пламя фонаря не дрожало – здесь не было ветра, и Развияр скоро понял, что задыхается.

– Выйдем, – сказал властелин.

И почти на руках вытащил Развияра из зала – в тесный коридор, где, на удивление, воздух был свежее и можно было дышать.

– Кто это? – Развияр привалился к стене.

– Это тот, кто построил замок.

– Он маг?

– Да. Маги родятся всюду, где в доме есть очаг.

– Но он же…

– Да. Если бы ты знал, как он ненавидел своих соплеменников. Они его убили… Я не хочу говорить о них сейчас. Он был моим другом. Пока его тело покоится здесь, в основании замка, замок неуязвим.

– Они убили мага? Как можно убить мага, ведь… «Он может летать без крыльев и приказывать камню, может убивать огнем или исцелять смертельно больных, но главное его призвание…»

Развияр прикусил язык.

– Пойдем, – властелин помог ему отлепиться от холодной стены. – Пойдем… Ты помнишь каждую строчку из всего, что когда-либо переписывал?

– Да.

– Любопытно… Я подозревал что-то в этом роде… Мага можно убить, конечно. Если ты выстрелишь из дальнобойного лука, а маг в это время будет занят другим, и стрела вонзится ему в спину, проткнет сердце… Тогда маг умрет, скорее всего. В императорском дворце, в усыпальнице, десятками и сотнями лежат мертвые маги, мальчик, и лишь немногие из них умерли своей смертью. Но говорят, что пока они там покоятся – Империя неуязвима.

Они вышли из коридора на платформу. Властелин с усилием потянул за веревку. Несколько жутких мгновений они ждали, а потом платформа дернулась и пошла вверх.

Развияр упал на колени. Властелин помог ему подняться.

– Что ты переписывал для прежнего хозяина? Небось, всякую ерунду?

– «Приключения фаворитки». «Поучительные сказания о людях, животных и прочих тварях». «Путешествие на Осий Нос», но не до конца, и еще много книг…

– Вспомни их все и запиши названия, – сказал властелин. – Сделай это сегодня, потому что завтра ты заступаешь на службу, и сотник Бран, я думаю, много раз заставит тебя расплатиться за твою первую победу.

* * *

Властелин оказался прав. Сотнику Брану плевать было на то, что Развияр болен и слаб. Сотник Бран не испытывал почтения перед воинской доблестью молодого стражника. Положение Развияра резко ухудшилось: Бран отправлял его на самые скучные, тяжелые и бесславные работы, в одночасье разжаловав из любимца едва ли не в слугу.

Развияр не роптал. По вечерам он падал на тюфяк и засыпал, в то время как прочие, посмеиваясь, шли «в птичник», и где-то там ждала гостей Джаль с вечной своей виноватой улыбкой. Старшая служанка ставила зарубку против ее имени на деревянной табличке. Полагалось не больше одной зарубки за ночь и не меньше одной за три ночи – так объяснял Развияру Тари-Колесо, болтун, ставший еще более словоохотливым после того случая в патруле: троих убили, уцелели только Тари и Кривуля.

Стражники, в отличие от сотника, прониклись к Развияру почтением. Кривуля, прежде не упускавший случая подставить ножку, теперь приносил молоко из кухни, наливал Развияру кружку и просил рассказать, «как все было»; Развияр рассказывал, не приукрашивая ни на полслова.

– С какого он с первого бока ударил?

– С правого. Обошел меня слева.

– Ты держал?

– Только чуть выдержал, чтобы уйти из-под клинка. А так – кто же его удержит, проще замок на руках поднять…

– Да, – глаза Кривули затуманивались. – Они… Я вот думаю, если бы мы с Тари не дернули бежать со всех ног, – может, они наших бы парней не порубили? Может, мы их… зря так, а, малой?

– Порубили бы всех, – чистосердечно отвечал Развияр. – И меня бы порубили, если бы не огневуха. Это же нечестно – эти твари нападают двое на одного, четверо, шестеро на одного.

– Нечестно, – говорил Кривуля, и лицо его прояснялось.

Кривулю, в отличие от болтуна Тари, грызла совесть. Развияр облегчал ее груз, как умел, и говорил от чистого сердца. Кривуля чувствовал это – и даже стал заступаться за «малого» перед Браном.

Неделю за неделей Развияр стоял в ночной страже, чистил отхожие места, бегал по пустяковым поручениям – все молча, не выказывая недовольства. Когда выпадала свободная минута, брал арбалет и шел на стрельбище тренироваться. Ежедневная «механическая» жизнь потеряла значение; Развияр будто вернулся в те времена, когда он с утра до ночи грузил камни, возил тачки или вертел свой ворот. Тогда его сознание отлетало прочь, не заботясь о заключенном в рабстве теле, и бродило по лесу из детских воспоминаний.

Теперь у Развияра появилось много новых тем для размышления. Под замком, в глубокой шахте, лежало тело зверуина, бывшего при жизни магом, и, мертвое, охраняло замок.

Развияру виделись скальные черви, запряженные магической волей четвероногого существа в золотом мундире. Как они грызут камень, выстраивая в глубине горы залы и коридоры, комнаты, лестницы, колодцы для платформ-подъемников. Как маг-зверуин воздевает руки, и на указательном пальце блестит бирюзовый камень; как вылетает стрела из дальнобойного лука и пробивает волшебнику сердце.

Где был властелин, когда мага убили? Отомстил ли он за друга, и если отомстил, то как? И, главное, – зачем он показал Развияру мертвеца под горой? Он, который видит насквозь не только «маленького гекса», но и сотника Брана, и, вероятно, каждого человека в замке?

Усталые руки дрожали, удерживая взведенный арбалет. Развияр целился и стрелял, и снова стрелял, и снова. Потом брал лук – самый тугой, какой только находился в оружейной, и, отойдя в дальний конец коридора, стрелял с полутьме в едва различимую мишень.

Однажды стрела чиркнула по потолку, и Развияр вдруг ощутил свою беспомощность: запертый в коридоре с дальнобойным луком, как личинка огневухи – в яйце. В каменной щели «поправка на ветер» – бессмысленные слова; здесь нет места, чтобы протянуть красивую, плавно изогнутую дугу, частью которой должна стать летящая стрела. Мешали стены, давил потолок, мучила темнота. Развияру захотелось свободы – но не такой, когда можно идти на все четыре стороны.

Свободы думать. Связывать целое из частей. Видеть людей насквозь, предугадывать чужие поступки, понимать магов во всей их непостижимости. Он хотел этого гораздо сильнее, чем совсем еще недавно желал девушку Джаль.

И, погибая от собственного несовершенства, Развияр бросил лук и заплакал – благо, никто его не видел.

А потом – через несколько минут – чувство сдавленности прошло. Развияр удивился: что с ним было, откуда накатила тоска? Может быть, это воспоминание о давящих стенах там, внизу, где лежит мертвый маг-зверуин?

Он поднял лук и продолжал упражнения. Еще через час его застал за этим занятием сотник Бран; постоял за спиной, посопел, потом решительно подошел и, ругаясь, стал выправлять хватку на тетиве, постановку ног, поворот головы, и Развияр понял, что прощен.

* * *

Джаль отделилась от стены и встала перед ним, когда он, едва живой, волочил ноги с вечерней пробежки.

На ней было все то же желтое полотняное платье с завязками у горла. Она ничего не говорила, просто стояла, перегораживая коридор, и больше не улыбалась.

– Зачем ты здесь? – спросил Развияр. – Ведь был уже колокол?

Она прижала к впалым щеками стиснутые кулаки. Смотрела на него и молчала.

– Ты чего? – тихо спросил Развияр.

– Я тебя ждала, – сказала Джаль. – Думала, ты придешь. Спрашивала… Думала, тебя убили…

– Вот еще, – он чувствовал все возрастающую неловкость. – Не убили. Поцарапали.

– Как тебя зовут? – спросила Джаль.

– Что?!

– Как тебя зовут? Тебя все кличут по-разному, то «малой», то «гекса», то «любимчик»… Ты даже не сказал мне… имени.

– Зачем тебе? – спросил Развияр после очень длинной паузы.

Она опустила руки:

– Просто, чтобы знать.

– Развияр. Так меня зовут, – сказал он медленно.

Она улыбнулась – но не привычной напряженной, виноватой улыбкой. Открыто, почти радостно:

– Красивое имя. Теперь я буду так называть тебя. Когда я стану о тебе думать.

– А зачем обо мне думать?

Он понимал, что говорит глупости, но ничего не мог с собой поделать.

– Ты больше не придешь? – тихо спросила Джаль.

– Не знаю.

– Развияр… Давай убежим?

– Прости. Сейчас не время.

Она хотела сказать многое, но молчала и смотрела на него. Под этим взглядом он вспомнил обреченного зверуина. Тот тоже хотел говорить, и понимал, что это бесполезно, и чувствовал, как истекают последние мгновения.

– Что, Джаль?

Она все еще улыбалась.

* * *

Ночью он не спал, несмотря на усталость. Ворочался, ходил пить воду, долго стоял в коридоре, потом сидел, привалившись спиной к стене. Порывался идти «в птичник». Возвращался. Слушал храп отдыхающих стражников. Задремывал и просыпался: ему мерещилось тонкая фигурка в желтом платье, летящая со стены.

На другой день он увидел ее: Джаль мела коридоры жесткой метелкой из перьев и не заметила Развияра.

* * *

– У меня есть для тебя работа, маленький гекса.

Властелин принимал Развияра в помещении, где тот прежде никогда не бывал. В башне, на страшной высоте над ущельем, рос обильный сад, и вьющиеся растения оплетали своими побегами стены, решетки на окнах и ажурную куполообразную крышу. Вдыхая запах листьев и цветов, влажной земли, зелени, Развияр вспомнил лес своего детства.

– Опять кого-нибудь убить?

Властелин расхохотался. Даже глаза его, прежде глядевшие сквозь Развияра, изменили выражение и, кажется, повеселели.

– На этот раз – нет. Ты знаешь, что в Фер есть ворованная библиотека?

– Ворованная?

– Да. Ноготь, хозяин городского рабского рынка, обожает редкости и книги. Для него их везут из Империи, рискуя шкурой, и он покупает за большие деньги – не только «Фавориток» и «Путешествия», хотя и их тоже. Несколько дней назад ему привезли «Хронику зверуинов», написанную одним имперским землемером двадцать лет назад. Я отдал Ногтю корабль за право переписать ее.

– Корабль?!

– Один из моих парусников в порте Фер.

– Что же в ней такое, в этой книге? – растерянно спросил Развияр. Ему представилась «Крылама» с тремя ее мачтами, с каютами и трюмом, с резными деревянными столбиками, поддерживающими навес, с командой и капитаном. Обладать таким чудом – и отдать его за книгу?!

– Многое, – властелин остановился у окна, увитого ярко-зеленой, с белыми цветами, лианой. – Мне нужна эта книга как можно быстрее. Хроники, пояснения, словари; родословные, имена богов, традиции кланов, жизнеописания вождей и героев. Все перепишешь в точности, каждая черточка может иметь значение.

– Ее привезут сюда?

– Нет. Ноготь не выпускает из рук ничего, что однажды удалось сграбастать. Ты поедешь в Фер, сегодня, сейчас. С тобой поедет телохранитель-спутник. Тебя пропустят в хранилище, перепишешь книгу и вернешься с копией назад. Два дня на дорогу в один конец… Три дня на работу. Через семь дней ты положишь копию мне на стол, маленький гекса, и тогда я награжу тебя по-настоящему.

– Властелин, – сказал Развияр, вспомнив, как долго тянулся по горам рабский караван. – Два дня на дорогу в один конец… невозможно мало.

– Ты не пойдешь пешком через перевалы. Ты отправишься от Кипучки через тоннель, потому что мне нужна быстрота, а не дешевизна! Чистый переплет купишь в Фер, там есть отличная лавка на базаре. Еду и воду купи заранее и возьми с собой в хранилище, потому что три дня тебя оттуда не выпустят. Держи.

На резной столик упал мешок из кожи печорки, объемный, тяжелый. Развияр покосился на него со страхом.

– Что такое? – властелин покривил перечеркнутые шрамом губы.

– Властелин… мне не нужен телохранитель, я сам за себя постою. Мне нужен человек, который… знает, где сесть на подземную телегу, и где купить бумагу в Фер, и как найти библиотеку этого Ногтя. Потому что я…

Развияр запнулся. Я беспомощный раб, следовало сказать. Никогда в жизни ему не приходилось путешествовать самостоятельно, да еще при деньгах. Он мог бы напасть на Кипучку, поселок у теплого озера, с оружием в руках – но не явиться, как путешественник, и спросить у трактирщика, где тут дорога к тоннелю.

– Не прикидывайся, – сухо проговорил властелин. – Я дам тебе охранную грамоту, с ней тебя будут принимать, как любимого родича. Человек с тобой поедет… кого сам выберешь, из стражников или из слуг. А в библиотеку явишься без оружия – что это за переписчик такой, при клинках.

Развияр взял в руки мешочек с деньгами. Тяжело перекатились монеты под мягкой, отлично выделанной шкурой.

– Властелин… вы отправляете меня в Фер с деньгами? Меня?

Властелин сорвал с лианы белый цветок. Приложил к ноздрям, усмехнулся: