bannerbanner
Великие тайны русского престола
Великие тайны русского престола

Полная версия

Великие тайны русского престола

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
4 из 9

В этой «Сказке» супруга Василия обвинялась не только в бесплодии, но и в колдовстве. Для этого хватило показаний какой-то рязанской женки, которая «призналась в том, что давала Соломонии «наговорную воду», чтобы ею обрызгать себя и платье великого князя.

Проводившие расследование дьяки повернули дело так, будто Соломония хотела наложить на князя порчу. Не пожалел родную сестру и брат Соломонии – Иван Сабуров.

– Да, – заявил он, – я привел Стефаниду к великой княгине, и та воду наговаривала и смачивала ею великую княгиню. Потом она сказала мне, что у великой княгини детей не будет…

Эти слова решили судьбу несчастной Соломонии. Немецкий дипломат Сигизмунд Герберштейн, побывавший в России в 1517 и 1526 годах, в своей книге «Записки о московских делах» описал пострижение бывшей великой княгини в монахини.

По его словам, княгиня срывала монашеский куколь, топтала его ногами, протестовала против творимого над нею насилия, обвиняла мужа в неверности, а людей в жестокости и несправедливости. Чтобы заставить ее замолчать, боярин Иван Юрьевич Поджогин ударил ее плетью.

– Как ты смеешь? – вскрикнула Соломония.

– Волею великого князя! – ответил боярин.

Этот ответ сломил мужество Соломонии, она заплакала и позволила надеть на себя монашеское одеяние. А затем случилось ужасное. Несчастная женщина прокляла Василия, его жену и их будущих детей.

Что там говорить, это был поступок! Родовое проклятие являлось одним из самых страшных наказаний, поскольку (если верить колдунам) являлось внедрённой извне программой уничтожения.

Эта программа постепенно разрушала человека и передавалась до тех пор, пока не достигало своей главной цели – уничтожения всех членов рода.

Признаками проклятия являлись потомственный алкоголизм, детская смертность по роду, смерть нескольких жён (мужей) подряд, неизлечимые заболевания и постоянные проблемы.

Конечно, у многих все эти россказни могут вызвать только улыбку. Хотя ничего особо веселого здесь нет, и если тот же Вольф Мессинг мог лечить, то почему он не мог и калечить? А если мы вспомним, как в самом конце XX века «просвещенные» москвичи покупали по три рубля стоившую две копейки заряженную очередным явившимся народу чародеем газету, то стоит ли удивляться тому, во что верили пятьсот лет назад.

Колдунов, знахарей и ведьм на Руси тогда было предостаточно. Да и психология опять же. Взять того же Ивана Грозного. Конечно, он знал о проклятии его рода и любую неудачу мог приписать именно ему. Оснований для этого у него хватало, и чего только стоили его умиравшие одна за другой его жены.


Итак, участь несчастной Соломонии была решена. Однако многие бояре и церковники сочувствовали Соломонии, поскольку ходили слухи, что обвинение было несправедливым, что Соломония ждала ребенка и родила сына в монастыре, который вскоре умер.

Развелся же великий князь с Соломонией не по причине ее бесплодства. К этому времени он встретил Елену Глинскую и настолько увлекся ею, что был готов на все.

Боярин Берсень-Беклемишев даже пытался встать на ее защиту, но Василий примерно наказал его, сослав в монастырь.

Поскольку в Москве многие поддерживали Соломонию, Василий III отправил ее подальше от Москвы – в суздальский Покровский монастырь.

Менее чем через два месяца Василий III сыграл свадьбу с Еленой Глинской, которой только исполнилось 16 лет. Князю было уже 42 года, чтобы понравиться молодой жене и выглядеть самому моложе, Василий, отступив от обычаев старины, даже сбрил бороду!

Даже сейчас многие историки считают, что встреча Василия III и совершенно безродной Елены Глинской была подстроена. Либо своими, либо «чужими». Под «своими» подразумевались бояре из ближнего окружения великого князя.

Если бы Василий ушел бездетным, ему наследовал бы его брат, что означало неизбежные в таком случае перестановки и потери.

Но могло быть и так, что в «знакомстве» великого князя с Еленой были замешаны и чужие. И в таком случае ниточки могли тянуться в Рим.

Несмотря на неудачи со времен Александра Невского, Папа не терял надежды сделать Русь католической. А если вспомнить, что рядом с Глинской стоял уже принимавший в свое время католичество и хорошо известный в Риме Михаил Глинский, то ничего невозможного в этом предприятии не было.

Надо было ли уговаривать саму Елену? Тоже вряд ли. Как и всякая женщина из знатного рода, она мечтала о славе и богатстве. И о богатстве больше, так как после бегства из Литвы ее род влачил в Москве незавидное существование.

Елена рано осталась сиротой и росла под опекой своего дяди Михаила, который сидел в тюрьме и вряд ли мог обеспечить ей достойное содержание.

О ее мечтах говорил и тот факт, что она отказывала сватавшимся к ней представителям самых знатных московских фамилий. И если бы это было не так, то вряд ли бы молодая и очень красивая девушка пошла бы замуж за старика, который был старше ее на тридцать с лишним лет.

Помимо жажды богатства и знатности, в ней текла горячая кровь известных на всю Европу авантюристов. И чего только в этом плане значил ее дядя Михаил, о котором мы уже рассказали выше.

Сложно сказать, как именно он готовил свою племянницу к замужеству с Василием, будучи в неволе, но и по сей день существует версия, что он организовал женитьбу Василия на своей племяннице и отправил в монахини законную супругу великого князя.

Да и сама мысль о том, что она могла стать великой княгиней, не могла не кружить молодой красавице голову. Разница в годах с будущим мужем?

Так это чепуха! Если и умрет, не страшно! Мать наследника русского престола никогда в накладе не останется! А в том, что она таковой станет, Елена не сомневалась. Если бесплоден сам великий князь? Да тоже не беда, с ее умом и изобретательностью она всегда найдет нужный выход…

И если встреча Елены с Василием была на самом деле подстроена, ее режиссеры не ошиблись: Василий влюбился с первого взгляда и сразу же заговорил о разводе.


Прошло несколько месяцев, и по Москве пошли слухи, что Соломония в монастыре родила Василию III наследника престола, царевича Георгия. Глинские были в ярости, Василию также не понравились эти слухи.

Затем случилось нечто странное. 18 сентября 1526 года великий князь пожаловал старицу Софью селом Вышеславским со всеми относившимися к нему деревнями. Такой дар выглядел весьма странно, особенно если учесть, что Василий был женат.

На этом странности не кончились, и в 1527 году Василий приказал воздвигнуть у Спасских ворот Московского Кремля церковь святого мученика Георгия. Елена насторожилась еще больше. Почему? Да по той простой причине, что сына несчастной Соломонии звали Григорием.

Трудно сказать, чем руководствовался сам Василий, одаривая свою бывшую супругу и возводя часовню, названную именем сына. Хотел смягчить проклятье?

С другой стороны, Василий был весьма озадачен слухами. Появление сына у Соломонии ставило под сомнение законность его второго брака, и по существующим церковным нормам Василий становился преступником. Он отправил в Суздаль дьяков с наказом выяснить, насколько слухи соответствуют действительности.

Дьяки ничего не выяснили, Соломония отказалась показать им своего ребенка, мотивируя это, скорее всего, тем, что они недостойны чести видеть сына великой княгини, который вскоре может занять престол и отомстить за обиды матери.

Тогда Василий отправил в Суздаль более представительную делегацию из духовенства и ближайших бояр. По сути дела эта была уже не делегация, а самая настоящая следственная комиссия, и главной ее задачей было не столько расследовать это дело, сколько его замять.

У тех, кого Василий послал в Суздаль, был только один способ замять скандальное дело – убить ребенка. Соломония прекрасно понимала, что грозит ее сыну, и ловко инсценировала его смерть, захоронив вместо сына тряпичную куклу.

Успокоенная комиссия вернулась в Москву и сообщила обрадованному Василию о смерти ребенка. Соломонию оставили в покое. Но если верить легенде, то ее сын воспитывался у верных ей людей, недовольных разводом великого князя. Возможно, в дальнейшем его предполагалось использовать в борьбе за власть, как законного наследника московского престола.


В 1934 году директор Суздальского музея А. Д. Варганов производил археологические раскопки в подклете Покровского собора Покровского монастыря.

В ходе раскопок была обнаружена небольшая безымянная гробница, находившаяся между гробницами некоей «старицы Александры», умершей в 1525 г., и «старицы Софии», умершей в 1542 г.

Вместо скелета там лежала полуистлевшая от времени деревянная кукла, одетая в шелковую мальчишескую рубашечку, какие в 16 в. носили дети царского рода.

Был ли сын у Соломонии? Это осталось неизвестным. Некоторые историки убеждены, что был. Археолог и историк граф С.Д.Шереметьев считал, что Соломония спрятала сына у надежных людей, так как понимала, что его не оставят в живых.


После смерти Елены Глинской к власти пришли князья Шуйские, пренебрежительно обращавшиеся с малолетним Иваном IV. Казалось бы, вот удобный случай для появления на политической арене царевича Георгия. Однако, ничего подобного не произошло. И все же в этой истории остается много тайного.

Если Георгия не было, то почему Иван IV, уже твердо утвердившийся на престоле, затребовал к себе все архивные документы следствия о «неплодии» Соломонии? И куда затем эти документы исчезли?

Некоторые историки считают, что Иван Грозный всю жизнь искал сына Соломонии Георгия. Известно, что Иван IV совершил разорительные походы на Тверь и Новгород Великий. По его приказу там совершались массовые истребления мужчин.

Есть предположения, что Иван Грозный получал донесения о том, что в этих городах скрывался Георгий, и пытался его уничтожить.

Имя Георгия в народе связано с легендарным разбойником Кудеяром, героем многих песен и легенд, русским Робином Гудом. По одному из преданий, Кудеяр разбойничал в лесах между Суздалем и Шуей. Здесь в вотчинах князей Шуйских Кудеяр мог в молодости скрываться от гнева Глинских. Но это всего лишь предположения, не подкрепленные никакими документами.

Существовал ли он на самом деле, или это только вымысел? Об этом никто не знает и вряд ли узнает. Сейчас в подклете монастырского Покровского собора, среди многочисленных древних гробниц совершаются богослужения – здесь вновь храм, как в древние времена. мощи Св. Софии перенесены в основной храм, а безымянную маленькую гробницу больше никто не тревожит.

Как брали Псков

Даже сегодня некоторые историки рассматривают присоединение Пскова к Московскому государству как добровольное, а не принудительное.

А теперь давайте посмотрим, как это добровольное присоединение выглядело на самом деле. В начале XVI века Псков представлял собой развитый в культурном, политическом и экономическом отношениях город-государство, связанный с другими русскими землями тысячью нитей.

Во все времена Псков оставался органической частью Русской земли, поддерживая спасительный в условиях постоянной иностранной угрозы союз с другими русскими областями.

Именно из Москвы приглашались в Псков князья-наместники, присутствие которых в городе было равнозначно заключению военно-политического союза с собирательницей русских земель.

Однако самостоятельное политическое бытие Пскова не могло продолжаться вечно, так как XV–XVI столетия в Европе стали эпохой образования централизованных государств, в рамках которых вольным городам было легче защищать свои экономические интересы.

Еслит же говорить откровенно, то, конечно же, московские великие князья всегда мечтали о присоединении Пскова к Москве. Так уже Иван III начал потихоньку приучал Псков к холопскому повиновению, но не уничтожал признаков старинного свободного порядка.

По примеру родителя, назначавшего в Псков наместников и не принимавшего от псковичей жалоб на этих наместников, Василий III в 1508 году назначил псковским наместником князя Ивана Михайловича Оболенского.

Такой выбор был сделан не случайно. Оболенский был известен своим несговорчивым и скандальным характером, и великий князь очень надеялся на то, именно стычки с наместником позволят ему «вступиться» за него и уничтожить псковскую вечевую старину.

Оболенский оправдал оказанное ему высокое доверие и с первых же дней пребывания в Пскове стал судить и распоряжаться без воли веча и рассылал по волостям своих людей, которые грабили и притесняли жителей.

Венцом его деятельности явился его донос великому князю на псковичей донос, в котором он сообщал, что они «держат его нечестно, вступаются в доходы и пошлины, принадлежащие наместнику, и наносят бесчестие его людям».

На первый раз великий князь отправил к псковичам послание, в котором просил их больше ничего подобного не делать.

В сентябре 1509 года Василий Иванович отправился в Новгород и повел за собою значительный отряд войска, состоявшего из детей боярских.

Псковичи, услышавши об этом, стали побаиваться, догадываясь, что государь замыслил что-то против них. Они отправили к нему послов с челобитною.

В ней они благодарили великого князя за то, что он жалует их и держит по старине, а потом просили защиты от наместника и от его людей, которые причиняли псковичам обиды.

Государь через бояр отвечал: «Мы хотим держать нашу отчину Псков, как и прежде, по старине, и оборонять ее отовсюду, как нам Бог поможет; а что вы били челом на вашего наместника и на его людей, будто он у вас сидит не по старине и делает вам насильства, так и наш наместник прислал нам бить челом на вас в том, что вы ему творите бесчестье и вступаетесь в его суды и пошлины. Я посылаю своего окольничего и дьяка во Псков выслушать и его и вас и управить вас с нашим наместником».

Присланные великим князем лица в Псков, по возвращении в Новгород, донесли государю, что, несмотря на все усилия, так4 и не смогли примирить наместника с псковичами.

За ними прибыли в Новгород новые псковские послы и били челом избавить их от наместника.

Великий князь приказал через бояр сказать такой ответ псковичам: «Жалуя свою отчину Псков, мы велим быть перед вами нашему наместнику, а Псков пусть пришлет к нам людей, которые жалуются на обиды от наместника; мы выслушаем и наместника и обидных людей и учиним управу. Когда мы увидим, что на него будет много челобитчиков, тогда обвиним его перед вами».

Псковичи оповестили по всем десяти псковским пригородам, чтобы собирались все, кто только может в чем-нибудь пожаловаться на наместника и его людей.

Этим воспользовались и те, кто ссорился не с наместником, а между собой, и отправились к великому князю с жалобами друг на друга.

Каждый день прибывало их больше и больше в Новгород: великий князь не выслушивал из них никого, а говорил им через своих бояр:

– Копитесь, копитесь, жалобные люди, придет Крещение Господне и я всем дам управу!

Псковичи ждали Крещения и писали на свою землю, чтобы как можно больше приезжало челобитчиков с жалобами на наместника. Но когда к велиокму князю приехал сам насместник, тот поверил именно его докладу.

На Крещение великий князь приказал всем псковичам быть на водоосвящении. Когда после обряда духовенство направилоьс к Святой Софии, великокняжеский глашатай кричал псковичам:

– Псковские посадники, бояре и все жалобные люди! Велел вам государь собраться на владычный двор. Сегодня государь даст управу всем!

Посадники, бояре, купцы и лучшие люди, вошли во владычную палату, а так простой люд встал во владычном дворе. Собравшихся во дворе людей поименно переписали и отправили по домам.

В это же самое время во владычной палате появились бояре и дъяки. От имени великого князя они объявили собравшимся в ней, что в то самое время, когда они бьют челом на наместника, другие псковичи бьют челом на посадников, бояр и земских судей и жалуются, что от них людям нет никакой управы.

Поэтому, продолжал глашатай, следовало бы наложить на них великую опалу, однако государь хочет показать им свою милость и жалованье.

– Если вы, – продолжал глашатай, – сотворите государеву волю и снимете вечевой колокол, то великий князь рассудит вас и наместника. Если же вы не учините государевой воли, то государь будет свое дело делать, как ему Бог поможет, и кровь христианская взыщется на тех, которые презирают государево жалованье и не творят государевой воли!

Иными словами псковичам предлагалось покончить со своей независимостью и перейти под юрисдикцию великого князя. Однако по сути дела пленникам не оставалось ничего другого, как только благодарить великого князя московского за такую милость, и они в первый раз назвали себя государевыми холопами.

Их заставили еще написать от себя в Псков убеждение исполнить государеву волю. В заключение они поцеловали крест на верность государю и были допущены к великому князю. Василий Иванович принял их ласково и пригласил на обед.

Их отпустили свободно в свои помещения, но не велели выезжать из Новгорода до конца дела. Пожертвовав свободой своей земли, они надеялись, что не потеряют своей личной свободы, и думали, что их благополучно отпустят восвояси.

В Пскове быстро узнали о случившимся. Какой-то псковский купец ехал с товаром в Новгород узнал о случившемся с его земляками, бросил свой товар и вернулся в Псков. Там он стал бегать по улицам города и громко кричать:

– Великий князь переловил наших земляков в Новгороде!

Началась тревога. Зазвонили на вече, и смельчаки кричали:

– Ставьте щит против государя! Запрем город!

Но благоразумные останавливали, объясняя свои действия тем, что вся братия, посадники, бояре и все лучшие люди находились у Василия в руках.

В это время в город приехал посланец от задержанных псковичей и привез просьбу не противиться и не доводить до кровопролития. После многих толков умереные взяли верх, и в Новгород был отправлен гонец.

– Мы не противны тебе, государь! – заявил он Василию, – Бог волен и ты, государь, над нами, своими людишками!

12 января 1510 года приехал в Псков дьяк Третьяк Далматов. Зазвонили на вече. Дьяк взошел на ступени веча и сообщил, что государь приказал снять вечевой колокол. В противном случае он обещал наказать всех тех, кто не подчинится его воле.

Передав псковичам государево послание, дьяк сел на ступени веча. Псковичи отвечали, что дадут ответ завтра.

На другой день опять зазвонили на вече, теперь уже в последний раз. Третьяк взошел на ступени. Посадник от имени всех псковичей сказал:

– У нас в летописях записано такое крестное целование с прародителями великого князя. Псковичам от московского государя не отходить ни к Литве, ни к Польше, ни к немцам, никуда, а иначе будет на нас гнев Божий, и глад, и огнь, и потоп и нашествие неверных. А а если государь не станет хранить крестного целования, то и на него тот же обет, что на нас. Теперь Бог и государь вольны над Псковом и над нашим колоколом, мы не изменили крестному целованию!

Дьяк ничего не ответил и приказал спустить вечевой колокол, который тотчас увезли к государю в Новгород.

Сам Василий приехал в Псков с вооруженной силой, не доверяя покорности псковичей. 27 января он созвал так называемых лучших людей в «гридню» (место сбора дружины), а простой народ на двор.

Боярам объявили первым, что государь их жалует, не вступается в их имущества, но так как были государю жалобы на их неправды и обиды, то им жить в Пскове не пригоже: государь их жалует на Московской земле и им следует тотчас ехать в Москву со своими семействами.

Простому народу объявили, что его оставят на месте прежнего жительства под управлением великокняжеских наместников, которым псковичи должны повиноваться.

Около тpexcoт семейств было отправлено в Москву, причем, дали на сборы только один день. Отправлены были также жены и дети тех псковичей, которые прежде были задержаны в Новгороде.

Хотя великий князь и объявил, что он не вступается в их достояние, но дело у него расходилось с обещанием: изгнанники потеряли свои дворы, свои земли, все было роздано московским людям, которых Василий Иванович перевел в Псков вместо сосланных, а последних водворили на Московской земле и частью в самой Москве. Но он не тронул, подобно своему отцу, церковных имений.

Московское управление казалось невыносимым для псковичей, пока они с ним не свыклись. Наместники и дьяки судили их несправедливо, обирали их без зазрения совести, а кто осмеливался жаловаться и ссылаться на уставную великокняжескую грамоту, того убивали.

Иноземцы, жившие прежде в Пскове, удалились оттуда. Многие из псковичей, не в силах более сжиться с московским порядком вещей, разбегались или постригались в монастырях. Торговля и промыслы упали.

Псковичи пришли в нищету, только переселенцы из московской земли, которым наместники и дьяки покровительствовали, казались несколько зажиточными. На обиду от москвича негде было псковичу найти управы: при московских судьях, говорит летописец, правда улетела на небо, а кривда осталась на суде.

Впрочем, и правители Пскова поневоле работали не для себя, а для великого князя. Был в Пскове, после уничтожения вечевого устройства, в течение семнадцати лет дьяк Михаил Мунехин, и, когда умер, государь захватил его имущество и начал разыскивать, что кому он был должен при жизни; его родные и приятели по этому поводу подвергались пыткам.

После него, говорит летописец, «было много дьяков, и ни один по-здорову не выезжал из Пскова; каждый доносил на другого; дьяки были мудры, казна великого князя размножалась, а земля пустела».

Черты эти не были принадлежностью одного Пскова, но составляли характер московского строя, в Пскове же казались более, чем где-нибудь, поразительными, по несходству старых нравов и воззрений с московскими.

Современник Герберштейн замечает, что прежние гуманные и общительные нравы псковичей, с их искренностью, простотой, чистосердечием, стали заменяться грубыми и развращенными нравами.

Так шло объединение русской земли…

Конец последнего удельного князя

С точки зрения свирепости Василию III было далеко как до его отца Ивана, которого первым называли Грозным, так и до сына, который под этим именем вошел в истории.

Но добреньким он не был. И чего только стоит история о том, как он покончил с последним удельным северским князем Василием Шемячичем, внуком уже печально известного нам Дмитрия Шемяки.

Ко всему прочему он был сыном Ивана Димитриевича Шемякина, бежавшего в 1453 году в Литву от мщения великого князя Московского.

Время и место рождения его неизвестны. В Литве он владел городами Рыльском, Новгород-Северском и некоторыми другими землями, пожалованными королем Сигизмундом его отцу в наследственное владение.

Наиболее важными моментами его жизни следует считать участие в русско-литовских интригах того времени. Получая от Сигизмунда земли, удельные князья, бежавшие от московского владычества, теряли самостотоятельность.

«После смерти, – говорилось в данной ими королю присяге, – нам и нашим детям служить тому, кто будет на литовском престоле; если после нас не будет потомков, то нашей земле от великих княжеств литовских не отступаться».

В числе условий, разрешавших князей от присяги, были пункты, дававшие возможность служебным князьям весьма часто менять своего господина, именно: отказ великого князя защищать служебных князей от обидчика, неоказание чести и милости.

Такое положение вело к тому, что литовское и московское правительства по очереди принимали перебежчиков с землями, и этим вызывались постоянные ссоры.

К концу XV-го столетия закончилось присоединение северо-восточных уделов к Москве, и Иван III обратил внимание на запад, желая возвратить русские земли, присоединенные к Литве в XIV-м столетии во время княжеских междоусобий.

Пограничные князья могли оказать ему значительную помощь и потому, задумав войну, Иван послал к ним тайные предложения перейти с владениями на его сторону, за что предлагал им в награду свои города и все завоеванные литовские земли, обещая не вступаться в последние, а только «беречь» их.

Такое тайное послание получил и В. И. Шемячич. Переходя на сторону Москвы, Северские князья делались владетельными и приобретали сильного защитника в лице Московского князя.

В официальных переговорах Москвы с Литвой переход Северских князей Шемячича и Можайского в московское подданство мотивировался гонениями за православную веру, которые они терпели в Литве.

По уговору Московский князь послал во владения Шемячича свои войска. Шемячич явился к ним, и уже после этого Иван отправил сказать великому князю Литовскому, чтобы он не вступался более в отчину Шемячича, так как последний переходит на московскую службу.

Литовцы не хотели отказаться от отчин князей, перешедших на сторону Москвы, и вели долгие переговоры, не признавая переход законным.

На страницу:
4 из 9