bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
98 из 133

– Сижу один, сожмусь и терплю.

– Ты сильный! – похвалила я друга.

– Стараюсь. У меня троек уже нет. В военное училище хочу поступать.

Я обратила внимание на то, что ни Леша, ни Катя, как и я, не умеют бурно выражать радость. Внутри ее держат.

И все же она есть в них благодаря стараниям Лидии Ивановны!


ДУША УЧИТСЯ ЖИТЬ

Иду мимо детского дома.

– Здравствуйте! – еще издали приветливо кричу я Лидии Ивановне. – Какие еще интересные сочинения написали ваши ученики?

Она тут же откликнулась:

– Вчера я задала ребятам вопрос: «Чем отличается молодой человек от старого?» Получила много неожиданных ответов типа: «Мама красит губы, а бабушка – нет». «У папы есть деньги, а у дедушки – нет».

А недавно меня потрясло сочинение про скворечник одного пятиклассника. Учится плохо. И вдруг – такое! Пишет: «Два друга делали скворечник. На улице было холодно. Дул сильный ветер. Один мальчик заболел гриппом и умер. Но его душа всегда останется с птицами». Очень поразил. Наконец раскрылся, как первая весенняя фиалка. Понимаешь: крик детского горя должен быть услышан и понят. Только тогда ребенку можно помочь. Если есть время, заходи, почитай сочинения Лады. Художественная натура.

Открываю первую страницу. «Море – это колыбель, которая ласково баюкает наши мечты. Я думаю, что люди, живущие на берегах рек и морей, добрее и счастливее… Лежу у моря. Закат нежно колеблется. Небо заливается кровавым цветом. Мутные облака полосами закрывают вечернее солнце. Потухают золотые краски дня. Песни вожатого кажутся мне одной мелодией. Тонкий писк комара проникает в мои мысли и разрушает светлые мечты».

«Рассвет – глоток утренней зари, подарок природы. Ослепительно сверкают золотые струи «слепого дождя». Девушка на берегу подняла руки и будто летит. Она их для настроения приподняла. Дождь закончился. Улыбается солнце в лужах. Я сижу на берегу и слышу, о чем говорит тополь с ветром и почему плачут березы. Спящие – проснитесь, зрячие – увидьте, сильные – защитите самую дорогую в мире ценность – природу! Ей не хватает нежной, заботливой любви человека…»

– Ну, как? – спросила учительница заинтересованно.

– Лада в чем-то похожа на меня.

– Вся в чувства уходит. Посмотри, какие слова употребляет! «Туман зашторил горизонт»; «радужное настроение»; «золотая проседь берез»; «душа упивается земной благодатью, в тишине ее пристанище»; «вот так метаморфоза! впечатляет!» А вот практицизма пока нет в ней. Жалко вторгаться в ее душу, но к реальной жизни все равно надо готовить. Только осторожно, а то рожки сразу выставит. Важно не считать детей глупее и грубее, чем они есть на самом деле.

– Знаешь, я была совсем молодым педагогом, когда увидела, как один воспитатель стегал лозиной мальчика лет тринадцати. Получив, я думаю, заслуженное наказание, мальчик вдруг повернулся и сказал тихо, с укором: «А вы попробуйте не бить, по-человечески объясните. Может, лучше получится?» Бить всякий сможет. Кто бы понял… – вздохнула Лидия Ивановна.

– Вчера видела, как Бориска хамил воспитательнице… – начала рассказывать я.

– Не ей он грубил, а своей неудачной судьбе. Он вымещал на воспитателе свою обиду, – объяснила Лидия Ивановна. – Внешнее поведение детей – это их реакция на окружающих в зависимости от внутреннего стержня каждого. Борю чуть-чуть задели, а он ответил в десять раз злее. И совсем не потому, что жестокий. Протест свой выражал. Видно, долго копились в нем отрицательные эмоции. Малейший толчок раздражения – и они выплеснулись. Детдомовский ребенок – постоянно натянутая струна. Эти дети как цветы в заброшенном саду. Их топчут, мало оберегают, не всегда понимают… Да если еще по нежной душе ножом… Плоть срастается, а раны души – нет.

– Вы об их живых родителях?

– О них, – вздохнула учительница.

Мы немного помолчали.

– Ты знаешь, – вдруг улыбнулась Лидия Ивановна, – я добилась у директора разрешения, чтобы педагоги тумбочки у детей не проверяли.

– Почему?

– Для сохранения личности. У любого ребенка должен быть свой уголок, свое местечко, где он отдыхает душой и чувствует себя совершенным. У него должна быть своя, особенная, понятная только ему игрушка, свой маленький секрет, свое заколдованное царство, в которое только он сам может впустить взрослых. Ребенок понимает, что он не совершенен, тем более, что мы об этом часто напоминаем, поэтому иногда надо отводить ему время и место, где он может чувствовать себя значимым. Допустим, пусть громко включит радио и слушает то, что ему нравится, пусть танцует, вскидывая ноги выше головы. Ребенок обязательно должен реализовываться. Участвовать в праздниках, шить, мастерить. Не соревноваться, не утверждаться, а реализовываться, поняла?

Каждый ребенок может найти себе дело, в котором он будет чувствовать себя комфортно. Мы должны учитывать интересы детей. А самоутверждение – только лишний повод для драк. Важно научить ребят трудиться с радостью. Кого можно воспитать на запретах, при отсутствии ласки, да еще с «этикеткой» – дебил?

Я некоторое время работала в райкоме. Детским сектором заведовала. Запомнился мне двухлетний мальчик в доме ребенка. Абсолютно неконтактный. Взрослых увидит, – спрячется под шкаф и плачет. Будто щенок. Удалось мне его выманить, на колени посадить. И вдруг он прижался ко мне! Сердце кровью облилось. Два года я его мать искала. Нашла. Она мучилась без сына и в то же время не решалась забрать его. Потом благодарила. Вы, говорит, послужили толчком, я поверила в свои силы. Малыш за короткое время изменился, развиваться стал.

Мои родители были очень строгими. Бывало плачу, а они не берут на руки, ласкового слова не скажут. Я, будучи взрослой, сказала об этом маме, так она теперь с моей дочкой другая. Всю свою нерастраченную любовь ей отдает. У детдомовских детей развитие тормозится из-за отсутствия ласки. Они как цветы: без солнца плохо растут. Много ли богатства в детстве у нашего поколения было? А любовь была!

И взрослый вянет без любви. Мой знакомый как-то поделился: «Как похвалят меня, – я расцветаю. И тогда все у меня ладится, кажется, горы могу свернуть». Я считаю, что если в жизни у человека не было любви, значит, не жил он, а существовал. Один мальчик из моего девятого класса написал в сочинении: «Счастье – это когда тебе кажется, что тебя любят и ты всех любишь». Чувствуешь разницу? – спросила Лидия Ивановна и внимательно посмотрела на меня.

– Чувствую, – ответила я уверенно. – Сразу видно, что это слова детдомовца.

Учительница улыбнулась.

– Представляешь, что пятиклассница мне недавно сказала на перемене?! «Вам трудно живется, потому что вы правильная». Все ребятишки видят, все подмечают! Не надо бояться, что дети не поймут нас. Я разговариваю с ними как с взрослыми. Если сразу не осмыслят мои слова, все равно они где-то в подкорке отложатся и потом осознаются ими. Не с криком, с добром, с любовью к ним надо, тогда они легче воспримут любую информацию.

Я постоянно вызываю детей на разговор. «Думайте, отвечайте, – настаиваю я. – Чтобы состоялся диалог, необходима обратная связь. Она всем нам нужна».

– Не слишком ли взрослым языком вы с ними разговариваете? – удивилась я.

– Раз мы хотим растить детей умными, то и беседы должны вести с ними на должном уровне. Вспомни себя в 9–10 лет. Разве тебе нравились примитивные, простенькие речи?

– Я радовалась добрым людям, а восхищалась умными и эрудированными. Зачарованно смотрела на них и во все уши слушала! – воскликнула я.

– Вот и мой внучек такой же. Каждое слово ловит. Зачем же обеднять итак обездоленных ребятишек?

– А вы знаете, почему дети часто молчат? – спросила я учительницу и тут же ответила сама: «Потому что не доверяют взрослым. Их обижает ложь, пренебрежение. Не всякий взрослый может преодолеть себя и сознаться, что был не прав».

– А ты взрослых быстро прощаешь?

– Я быстро обижаюсь и быстро прощаю, когда понимаю причину. И если виновата, сразу сознаюсь. Бабушка говорит, что у меня легкий характер. Одно плохо: я грустный человек и невольно всюду замечаю плохое, поэтому считаю жизнь невеселой. Бабушка шутит надо мной: «Когда человек лежит в больнице, ему кажется, что все люди на земле больные». А на бабушку я вообще никогда не обижаюсь.

– Детдомовские дети видят жизнь через призму своих бед, как через черное стекло. Они часто тонут в своих обидах и в жалости к себе. Я учу их меньше ныть, меньше копаться в себе, объясняю, что никто веселить их не будет. Приучаю участвовать во всех мероприятиях и самим делать свою жизнь интересной.

– Без вас, наверное, в детдоме ни одного хорошего дела не происходит?! – воскликнула я.

– Ну что ты! Я больше о душе детей радею, об умственном и культурном развитии. Всего мне не охватить. В хорошем коллективе педагогов – наша сила. Один раз меня пригласили работать в очень престижную школу. И двух недель не выдержала. Вернулась к своим детям. Невыносимо чувствовать, что не полностью отдаешь себя. Здесь, в детдоме моя душа. Здесь я нужнее.

Одно меня беспокоит: мало дети читают. Они не достигли того возраста, чтобы понять, что при этом теряют. А если не будут читать, то никогда не поймут и не смогут самосовершенствоваться. А значит, будут деградировать. Важно пробудить в ребенке хорошее, а потом оно разовьется, – объяснила учительница.

– Это уж точно! – подтвердила я мысль учительницы. – В первом классе на уроке пения во мне проснулась любовь к музыке. И теперь я с удовольствием слушаю настоящую музыку, а не ля-ля.

– Ученика своего вспомнила, Колю, – вдруг как-то особенно мягко сказала Лидия Ивановна. – И школа, и природа заложили в нем много хорошего. Вышел из интерната. Жизнь придавила своей реальностью. Сначала курить, потом пить начал. Первое воровство. Тюрьма. Обычная цепочка. Но ведь сумел пробить головой коросту, разломал корку! А началось мучительное «выползание» из грязи оттого, что читать любил. Как-то попала ему в руки религиозная книжка философского содержания. Задумался он, о своей жизни размышлять стал. Твердо решил завязать с водкой. Ох, как трудно ему было отрываться от прежних «прелестей»! Книги помогли. Увидел в них другой мир: чистый, благородный. И преобразился! Даже внешне Коля стал лучше.

Потом с женой повезло. Понимает его. Ох, и досталось ей от родителей: «Судимого, алкоголика в дом привела!» Дружки его по тюрьме до сих пор заходят. Спрашиваю у жены Вали: «Не боишься, что свернет с дороги?» «Нет, – говорит, – верю ему». Двое детей у них теперь. Смотрю – захаживать стал к нему один из «бывших». Весь в татуировке. Глянуть страшно. Немного пожил у них, потом Коля его в монастырь отправил. Целых три дня там его друг выдержал. Месяца через два опять Коля его туда повез. Уже неделю там живет. Приобщается. Надеюсь, Николай вернет его к нормальной жизни. Не зря говорят: «Книга – твой лучший друг и советчик».

– А почему детдомовцам труднее выходить во взрослую жизнь? – озабоченно спросила я.

– Стойкость у брошенных детей не вырабатывается. Отсутствует воля к жизни, ответственность за свое поведение.

– Отчего так? – озадаченно и взволнованно произнесла я.

– В их жизни нет места сказке. Только фантазии в голове и те подчас пустые. Безнаказанность взрослых делает их безразличными к жизни. Чувствуют себя несправедливо обиженными. У них обостренное восприятие действительности. Но, вместо того чтобы бороться, добиваться намеченной цели, стонут, считают, что все им обязаны. Мешают глупые, вредные ранние связи девочек с мужчинами. Не всех удается уберечь. Желание новых, взрослых ощущений плохо влияет на умственные способности, вызывает нарушение психики и, как следствие, ведет к неудачной жизни, – таков был исчерпывающий ответ педагога.

Еще у меня есть интересный ученик. Гена из пятого «А». Умница, но нервы слабенькие. Сам понимает, что владеть собой не может. Успокоительные таблетки пьет старательно. Врач выписала, – раздумчиво начала рассказ Лидия Ивановна.

– Зачем таблетки! – заволновалась я. – Они подавляют ребенка и мозги притупляют. Знаете, какая я нервная была? Истерики часто нападали. Бабушка меня вылечила. Чуть я начинаю заводиться, она меня ласково так просит водички ведер сорок на огород отнести или торфу, угля, дров наколоть.

Я приметила: чем больше «разойдусь», тем больше надо работать, чтобы успокоиться. Только к шестому классу поняла, что бабушка таким образом из меня человека делала. Благодарна я ей, как никому другому. Не представляю, как вы без постоянной физической работы детдомовцев воспитываете? Им бы в колхозе работать с нами. Они же эгоистами у вас растут.

Конечно, хотелось бы, чтобы работа была интересной. Но я понимаю, что в деревне такую пока найти невозможно. Радостей у ваших ребят мало, зато есть много времени скулить. Они только себя жалеют. А мне и брата жаль, и мать. Я когда о них думаю, то про себя забываю. Бабушку особенно люблю. Я все бы отдала, чтобы она выздоровела. Вот мой друг, Леша Воржев, тоже заводной. Его постоянно ругают. А проще и полезней дать ему возможность поработать в полную силу, – решительно и напористо высказала я свое мнение.

– Леша серьезный мальчик. Он сумеет справиться со своим характером, – успокоила меня учительница.

– Мне кажется, что ваши ученики больше задумываются над жизнью, хотя мало в ней понимают. У моих одноклассников куда более легкое отношение к происходящему вокруг, – предположила я.

– Естественно! Когда у ребенка в семье все хорошо, он живет счастливой детской жизнью. Его мало волнуют взрослые проблемы. А мои ученики часто не находят выхода из тоски и обид. Мы стараемся им помочь. Но это такой тонкий, кропотливый и не всегда благодарный труд! Представляешь, привозят к нам ребенка лет десяти, познавшего все темные стороны жизни, а нам надо сделать из него лучезарного оптимиста, преданного товарища, честного труженика и просто доброго человека! – тяжело вздохнула Лидия Ивановна. – Очень важно чаще разговаривать с детьми, как со взрослыми, но доверительно. Надо приучать подростков размышлять, анализировать, думать о будущем, о своем месте в жизни, о путях достижения намеченной цели.

– Понимаю ваши проблемы. А можно вас о личном спросить?

– Любопытно как! О чем же? – оживилась учительница.

– Правда, что вы с парашютом прыгаете?

– Ах, вот ты о чем? Правда. Когда с младых ногтей всего себя отдаешь работе, к старости устаешь, выхолащиваешься. Для учителя на работе не время проходит, а жизнь. Не годами, здоровьем учитель воспитывает детей. Поэтому иногда уединения хочется, а иногда вот такого, особенного. Душе свобода требуется, пространство, свежий ветер, встряска, обновление. Работу свою люблю, но она ежедневна. После прыжка чувствую, будто заново родилась. Сил прибавляется, застоя в крови нет. Вновь появляется желание работать ярко.

– Лидия Ивановна, а восьмилетнего «форточника», о котором писали в местной газете, можно спасти?

– Ой, как трудно! Первая беда состоит в том, что на его пути встретился хитрый вор. Тот догадался, что у ребенка нет возможности поплакать на плече у взрослого, способного защитить его от отчима, когда услышал, как мальчик рассказывал свои обиды придуманному, фантастическому другу. Он понял, что ребенок мечтает о сильном, добром человеке. И теперь за любовь этого жестокого корыстного человека мальчик готов на все, даже свою отдать жизнь. Он верит каждому его слову. А вторая беда в том, что вор успел приучить ребенка к богатой легкой жизни, к порочной романтике. Мальчик чувствует себя сильным, смелым, героем! Его пионерской работой не увлечешь, ему теперь сильные ощущения подавай!

– Почему вы со мною так долго беседуете, время свое личное тратите? Я же не ваша ученица.

– Мне кажется, что в будущем из тебя должен получиться неплохой педагог. А в моем возрасте давно пора опыт передавать, – улыбнулась Лидия Ивановна. – Тебе не пора домой? Мама, наверное, уже волнуется?

– До свидания. Спасибо! – поблагодарила я учительницу.

Мне не хотелось расставаться с человеком, который так хорошо понимает нас, детдомовских!


ПРЕЗРЕНИЕ

Сижу на уроке химии. Бледный рассвет. Серая туча источает скудные слезы. А вчера радовал свежевыпавший снег. На улице было тихо, чисто, бело, как на зимнем кладбище.

Вяло размышляю. Мысленно с тобой, Витек, разговариваю: «Не любим мы учительницу химии – скучную, безразличную тетку с вечно кислым, изнуренным выражением бледного, сильно наштукатуренного лица, крашеными белыми волосами, тусклыми водянистыми глазами и тонким надтреснутым голосом. Она носит блеклую одежду, обтягивающую ее тощую сутулую фигуру. Неудачно она корректирует свою увядающую «красоту». Кличка «Селитра» очень подходит к ней.

Ася Петровна ведет уроки нудным, монотонным голосом. Не объясняет новый материал, а неинтересно пересказывает учебник. Самое большее, на что она способна, так это пересказать учебник. Я быстро теряю нить ее рассуждений. Обычно после любого учителя я могу, чуть ли не слово в слово, повторить текст. Но от «Селитры» в голове ничего не задерживается. Манера опроса у нее тоже странная: «Расскажи пятый абзац. Садись». Ни повторений, ни задач, ни интересных применений. И контрольных по пальцам можно пересчитать, не то что по математике.

Первое время я в силу привычки старательно учила заданный материал, а потом стала класть химию в самый низ стопки учебников, потому что совершенно равнодушна к ней. А теперь и вообще на перемене пробегаю параграф глазами – и готово! На «пять» отвечу. А спроси, что было пару уроков назад – по нулям.

Я не чувствую удовольствия, получая отличные отметки, потому что они не стоят мне труда. Совесть сначала часто терзала. Не самолюбие и гордыня заглушили ее голос – просто привыкла. А успокаивала себя тем, что химия не имеет преимуществ перед другими предметами, ее не надо будет сдавать в институте на вступительных экзаменах.

Даже троечники возмущались: «Противно на ее уроках сидеть, лучше сбежать да погулять от души. Все какая-то польза».

Ася Петровна часто опаздывает, но и тогда идет на урок, не торопясь, опустив голову вниз, будто ее, как теленка с луга, насильно тащат на веревке. Наверное, не нравится ей работать в школе. Ее пустой взгляд – всегда мимо нас, медленные, вялые движения указывают на полное пренебрежение и безразличие к ученикам.

– Покажите нам какие-нибудь опыты, – просим мы.

– Читайте учебник, – сонно отвечает учительница.

Больше мы про них не заикались.

Как-то она опять опоздала. Мы весело резвились за закрытой дверью, чтобы не мешать соседним классам, а «сторож», стоя «на атасе», через окошко над дверью следил за появлением неприятеля. Видит: бредет, ковыляет неспешно наша «любимица». Невыносимое разочарование!

– «Селитра» идет! – услышали мы настороженный возглас, вмиг разбежались по местам и замерли.

Видно, часовой в азарте слишком громко выкрикнул сигнал опасности, и учительница услышала его. Вошла, как всегда, угрюмая суровая и неприветливая. Скривив тонкие бледные губы, зло усмехнулась:

– Этикетку повесили. Ну-ну. И то сказать, не дураки.

И, будто ничего не случилось, начала урок. В первый момент я устыдилась нашего поведения. Жалко оскорбленной старухи. Но противный голос быстро вывел меня из состояния раскаяния. Я тогда еще подумала: «Увижу ли когда-нибудь на ее лице улыбку? Отчего она всегда такая смурная? Есть муж, маленькая дочка – ее копия… Так она не старая?! Я бы меньше пятидесяти ей ни за что не дала».

Один раз вместо Аси Петровны занятие у нас проводила молодая учительница Набойченко Валентина Григорьевна. Она удивилась, что даже отличники не знают формулы воды, и попросила нас для начала запомнить шутливый стих: «Сапоги наши худые: пропускают аш два о…», а потом принялась объяснять, что такое валентность. За один урок вся неорганическая химия предстала передо мной удивительно красивой, простой и интересной наукой. Я вдруг поняла, что без знания валентности, многое и в физике для меня было бы недосягаемым. Я поблагодарила судьбу за то, что она предоставила мне возможность сравнить двух учителей и осознать необходимость изучения химии.

Собственно, это был не первый опыт. Александра Андреевна, учительница литературы в параллельном классе, заменяя Ивана Стефановича, с таким восторгом читала нам наизусть Маяковского, Есенина и Блока, что с тех пор я обратила внимание на ироничную, не очень любимую в педагогическом коллективе, если мягко сказать, «Алексашу».

Она как небо от земли отличалась от Ивана Стефановича. И к нашим сочинениям отнеслась иначе: хвалила как раз те моменты, за которые наш учитель ругал. И прозу читала удивительно просто, без всякого пафоса, совершенно естественно, а горло сжимало, слезы накатывали. С нею я впервые поняла, как составлять план и что такое стержень сочинения. А как-то учительница произнесла интересный монолог. Мы рты позабыли закрыть! «…В литературе человек ищет утешения. А для многих писателей на первом месте стоит языковая составляющая, владение словом, нахождение новых смыслов, стремление выдавать читателям отфильтрованную, сжатую информацию. Есть произведения, которые «меняют состав крови» человека, воспитывают. У каждого писателя своя ниша. Но главный признак ценности литературного сочинения – срок его годности для будущих поколений. Одни гениальные авторы и их герои остаются на века, потому что затрагивают такие вечные темы, как добро и зло, ненависть и любовь, другие служат только своему времени, но они тоже нужны, если талантливые…»

Еще говорила о том, что читателю не автор важен, а его герои и что они часто не совпадают. Вот чего бы не подумала! А в конце последнего урока Александра Андреевна сказала: «Ваши мечты не должны разбиваться о скалу безразличия бездушных людей. Все в ваших руках. Мало иметь способности к каким-то наукам. Надо в себе развивать бойцовские качества: сметку, напористость, упорство, умение общаться. Только идя к намеченной цели, не забывайте о человечности». Вот так учитель!..

После урока Валентины Григорьевны мы еще больше презираем «Селитру» и в отместку вешаем на дверь кабинета химии записки типа: «Пива нет, ушла на базу» или «В продаже только селитра». А еще затеваем перед ее кабинетом игру «Кто первый войдет, тот дурак». Естественно, никто не хочет идти в класс. Начинается свалка. Воюем до тех пор, пока удастся кого-нибудь закинуть через порог. Ася Петровна злится, но никогда не жалуется в учительской. Почему?»

…Стук крышки парты отвлек меня от разговора с тобой, Витек. Замечаю, что «Селитра» объясняет новый материал. Послушала немного. Не завладела она моим вниманием. На фразе: «Повторяю еще раз для тупых» – принялась сосредоточенно рассматривать и считать на стекле мух, проснувшихся от мартовских лучей. Гляжу на вереницы буйных низких облаков. Ненастье шквальным ветром обрушилось на село. Ветви тополей стегают окна. Крыши слезятся.

Вспомнились обращенные к моей матери тихие осуждающие слова девушки на вечере встречи с выпускниками: «…Ни один выпускник нашей школы не решается поступать в институт, где сдают химию… Поделюсь только с вами… внеурочно она великолепно подготовила мою подругу. На пятерку. Ведь может, если захочет!..»

Вошла дежурная по школе, журнал принесла. «Как ты смогла так тихо пройти мимо меня, словно мышка?» – отмечает Ася Петровна. «По потолку», – улыбается дежурная. Мы смеемся шутке.

Я опять мечтаю. Неожиданно зычный, резкий крик прервал мои фантазии. Качнулись белые завитушки на затылке. Ася разразилась бранью. Я наизусть знаю ее крылатые слова: «охломон», «чучело огородное», «дубина стоеросовая», «дылда», «отребье»… Понимаю, ей нужно выплеснуть раздражение и тем самым вернуть себе душевное равновесие. Я так и не выяснила, отчего она кричала.

Смотрю: широким царственным жестом вызывает к доске Кольку и ядовитым голосом комментирует:

– Интересуешься моей персоной или химией? Признаться, не ожидала тебя сегодня встретить. Я бы предпочла, да будет всем известно, не видеть тебя на уроке. Ручаюсь, опять не выучил. Возмутительно ненадежный характер! Полагаю, переизбыток знаний тебе не грозит. Вероятно, только расхолаживаться можешь. Удачно сегодня протекала борьба с ленью?

– Менее удачно, чем борьба с завтраком, – в тон ей находчиво, но смущенно отвечает Коля и начинает по уроку бормотать что-то нечленораздельное.

– Похвально! К тому же, знаешь, даже замечательно! Исчерпывающий ответ! Правда, не слишком вразумительный. Как всегда не знаешь, не ведаешь, что говоришь! Что это за месиво из слов? Вымахал с версту, а ума не набрался. Не ученик, а сплошное недоразумение. Пожалуй, более достоверным будет считать, что не учиться, а глумиться и досаждать мне пришел. Только и жди от тебя подвоха! Между прочим, уверяю: придет время и тебе опомниться, да поздно будет. Помнится мне, ты что-то обещал накануне праздника. Во всяком случае всегда можешь исполнить свою мечту: убраться из школы. По крайней мере, уж в этом-то я не сомневаюсь. Сказать же, что буду жалеть о тебе, не могу. Вместе с тем я считаю: тебе пойдет на пользу колхозный коллектив. Легко может статься, что станешь его почетным членом, потому как неприлично глуп и вместе с тем абсолютно невоспитан… Совсем черепушка не варит. Прекрати, останови словесную шелуху! Не осознаешь, что околесицу несешь? Легче удавиться, чем тебя понять. У тебя голова вместилище ума или дерьма? Сделай одолжение, уймись, – произносит учительница длиннющий монолог на одной ноте и еще при этом апатично зевает. (И как это у нее получается!)

На страницу:
98 из 133