Великие тайны русского престола

Вводя подобных людей в круг своих душеприказчиков, Василий III надеялся с их помощью оградить трон от покушений со стороны могущественной удельно-княжеской аристократии.

Избранные советники должны были управлять страной и опекать великокняжескую семью в течение двенадцати лет, пока наследник не достигнет совершеннолетия.

В опекунский совет, который должен был управлять страной до совершеннолетия Ивана, вошли князь Андрей Старицкий, Михаил Глинский, братья Василий и Иван Шуйские, М. Ю. Захарьин, Михаил Тучков и Михаил Воронцов.

По замыслу великого князя, созданная им в опекунском совете система противовесов должна была сохранить порядок правления страной доверенными людьми и уменьшить распри в аристократической Боярской думе. Да и сам опекунский совет был, по существу, одной из комиссий Боярской думы.

Назначение Шуйских определялось тем, что добрая половина членов думы представляла коренную суздальскую знать. Из старомосковских родов боярский чин имели трое Морозовых, Воронцов и Юрьев-Захарьин. Но они занимали низшее положение по сравнению с княжеской знатью.

Опекунский совет был составлен из авторитетных бояр, представлявших наиболее могущественные аристократические семьи России. Есть и еще один весьма веский аргумент в пользу опекунского совета: совет из узкого круга особенно приближенных к великому князю бояр существовал всегда. И не случайно современники упрекали Василия в том, что он «решает все дела с несколькими ближайшими советниками без совета с Боярской думой».

На последнее прощание Василий пригласил к себе князей Дмитрия Бельского с братьями, князей Шуйских с Горбатыми и «всех бояр».

Терзаемый предсмертными муками, Василий Иванович знал, что наибольшую опасность для наследника представляют его братья.

Еще бы ему не знать! Отношения между ними оставались напряженными почти все время правления Василия, и князь Юрий четверть века ждал своего часа, рассчитывая на то, что Василий умрет бездетным и московский престол достанется ему. Будучи опытным политиком, он слишком хорошо знал, чего стоят сейчас данные ему обещания, и все же просил:

– Вы, братья, – в последний раз обратился великий князь к боярам, – стойте крепко, чтоб мой сын правил государством государь и чтобы была в земле правда. Слушайте князя Михаила! Пусть он человек к нам приезжий, но вы должны держать его за здешняго уроженца, ибо он мне прямой слуга…

«Братья» обещали и хоть как-то успокоили умиравшего великого князя. Отпустив бояр, Василий III оставил у себя Михаила Юрьева-Захарьина и Ивана Шигону и Михаила Глинского. Им он и отдал последние распоряжения, касавшиеся его семейных дел и «великой княгини Елены».

3 декабря 1533 года игумен Троицкий Иоасаф стоял у кровати умирающего великого князя. Неожиданно для священника тот открыл глаза и сказал:

– Отче! Молись за государство, за моего сына и за бедную мать его! У вас я крестил Иоанна, отдал Угоднику Сергию, клал на гроб Святого, поручил вам особенно! Молитесь о младенце государе!

Собрав последние силы, великий князь позвал думных бояр: Шуйских, Воронцова, Тучкова, Глинского, Шигону, Головина и дьяков.

Держась на одной силе воли, он проговорил с ним целых четыре часа о новом правлении и о сношениях бояр с великою княгинею во всех важных делах. И слушавшие его люди с изумлением отмечали удивительную твердость, хладнокровие и заботливость великого князя о судьбе оставляемой им державы.

В восьмом часу к нему пришли братья и стали уговаривать его поесть. Василий покачал головой.

– Смерть предо мною, – сказал он, – хочу благословить сына и проститься с женой… Впрочем, нет, не надо! Им будет тяжело видеть меня… такого…

Однако братья и бояре уговорили его попрощаться с Еленой и Иваном, и князь Андрей и Михаил Глинский пошли за ними. Государь возложил на себя крест Св. Петра Митрополита и хотел прежде видеть сына.

Князь Иван Глинский принес его на руках. Держа крест, Василий сказал младенцу:

– Да будет на тебе милость Божия и на детях твоих! Как Святой Петр благословил сим крестом нашего прародителя, великого князя Иоанна Данииловича, так им благословляю тебя, моего сына…

Благословив сына, Василий попросил надзирательницу, боярыню Агриппину беречь как зеницу ока своего державного питомца. В этом момент князь Андрей и боярыня Челяднина вели под руки рыдающую Елену. Увидев ее, великий князь слабо улыбнулся.

– Мне лучше, – сказал он, – мне уже не больно…

Елена собралась с силами и прекратила рыдать.

– Кому поручаешь бедную супругу и детей? – спросила она.

– Иоанн будет государем, – ответил Василий, – а тебе, следуя обыкновению наших отцов, я назначил в духовной своей грамоте особенное достояние…

Затем по просьбе супруги, он велел принести меньшего сына, Юрия и благословил его крестом. Прощание с Еленою не оставило никого безучастным, все плакали и молились.

Елена не хотела покидать умиравшего мужа, и тогда Василий приказал вывести ее. Заплатив последнюю дань миру и государству, он думал только о Боге.

Еще в Волоке он просил своего духовника протоиерея Алексия и любимого старца Мисаила не предавать его земле в белой одежде. «Если поправлюсь, – обещал он, – в миру не останусь». И вот теперь, в последние минуты своего пребывания на земле, великий князь решил принять постриг.

Отпустив Елену, Василий велел принести монашескую ризу и попросил привести к нему игумена Кирилловской обители, в которой он желал быть постриженным. Того не было в Москве, и к Василию явился Иоасаф Троицкий с образами Владимирской Богоматери и Св. Николая.

Духовник Алексий пришел с запасными дарами, чтобы дать их Василию в минуту кончины.

– Будь передо мною, – сказал Василий, – и не пропусти сего мгновения!

Стали читать канон на исход души. Василий слушал с закрытыми глазами, потом позвал ближнего боярина, Михаила Воронцова. Обняв его, он сказал брату Юрию:

– Я умираю точно так, как и наш родитель…

После этих слов Василий потребовал немедленного пострижения, однако князь Андрей Иоаннович, Воронцов и Шигона стали отговаривать его, вспоминая Св. Владимира, который не хотел быть монахом и был назван равноапостольным, и Дмитрия Донского, который хоть и ушел мирянином, но своими великими добродетелями заслужил Царствие Небесное.

Начался спор, в течение которого Василий крестился и ожидал священного обряда. Митрополит Даниил взял черную ризу и подал Игумену Иоасафу.

Князь Андрей и Воронцов хотели вырвать ее, и тогда митрополит произнес ужасные слова:

– Не мешайте мне, или я лишу вас своего благословления! Никто не отнимет у меня души его. Добр сосуд серебряный, но лучше позлащенный!

Василий отходил. Спешили кончить обряд. Митрополит, надев епитрахиль на игумена Иоасафа, постриг великого князя, ставшего Варлаамом. Евангелие и Схима Ангельская лежали на груди умирающего инока. Несколько минут прошли в полнейшей тишине. Наконец, Шигона воскликнул:

– Государь скончался!

Все зарыдали, и в этот момент случилось чудо: лицо Василия просветлело, и тяжелый запах от раны сменился благоуханием. Митрополит омыл тело и вытер хлопчатою бумагою.

Была полночь, но в Москве никто не спал. Толпившийся на улицах народ с ужасом ждал печальной вести. И когда эта весть была озвучена, плач стоял от дворца до Красной площади.

Митрополит одел умершего в монашеское одеяние, вывел его братьев в переднюю горницу и взял с них клятву быть верными слугами Ивана и матери его, не мыслить о Великом Княжении, не изменять ни делом, ни словом.

Обязав такою же присягою и всех вельмож, чиновников, детей боярских, он пошел с самыми знатными боярами к Елене, которая, завидев печальную процессию, упала в обморок. Бояре молчали, и только один митрополит именем Веры утешал бедную вдову со слезами на глазах.

Затем ударили в большой колокол, тело положили на одр, принесенный из Чудова монастыря, и открыли двери. Народ с громким плачем бросился целовать холодные руки покойного.

Любимые певчие Василия пели «Святый Боже!» Иноки Иосифова и Троицкого монастыря отнесли гроб в церковь Св. Михаила.

Елена не могла идти. Дети боярские взяли ее на руки. Князья Василий Шуйский, Михаил Глинский, Иван Телепнев-Оболенский и Воронцов шли за ними.

Погребение было печально и торжественно, а неутешный народ скорбел так, что летописец с чистым сердцем мог написать в своей летописи: «Дети хоронили своего отца».

Так кончил свои дни великий князь всея Руси Василий III. Судя по рассказам современников, он был суровым человеком, уступавшим по дарованиям своему отцу. Однако это вовсе не умаляет его заслуг перед Русью. Он делал все, что мог, и продолжал политику своего великого предшественника. И лучшей эпитафией ему будут слова Н.А. Карамзина.

«Великий князь Василий, – писал знаменитый историк, – занимает достойное место в нашей истории. Да, он уступал и отцу и сыну в редких природных дарованиях: первому в обширном государственном уме, а второму в силе духу, в живости разума и воображении. Но он упорно шел путем, указанным ему мудростию отца. Пусть и без страсти, он приближился к величию России.

Он не был гением, но добрым правителем. Он любил государство более собственного великого имени и в этом отношении достоин вечной похвалы, которую не многие венценосцы заслуживают. Иваны III творят, Иваны IV прославляют и нередко губят, Василии сохраняют, утверждают Державы и даются тем народам, коих долговременное бытие и целость угодны Провидению».

Остается только добавить, что счастлив правитель, о котором можно сказать такие слова.

Великий князь был торжественно погребен в Архангельском соборе Московского Кремля. В середине 50-х годов XVII века келарь Троице-Сергиева монастыря Симон отметил преставление Василия Ивановича в своем Месяцеслове: «В лето 7046 преставился благоверный великий князь Василей Иванович, во иноцех Варлам, и во время преставления его исполнися храм благоухания многа».

После смерти Василия III бразды правления перешли в руки назначенных им опекунов.

Над гробом Василия еще читали псалмы и служили беспрерывную панихиду, а уже 6 декабря в соседнем Успенском соборе митрополит Даниил венчал на великое княжение его сына, трехлетнего Ивана.

– Бог благословляет тебя, князь великий Иван Васильевич, государь всея Руси! – торжественно провозгласил митрополит, – будь здрав на великом княжении, на столе отца своего!

Новому государю пропели многолетие, к нему пошли князья и бояре с дарами, после чего отправили по всем городам детей боярских приводить к присяге новому великому князю жителей городских и сельских.

Странно было слышать, как из открытых дверей стоящих рядом храмов несутся на Соборную площадь и плач об упокоении души усопшего отца, и радостные голоса певчих, возглашающих многолетие сыну.

Москвичи испуганно шептались: виданное ли дело – отца еще не схоронили, а сына уже венчают на царство? По всем приметам такое венчание ничего хорошего не обещало, и в столице стали поговаривать о том, что много христианских жизней загубит великий князь Иван Васильевич, если надевают на него шапку Мономаха под погребальный звон и заупокойные молитвы. И страшная эта примета, как показало будущее, оправдалась с лихвой.

Иван IV Грозный (1530–1584)

Одна из самых неоднозначных личностей российской истории. Государственный деятель, реформатор и кровавый тиран, человек, ввергший свой народ в хаос чудовищных репрессий.

Тайные знаки

На четвертый год брака Елена забеременела. Астрологи Василия пророчили не родившемуся еще младенцу великое будущее, а один юродивый сказал, что в день рождения разразится над Москвой страшная гроза, – и таково будет его царствование.

25 августа, в день апостолов Варфоломея и Тита, 1530 года Елена подарила Василию наследника.

Великий князь был настолько счастлив, что даже не обратил внимания на страшные предзнаменования, какими было отмечено рождение будущего русского царя.

А они и на самом деле не обещали ничего хорошего. В тот день над Русью прогремела небывалой силы гроза, горели пораженные молнию деревни и две реки вышли из берегов.

«Внезапно, – писал современник, – прогремел страшный гром и по всему небу блистали молнии. Гром стоял такой, что качалась земля, и во многих близких к Москве городах люди дивились такому страшному грому».

И кто знает, приветствовала природа рождение нового царя, или оплакивала все то, чему надлежало произойти в его царствование. Но пока народ ликовал.

Родился великий царь, говорили люди. Но иных тот вещий гром заставил содрогнуться. Содрогнуться и задуматься…

Была ли на самом деле гроза, или это были позднейшие выдумки? Прежде чем ответить на этот вопрос, приведу сказку о рождении Кришны.

«Когда должен был родиться Кришна… звезды и планеты на небе забыли про все ссоры, стали обниматься от счастья и проливать на всех свои благословения. На Земле повсюду наступил мир и процветание. Улицы городов и деревень были празднично украшены флажками, цветами и гирляндами.

На лугах коровы щипали сочную зеленую траву и довольно мычали, и поливали землю молоком. Все люди: и дяди, и тёти, и мальчики, и девочки – стали очень хорошими и добрыми.

Плавно текли полноводные реки, и их волны накатывались на берег, издавая успокаивающий шелест. Все озёра были полны чудесных лотосов: белых, синих, красных и желтых – прямо как в духовном мире. Дул легкий нежный ветерок, неся тонкий аромат лотосов, тюльпанов, роз и других цветов…»

Юлий Цезарь родился в полдень, когда Солнце – символ духа человека, находилось в зените, что указывало на появление потенциального руководителя и вождя, предполагало политический успех, известность и славу.

Однако Солнце Цезаря находилось в точке апогея Лунной орбиты, что предполагает и возможность обольщения властью и карьерой, и как следствие – крах.

Остается только добавить, что при рождении злых богов и нехороших правителей гремел гром, извергались вулканы, сверкали молнии и реки выходили из берегов.

Так что не было и не могло быть по тем временам ни одного крупного исторического лица, чье рождение не было бы отмечено небом.

Гремела ли при его рождении гроза или обнимались звезды, зависело уже от того, каким этот правитель становился. Хотя… добрых правителей в те времена не могло быть по определению. В то время по всей Европе шла борьба за создание единых государств, и как не звался правитель – великий князь, царь или король – он был обречен на кровь.

Но если кто и смотрел в воду при появлении Ивана, так это казанская ханша. Узнав о рождении в Москве наследника престола, она заявила русским послам:

– Родился у вас царь, а у него двоя зубы: одними ему съесть нас, а другими вас…

Ханша не ошиблась, и Иван Грозный не только завоевал Казанское и Астраханское ханства, но и перебил своих бояр.

24 августа 1533 года, накануне дня рождения наследника московского престола Ивана Васильевича, москвичи наблюдали необычайное явление: в первом часу дня верхняя часть солнечного диска внезапно скрылась из виду и совершенно безоблачное до того небо потемнело.

Устрашенные случившимся, многие москвичи усмотрели в нем зловещее предвестие крупных государственных потрясений. Но самое большое впечатление этой явление произвело на великого князя, который увидел в этом смертное знамение.

54 года по тем временам считались возрастом почтенным, но государь был крепок духом и телом и не чувствовал никаких признаков старости.

25 сентября, в день Св. Сергия, великий князь Василий III с супругою и детьми праздновал в Троицкой Лавре, а затем поехал на охоту в Волоколамск.

В селе Озерецком он почувствовал себя плохо. Утром на левом бедре князя появилась болячка с булавочную головку, от которой и шла сильная боль. Через три месяца он умер.

На Русь астрология проникла из Византии вместе с христианством. В Новгороде в конце XV в. занятия астрологией получили сильное развитие, когда туда приехал на жительство выходец из Киева Скара, знаток чернокнижия и астрологии.

Он приобрел немало последователей среди образованных людей Новгорода. Стоглавый собор, собранный по повелению Ивана IV Грозного, наряду с церковными апокрифами осудил и гадательные книги, в числе которых было много астрологических или связанных с астрологией сочинений.

С 50-х годов XVI века в Московском государстве происходит массовый наплыв западноевропейцев. Англичане, голландцы, «немцы» из Ливонии, рассеянные по всему государству, жили целыми общинами со своими пасторами и молитвенными домами.

XVI век стал временем расцвета придворных врачей, астрологов, магов, волхвов. Их влияние на политику московских правителей было как никогда велико, они занимали высокое положение при царском дворе, хотя нередко и сами становились пешками в чужой игре.

Сам Иван Грозный отказался принять от датских послов часы, поскольку на них были аллегорические изображения планет. Однако отец Ивана IV, Василий III, не был лишен интереса к астрологии.

Его личным врачом был Николай Немчин, который занимался астрологией и распространял свои взгляды среди московских бояр. Да и Иван Грозный, несмотря на свое показное неприятие суеверий, подпал под обаяние энергичных иностранцев.

Умело пользуясь слабостями грозного правителя, приезжие врачи и астрологи с легкостью приобретали немалое влияние при дворе Ивана IV.

Как русские, так и иностранные источники отмечали склонность и предрасположенность Грозного к гаданию по звездам и небесным знамениям, его особую веру прорицателям и «звез-дочетцам».

Неслучайно многие поступки и действия Ивана Грозного современники объясняли «предсказаниями кудесников». Так было с поставлением на великокняжеский престол служилого татарского князька Симеона Бекбулатовича: «А говорят нецые, что для того сажал (Симеона), что волхвы ему сказали, что в том году будет переменение: московскому царю будет смерть».

Предупреждения такого рода царь получал от астрологов неоднократно.

Колдун, маг и лекарь – во времена Ивана Грозного все эти занятия обычно сочетались в одном лице. В течение четырех лет лейб-медиком царя Ивана Грозного был искусный врач бельгиец Арнольд Лензей, которого рекомендовала английская королева Елизавета.

Он прибыл в Москву в мае 1568 года, лечил и царя, и его семью, и видных опричников.

После гибели Лензея в мае 1571 года лейб-медиком и придворным астрологом царя стал Елисей Бомелей. Бомелей принадлежит к числу знаменитых авантюристов своего времени. Вестфальский астролог и медик прибыл в Россию из Англии.

На родине Бомелей отличился тем, что в Лондоне местный архиепископ отправил его в тюрьму за колдовство. Будучи за решеткой, Бомелей посылал письма канцлеру, предупреждая о бедствиях, угрожавших Англии, и утверждал, что только он сможет их преодолеть. По просьбе русского посла Совина он был освобожден – при условии, что немедленно покинет страну и вместе с послом отправится в Москву.

Английский врач и астролог Елисей Бомелей, первый царский астролог не только составлял гороскопы и докладывал свои выводы, но и обучал Ивана Васильевича астрологии.

Он знакомил царя с неблагоприятным положением звёзд и предсказывал ему всевозможные беды, а затем указывал пути спасения. Особое влияние на царя «лютый волхв» Елисей приобретает в разгар опричного террора.

Известно, что Грозный полностью доверял своему астрологу, так что предсказывал он, видимо, точно. Однако он оказывал царю и иные услуги: готовил яды для впавших в немилость придворных, а некоторых из них отравил собственноручно.

Умело используя подозрительность государя и постоянное чувство страха, медик предсказывал ему всяческие беды и давал советы, как их избежать.

Джером Горсей раскрывает перед нами и содержание бесед московского царя с придворным «магиком»: «Иван… знал, что каждый новый день угрожает более прежнего дня его безопасности, и, не зная, как ему избегнуть и уйти от беды, совещался с Елисеем Бомелием… хитрым обманщиком, английским врачом, известным математиком, «магиком»; расспрашивал: сколько лет от роду королеве Елизавете и какой успех можно иметь, если бы Бомелий сделался перед нею посредником за него? – и далее, – он обманывал царя, уверяя, что королева английская молода и ему легко будет жениться на ней».

Бомелей приобрел большое влияние на Грозного, стал его постоянным советником, познакомил с астрологией, составлял для царя гороскопы.

Лекарь близко сошелся с Малютой Скуратовым, изготовляя по его требованию яды и участвуя в отравлении неугодных царю людей. Так, царь потребовал убрать «ближнего» спальника Г.Б. Большого Грязного, что было послушно выполнено Бомелеем.

В конце концов, Бомелей запутался в дворцовых интригах и решил бежать из России. Взяв на имя своего слуги подорожную, Бомелей отправился за границу, предварительно зашив в подкладку платья все свое золото, но был задержан в Пскове и в цепях привезли в Москву.

Во время пыток лейб-медик оговорил новгородского архиепископа Леонида, возведенного в сан в декабре 1571 года. Бомелея искалечили, вывернув на дыбе руки и ноги. Потом его привязали к бревну и поджаривали на медленном огне.

Он признавался во всем, что от него требовали. Его уличили в связях с Англией, Швецией, Польшей. Письма, найденные у него, написаны были по-латыни и по-гречески, и их сочли шифровками.

На склоне лет Иван Грозный все больше и больше впадал в ужас перед возможностью внезапной смерти, тиран боялся умереть без покаяния и причастия.

В последние годы жизни московский правитель вновь уделяет огромное внимание астрологическим предсказаниям, вновь при дворе большое влияние приобретают иностранные медики, астрологи, всевозможные колдуны и знахари.

Конец правления Грозного связан с именем ещё одного иностранного врача – Иоганном Эйлофом (в русских источниках Иван Илф).

Первые документальные известия об Эйлофе относятся к 1581 году, когда он был под началом Вельского Б.Я., ведавшего в то время не только политическим сыском, но и докторами и аптекарями.

В архиве Разрядного приказа сохранились отрывки документов Аптекарского приказа, относящиеся к концу XVI века. Из них следует, что 19, 23 сентября и 2 декабря 1581 года под наблюдением Вельского «доктор Иван приготовлял различные лекарства».

Помимо своих «врачевских» обязанностей Эйлоф участвовал и в магических, астрологических изысканиях Ивана Грозного. Так, сохранилось красочное описание Горсея похода царя со своим сыном и доктором в тайник, где Грозный поведал о магической силе камней и произвел гадание на пауках с использованием «рога единорога».

Эйлоф пользовался определенным влиянием и при дворе и, стараясь настроить царя против главы католической церкви – папы, попортил немало крови папскому легату Антонио Пассевино, приехавшему мирить Ивана IV с польским королём Стефаном Баторием.

Придворный врач отличился не только «врачеванием», гаданием и политикой, но и преуспел в торговых операциях. Более того, с именем Эйлофа связаны упоминания ряда иностранных источников об отравлении Грозного.

В записках гетмана Жолкевского вина за смерть царя возлагается на Бориса Годунова: «Он лишил жизни и царя Ивана, подкупив английского врача, который лечил Ивана…»

Ещё один иностранец, голландский купец И. Масса, живший в России в начале XVII века, непосредственно указывает имя Иоганна Эйлофа как одного из участников отравления Грозного.

Свой уход из жизни Иван Грозный предрёк сам. Зимой 1584 года явилась комета с крестообразным небесным знамением между церковью Ивана Великого и Благовещения. Любопытный Царь вышел на Красное крыльцо, смотрел долго, изменился в лице и сказал окружающим: вот знамение моей смерти!

«Царь в гневе, не зная, на что решиться, приказал доставить с Севера немедленно множество кудесников и колдуний, привести их из того места, где их больше всего, между Холмогорами и Лапландией. Шестьдесят из них было доставлено в Москву, размещены под стражей.

Ежедневно им приносили пищу, и ежедневно их посещал царский любимец Богдан Бельский, который был единственным, кому царь доверял узнавать и доносить ему их ворожбу или предсказания о том, о чем он хотел знать.

Этот его любимец, устав от дьявольских поступков тирана, от его злодейств и от злорадных замыслов этого Гелиогабалуса, негодовал на царя, который был занят теперь лишь оборотами солнца.

Уверяют, что астрологи предсказали ему неминуемую смерть через несколько дней, именно 18 марта, но что Иван велел им молчать, с угрозою сжечь их всех на костре, если будут нескромны.

Наступило восемнадцатое марта, день, в который Грозный, по приказанию колдунов должен был умереть. В свое время Грозный приказал сжечь ведуний, которых держал в своем доме новгородский архиепископ Леонид.

Теперь он намеревался проделать то же самое с колдунами, собранными Богданом Бельским. Больной не мог отказать себе в удовольствии посмеяться над кудесниками, предсказавшими ему смерть. Они должны были заплатить жизнью за свои предсказания.