Твои два метра

Но я пошла только медленнее. Меня напрягало, когда он разговаривал со мной таким тоном.

–Ты думаешь, что она нравится мне? – Артём обратился к Андрею. Я заметила на лице Андрея шрамы. Значит, драка всё-таки была между ними. Шнайдер взял меня за волосы и резко наклонил мою голову вниз.

–Ты что делаешь? – Андрей попытался остановить Артёма, ударив его кулаком по лицу, но тот швырнул меня. В полёте я прикусила свою губу и почувствовала на языке вкус крови. О, нет. Только не кровь. Приземлившись, у стены, взялась за голову. Она начала только сильнее кружиться. Еле как смогла разглядеть лицо Артёма, для которого я видимо стало вещью. И увидела, что царапина на его губе раскровилась после удара.

–Она не нравится мне. Но и тебе тоже, – сказал он и немного толкнул Андрея. В этот раз Шнайдер не продолжил драку.

–Давай, конечно, унижай девушек. Ты кажешься более сильным. Все же так делают, – засмеялся. Шнайдер развернулся ко мне.

–Она девушка? – ткнул в меня пальцем.

–А что ты уже не различаешь?

–Тебя не спросил.

–Ты низкий и жалкий. Давай, скажи, что это не так. Скажи, что ты самый лучший! – выкрикнула я. Наверное, моего слова никто не ожидал.

–Андрей, уйди, – приказал Шнайдер и подошёл ко мне.

–А то что? Ты же изобьёшь её.

Андрей взял Шнайдер за волосы и прислонил его к стене. Теперь заметила, что по телосложению Артём уступал Андрею.

–Не пожалей о сделанном, – засмеялся Шнайдер, и получил в ответ ещё один удар в лицо. Артём соскользнул по стене и сел рядом. Обнял меня. Опёрся о стену.

–Видишь, я обнял её. Не бью, – съязвил.

–Тебе нравится, что ли? Может, ты уйдешь? – Андрей смотрел на меня. Хотела встать, но Шнайдер надавил мне на плечи.

–Проваливай, – крикнул Шнайдер, пнув Андрея по колено.

–Я не верил до последнего слухам про тебя, Александра, – мотая головой, проговорил Андрей. Он ещё раз посмотрел на меня, а потом развернулся. Ушёл. Мне хотелось встать, но руки Шнайдер мне этого не позволили.

–Ты ничтожный, – мои слёзы пошли не по моей воле. Я так устала от его унижений. У меня был шанс выйти из этой тюрьмы, но даже в этот момент он не позволил мне этого.

–Я ничтожный. Александра Берн, я ничтожный.

Он уткнулся в мою щёку, пододвинув меня к себе ближе. Моё дыхание остановилось.

–Зачем ты настроил всех против меня?

–Все уважают тебя, – прошептал Шнайдер.

–Все ненавидят меня, – опустила голову вниз, на его руку, но сначала внимательно оглядело её, чтобы посмотреть есть ли там царапины. Ведь теперь на моей губе красовалось кровавое пятно.

–Какая разница, что думают все?

Посмотрела на этого парня, чтобы посмотреть в его и глаза и понять: сейчас он настоящий или тогда, когда унижает меня? Но он отвернул голову.

–Поцелуемся? – спросил он, уткнувшись в стену. А потом после моего молчания повернул голову ко мне. Его губы находились буквально в пяти сантиметрах. Они приближались, но моя рана и его рана на губе. Нет, я не могла. Поцеловать его – заразить.

–Нет, – отвернула резко голову.

Резко встала. Немного отряхнулась от пыли, оглядела парня с веснушками с головы до ног, а потом плюнула в него.

–Заслужил, – спокойно произнёс Артём.

Я посмотрела на него ещё раз, а потом отвернулась и пошла на выход.

–Мы ещё поцелуемся, – крикнул он вслед. Я бы и сейчас поцеловала тебя. Прости. Твоё будущее важнее моего настоящего.

Нет, он не видел, как я улыбнулась. Также он не видел того, как ночью я плакала. Где-то в душе понимала, что нравлюсь ему, но мой разум отказывался это воспринимать, потому что его поступки с его чувствами явно где-то не договорились.

Также отказывалась принимать тот факт, что он мне нравится. Такие мальчики не могут нравится. Меня передёргивает при встрече с ним, хочется засунуть свою голову в землю, как это делает страус, когда чувствует страх или опасность.

На следующий день меня снова ждал Артём.

–Я не пойду с тобой никуда.

–Почему? – спросил Шнайдер, взяв мою руку.

–А зачем? Чтобы потом снова кто-нибудь подумал, что я нравлюсь тебе, и ты снова меня будешь унижать? Как объяснить всем, что тебе просто скучно, поэтому ты приходишь за мной.

–Думаешь, что, объяснив всем, они поверят? Каждый будет думать так, как ему угодно.

–Мне не нравится быть твоей игрушкой, – я повысила голос и попыталась выдернуть свою руку, но Артём только крепче сжал её.

–Мы опоздаем сейчас в школу.

Почему он не реагирует на мои фразы?

–Хватит, скажи, ты считаешь это нормальным?

–Александра, ты лучшая девушка, которую я знаю, и мне хочется быть рядом с тобой.

Артём обнял меня, наклонив голову к моей голове.

–Значит, нравлюсь тебе?

Шнайдер поцеловал меня в лоб, потом пошёл в школу, не отпуская моей руки.

Весь день я чувствовала этот поцелуй у себя на лбу, он будто выжег шрам.

На перемене я подошла к нему, чтобы спросить о домашнем задании. Но это лишь был повод.

–Артём, я хотела спросить.

Но Шнайдер лишь одарил меня взглядом и отвернулся.

–То есть этот поцелуй вообще ничего не значит?

Я сказала это настолько громко, что все мои одноклассники посмотрели на нас. Но Артём не повернулся, ничего не сказал. Он лишь вышел из класса с высоко поднятой головой.

–Он не простит тебе этого, – кто-то сказал за моей спиной. Да, это был бывший друг Артёма.

–Чего? – спросила я.

–Его жизнь – это жизнь, о которой никто не знает. Ты была её частью. Теперь уже никто, – Коля Пивани тяжело вздохнул и добавил, – это того стоило?

–Я….

Мне пришлось остановиться, потому что в голову мне ничего не пришло. Что я могу сейчас сказать? Оправдать себя? Ну, а смысл? Возникнет ещё больше вопросов и закапаю себя ещё больше.

–Александра Берн, только не плач, – Пивани протянул руки и обнял меня. Его рука легла на мою голову.

Из моих глаз самопроизвольно текли слёзы. Не могла взять себя в руки. Но перемена длиться не вечно.

После уроков я ждала, что Артём Шнайдер подойдёт ко мне и спросит: «Идём?». Но единственное, что он сделал, это собрал портфель и вышел. В этот момент мы в классе были одни, а он даже не посмотрел на меня.

Ладно. Ладно. Ладно.

Неужели можно перестать замечать человека из-за этого?

Дома пыталась не думать об этом. Как обычно сделала уроки, поела. Выпила таблетки. Завтра уже надо бы сходить к врачу.

Я вот просто лежала, смотрела в потолок, а потом поняла, что безумно хочу мороженного. Я так давно его не ела, в страхе заболеть. Но теперь я не боялась. Теперь мне было безразлично моё будущее. Встала вся воодушевлённая, чтобы сходить в магазин. Вечером захотелось мороженного, но карманных денег мне не давали. Набралась смелости и подошла к папе. Он не посмотрел на меня, когда я задела его.

–Папа, а можно сходить в магазин за мороженным? – аккуратно спросила я.

–Я тут подумал, что привычнее мне будет, если ты будешь называть меня Михаил Викторович.

Мне показалось, что этой фразой он раздавил меня как мошку и размазал по стенке.

–А мороженного? – выдавила я.

–Тебе уже не пять лет.

Михаил Викторович Берн резко развернулся в мою сторону и вышел из комнаты.

Почему я никто?

Мои колени пошатнулись. Мои слёзы предательски потекли из моих глаз. В комнату в этот момент зашла мама. Она осмотрела помещение, потом меня и произнесла:

–Сидишь? Уроки делать не надо?

–Я хочу мороженного, – прошептала я, вытирая слёзы.

–Иди, купи.

–А деньги?

–Тебе уже не 16 лет, сама должна зарабатывать. Скажи спасибо нам с отцом, что мы кормим тебя и одеваем. И что ты живёшь в нашем доме.

И в правду.

–Спасибо, – выдавила я. Встала, взяв себя в руки. Посмотрела на маму, точнее на Олесю Вадимовну Берн, и громко сказала:

–Лучше бы вы меня в детдом отдали.

Но мне не ответили. Она лишь посмотрела на меня, а потом отвернулась. Спасибо за то, что хоть смотришь на меня, мама.

Утром я собралась быстро. Вышла из дома с улыбкой, думая, что там ждёт Артём Шнайдер, но никого не было. Посмотрела на часы. Может ещё рано? Просидела на пороге дома ещё 15 минут, но никто не появился. Опоздала на первый урок.

–Александра, ты такая грустная, – подошёл ко мне Коля. Он сел рядом со мной и улыбнулся.

–Мороженного хочу, – усмехнулась я. Парень засмеялся.

–Такая серьёзная девочка хочет мороженного.

Пивани не отводил от меня взгляд. Его улыбка – это единственное, что радовало меня в настоящий момент. Пожалуй, в моей жизни не было более искреннего человека, как Пивани.

Перевела свой взгляд на дверь. Увидела, как Артём смотрит на нас.

–Он смотрит, – произнесла я вслух.

–Хорошо.

Коля встал из-за парты и направился к Шнайдер. Мне в тот момент показалось, что напряжение с лица Артёма пропало. А когда Коля Пивани подошёл тот и вовсе улыбнулся. Или мне снова просто показалось?

–Чего тебе надо? – громко спросил парень с веснушками.

–Ты не понимаешь, что дружба важнее твоего места в обществе? Потерял меня, может быть, её не будешь терять?

–Потерял тебя? И её? Это вы меня потеряли, – грубо произнёс Артём.

Их диалог продолжился, но я не стала его больше слушать. Я устала.

Устала.

Устала.

На большой перемене Пивани позвал меня в кафе напротив школы и заказал мне мороженного.

–Не стоило, – улыбнулась я.

–Ешь!

Пока я ела мороженное с арахисом и клубникой, Пивани смотрел на меня.

–Никогда не сомневался, что ты милая. Нет, нет, ты прекрасная, Александра Берн.

Казалось, что моему настроению некуда подниматься выше, но я ошибалась. Улыбка с моего лица не сползала.

–Какой бы злой и бесчувственной тебя не видели другие, для меня ты всегда была особенной и лучшей.

–Нравлюсь тебе? – прямолинейно спросила я. Парень громко засмеялся, а потом подвёл указательный палец к носу и сказал:

–Тц, ты ничего обо мне не знаешь.

Я только перед смертью поняла, что был он однолюб нестандартной ориентацией. Тогда я сидела в недоумении и ничего не понимала.

–Может поговорим о чём-нибудь прекрасном? – Пивани улыбнулся. После заказал себе пиццу.

–О чём?

–Моя мама говорит, что самое прекрасно в жизни человека – это его детство.

Я лишь поморщилась.

–Почему такая реакция? – Коля нахмурился.

–Я не хочу об этом говорить.

–Что-то случилось ужасное в этот период твоей жизни?

–Да.

–Что же?

–Коль, я не хочу об этом говорить.

–Почему? Ты не доверяешь мне?

–Я боюсь, что после этого ты не захочешь со мной общаться, – мои глаза начинали краснеть.

–Тебя изнасиловали в детстве?

Тяжело вздохнула и выдавила из себя:

–Да.

И это единственное, что я помню. После этого моя мать перестала быть моей матерью. Но я ничего плохого не сделала, я была жертвой. Моя детская психологическая травма отпечаталась в памяти, как татуировка. Надолго. Навсегда.

–Прости, я не хотел, – я видела в его глазах сочувствие.

–Это же уже было, – произнесла без каких-либо эмоций.

–Это и в правду ужасно, – парень будто потерялся после моих слов.

Почти доела мороженное. Коля медленно ел пиццу. А потом спросил меня:

–Почему я должен был перестать с тобой общаться из-за этого?

–Коля, потому что это был не просто маньяк.

–Кто-то из знакомых?

–Коля, у меня ВИЧ.

Он был первый, кому я это сказала.

–Ты серьёзно? – его голос дрогнул.

–О таком не шутят.

Я понимала, что сейчас теряю знакомого. Люди странно реагирует на нас. Больных. Когда я в детстве говорила своим подружкам, что у меня ВИЧ, то их мамы запрещали со мной дружить. Когда мои родители узнали, что у меня ВИЧ. Они перестали быть мне родителями. Ем всегда у края стола. Всегда одной ложкой, вилкой. Моя посуда стоит в отдельном шкафу. У меня дома отдельная ванная комната, туалет. Мои родители бояться задеть меня и находиться долго в одном помещении. Сколько бы раз для них врачи не проводили профилактические работы, всё было бессмысленно. Но я сказала Пивани об этом, потому что доверяла.

–Что мне делать с этой информацией? – произнёс парень. Его взгляд бегал от угла в угол. Свои эмоции он точно не умел скрывать. Мне пришлось уйти, не ответив. Если человек не принимает меня такой, какая я есть, то этому человеку не место в моей жизни.

Домой пришла раньше, потому что стало плохо на 4 уроке. Меня тошнило.

–Пап, мам, – крикнула я, заходя домой. Меня, казалось, сейчас вывернет. Вырвало прямо на пороге жёлтой слизью. А потом снова и снова.

В коридор вышла высокая стройная девушка в нижнем белье. А следом отец. Не помню, что было дальше, потому что я упала в обморок.

Очнулась уже в больнице. Как вовремя, как раз сегодня собиралась. Рядом сидел доктор.

–Что ела?

–Когда? – спросила я.

–Сегодня, вчера?

–Мороженное… и ..

Не успела договорить, врач перебил меня:

– С чем?

–Арахис и клубника, вроде.

Доктор тяжело вздохнул.

В больнице мне пришлось пролежать два дня. Оказалось, что мой организм не воспринимает ни арахис, ни клубнику. Аллергия. Почему я об этом не знала? Ах да, родители не особо меня баловали. Да, и мой организм вообще ничего больше не воспринимает. На второй день мне выписали лекарства и сообщили, что они будут лежать в почтовом ящике. Затем меня отправили к моему лечащему врачу:

–Как ты себя чувствуешь?

–Жива, – пробормотала я.

–Что делала позавчера?

И тут я задумалась. Позавчера? Пыталась вспомнить, но в голове был какой-то туман.

–Понятно, а вчера?

–Вчера была пятница, – уверенно произнесла я.

–Вчера была среда.

–Среда? – на моём лбу появились морщинки.

–Рвота? Головные боли?

–Почти каждое утро, – процедила я.

–Тебе нужно пройти все анализы.

Меня не нужно было упрашивать. Просидела в больнице больше семи часов, а потом в мою палату зашёл доктор. Он тяжело вздохнул и произнёс:

–Твои родители пожелали о том, чтобы ты знала.

–Что случилось?

–У тебя рак головного мозга. ВИЧ настолько ослабил твой организм, что стал причиной раковой опухоли. Мы боимся, что уже ничем не поможем. Она внутри. Операция бесполезно. Твои родители заплатили большую сумму за лекарства, но они лишь приглушают боль. И лекарства от ВИЧ твой организм тоже отвергает в последнее время.

–Сколько ещё осталось? Год? Неделя? День?

–Мы не знаем, как поведут себя раковые клетки спустя три часа, день, неделю.

–Хорошо, я тогда пойду.

Доктор удивился тому, что я восприняла информацию просто. А как мне ещё её воспринимать? Плакать? Проклинать всех? За что? Я уже давно смирилась, что моя смерть будет долгой и тяжелой. А самое главное одинокой.

Когда вернулась домой, то почувствовала в коридоре странный, но знакомый запах. Он всегда был тут, но раньше никогда не замечала его. А потом вспомнила. Та высокая девушка. Это её духи?

–Михаил Викторович Берн, почему в коридоре так пахнет духами той высокой девушки в нижнем белье? – крикнула я на весь дом, не подумав о последствиях. В коридор вышла мама и глубоко вдохнула.

–Какой девушки?

–Перед тем как приехать в больницу, я была дома. Михаил Берн был тут с высокой женщиной. Может быть, по работе?

–Миша, – крикнула очень громко Олеся Вадимовна. И тут я поняла, что мне нужно уходить.

Я не выходила из комнаты оставшийся день. Мне было страшно. Слышала, как мама кричит на папу, а папа молчит. Я буквально чувствовала то, что чувствует она. Разговаривала с предателем и не слышала ничего в ответ. Только его дыхание. Видела, как его глаза предательски метались из угла в угол, но молчали.

Ближе к ночи стало тихо. Решилась выйти на кухню, чтобы быстро перекусить чем-нибудь. Но не удалось, так как там сидела мама. Она смотрела в одну точку, но заметила, как я вошла.

–Кушать хочешь? Давай я разогрею тебе суп, – проговорила она, а после резко встала и начала что-то делать. Я лишь села за стол. Она сама разогрела сейчас мне суп? После того, как мне исполнилось 12 лет мама не готовила мне. Если я не успевала к столу, то мою порцию съедали кошки. А тут я видела, как она старательно разогревала тарелку супа, добавляла красный перец и сметану. Всё, как я любила. Откуда Олеся Вадимовна об этом знает? Она поставила тарелку на стол и подала ложку. Мою ложку из моего шкафчика.

–Приятного аппетита, – произнесла мама и села напротив.

Не могла есть. В горле был какой-то ком. Эта вся история с отцом и болезнью меня напрягала.

–Мама, всё хорошо? – осмелилась спросить.

–Да, просто папа уехал на работу.

– Нет, не надо. Я ребёнок. Хватит. Я тоже чувствую. Всё. Я хочу любви. Если тебе не дал её мой отец, то ты не должна злиться на меня. Пожалуйста.

Произнесла несвязанные предложения, пришедшие мне на ум.

–Я люблю тебя, – оправдываясь, произнесла мама.

–Ты избегаешь меня. Избегаешь мои проблемы, болезни. Всё, что связано со мной ты отвернула от себя на 180 градусов. У меня рак мозга, а ты даже не спросила, как я чувствую себя. У меня просто ВИЧ, а не туберкулёз, который передаётся воздушно-капельным путём. У меня губа разбита, а вы сделали вид, что я здоровая и обычная.

–Что ты такое говоришь? – мама сделала вид, что не понимает меня.

–Ты права. Вру. Вы сделали вид, что меня просто нет. Похоронили живую дочь. Простите, что ещё жива.

Резко встала из-за стола и вышла.

Утром меня ждал завтрак, а мама уже ушла на работу. Я поняла, что в этот момент в моей жизни что-то пошло не так.

Пришла в школу. У входа встретила Шнайдер. На моём лице появилась улыбка, захотелось его обнять.

–Артём, -крикнула я. Он посмотрел на меня, а потом отвёл свой взгляд на что-то другое. Подошла к нему почти впритык, но Артём отошёл.

–Два метра, Александра Берн.

–Ты свои два метра нарушил сам, – произнесла я, сделав шаг к нему.

–Не заставляй меня повышать голос на тебя, мне не хочется тратить на тебя свою энергию и своё время.

–Чего ты такое говоришь?

–Я поговорил с ребятами и сказал им, что ты больше не моя. Теперь ты для них обычная.

–Не твоя? А была твоей? – меня распирало изнутри.

–Да, – спокойно ответил Шнайдер. Я сделала ещё один шаг.

–Поцелуемся? – выпалила я, заметив, что рана на его губе прошла. А потом сразу покраснела. Артём улыбнулся и обнял меня. Казалось, что сейчас большего и не надо. Но когда его губы коснулись моих, поняла, что хочется ещё и ещё. Только Шнайдер быстро отстранился и ушёл. А я осталась с улыбкой на лице.

–Нам теперь снова её бояться? – кто-то спросил довольно громко и вернул меня на землю.

Почему мои одноклассники такие глупые? Эх, нет, это мы глупые.

А что теперь? Мы поцеловались на глазах у других людей, теперь мы вместе? Он простил меня? Или это было начало конца? Или узнав о моём диагнозе, он побежит сдавать анализы на ВИЧ?

Целый учебный день сидела на школьной конференции, как президент школы. Потому у меня не было возможно поговорить с Артёмом. Но после уроков неожиданно для меня ждал Коля.

–Не виделись долго. Ты в порядке? – спросил парень.

–Да, я теперь в порядке.

–Ну, иди сюда, обниму, улыбнись, – незаметно для себя оказалась в объятьях Пивани.

–Спасибо, – произнесла я.

–Всегда пожалуйста, мы же друзья.

–Всё-таки друзья?

–ВИЧ – это не конец. Прости за мою реакция. ВИЧ не делает тебя в моих глазах другой. Ты для меня осталась прекрасной.

–ВИЧ – это не конец? – переспросила я.

–Нет.

–Хорошо, кого ждёшь тут?

–Тебя вообще-то ждал. Шнайдер эти три дня говорил со мной, причем первый.

–Вы помирились?

–Скорее всего вы. Он спросил у меня дважды, где ты. И трижды: «Она в порядке?». Вы разговаривали сегодня?

–Да…

Я не успела договорить.

–Александра, – крикнул кто-то позади меня.

Я резко повернула голову и увидела Шнайдер. Пивани немного отодвинул меня от себя.

–Ты сделала свой выбор, – продолжил Артём.

Я молчала. Что мне делать?

–Это поцелуй вообще ничего не значит? – это же моя фраза. Но почему её сейчас говорит Артём?

Мои губы будто слиплись.

–Александра Берн, – продолжил Шнайдер, – совсем ничего? Неужели после можно идти и обниматься с другим парнем? Молчишь? Правильно делаешь, я не хочу тебя слушать. И тратить время на тебя тоже больше не хочу.

Он развернулся, но потом снова повернулся, посмотрел на меня, видимо ждал, что я что-то скажу.

–Ты как обычно? Просто ищешь повод перестать общение? – спросил Пивани.

–А ты мстишь мне? – в голосе Артёма слышался негатив.

–Чего? – Коля пошёл к бывшему другу, закатывая рукава.

–Бить будешь? Прости, я не дерусь из-за девушки, которая мне никто, – парень с веснушками махнул рукой и ушёл.

–Да к чёрту на этого эгоиста, – спокойно произнесла. Взяла портфель, помахала Пивани и тоже ушла. Если он сделал выводы, не выяснив ситуации, то значит не особо я ему и нужна.

Дома никого не было. Зашла в свою комнату и упала на диван. И тут на меня нахлынули мысли.

Я ведь и в правду была не права. Считая, что Пивани его бывший друг, то это было предательство. Неужели он нравится мне? Неужели Шнайдер нравится мне? Неужели? Может, мне стоит объясниться? Да, но раз он не хочет меня слушать, то я напишу ему письмо. Пусть это будет по-детски, но другого выхода нет. Схватила лист и ручку, и начала писать:

«Мальчик с веснушками, ты должен знать, что твои веснушки – это моя любовь. Твой эгоизм – это моя слабость. Никогда бы не смогла подумать, что ты понравишься мне. Вообще не думала, что когда-то мне кто-то понравится. До тебя я отрицала существование любви, до тебя я была другой. А потом моё сердце дрогнуло при виде твоих веснушек. Оно содрогалось каждый раз, когда ты смотрел на меня. Сначала я была правда убеждена, что это вызов. Хотела стать лучше тебя. Думала, что хочу стать выше тебя, опустить тебя на дно и затопить своей успешностью. Но с первой победой за моей спиной я почувствовала холод. Неужели не туда? Неужели не то? Сколько лет я была за твоей спиной, сколько лет я хотела стать лучше тебя? Но первая победа в этом соревновании не дала мне ничего. Только какое-то опустошение, будто это не то чего я хочу. А чего хочу я? Чтобы твои губы были у моих губ, чтобы твои два метра стали для меня всего лишь словосочетанием. Чтобы твой эгоизм стал для меня лишь улыбкой на лице. Я хочу, чтобы твои веснушки всегда были у меня перед глазами. Плохо засыпаю по ночам, зная, что завтра утром не увижу тебя у своего порога. Хочу всего лишь, чтобы твоя рука всегда держала мою руку. Артём Шнайдер, сделай ко мне два шага. Не отходи. Я люблю тебя».

После набрала Колю Пивани, чтобы узнать адрес проживания Артёма. Заказала такси, поехала. На моё удивление это был огромный дом, огороженный высоким забором. Нигде не было ящика. Поэтому мне пришлось перекинуть письмо, через забор. Надеюсь, что они заметят картонный конверт. Вероятность была маленькая, поэтому я ещё минут десять простояла у ворот, ожидая, наверное, чуда. Но осмелилась поступаться в ворота и скрыться, а потом выбежать быстро на тротуар, сделав вид, что я просто прохожий. Из ворот вышел пожилой человек. Он огляделся по сторонам, даже не обратил на меня внимание. Под ногами заметил картонный конверт, взял в руки и скрылся. Мне было неважно, кто прочитает первый из их семьи. Главное, чтобы его прочитал Артём Шнайдер. Мне не стыдно за свои чувства.

Я человек.

Каждый человек чувствует.

И его родители тоже люди, значит они поймут.

Мне казалось, что я утешала себя.

На следующий день вышла из дома с ватными ногами. Хотела увидеть там Шнайдер, но его не было. Разозлилась. Я была так зла, что, зайдя в класс, сразу подошла к нему и сказала, предъявляя:

–Ничего не значу? Мои чувства для тебя бессмысленны?

–Ты в порядке? – Шнайдер тяжело вздохнул.

Подняла на него глаза. Он смотрел довольно озадаченно. А смысл говорить с человеком, который прочёл письмо и никак не отреагировал? Я не готова бегать за ним. Меня жизнь не готовила к безответной любви.

–Прости, – произнесла я.

–Отойди, пожалуйста, ещё на два метра, – спокойно сказал Артём, доставая из портфеля английский.

И я отошла. Только не на два метра. Совсем отошла. После этого Артём будто пропал из моей жизни. Я перестала его замечать, потому что дома были проблемы. Мама была в депрессии. Единственное, что оставалось в моей жизни – это Пивани. Он часто провожал меня до дома, знал все мои проблемы. Коля помогал мне жить дальше.

–Мы так давно общаемся, и для меня это дико, – призналась я другу.

–Почему?

–Потому что я не верю в дружбу между парнем и девушкой, – пояснила.

–Ладно. Но я считаю тебя другом. У тебя ко мне чувства? Мы можем поговорить об этом?

–Я отказываюсь от любви, – громко засмеялась, а потом заревела. Вспомнила Шнайдер. Пивани крепко обнял меня и прошептал: