Синдбад

Синдбад услужливо похлопал эмира по спине. Эмир перестал кашлять, потряс головой, словно одуревший баран, уставший ломиться в закрытые крепкие ворота, и уставился выпученными глазами на Синдбада, вытирая рукавом халата рот. Влетевший в комнату хлопальщик по спине – и такая удивительная, как оказалось, имелась при дворе профессия! – непонимающе уставился на повелителя, потом потихоньку попятился и удалился восвояси.

– Ты! – наконец выдавил эмир сквозь трясущиеся от гнева губы. – Паршивый оборванец, лазающий через заборы!

– Я, – подтвердил Синдбад, как ни в чем не бывало прихлебывая вино из пиалы. – Знаете, у вашего вина удивительно богатый букет! – довольно прицокнул он языком.

– Сын порока! Растлитель непорочных дочерей! Бездельник! Гад!

– Уф-ф, вам же уже сказал, я это, я! Только вот обзываться не надо, – немного обиженно произнес Синдбад и протянул эмиру пустую пиалу. – А можно еще вина?

– Что?! – опешил эмир от подобной наглости. – Да ты!.. Да мы!..

– Успокойся, уважаемый Нури, иначе тебя ненароком хватит удар, что станет огромной потерей для всех нас, – смешливо проговорил Сорви-голова.

– Юй-у! Да знаешь ли ты, кого пригрел на своей груди? – взъярился эмир, взмахнув широкими рукавами халата так сильно и порывисто, что мух, кружащих над пролитым сладким вином, сдуло на раз-два.

– Знаю. Все знаю, – просто ответил Сорви-голова и тоже протянул эмиру пиалу. – А и правда, налей нам еще вина.

Эмир надул щеки и взялся за кувшин. Синдбаду из принципа он налил на донышке, но тот продолжал требовательно держать пиалу в вытянутой руке, и эмиру волей-неволей пришлось наполнить ее как полагается.

– Этот молодой человек… – начал Сорви-голова.

– Нахален, как хорек, – перебил эмир и грохнул кувшином об пол.

– Прост, – поправил Сорви-голова.

– Непочтителен и своенравен, как осел…

– Молод и наивен.

– Дерзок!

– Напорист.

– Развратен!

– Влюблен!

– Бесстыден!

– Ну, знаете!.. – не выдержал Синдбад.

– Его нужно немедленно казнить!

– Его нужно наградить. Он спас меня. И тебя, между прочим, уважаемый Нури, – пылко возразил Сорви-голова.

– Когда это?

– А только что, когда ты задыхался.

– Тьфу, у тебя на все найдутся отговорки, почтеннейший Сорви-голова, – обиделся эмир и сложил руки на груди. Потом вдруг схватил пиалу и быстро выпил.

– Шашлык для дорогих гостей, о великий эмир! – возвестил слуга, внеся в комнату лаган11 с изумительно пахнущим шашлыком, посыпанным лучком и приправленным виноградным уксусом. Поверх шашлыка лежала свежая румяная лепешка.

– Где ты здесь видишь дорогих гостей, ишак?! – вскинулся Нури ибн Кабоб, сорвав злость на слуге.

Слуга от неожиданности в ужасе отшатнулся обратно к дверям и едва не упустил из рук богато украшенное глиняное блюдо.

– О, простите, уважаемый Сорви-голова! – опомнился эмир.

– Ничего, я понимаю вас. Эй, слуга, долго мы еще будем ждать? Угощение скоро остынет и станет невкусным!

Слуга спешно опустил тарелку в центр дастархана, испуганно косясь на повелителя правоверных, поклонился и убежал прочь. Синдбад и Сорви-голова осушили пиалы и взяли по палке шашлыка. Впились зубами в нежное, хорошо прожаренное мясо, истекающее соком и жиром. Эмир поморщился и отодвинулся чуть назад, когда мясной дух коснулся его обоняния.

– Поведай нам, о почтеннейший Сорви-голова, как этот молокосос мог спасти тебя от смерти? – ехидно осведомился эмир. – А может, именно он все и подстроил?

– Ты неправ! – возразил Сорви-голова, на секунду оторвавшись от еды.

– Так как же было дело, а? – усмехнулся эмир, вновь наполнив пустые пиалы.

– Э-э, – рассеянно промямлил Сорви-голова, переглянулся с Синдбадом.

Тот только дернул плечами и продолжил как ни в чем не бывало уплетать шашлык, заедая его колечками лука.

– Значит, я купался в море, – неуверенно начал Сорви-голова и запнулся.

– И у вас свело ногу, – подсказал Синдбад, придя на помощь новому другу.

– Да! – ухватился за его выдумку Сорви-голова. – Нет! На меня напала акула.

– Так акула или ногу свело? – уточнил Нури ибн Кабоб.

– И то и другое. Разве ты сомневаешься в моих словах? – яростно сверкнул глазами Сорви-голова.

– Ни в коем случае, многоуважаемый Халид! И в мыслях не было, – поспешно заверил принца Нури ибн Кабоб, но по его хитрому лицу было заметно, что он действительно сильно сомневается в словах бывшего принца.

– У меня и вправду свело ногу, а потом на меня напала мерзкая акула. Я закричал, моля о спасении, а проходивший мимо Синдбад не раздумывая отважно бросился на помощь и вытащил меня из воды, когда отвратительная рыбина уже собралась мною позавтракать. – Сорви-голова поднял пиалу. – Выпьем же за моего спасителя!

Эмиру вовсе не хотелось пить за Синдбада, но он вынужден был согласиться.

В главные двери постучали.

Эмир отставил пиалу и крикнул:

– Войдите!

В дверях возникли двое стражников. С трудом неся за железные ручки тяжелую ношу, они быстро приблизились к эмиру и аккуратно опустили на пол небольшой деревянный ларец, украшенный драгоценными камнями.

– Это… оно? – спросил эмир у Сорви-головы, будто не верил глазам.

Моряк коротко кивнул, вынув из-за пазухи небольшой ключик и протянул эмиру.

Нури ибн Кабоб схватил ключ, попутно взмахом руки отпустив стражу, дрожащими от волнения пальцами с третьего раза воткнул ключ в замочную скважину ларца и повернул против часовой стрелки. В ларце щелкнуло, крышка чуть приподнялась. Эмир, затаив дыхание, откинул тяжелую крышку и заглянул внутрь. Синдбад любопытно вытянул шею.

Внутри ларца на красной шелковой подушечке лежало… обыкновенное зеркало, в серебряной оправе, овальное, с завитушками по краям и длинной ручкой.

– И вправду оно! – пылко воскликнул эмир, запустил руки в ларец и осторожно вынул зеркало.

По стене мелькнул солнечный зайчик и задрожал, застыв на потолке.

– Зеркало? – Синдбад недоуменно воззрился на приобретение эмира. – Вы что, зеркал никогда не видели?

– Дурак! – резко бросил эмир. – Это «зеркало-скажи»!

– В каком смысле? – Синдбад отложил недоеденную палку шашлыка. Любопытство всецело завладело им.

– В самом прямом, – ответил за эмира Сорви-голова. – Оно может ответить на все вопросы. Почти на все. И даже показать то, что у него спрашивают.

– Обалдеть! – выдохнул Синдбад.

– Что? Что еще за слово такое? – уставился на него эмир.

– Выражение крайнего восторга и удивления. В стране, из которой я прибыл…

– О-бал-деть, – повторил по слогам эмир, недослушав. – Красиво. Надо запомнить.

– Да на здоровье! – хмыкнул Синдбад и поднял пиалу. – Выпьем же!

Они чокнулись с Сорви-головой и выпили.

– А-а… чего оно молчит? – спросил эмир. Он уже успел ощупать, повертеть в руках, потрясти и даже обнюхать зеркало – разве что на зуб не попробовал.

– Э-э, уважаемый Нури! – жуя кусок мяса, сказал Сорви-голова. – Там в сундуке… эта… ин… инс… Вот шайтан, как же ее?

– Инструкция, – подсказал Синдбад, закинув в рот пригоршню миндаля. Он уже вполне освоился в присутствии столь знатных особ и не ощущал ни малейшего дискомфорта.

– Во, точно! Ин-срун-ция. И не выговоришь!

Эмир порылся в ларце и вытащил из-под подушечки свернутый вдвое листок пергамента. Развернув лист, он покрутил его перед глазами так и эдак, отодвинул подальше от себя и прищурился.

– Ничего не понимаем, здесь не по-арабски! Что здесь написано?

– Конечно, не по-арабски, – подтвердил Сорви-голова. – Я же приобрел его в одной дикой северной стране, где бродят медведи и вечно царит лютый холод.

– Постойте, как вы сказали? Медведи? – Синдбад с сомнением уставился на Сорви-голову. – А ну-ка, дайте я посмотрю, – протянул он руку, предварительно отерев жирные пальцы о белоснежную скатерть тонкой работы.

– Э-э, оборванец, что ты смыслишь в грамоте! – с презрением в голосе бросил эмир, отодвинув руку с пергаментом.

– Тогда читайте сами, раз такие умные.

Синдбад возмущенно скосил нижнюю челюсть и сам налил себе и Сорви-голове вина.

– Ладно, на, – подумав, согласился эмир.

– Не надо.

– На, говорим! Упрашивать еще тебя, оборванца. И вина нам налей!

– Да на здоровье, – буркнул Синдбад и налил эмиру, но меньше половины пиалы. Потом взял пергамент из толстых пальцев эмира. – Наоборот же надо, вот так.

Он перевернул лист и, хмуря брови, пробежал глазами по строчкам, вчитываясь в непривычное глазу написание букв.

– Что же там написано? – нетерпеливо поерзал эмир.

– Не торопите меня, почтеннейший!.. Ага! Значит, так: «Сей чудный прибор, изготовленный знаменитым мастеровым умельцем Данилой…»

– Постой, постой. Что такое «при-бор»? – уточнил эмир. Глаза его от выпитого уже немного косили.

– Прибор? – задумался Синдбад. – Как бы вам объяснить…

– Ты того… не умничай, – погрозил пальцем эмир. – Выискался, понимаешь…

– В общем, это такая сложная вещь, которую делают руками. Непонятно что у нее внутри, но она работает.

– Читай дальше, – отмахнулся эмир, ничего не поняв.

– Здесь сказано, что нужно произнести фразу «свет мой, зеркальце-скажи, мне ответь и покажи».

Эмир подхватил с колен зеркало и, сбиваясь на каждом слове, произнес кодовую фразу. Язык его уже начинал заплетаться.

Зеркало оставось совершенно равнодушно к стараниям эмира и по-прежнему продолжало отражать красную, несколько отекшую, с бусинками пота физиономию великого эмира.

– Не работает, – пожаловался он. – Ах ты, мошенник! – замахнулся он зеркалом на Синдбада.

– Постойте! – спохватился тот. – Вот тут, ниже, сказано, что зеркало нужно настроить на язык говорящего.

– Так что же ты сразу не сказал, остолоп! – пуще прежнего разгневался Нури ибн Кабоб. – Говори, что нужно сделать?!

– Так. – Синдбад вел пальцем по строчкам с перечислением языков. – Вот! Арабский. Два раза нажать на правый второй сверху завиток, а затем три раза на третий слева.

– Два, три… Мы ничего не поняли, – уныло промямлил эмир.

– Э-э! Дайте сюда!

Синдбад вырвал из руки онемевшего от подобной наглости эмира зеркало и быстро проделал все необходимое. Затем вложил зеркало эмиру в растопыренные пальцы и с гордым видом налил себе еще вина.

– Вот теперь пробуйте.

Нури ибн Кабоб не стал спорить и опять сбивчиво произнес фразу. Поверхность зеркала осветилась, в ней появились два прекрасных женских глаза с восточным разрезом.

– Что вам угодно знать, о добрый человек? – спросило зеркало, хлопая ресницами.

– Ага! – радостно подпрыгнул эмир. – Хорошо мы тебя не казнили, нечестивый оборванец. Но мы ничего не забыли, так и знай!

– Рад за вас, – проворчал Синдбад, но эмир не услышал – он уже полностью переключился на новую игрушку.

– Так, нам угодно… А что нам, собственно, угодно?

Синдбад с Сорви-головой одновременно пожали плечами. Эмир же озадаченно поскреб макушку.

– Покажи нам, э-э… нашу дочь!

Глаза исчезли, а вместо них появился нежный изгиб девичьего стана, белая кожа, черные, ниспадающие на спину длинные влажные волосы. Девушка, оказавшаяся одной из прислужниц Амаль, повернула лицо, словно почувствовала, что за ней наблюдают. Рядом в тумане прятались еще две фигуры. А помещение… Эмир, растерявшийся от неожиданности и выпитого, не сразу сообразил, что это, собственно, за помещение, где водятся нагие гурии. А когда до него дошло – баня! – он быстро зажмурился, на всякий случай прикрыл глаза ладонью и поспешно прижал зеркало к груди.

– Не надо гурий! – испуганно воскликнул он. – То есть дочери! Ничего не надо.

Сердце несчастного эмира колотилось, готовое вот-вот выскочить из груди.

– Что случилось, сиятельный Нури? – уточнил Сорви-голова, пытаясь попасть пиалой в губы.

Эмир посмотрел на него невидящим взглядом, схватил пиалу и разом опорожнил ее. Немного полегчало.

– Ох, какая опасная вещь. Очень опасная! И ей надлежит пользоваться крайне осторожно.

Боясь заглянуть в зеркало, Нури ибн Кабоб сунул его обратно в ларец, гулко захлопнул крышку и закрыл на ключ от греха подальше. Ключ эмир спрятал в глубокий карман халата.

– Эй, бродяга! Налей еще вина.

– Сами вы… – огрызнулся Синдбад, но послушно поднял кувшин и вылил остатки вина в эмирскую пиалу. – Кончилось, – с сожалением произнес он, зачем-то заглянув в кувшин.

– Как… кончилось? – не поверил Нури ибн Кабоб. – Ничего не кончилось. Эй, слуга! Два, нет, три кувшина, и живо, шайтан тебя раздери!

Глава 6. Вино – это зло!

– О, моя бедная голова! – застонал Синдбад, с трудом разлепив отекшие веки.

Первое, что бросилось ему в глаза – небольшие оконца на серой, отделанной деревянными досками стене. В оконца врывались солнечные лучи, текли золотистым ручьем в пыльном воздухе и весело скакали по лицу Синдбада. Вернее, даже не скакали, а как бы мазали. Лизнет эдак и сместится, и опять, и еще раз. Странное поведение луча немного раздражало. И еще все время кто-то раскачивал жесткую кровать из стороны в сторону. Очень жесткую, словно Синдбад лежал на голых досках, застеленных… неизвестно, чем, в общем – простыня больше напоминала грязную старую дерюгу. Странно, что такие кровати и простыни имеются в эмирском дворце. Может, слуги на таких спят?

– Эй вы, прекратите раскачивать кровать, – зло бросил Синдбад и окончательно проснулся от собственного, хриплого с похмелья голоса. С трудом усадив непослушное, словно отлитое из свинца, тело, Синдбад протер глаза и окинул помещение мутным взглядом.

Комната небольшая, сплошь отделанная деревом. Простенькая широкая дверь с медной потускневшей ручкой. Ничем не застеленный стол почему-то прикручен к полу – довольно странно и необычно. Возле стола – два стула. Кровать расположена у стены, напротив двери. В изголовье, справа, – невысокая тумбочка. На тумбочке стоит широкогорлый кувшин и глиняная кружка, простенькая, грубой работы. Синдбад нахмурил лоб. Комната ни отделкой, ни обстановкой никак не походила на дворцовые покои, а посуда – на ту, из которой ели и пили вчера. К тому же, как оказалось, раскачивалась не сама кровать, а вся комната. Мерно так – вверх, вниз, вверх, вниз, и еще из стороны в сторону, и это настораживало.

Синдбад взял кувшин, принюхался и поднес горлышко ко рту. Теплая безвкусная вода полилась в рот. Но Синдбад с наслаждением вылакал полкувшина, утер рот тыльной стороной ладони и вернул кувшин на место. Голова немного прояснилась.

– Что за… – начал было Синдбад, вновь оглядев комнату, но не успел договорить.

Дверь распахнулась, и на пороге возник Сорви-голова собственной персоной, чистенький, бодрый и совершенно трезвый, что было особенно обидно, хотя… Ведь Сорви-голова раньше отключился, и ему меньше досталось проклятого вина, которое все никак не заканчивалось, будь оно неладно!

– Проснулся? – почему-то обрадовался Сорви-голова.

– Угу, – морщась, прогудел под нос Синдбад и пожаловался: – Голова болит.

– Я вообще удивлен, как ты жив остался после вчерашнего. – Сорви-голова прошел к столу, опустился на стул и вытянул одну ногу вперед, а в колено другой упер руку. – А насчет пресветлого эмира до сих пор переживаю, как бы на встречу с Азраилом не отправился.

– Где я? – слабым голосом спросил Синдбад. – Это ведь не дворец?

– Увы, друг мой. Ты на моем корабле.

– Корабле? – Синдбад подскочил на кровати. – Какого шайтана я здесь делаю?

– Ты что, ничего не помнишь?

– Отчего же! Кое-что, кое-где…

После того, как эмир потребовал принести еще вина, Синдбад с трудом мог припомнить, о чем конкретно говорилось, но в память врезались отдельные эпизоды.

…Он уговаривает Сорви-голову поехать кататься на лодке и ловить акул – говорят, плавник акулы непередаваемо-изысканное лакомство. Но Сорви-голова, бледнея, почему-то категорически отказывается.

…Синдбад требует развлечений, и эмир вызывает танцовщиц. Девушки вертятся и изгибаются в танце, словно сытые удавы, эротично сбрасывая с себя одну тряпицу за другой, а когда остаются в широких трусиках, похожих на те, что с гордостью носили на пляже женщины середины прошлого века, и в жилетках, дамы подбирают разбросанные по полу одежды и удаляются. Синдбад возмущенно освистывает плясуний, а эмир доказывает ему, что именно это и есть самый настоящий стриптиз!

…Синдбад с Сорви-головой отплясывают джигу под тягучую мелодию музыкантов, не успевших слинять вместе с женщинами, а эмир, постоянно сбиваясь и всех путая, задает ритм на бубне. Ничего путного из танца не выходит, и Синдбад пытается научить несчастных музыкантов мелодии «Вдруг как в сказке скрипнула дверь…». Но то ли музыканты попались тупые, то ли Синдбад не может ничего толком объяснить – в общем, эмир в ярости, музыканты в ужасе, Сорви-голова в полной отключке, а Синдбад старается успокоить разошедшегося не на шутку эмира.

…Синдбад дружески хлопает по плечу эмира, ласково называя его Нури Кабобовичем, и просит отдать за него Амаль. Эмир с трудом фокусирует взгляд на юноше, кое-как, с восьмой попытки, сворачивает из пальцев вялый кукиш и пытается им попасть в нос Синдбада.

Потом вино все-таки закончилось, и они с эмиром в обнимку куда-то идут… Только вот куда? Смутно всплывают в памяти перепуганные бородатые лица. Халаты, кольчуги… Эмир, гоняющийся за кем-то с отобранным у палача топором, насилу волоча его за собой… Сабля!

Синдбад вспоминает, что забыл саблю и собирается бежать за ней, а эмир уговаривает его пойти париться с гуриями. Но на кой Синдбаду гурии без сабли?.. Дальше – полный провал в памяти.

– …Ты вообще меня слушаешь? – Сорви-голова в сердцах огрел кулаком по столу.

– Что? – пришел в себя Синдбад, разгладив собравшиеся на лбу от умственного напряжения морщины. – Да, конечно. Я весь внимание: вы проснулись и отвели меня на корабль.

– О Аллах! Во-первых, я не спал, а делал вид, иначе меня неминуемо постигла бы та же участь, что и эмира. С тобой пить, так лучше уж сразу перерезать себе глотку!

– Хитрый вы человек, – неподдельно восхитился Синдбад, качнув головой, но схватился за лоб и опять застонал.

– Зато живой, – осклабился Сорви-голова и продолжил загибать пальцы. – Во-вторых, я не участвовал в ваших развлечениях, если их так можно назвать.

– Неужели все так плохо? – насторожился Синдбад.

– Не выведи я тебя поздно вечером из дворца, сегодня благословенный Нури наверняка устроил бы показательную казнь, не тратя время на долгий суд.

– А… что же я такого натворил?

– Ужасные вещи! – округлил глаза Сорви-голова. – Если не считать того, что вы с Нури уничтожили месячный запас очень дорогого вина, то ты: подбивал эмира смотреть грязные, недозволенные Аллахом танцы; пытался проникнуть к луноликой Амаль и лично посвататься к ней; называя себя неким Петром, а окружение эмира – об… обоз… ревшими боярами…

– Оборзевшими, – машинально поправил Синдбад.

– Неважно! Уговаривал эмира сбрить всем бороды, начиная с главного визиря и кончая самым ничтожнейшим из приближенных, причем топором!

– Ох-ё-о! – только и выдохнул Синдбад.

– Вот именно. И это не считая наверняка сильно пошатнувшегося сегодня здоровья эмира и сомнений слуг, явно уверовавших в то, что в их благодетельного правителя вселился джинн. А может, и не один.

– Опять двадцать пять! – Синдбад хлопнул ладонями по коленям. – Но ведь не я заставлял его пить!

– Ты ввергал старого, слабого человека в бездну порока, потворствовал его черным желаниям, вместо того, чтобы, как более молодой и сильный, оградить от них. Я никогда еще не видел, чтобы милейший Нури – прости меня господи! – так нажирался. Да он разве что не хрюкал.

Синдбад совестливо склонил голову.

– Вот то-то же! – одобрил его смирение Сорви-голова. – Судя по тому, что ты вытворял, я могу точно сказать, кто ты!

– И кто же я, по-вашему?

– Одержимый джиннами неверный из северных стран, вот кто!

– Не по-онял, – набычился Синдбад, подавшись вперед и сжав кулаки. – Что за?..

– Тихо, тихо! Хорошо, мы не будем касаться несколько скользкой темы твоего происхождения, – быстро проговорил Сорви-голова, но на всякий случай чуть отодвинулся вместе со стулом. – Да и не в том дело.

– А в чем тогда?

– В том, что мне наплевать, кто ты. Но ты поможешь мне добыть Яйцо Циклопа!

– Чье яйцо? – Синдбад непонимающе уставился на Сорви-голову.

– О юноша! Неужели ты не слыхал о Яйце Циклопа?

– Как-то не привелось, знаете ли. А что, разве циклопы несутся? Или я должен кастрировать несчастное животное?

– Они не животные, а ужасные страшилища в три моих роста, может, чуть поменьше, – прикинул Сорви-голова, задумчиво сведя брови.

– Постойте, постойте. Вы так говорите, будто циклопы на самом деле существуют.

– О, они существуют! Можешь мне поверить, мой необразованный друг.

– Но тогда… – оторопело пробормотал Синдбад.

Странный, ни на что не похожий Древний Восток, Сорви-голова, капитанствующий на корабле и поедающий свинину, в то время, как ему полагается бороться против колонизаторов. Северная страна, в которой умельцы изготовляют говорящие зеркала. Эмир, напивающийся в хлам с первым встречным… Хотя эмиры, разумеется, разные встречаются. Теперь еще живые циклопы!

Синдбад застонал и спрятал лицо в ладонях.

– Ну, джинн, попадись ты мне!

– Что ты сказал? – не расслышал Сорви-голова.

– Нет, ничего. – Синдбад постарался взять себя в руки. – Так что вы там говорили о мошонке циклопа?

– Какой еще мошонке?! Э-э, мой туповатый юный друг! Подобная неосведомленность просто непростительна для образованного юноши, каковым я тебя полагал, – удрученно посетовал Сорви-голова на явные пробелы в образовании Синдбада. – Неужели ты и вправду ничего не слышал о чудесном Яйце, хранящемся с древних времен у циклопов и дарующем мудрость своему обладателю?

– Впервые слышу, – честно признался Синдбад. – А его что, съесть надо или ко лбу приложить?

– Его никуда прикладывать не надо. – Сорви-голова начинал заметно нервничать, теряя терпение. – Впрочем, неважно!

В дверь постучали.

– Войдите! – откликнулся на стук капитан и обернулся.

Дверь открылась, на пороге возник полненький матрос в серых шароварах, свободной рубахе-тельняшке и чалме, смотанной из разноцветного платка. Матрос держал в руках серебряный поднос, на котором стояли тарелки с аппетитно пахнущим вареным мясом, домашним сыром, салатом из свежих помидоров в каймаке и еще большой чайник чая и две пиалы.

– Ваш завтрак, господин! – торжественно возвестил матрос, проходя к столу и сгружая принесенное на стол перед Сорви-головой.

Покончив с сервировкой стола, матрос удалился и бесшумно прикрыл за собой дверь.

– Приступим, – радостно потер ладони Сорви-голова.

– Надеюсь, вина не будет? – осведомился Синдбад, подсаживаясь к к столу.

– О нет, на сей счет можешь быть спокоен! На моем корабле сухой закон.

– Что, вообще ни грамма? – несколько расстроился Синдбад.

– Вообще. Разве что я перед сном выпью пиалу-другую, – сдержанно улыбнулся Сорви-голова. – Скорее даже половинку… четверть, – на всякий случай поправился он.

– Это святое, – понимающе кивнул Синдбад и набросился на еду. Вчера он так и не успел толком поесть, а потом уже было не до того.

Сорви-голова только хмыкнул, дивясь скорости, с которой молодой человек уплетал еду за обе щеки. Минут через десять, вполне насытившись, Синдбад откинулся на спинку стула. Теперь можно было продолжить неоконченный разговор.

– А скажите, почтенный Сорви-голова, – начал Синдбад, двузубой вилкой ковыряя в зубах, – вот вы сказали, что я помогу достать циклопово яйцо. Но мне, знаете ли, не очень охота лезть к циклопам в три или пусть даже в два ваших роста.

– Но ведь ты обещал! – Сорви-голова в крайнем изумлении выронил недоеденный кусок сыра.

– Я?! Когда?

– Вчера! Не ты ли разливался соловьем перед эмиром, требуя руки его дочери. А он, после долгих сомнений, пообещал тебе Амаль, если ты добудешь Яйцо Циклопа. Ты согласился. И не просто согласился, а долго бил себя кулаком в грудь.

– Не помню, – развел руками Синдбад и перекрестился. – Вот-те крест!

– Ага! Значит, ты и вправду неверный северный варвар! – обрадовался Сорви-голова.

– Сами вы… нехороший человек, – обиженно огрызнулся Синдбад.

– Ну и… ладно. – Сорви-голова стиснул в руке сыр так, что из него потекла вода, затем стряхнул с пальцев сырное крошево и брезгливо отер их платком. – Так ты отказываешься от своих слов? Я пойму, если так. Ты давал обещание, одурманенный винными парами, к тому же… в общем, сам понимаешь, кто ты.

Капитан пристально смотрел в глаза Синдбаду из-под низко нависавших бровей.

– А вот этого не надо, – разозлился Синдбад. – Я тоже, знаете ли, привык не только давать обещания, но и выполнять их.